Литературный портал

Современный литературный портал, склад авторских произведений
You are currently browsing the фэнтези category

Бог знает лучше.

  • 14.02.2020 00:59

БОГ ЗНАЕТ ЛУЧШЕ. 

  

 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 

  

 СМЕРТЬ. 

  

«Ребёнок не знает смерти 

И потому он бессмертен. 

Где ты детство моё…» 

 

 ПРОШЛОЕ. 

 Осень, ранний вечер, провинциальный восточный город. Точнее то что от него осталось. А осталось немного. Где-то американская авиация поработала, где-то смертники, где-то артой подшлифовали…  

Пыль, дыры в уцелевших стенах, запах разложения и отзвуки далёкой перестрелки. Через развалины домов с трудом пробираются двое. По крайней мере пытаются. Один, припадая на раненную ногу тащит второго. Длинные седые волосы, правая сторона лица залита кровью. Грёбанная мина. Но можно сказать повезло. В руке автомат. Пригодится…:  

Брат, оставь. Вдвоём пропадём. Молчи, береги силы. Я обещал бабушке присмотреть за тобой.  

Лечь бы прямо на камни и не вставать. Отдохнуть хоть немного. Размечтался. Совсем рядом голоса: Ищите этих неверных. Один из них русский. Что тот самый «Ангел Смерти»? Я сам отрежу ему голову. Они ранены и не могли далеко уйти. 

Вот и всё. Время жить и время умирать. Хорошо хоть граната есть. Или…  

В кончиках пальцев знакомое покалывание. Тот, кто во мне. Маг, жрец, волхв. Какая разница. Откуда? А это пацаны уже другая история.  

Три года назад… Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто. Батюшка потом сказал, что теперь во мне трое. Тот, кто этот мир знает, воин-зверь и тот кто может и реальность менять, и…  

Характерник я, да.  

  

Сейчас брат. – хриплю я.  

Сука, боль такая как будто через тебя электрический разряд пропустили. У всего своя цена есть. Но оно того стоит.  

Всё заволакивает черно-красная пелена, гортанные голоса растворяются в ней как и эта долбанная реальность. На востоке темнеет быстро, а настоящее исчезает ещё быстрее… 

  

С трудом приоткрываю левый глаз (правый похоже всё). Надо мной стоит бородатый мужик с СВД. Рядом кто-то удивляется, похоже на арамейском. Слышно только Откуда вы, товарищи? Как вы здесь оказались? Мужик, обернувшись, Помогите им, быстрее. 

Говорит вроде на английском. Потом замечаю нашивку на его рубашке «MFS» (“Military Forses Sutoro” христианское ополчение Федерации Народов Северной Сирии или Рожавы)   и татуировку на руке в виде распятия. Свои. Осталось последнее. Хамид, где Хамид… Бородатый наклоняется ко мне Он здесь. С ним всё в порядке. И в сторону кому-то невидимому Несите обезболивающие и сообщите товарищам в штаб.  

Вот теперь можно и вырубиться. Всё сделал правильно.  

  

 НАСТОЯЩЕЕ. 

 Опять вечер и город. Только без перестрелок и прочего говна. Уже хорошо. Что ещё надо? Жильё есть. Пенсия по инвалидности и субсидия. Спасибо мужикам из РСВА. Потребности? Пожрать в холодильнике. Кофе, табак. К алкоголю равнодушен, да и врачи запрещают злоупотреблять.  

Короче, оторвись от монитора и посмотри, что за окном. А там середина июня, только что дождь прошёл. Тихо, спокойно. Если не считать, конечно, шансона из открытого окна напротив и пьяных криков во дворе. Плевать. Я в домике. Сижу на подоконнике и разговариваю сейчас по телефону. А что ещё делать?  

Как ты Хамид? Как наши, все живы? Хорошо. В табуре (аналог батальона в курдском ополчении)  потерь нет. 

Да, я бабушке вчера звонил. У неё все в порядке. Ахмад в отпуск приходил.  

А как твой сын, уже ходит? Совсем большой. Время летит, как паровоз под парами.  

Как Алия? Больше на меня не сердится? Кстати, я собираюсь возвращаться. Брат, да плевать на врачей, стрелять я ещё могу.  

Да через пару месяцев, если всё нормально пойдёт, буду в Сулеймании. (Город в Иракском Курдистане. Своеобразная перевалочная база для добровольцев в Рожаву.) Конечно позвоню.  

Что, тревога? Брат береги себя. Чуть не забыл, Чечек привет передавай. Xwezî… (Хотел бы я… (курманджи)

  

Ну теперь можно выкурить сигарету, закрыть окно и лечь спать. И видеть те же самые сны. Снова, опять…  

Братка, уходи, меняй позицию. Уходи. УХОДИ, БЛЯДЬ!!!!!! Сколько тебе лет, котёнок? Тринадцать. Они… Они изнасиловали меня, а потом продали на невольничьем рынке в Ракке. 

Wan bikujin! (Убивай их. (курманджи) Вали их на хер! Во имя Бога и Милосердия!!!!!. 

Что не нравится? Пацаны, а давайте вы три года на Ближнем Востоке повоюете, а потом расскажите, что вам снится.  

Если честно, я уже привык. Как кино смотришь. Откричался давно, да и поседел ещё раньше.  

Только уже несколько ночей подряд другое снится. Всё не как обычно. Странно и непонятно…  

Горящий лес, тропинка по которой меня пытается тащить какая-то рыжеволосая девчонка. В руке у неё автомат. Похоже у меня справа рёбра задеты и на ноге рваная рана. Плохо, далеко не уйдём. Поворачиваю голову…  

Ещё такая же девочка поменьше, раскинув руки, плача, что-то кричит на непонятном языке. Или понятном? НЕ СМЕЙ!!!!! ПРОЧЬ!!!!! НЕ ТРОГАЙ ИХ!!!!! 

Где это, кто они? Развалины, запах гари и огонь с неба. Потом внезапно темнота вокруг и в ней детский плач. Похоже та же девочка плачет. И тот же голос. Дядя, дядя помоги. 

Эй, ты где там? Не плачь, погоди… Дяденька, помоги нам. 

Просыпаешься и… Ощущение вины утром и пустота внутри днём. Как будто пропустил что-то очень важное. Единственно правильное. Больно. Как рана в сердце. И водка не поможет. Как же больно… 

  

 «Ах, не спетая моя песенка,
Ветреное красное солнышко,
Скользкая крутая в небо лесенка,
Розовое крашеное стёклышко. 


Приходили
по ночам гости дальние,
Мне сулили чудеса несказанные,
Только где же их весна долгожданная
И как верить поутру обещаниям? 


С пауками по углам да с чертями по дверям,
Вечно душно и тепло, свечку сажей замело,
Свидpигайловская банька от земли до звёзд…  


Как могли встречали, славили песнями.
Деньги, пряники совали да почести.
А лицо у Христа было детское,
Но морщинкой по лицу – одиночество.
А лицо у Христа было детское,
Но морщинкой сквозь лицо – одиночество. 


И пол пяди не хватило до мудрости,
И пол вдоха не хватило до радости,
И пол чуда не хватило до вечности.
Сказки, слёзки лишь, и прочие сладости.  


С пауками по углам, да с чертями по дверям,
Если пусто – засыпай. Чего хочешь выбирай.
Свидригайловская банька от земли до звёзд.
»

 Вот и опять. Всё, мне это надоело. Я пошёл.  

Стоп, ты помнишь кто на земле мёртвый лежит? И девушку в испачканной пионерской форме, плачущую над тобой на коленях? Помню. И?  

…Слушай я ведь уже давно в долг живу, а долги отдавать надо. Жалко только Хамида обломаю. Не позвоню я ему похоже из Сулеймании. Прости, брат. Да хотя он поймёт, не обидится. Сам же такой.  

Ладно, работаем. Эй, иду я, иду, только не реви. Я сейчас. Только не спрашивайте. На хрена это тебе надо? Плач, дети, сны непонятные.  

Блядь, не люблю бессмысленных вопросов. От них голова болеть начинает. Сказал же, что НАДОЕЛО.  

Не знаю сколько времени я иду и иду ли. Может стою на месте. К плачу добавляется женский голос. Пожалуйста, помоги им.  

Да что же… Но вот впереди загорается свет. Плач и голоса слышатся оттуда. Ала, хоть какая-то определённость. Понятно куда идти. Свет приближается, всё ярче и ближе.  

А вот сейчас, похоже, будет очень больно. Вашу же мать. Снова та же кроваво-чёрная пелена в глазах… На последнем усилии проваливаюсь в Нечто. И? Да всё собственно говоря… 

  

 Где-то посредине.  

  

 День первый.  

  

«Старшая, он пришёл…». 

  

Ощущение похлопывания по щекам, резкий запах нашатыря и ещё чего-то цветочного.  

Ну и какого хрена, кто там? Открываю глаз… Оппаньки.  

Молодая, симпатичная, белый халат, разноцветные глаза. Врач похоже. Ну хоть не небритый мужик с автоматом уже лучше. Очнулись? Вот и хорошо. Слышно, как сквозь вату.  

Что-то ещё говорит, косясь в сторону. А, понял. Спрашивает. Вы головой не ударялись? 

Бля, спрашивать такое у человека с четырьмя контузиями. Ладно. Сейчас нет.  

Вы сесть можете? – Могу попробовать. 

Поддерживаемый сзади сажусь на асфальт. Где я и что вокруг? Я попытался оглядеться.  

А вокруг похоже тоже лето. Трава зелёная, небо синее, птички где-то щебечут. Под головой была куртка, рядом рюкзак. Напротив, металлические ворота, скульптуры какие-то. Что за? Неподалёку две девчушки в пионерской форме. Смотрят испуганно. Понимаю, я тоже иногда своего отражения в зеркале боюсь.  

Подальше девушка постарше в такой же форме и белой панамке ругается с каким-то мужиком в клетчатой рубашке и трениках. – Иваныч. Ты что не мог его в кабину посадить? – Ольга Дмитриевна, вы же знаете, со мной же экспедитор ехала. Её же в кузов нельзя, перегруз был бы. – Ты не ёрничай, а объяснительную пиши.  

Стоп. Мужика этого припоминаю. И бабу объёмную с ним. Они меня в каком-то райцентре подобрали что-ли. Ехал в кузове полуторки, там ещё какие-то ящики с мешками были.  

Но куда ехал и зачем? И почему девушка в панамке кажется мне знакомой? И рыжая пионерка у ворот с испуганными глазами? Где-то я их видел. Но где? Чёрт, не помню.  

Ладно это потом. Сейчас бы хоть немного оклематься.  

  

Заметив, что я уже сижу, девушка в панамке оставила в покое шофёра подошла и…  

  

Товарищ Азад, как вам не стыдно. Что за самодеятельность? Мы бы завтра машину за вами прислали. Потом, обернувшись к врачу. – Виола, как он? Та пожала плечами. – Да вроде нормально. Может перегрелся просто? – Что значит ВРОДЕ НОРМАЛЬНО!!!!!!! Ты понимаешь, что говоришь!!!!!!! 

Похоже назревает скандал с занесением в личное дело. Я решил вмешаться:  

Ольга (имя вроде правильно назвал?) да я уже в порядке. Всё хорошо. – Вы уверены? 

Вожатая (она же вожатая вроде) недоверчиво посмотрела на меня. – Конечно. 

Я даже попытался встать. Блин как с перепоя. Но встал, морщась от боли.  

Картинка начала обретать резкость. На металлических воротах советский герб. Скульптуры — это фигуры пионеров. Лагерь поди какой-нибудь. Опять же вожатая и форма…  

Логику включи. Трудно знаю, а кому легко. – Славя. – Вожатая тем временем подозвала вторую девочку с шикарной русой косой. – Поможешь товарищу Азаду дойти до его домика. Ключи взяла? 

Славя, взялась было за рюкзак. Это ты зря, я сам уж как-нибудь. Только помоги его одеть и куртку подай. Ну что, пошли до дому красавица. 

  

Мы уже были за воротами и шли по кирпичной дорожке мимо деревянных домиков.  

  

Здание побольше и вывеска «Клубы». Интересно, конечно, но сейчас неважно. Другой вопрос важнее.  

Славя, а что это вообще за место? Девочка с испугом посмотрела на меня. – Слушайте, может быть вам лучше в медпункт?. – Да не надо. Не соображу просто сразу куда попал. 

Это пионерский лагерь «Совёнок». Мы вас завтра ждали, запланировали почётную линейку, приём в пионеры. Всё как полагается, а вы. Ну прости, милая, у меня всё даже война на импровизации.  

От мыслей о… высоком меня отвлекла Славя. Похоже мы пришли.  

Такой же деревянный домик, как и остальные, открытое окно, крылечко и красивые кустики. – Это ваш дом. Располагайтесь, отдыхайте. Скоро обед. Ой, у меня ещё дел много… это Славя крикнула уже убегая. Я ухмыльнулся. Правильно, тобой только детей пугать. И зашёл внутрь. Внутри оказалось довольно уютно.  

Две аккуратно застеленные кровати (интересно, зачем вторая?), стол, шкафчик и два стула. На стене плакат с олимпийским мишкой. «Готовимся к Олимпиаде!». Деревянный пол блестит. Недавно наверно убирались.  

Я поставил рюкзак на стул и сел на кровать. Надо привести себя хотя бы в относительный порядок. Несколько минут акупунктуры дало результат. Я начал немного приходить в себя. Потом встал. Нормально, только голова немного кружится, но должно пройти.  

А теперь посмотрим, что у меня из вещей. С чем прибыл. Сначала, что у него в карманцах. Ничего необычного. Пачка табака, зиппо и телефон.  

Теперь бэг. Зарядка, кипятильник, ещё две пачки табака, разумеется чай с сахаром и складной стаканчик. Кофе? Жаль. Что ещё? О, «Социология свободы» и… Боевой нож? Хорошо хоть не автомат. Братка, это вообще-то пионерский лагерь, если ты ещё не понял. Ладно. Буду с пацанами в ножички играть.  

Куча вещей на столе росла. Полотенце, мыло и прочее, шемаг, чёрный берет. Что-то завёрнутое в белую чистую тряпицу. Посмотрим. Блядь, я же это дома хотел оставить. Два Георгия и медаль «За отвагу». Какой идиот вообще это положил в рюкзак?????? Я? Мм-да.  

Завёрнутыми в какую-то старую газету обнаружились кроссовки. Вот это хорошо, а то в берцах по жаре.  

Ну дальше не очень интересно. Ещё рубашка, джинсы, пара маек. Сменка, мелочь вроде носков и платков. Уф, вроде всё. Бритву, конечно, забыл. Надеюсь, не сильно зарасту.  

Я переобулся, сменил рубашку на майку. Подошёл к шкафчику, открыл дверцу и посмотрел в зеркальце. Кто тама? Я здеся.  

Пятьдесят лет, позывной Азад. Под левым глазом синяк, шрамы, татуировки. Всё на месте. А твоё настоящие имя? Я его уже давно забыл. От него только могила на донецком кладбище осталась. Такие дела, брат. Разложив одежду в шкафчике, я стал решать, что делать дальше. Вариантов два. Либо отдохнуть, либо прогуляться. Ну поспать мы ещё успеем, а осмотреться надо. Короче…  

Берет на голову, телефон по привычке в набедренный карман. Я вышел на улицу и закрыл дверь. 

  

В лагере было тихо, пустынно и жарко. Куда все подевались? На речке наверное или что водное есть.  

Прикинув, я решил вернуться к воротам. Вдруг там какие-нибудь дневальные или дежурные. Однако ушёл недалеко.  

Неожиданно с правой стороны я уловил шевеление в кустах. Рука инстинктивно дёрнулась к плечу. Ты чо охерел? Какие тебе здесь инстинкты?????  

Осторожно подкравшись к кустам, я громко сказал. – Стрелять буду!!!!! В ответ раздался детский вопль. – АААААААААААА!!!!!!!! Кричала явно девочка.  

Выходи, ты обнаружена! Вот это я чего и зачем? Точно перегрелся. – Нет, ты же стрелять будешь!!!!!!! – Да не буду я стрелять? Не из чего. – Не врёшь? 

Выходи уж. Из кустов вылезла рыжеволосая девочка лет 12-13 в майке с гордой надписью СССР и потёртых шортах. Она, насупившись смотрела на меня: – Ты чего тут пугаешь? Ой, а ты вообще-то кто? Хороший вопрос. – Ну я вроде как ваш почётный гость. Сегодня приехал.  

Вот приехал и пугает. – она обижено засопела. – Прости пожалуйста, я больше не буду. – Вот и не надо тут. Девочка уже похоже была готова убежать, но неожиданно повернулась ко мне: – Хм… А ты как это меня вообще вычислил? Я хорошо спряталась. А? Пришлось признаваться: – Я же разведчик. – Ух ты. – ее глаза загорелись. – А не врёшь? – Честное слово. Я постарался не улыбнуться. – Разведчик. Настоящий. Здорово!!!!!!. Она потянула меня вниз, и я присел. Девочка осторожно коснулась моего лица. – А ты чего такой страшный? Ужас. И глаза нет. – Война. Её голос казался мне знакомым. Наверно казался. Услышав слово, «война» она вздрогнула и отдёрнула пальцы. – Не хочу война, не надо. 

Я решил, что она сейчас заплачет, но вместо этого девочка, немного помолчав, спросила:  

А тебя дядька хоть как зовут? – Азад. – Что за имя такое странное? – Обычное, там откуда я приехал. – Это где? – Далеко отсюда, кстати, а тебя как зовут? – Ульяна, а ты чего от меня хотел? Напугал ещё и вообще страшный. Хотел, чтобы ты мне тут всё показала. Где и чего. Или вот. Куда все делись, не знаешь? Она засмеялась. Колокольчик. – Конечно знаю. На пляже, в такую жару-то. – А ты почему не пошла? – Тебя увидела. Решила проследить что за дядька… Мало ли, вдруг ты шпион, а ты, оказывается, наш разведчик. А ещё у меня дело важное.  

Неожиданно Ульяна замахала руками. – АЙ!!!!!! Я же опаздываю из-за тебя!!!!!!  

Она рванула меня за собой: – Давай побежали быстрее!!!!! Дядька, давай, а то опоздаем!!!!!! 

Куда, зачем????? – Оторопело спросил я. – НАДО!!!!!! 

И МЫ ПОБЕЖАЛИ.  

  

Домики, площадь с каким-то памятником, опять домики. Налево, направо, налево. Она что специально? Внезапно Ульяна остановилась, причём настолько резко, что я чуть не вписался в неё. К счастью, обошлось без жертв. Мы стояли перед большим домом с верандой.  

Это что? – Музыкальный клуб. Пошли давай. Я только вздохнул.  

Внутри это действительно оказался музыкальный клуб. Портреты композиторов на стенах, пюпитры, инструменты, груды матрасов у стены и рояль посредине. И никого.  

Ульяна недоуменно огляделась. – Мику ты где!!!!! Из-под рояля неожиданно раздался девичий голос. – Я здесь. – Ты чего там? Вылазь давай. Послышалось сопение, кряхтение и из-под инструмента пятясь вылезла девочка на вид лет шестнадцати. Пионерская форма, восточный тип, раскосые глаза и длинные волосы…зеленоватого оттенка. Ну всё бывает.  

В руках она держала губную гармошку. – Вот нашла. А вы кто? – Да это наш почётный гость. Ну не только наш, а всехний. Он сегодня приехал, сказал, что его Азад зовут. Ты его не бойся. 

Зеленоволосая поклонилась. – Конничи-ва. А я Мику. Я из Японии, правда-правда. У меня мама японка, а папа советский инженер. Он в Японии электростанцию строил. Ой, то есть не строил, а проектировал. Он же инженер, а не строитель. А вы чай будете? В Японии гостей принято чаем угощать. А вы какой любите, зелёный или чёрный? Ой, у нас зелёного нет, только чёрный, со слоником. Зато лимон есть. Он хоть и подсох, но всё равно вкусный… 

Она проговорила это на одном дыхании, не сбивая темпа и не собираясь останавливаться. Девочка-«Печенег». Спасла меня Ульяна. Аккуратно зажав Мику рот, она вежливо спросила:  

Микуся, а где у нас эта рыжая… ходит? Освободившись, Мику удивлённо посмотрела на неё. – Не знаю. Давно уже должна быть здесь. Ульяна похоже рассвирепела. – Чего!!!!! Нет, ну чего!!!!! Я даже на пляж не пошла!!!!! Ты представляешь!!!! А она? 

Я невольно отодвинулся. Неожиданно дверь распахнулась и к нам влетела та самая рыжеволосая пионерка, которую я видел у ворот. Ну что пипл. Пионерский галстук вместо фенечки это… круто. Я с грустью посмотрел на бисерный браслет на правом запястье. Отстой чувак. Смирись. 

Прямо с порога рыжеволосая закричала. – Девчонки!!!!! Тут такое. К нам… – увидев меня она осеклась и удивлённо показала на меня пальцем. – Вот он приехал. Ульяна была сама вежливость. – Алисонька, мы это уже знаем. Ты лучше скажи. У НАС РЕПА ИЛИ ЗАЧЕМ!!!!!! Я ЖЕ НА ПЛЯЖ НЕ ПОШЛА!!!!! Она топнула ногой.  

Алиса на мгновение застыла, потом… – Улька! Ты чего разоралась! Стукну! – Чего… – Ульяна засопела. – Я тебя сама стукну!!!!! Вот. – Не достанешь. – Алиса показала ей язык. – Тогда, тогда… – Ульянка натурально зарычала. – УКУШУ!!!!!! Я на всякий случай отодвинулся ещё дальше.  

Девочки не ссорьтесь. – попыталась успокоить их Мику. – Перед гостем неудобно же. Давайте лучше чаю попьём. С лимончиком и печеньками. 

С печеньками? – Ульяна шмыгнула носом и улыбнулась. –Давай. А ей, – она показала на Алису. – нет. Толстая будет. Бееее! – – Улька!!!!! 

Неожиданно обе переглянулись и отвернувшись друг от друга, тяжело вздохнули. Кажется успокоились.  

Вы не обращайте внимания. – улыбнулась Мику, подавая мне чай. – У них это часто. Ну главное все живы. – А что у вас группа? 

Ой… – Мику махнула рукой. – Пытаемся. Мы с Алисой на гитарах, а Ульянка… Та услышав, гордо продолжила: – Я ударница! – Коммунистического труда? Алиса довольно хмыкнула: – Ага. Ульяна снова засопела и отставила чашку: – Я на барабанах. – И как успехи? Мику только вздохнула.  

Во время разговора я, протянув руку, наткнулся на гитару и машинально взял её. – Хороший инструмент. И настроен правильно. – А вы играете? – Мику с интересом посмотрела на меня. Если честно с автоматом или пулемётом я обращаюсь, конечно, лучше. Не ну… Работа такая была. Вслух я, конечно, этого не сказал, а просто кивнул. 

Ой, а сыграйте что-нибудь. Алиса ухмыльнулась. – Ага. «Поспели вишни в саду у дяди Вани». Я внимательно посмотрел на неё. – Лиска. Это тебе. Тронул струны. 

«Рука на плече-печать на крыле.

В казарме проблем – банный день.  

Промокла тетрадь.  

Ты знаешь, зачем идёшь по земле.  

Мне будет легко улетать. 

  

Без трех минут бал восковых фигур.  

Без четверти смерть. 

С семи драных шкур – да хоть шерсти клок.  

Но как хочется жить – не меньше, чем спеть. 

Свяжи мою нить в узелок. 

  

Холодный апрель. Горячие сны.  

И вирусы новых нот в крови. 

И каждая цель ближайшей войны  

Смеется и ждет, ждёт любви. 

  

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц. 

И иглы лучей опять найдут нашу кровь.  

Не надо, не плачь. Лежи и смотри, 

Как горлом идет любовь. 

  

Лови ее ртом – стаканы тесны.  

Торпедный аккорд до дна! 

Рекламный плакат последней весны 

Качает квадрат окна. 

  

Эй, дырявый висок, слепая орда, 

Пойми, никогда не поздно снимать броню. 

Целуя кусок трофейного льда,  

Я молча иду к огню. 

  

И мы – выродки крыс. 

Мы – пасынки птиц. 

И каждый на треть – патрон. 

Лежи и смотри, как ядерный принц  

Несет свою плеть на трон. 

  

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть? 

Ведь ты, как и я, сирота. 

Ну, что ты, смелей! Нам нужно лететь! 

А ну от винта! Все от винта!» 

Алиса вздрогнула. – Ты, откуда знаешь? Кто тебе это рассказал? Улька!!!!! 

Она дёрнула щекой и стиснула два обручальных кольца, висевших на шее на цепочке. 

Я покачал головой: – Никто. В твоих глазах увидел. Прости, если… 

Она закрыла лицо руками. Повисла неловкое молчание. Ты что наделал, скотина. Видел же, всё видел. Пепел в глазах её.  

Выручила меня снова Ульяна: – Дядька… А это… Про меня песня есть? – Конечно есть, Рыжик. – Ух ты, а спой. Пожалуйста… Жалобно проканючила она. Даже Алиса улыбнулась. Ладно попробуем, но, если сука опять облажаешься.  

Слушай.  


«В поле вишенка одна ветерку кивает.
Ходит юная княжна, тихо напевает:
– Что-то князя не видать, песенки не слышно.
Я его устала ждать, замерзает вишня. 


В поле снег да тишина.
Сказку прячет книжка.
Веселей гляди, княжна!
Да не будь трусишкой. 


Тёмной ночью до утра
Звезды светят ясно.
Жизнь – весёлая игра,
А игра прекрасна. 


Будь смела и будь нежна
Даже с волком в поле.
Только радуйся, княжна,
Солнышку и воле. 


Будь свободна и люби
Все, что сердцу мило.
Только вишню не руби –
В ней святая сила. 


Пусть весна нарядит двор
В яркие одежды.
Все, что греет до тех пор,
Назовём надеждой. 


Нам ли плакать и скучать,
Открывая двери?
Свету тёплого луча
Верят даже звери. 


Всех на свете обними
И осилишь стужу.
Люди станут добрыми,
Слыша твою душу. 


И войдёт в твой терем князь,
Сядет к изголовью…
Все, что будет всякий раз,
Назовёшь любовью. 


Всем даётся по душе,
Всем на белом свете.
В каждом добром мальчише,
В женщинах и в детях 


Эта песенка слышна,
И поёт Всевышний…
Начинается весна,
Расцветает вишня.» 

  

УРА!!!!!! – Ульянка захлопала в ладоши. – Я КНЯЖНА. УУУУУ!!! Алиса саркастически хмыкнула: – ПРЫНЦЕССА ТЫ НАША. – Чего, не завидуй.  

Алиса только пожала плечами: – Было бы чему. 

Интересно. – Мику дотронулась до моего плеча – Получается про всех есть песни? – Наверное. – А про вас тоже есть? А можно послушать? А… 

Ну попробовать, конечно, можно. Вряд ли, конечно, поймут.  

И что петь будешь? Это? Ты чо, охренел? Это же дети. Да знаю я. 

  

«Ночь перед атакой безмолвна как труп,
Лишь молитвы шепот с запекшихся губ
Небо храмом станет, а вместо икон –
На одном гайтане – крест да жетон. 


Ничего не бойся, да с верою – в бой,
Верь, и вражья пуля пройдет стороной,
Верь – от тяжкой раны да будешь спасен,
На одном гайтане – крест да жетон. 


А коль Бог промедлит беду отвести,
То за смерть мою врагам легко отомстить,
Без вести не стану добычей ворон –
На одном гайтане – крест да жетон. 


По броне скрежещут осколки гранат,
Без патронов сдох давно мой автомат,
В землю траком вдавлен, печатью времен,
На одном гайтане – крест да жетон. 


Ветер с гор развеет соляровый дым,
Засияет небо опять голубым,
А жетон навеки останется здесь –
Наспех приколочен на свежий твой крест.» 

  

Стало очень тихо.  

Ульянка сидела, уткнувшись лицом в коленки. Её спина вздрагивала. – Улечка… – Алиса погладила её по голове.  

  

Старшая, зачем он? – Ты ведь знаешь кто он и почему здесь? Да знаю… Тогда помогите ему. Пусть он почувствует себя живым. 

  

Неожиданно Мику подошла ко мне и, встав на колени, поклонилась. – Домо аригато газаимас. Примите моё почтение, Воин Божественного Ветра. – Мы лишь делаем то, для чего были предназначены. Мику молча кивнула в ответ.  

Потом, подойдя к девочкам, я дотронулся до плеча Ульяны. – Уля… Подняв голову она неожиданно обняла меня. Я почувствовал биение её сердца. – Дядька… 

 Заплаканные глаза. – Зачем война? Не надо, не хочу. – Прости солнышко, прости, я не знаю. 

К реальности нас вернул звук горна. Отпустив меня, Ульяна всхлипнула и ткнула в меня кулачком. – Это на обед. Пошли давай, я есть хочу, от нервов. Я только вздохнул. Лучше молчи, а то опять ляпнешь чего… Мы вчетвером вышли на веранду.  

Девочки, а где у вас столовая-то? Алиса тут же изобразила негодование: – Улька… Ты что не показала ему, где столовая!!!!!! Ульяна недоуменно посмотрела на Алису: – Нет. Мы сразу сюда. Репе… – Ты понимаешь, что его одного отпускать нельзя? Он же почётный гость, а не… Если он заблудится, потеряется и пропадётся ты отвечать будешь. – Чего я… Ты…. – Короче. – Алиса уже держала меня за левую руку. – Мику, давай справа. Улька, ты сзади. 

Я уже хотел спросить – Чего….  

Но тут в спину, в район поясницы мне упёрлось что-то твёрдое и кто-то знакомый грозно произнёс. – СТРЕЛЯТЬ БУДУ!!!!!! – Уля, – как можно более жалостливо попросил я – может не надо? – НАДО!!!!! Пугал, да. БУУУУ!!!! Всё, это залёт, боец. И по полной. Сейчас тебя отведут к ближайшему оврагу и в штаб к Духонину.  

ААААААА!!!!!!  

Короче до столовой меня довели под конвоем. По бокам смеющиеся Алиса с Мику, а позади грозная Ульянка с ружьём.  

Дойдя до столовой, она аккуратно спрятала палку в кустах. – Пригодится ещё. 

Мы уже подходили к входу, когда сзади услышали. – Советова!!!!! Двачевская!!!!!!! Вы почему… Про Ольгу я и забыл. Похоже зря. – АЙ! – хором сказали Алиса с Ульяной. – Что случилось? – Я не в форме. – Ульянка натурально всхлипнула. – А Алиска вообще неформалка. Хиппует она, видите ли. А нас теперь в столовую не пустят. – Спокойно. Обернувшись, я вежливо спросил вожатую. – А я тоже не в форме. Мне нельзя?  

Пока она соображала, что ответить я подтолкнул девочек в дверь. – Пошли, жрать хочу.  

Сев за столик, Алиса, улыбнувшись, сказала: – Спасибо что-ли. – Да делов-то. И часто вас? 

Часто-часто. – засмеялась Мику. – Они же хулиганки. – Неправда. – тут же засопела Ульянка. – Мы хорошие. Только… – Местами? – Какими ещё местами, дядька? Ешь давай, не отвлекайся. После обеда, идя к выходу, я заметил, как Ольга, сидящая за отдельным столиком, недовольно посмотрела на нас, а потом махнула рукой. Намёк понял, уходим. 

  

Из столовой я шёл с Алисой. Мику убежала в клуб, а Ульянка умчалась на спортплощадку, заявив, что сончас не для неё. – Азад, – Алиса посмотрела на меня. – слушай, ты песни сам сочиняешь? – Да нет, а что? – Хорошие они. Только… Только больно от них. И не лыбься, ну не знаю я как правильно сказать, понимаешь? Короче, дашь слова переписать? – Конечно. – Хорошо. А я Мику попрошу, она табы набросает. А то я с нотами не очень. 

Мы прошли ещё немного. – Алис, а можно я спрошу? Про Ульяну? Она остановилась.  

А, ты про… Слушай не знаю. Хотя вроде подруги, в одной школе учимся, в одном подъезде даже живём. Никто не знает. Только она даже кино про войну смотреть не может, сразу реветь начинает. – Я, грешным делом, про Афган подумал. 

Да нет, мимо. У неё брательник в погранцах на Камчатке. Недавно письмо прислал, она ещё бегала, хвасталась.  

Она попыталась улыбнуться. – Брат. Ты что делать будешь?  

Я пожал плечами. – Не знаю. Посплю, наверное. А ты?  

От тебя отдохну. Столько всего сразу. И это, ты потом в клуб приходи чаю попить. – Договорились. 

  

Зайдя в домик, я не раздеваясь лёг на кровать и зажмурился…  

Вокруг меня было бескрайнее поле. Только как на негативе. Почерневшая неподвижная трава, обугленное небо и мёртвая тишина. Сверху беззвучно падает то ли пепел, то ли чёрный снег. Я поёжился, прошёл немного и увидел ЕГО. Огромный зверь. Пёс с седой шерстью. На месте правого глаза безобразный шрам. Я машинально дотронулся до лица. Пёс сидел неподвижно, а из левого глаза у него текли слёзы. Я не понял сначала в чём неправильность, потом дошло. Второй глаз был человеческий.  

Я подошёл ближе, присел и погладил его по голове. – Что брат? Плохо без них? И крылья сломаны, летать не можешь. Пойдём, что одному-то. Пёс не пошевелился, не знаю, слышал ли он меня. Я вздохнул. Мы просто сидели рядом. Сколько прошло времени? Вечность, наверное.  

Я снова зажмурился и неожиданно почувствовал, как кто-то осторожно толкает меня в бок. 

Когда я открыл глаз. то……  

Надо мной склонилась Ульянка, с сомнением глядя на меня. – Дядька, ты спишь?  

Я помотал головой. – Уже нет. А ты как тут оказалась? Она засмеялась и показала на дверь. – – Открыто было. А я стучала, честно. – И чего теперь? 

Я сел на кровать. Ульянка на мгновение задумалась, потом дёрнула меня за руку. – А пошли в футбол играть. Давай дядька, вставай. 

Ну футбол, значит футбол. Не порть карму и не спорь. Я потянулся за беретом, лежащим на столе. – Дядька, а почему звезда неправильная какая-то? Трёхконечная. Это что значит? 

 – Ну… Трёхконечная звезда это символ интербригад в Испании. Ульянка просияла: – А знаю. Они против фашистов были. Да ведь? – Правильно. 

А поносить можно? Пожалуйста. Берет уже был у неё на голове.  

 –Конечно можно. Сейчас, я его только тебе поправлю. 

Ура!!!!! – закричала она и потянула меня к двери.  

  

На улице, как всегда, было тихо и жарко. – Уля, и где все опять? – Ай, по домам сидят. Надоела жара уже. А вот кто-то…  

Чего кто-то? – Роботов делает. Представляешь, дядька? Настоящих. – Наверно интересно. 

 – Неа, совсем неинтересно и скучно. А можно я тебя за руку возьму? – Давай. 

Наконец мы пришли на спортплощадку и начался Большой Футбол. Нет, ну играла-то в основном Ульянка. Я лишь изображал старшего тренера сборной и типа указания давал. Правда в конце мне всё же разрешили ударить по мячу, но предупредили, что если я его куда запну сдуру, то доставать буду сам. Ну и ладно, зато наши победили.  

Откричавшись, – УРА!!!!! – Ульянка снова потянула меня за собой.  

 – А теперь куда? Слушайте, она вообще устаёт когда-нибудь? Не девочка, а…  

 – Чай пить в клуб. Я вспомнил про приглашение Алисы. 

 – Ладно пойдём. А печеньки будут? Ульяна заулыбалась. – Будут-будут. Специально для тебя. 

На полдороге ко мне неожиданно прилетела мысль. – Уля.  

Чего? – Да я вот подумал. А почему бы тебе не переодеться в пионерскую форму? – Дядька, а зачем? Она недоуменно посмотрела на меня. 

 – Ну смотри. – Куда? – На меня. – И что? УФ…  

Уля, после чая мы пойдём на ужин. Правильно? Подумав, Ульяна кивнула: – Наверно да. – Наверно. Пойдём на ужин, а ты не в форме. Тебя опять в столовую не пустят. 

А ты зачем? – Уля. Я что обязан тебя от вожатой каждый раз отмазывать? 

Она было засопела, но неожиданно согласилась: – Ладно, пошли. Раз такое дело. 

  

Свернув в сторону, мы вышли к домику с пиратским флагом на двери.  

Ульянка заулыбалась: – Это Алиска придумала. Здорово, да? – Ну да. Давай, только быстрее.  

Я сейчас. Ты только не подглядывай. С этими словами она скрылась за дверью. 

И что это было? Я сел на крыльцо и улыбнулся. Женщины…  

Ой, здравствуйте, товарищ Азад. Неожиданно послышался знакомый голос. Славя. 

Rozh bâsh. (Добрый день (курманджи) – Что простите? 

Извини, добрый день. – Добрый. А вы что тут делаете? – Да вот, уговорил Ульянку переодеться в пионерскую форму. 

Славя, улыбнулась. – Это правильно. А то она каждый раз забывает. А потом… Неожиданно из-за двери раздалось. – АЙ!!!!! Чего ты… – Что случилось? – спросили мы.  

Кто там? – Да я Славя. – Ой, помоги. 

Что у тебя случилось? – Замок не хочет. – Опять? Подожди, сейчас помогу. – Давай, заходи, а ты дядька не смотри. 

И смех, и грех… 

 Через несколько минут на пороге появились Ульяна со Славей. В пионерской форме Ульянка выглядела пай-девочкой. – Ульяна, ты когда у Ольги Дмитриевны новую юбку попросишь? Каждый раз ведь мучаешься. – Да ну вас, – Ульянка поджала губы. – юбка как юбка. И вообще она мне нравится. Замок только.  

Подойдя ко мне, она снова взяла меня за руку. – Пошли что-ли, а то чай остынет. – Ну пойдём, раз ты готова. Славя, счастливо. – До свидания. 

  

Всю дорогу до клуба Ульяна рассказывала мне про свою школу, про какого-то мальчика, который носил ей портфель… Я только улыбался и иногда поддакивал. Наконец-то пришли.  

Все были в сборе. Алиса наигрывала на гитаре, а Мику что-то сосредоточенно записывала в тетрадке.  

Увидев нас, она встала и поклонилась: – Учитель, хорошо что вы пришли. Чай уже остывает. 

Гордись, сэнсей. И к чему это?  

Алиса просто помахала мне рукой. – Привет, как оно? – Да нормально, вроде. – Ну тогда падай куда-нибудь. Мику, куда печенье спрятала? – Какое печенье? – Микуся… – Ой, я и забыла. Простите, учитель. – она откуда-то вытащила открытую пачку – И сахар вот. Я печенье от Ульянки спрятала. Она у нас сладкое любит. А много сладкого говорят есть вредно. От него зубы портятся и толстеют. А она нет и зубы у неё……. ОЙ! Уля ты чего? – Печеньки давай.  

Алиса тем временем протянула мне чашку – Пей быстрее. – Почему? – Играть будем. Конкретней ты будешь. Сольник, да? Ладно.  

Дяфка. – Ульяна что-то попыталась сказать с набитым ртом. – Чего дяфка? – Ай, не цепляйся, дядька, про войну не надо только. Как скажешь, княжна.  

Ну и, – Алиса ткнула в меня половинкой печенья. – долго ещё?  

Хорошо, – я взял гитару. – работаем.  

  

«Эх, дороги вы мои неуемные,
Ожидания любви, ночи темные,
Эх, сожженные мосты, эх, лихая блажь,
Не обнять бы пустоты, а поймать кураж, 


А за воротами беда стережет давно,
Не откроют ворота – убегу в окно,
Убегу куда глаза поглядят навзрыд,
Мне укажет путь гроза, небо приютит. 

  

А на реке да на Оби лёд застыл стеной, 

Да погоди ты, не беги, посиди со мной.
А я хороший, я плохой, я такой как есть,
Будем песни петь с тобой, будем пить да есть, 


А на Оби да на реке льдины тронулись,
Твоя рука в моей руке – все, оторвались,
И не догонят нас ни боль, ни молва, ни стыд,
А что грешили мы с тобой – так, может, бог простит… 


Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край,
Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай… 


А я пошел, ну я пошел, ветер ноздри жжет,
А все, что было, хорошо – а что же там еще,
Ты, родная, не серчай, собери в дорогу,
Ничего не обещай – лишь любовь до гроба, 


А я вернусь, нет, я вернусь, мне без вас никак,
Будет радость, будет грусть – все сожму в кулак,
И в день, когда без удержу захочу домой –
Принесу и покажу – видишь, не пустой, 


Вот, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край,
Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай… 


А мы уходим налегке, мол, туда-обратно,
Возвращаемся не те, что ушли когда-то,
Порой не все и не туда возвращаемся,
На всякий случай, навсегда попрощаемся, 


А ну дороги, да вы куда, милые мои?!
А ты гори, гори, моя звезда, ярче всех гори,
А ну подпой мне, ну подпой, я опомнился,
Я вернусь, и мы с тобой познакомимся… 


Эх раз, да еще раз, да еще много, много, много, много…
Эх раз, да вот те раз – еще одна дорога…
Эх раз, да еще раз, да еще много, много, много, много…
Эх раз, да вот те раз – еще одна дорога… 


Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край,
Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай… 


Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край,
Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог,
Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай…» 

  

Алиса улыбнулась. Типа цыганочка с выходом. Сам придумал?  

Один хороший человек. Только он ушёл. Куда? – недоуменно поинтересовалась Ульяна. – Куда ушёл-то? И, зачем? – Далеко. Очень далеко.  

Учитель, а как узнать какая дорога твоя? – неожиданно спросила Мику. 

Прочувствуй путь сердцем, потом примерь по по себе. Плата может несоизмеримой. 

Вы позволите потом поговорить с вами? Я хотела спросить… Она посмотрела на девочек.И это очень важно. Для меня и для вас. О выборе пути и о цене выбора. 

Да, конечно. Микуся, ты чего? – Ничего, Уля, это только меня касается. 

Мда… Ощущение такое, что за няшкой с зелёными волосами проглядывается что-то серьёзное, взрослое. Настолько, что становится не по себе. Беспощадность клинка. Я потряс головой. Что за на фиг. 

К действительности меня вернула Алиса: Ты что? Спой ещё.  

…Эй,ты помнишь, что здесь будет? Автомат в её руке, её слова и то что было потом? 

 И что теперь, назад уйти? Не получится, уже поздно. Ладно, что там? Ещё песню. Да… 

  

«Эх, налей посошок,  

Да зашей мой мешок-
На строку- по стежку, а на слова – по два шва.
И пусть сырая метель  

Мелко вьет канитель
И пеньковую пряжу плетет в кружева. 


Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади – срежь ударом копья.
Но гляди- на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьется в ране ладья. 


И запел алый ключ. Закипел, забурлил.
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил.
Размешал и поплыл в преисподним белье. 


Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком- оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой. 


– Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь – стихами грехи замолю,
Но объясни – я люблю оттого, что болит,
Или это болит оттого, что люблю?  


Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла.
Но кое-как запрягла. И вон – пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях. 


И наша правда проста,  

Но ей не хватит креста
Из соломенной веры в “Спаси-сохрани”.
Ведь святых на Руси – только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси-схорони. 


Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается и ты мне знаком…
Часовой всех времен улыбнется: – Смотри! –
И подымет мне веки горячим штыком. 


Так зашивай мой мешок,  

Да наливай посошок!
На строку – по глотку, а на слова – и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.» 

  

Вот и всё, брат. Ты сам выбрал. 

Господи… Азад, прости меня дуру. – Алиса дотронулась до моей руки. – Не надо. Не пой. Тебе же больно. Ты же поёшь как кровью харкаешь. Зачем? Я пожал плечами: – Кто-то же должен? – Но почему именно ты? 

Кто-нибудь знает ответ на простой вопрос? Я нет. Да и не надо… 

  

Потом мы просто сидели, пили чай и разговаривали о каких-то пустяках.  

Потом опять был звук горна. Пора на ужин. – Лиска. – Что? – В порядок себя приведи и галстук повяжи как надо. – Вот ещё. Ты… – С Ульяны пример бери. 

Алиса недоуменно заморгала глазами, только сейчас заметила что-ли. – Уля, ты это чего? Снег же пойдёт или землетрясение…  

Мику хихикнула. – Алиска, ну побудь ты хоть немного примерной пионеркой, раз тебя просят. – Ну если только один раз.  

Молодец. И Уля… Давай без ружья, ладно? – Испугался? Смотри мне. Она потащила меня к двери. 

Пойдёмте. Печеньки хорошо, а ужин лучше. Уля кушать хочет. Алиса с Мику засмеялись…  

  

У столовой мы опять наткнулись на Ольгу. Мельком взглянув на нас, она уже было открыла рот, но… – Девочки, вы… Вы не заболели случайно? Ульянка гордо вышла вперёд. – Мы теперь хорошие. Вот. 

Вожатая сглотнула и посмотрела на меня. – Товарищ Азад, это вы на них повлияли? Я изобразил смущение: – Ну… Она улыбнулась. – Ну хоть что-то хорошее за сегодня. Давайте проходите быстрее.  

За стол мы сели вместе с незнакомой темноволосой девочкой в очках. – Приятного аппетита. 

Она только ойкнула: – А вы тот самый гость? – Да, меня Азад зовут. Извини если напугал.  

Алиса заулыбалась. – Нет что вы. А меня Женя. Я здесь библиотекой заведую. – Библиотека? Мне как раз одна книга нужна. После ужина уделишь мне немного времени?  

Дядька, что за книга? – Уля. – Чего? – Ничего, кушай. 

Поев и выйдя на крыльцо, я подошёл к Жене. – Ну что? Она замялась, потом неожиданно сказала: – Пойдёмте. Идя по дорожке, она с интересом глядела на меня.  

Имя у вас необычное, извините. – Какое есть. – А вы издалека наверно приехали? – Угадала. Ближний Восток. Она смущённо замолчала, потом виновата добавила. – Вы ещё раз извините. Вам, наверное, такие вопросы задавать нельзя? – Нет, такие можно. 

Стеллажи, книги. Библиотека и библиотека. Что хотел увидеть, Ленинку?  

Простите, а что за книгу вы хотели? – Ленин, «Государство и революция». 

Ой, а зачем? – удивлённо спросила Женя и осеклась.  

Понимаю. Сейчас, я посмотрю в брошюрах. – Тебе помочь? – Вот эту полку подвиньте пожалуйста, если не трудно. Да не проблема, конечно. – Вот, возьмите пожалуйста. 

Я записывать не буду, только потом верните. Хорошо? – Конечно, спасибо большое. 

  

Придя в домик, я сел за стол и свернул самокрутку. За пепельницу тарелка сойдёт. Открыл брошюру… Ты чо? Сюда Ленина читать пришёл? Нет, конечно. Но… Ай, брат, отстань. Помню я, помню. И что здесь будет тоже. Я затянулся и выпустил клуб дыма. Один хрен уже уйти не получится.  

Неожиданно в дверь осторожно постучались. – Кто там, открыто… Угадайте с трёх раз кого я увидел.  

Дядька, можно я у тебя посижу? – Уля, конечно, можно. 

Забравшись с ногами на кровать, Ульянка честно пыталась хоть немного побыть примерным ребёнком. Получилось у неё плохо. Кончилось это тем, что она слезла с кровати, натянула сандалии и подойдя к столу, подёргала меня за руку. – Кончай дымить, пойдём погуляем. –Уля, а спать? – Не хочу, пойдём. – Ну хорошо, только рубашку надену. Вообще тебя же на свидание пригласили. Ну тупой… 

  

Выйдя из домика, я остановился. – Ну и куда гулять будем? Туда? Я показал в сторону леса. 

Дядька, ты что? Там страшно и я темноты боюсь. – А что там страшного, в лесу-то? Волки что-ли? 

Какие волки? – Ульянка вздрогнула. – Там этот… старый лагерь. Там говорят привидения водятся. Представляешь? – Честно? Нет. Я улыбнулся.  

Чего… – Ульянка обиженно засопела. – Тебе хорошо, ты взрослый и здоровый какой. А я маленькая девочка. – Уговорила. Я тоже боятся буду. 

Теперь заулыбалась Ульянка. – Не надо. Пойдём лучше на речку. А в лес завтра сходим. Я там тебе покажу что-то. Дом, вот. – Чей дом, Уля? – Мой. Я его сама сделала и бываю там. Я в нём… А ты некому не скажешь? – Нет. Честное слово. 

Ульянка немного помолчала. – Я там плачу. Я тебе потом скажу. Я только вздохнул. Место, где можно поплакать маленькой девочке. Дом. Твою мать да перемать.  

Она тем временем взяла меня за руку. – Пойдём на речку. – Ну пойдём. Показывай дорогу.  

Мы шли мимо мигающих фонарей, мимо домиков в которых гасли окошки…  

Уля, а можно спросить? – Про что? – Да про старый лагерь. Откуда там привидения-то? – Ой, дядька не знаю. Только Ольга Дмитриевна запрещает. Даже днём. Вот. А кто-то бегает. Не буду говорить кто. Я не ябеда. – Ну и ладно. А зачем туда бегать-то? 

Ульяна недоуменно посмотрела на меня. – Не знаю. Детали какие-то для своих роботов ищут. Делать им больше нечего. Ну будем считать, что это не мои проблемы. Привидений не разу не встречал, а что пионеры где-то бегают… Я не мент, и не вожатый.  

Тем временем неожиданно пахнуло сыростью, я увидел лунные блики на воде. Услышал, как где-то бултыхнулась рыба. – Пришли что-ли? – Ага. Смотри как красиво. 

И правда ведь красиво. – Уля, а что за здание? – Там лодки. – Понятно. А там? Я показал на тёмное пятно на воде. – Остров. Там тоже красиво. – А привидений там нет? 

Ульянка замахала руками. – Конечно нет. Там земляника. Я притормозил. – Чего встал? – Земляника, это хорошо. Ульяна засмеялась. – Конечно. Только лодку… – Уля, не волнуйся. Сплаваем. Днём, конечно. – Ура!!!!!  

Она потащила меня куда-то наверх. Мы выбрались на пригорок. – Садись, звёзды смотреть будем. – Подожди, я тебе рубашку постелю, а то юбку промочишь по росе.  

Дядька, смотри как здорово! Звёзды. Тебе нравится? – А тебе? – Очень. – Ну значит и мне нравится. – Тогда давай смотреть. 

Она прижалась ко мне. – Ты что замёрзла? Вот ведь растяпа, куртку забыл. – Просто ты домашний. Ульянка вздохнула. Ладно, пусть буду домашний. Чёрт, я даже расслабился немного. Звёзды, река, тёплый ветерок…  

Я представил, как мы завтра возьмём лодку и сплаваем за земляникой. И как принесём её в клуб… И никакой тебе войны. А то что ты видел? Мало ли что я видел. Если всё вспоминать. 

  

Меня отвлекла Ульяна. – Дядька. – Чего? – А звёзды они какие? – Уля, ты не знаешь?  

Она удивилась. – Нет, мы это ещё в школе не проходили. – Ну тогда. Звёзды это… Это души тех, кто ушёл на небо. – Как это? – Ну вот. Они приглядывают за тобой. Чтобы тебе сны хорошие снились, чтобы ты не плакала. – Я не буду плакать, потому что ты… 

Неожиданно она обмякла и уткнулась мне в бок. – Уля, ты чего???!!!!! 

 – Уля спать хочет. – сонным голосом пробормотала она и… Захрапела. Похоже, что у неё батарейка наконец разрядилась. И что? Как что, неси ребёнка до дому, тупень. Я аккуратно завернул Ульянку в рубашку и взял на руки. Пошли спать, однако. 

  

Я шёл, стараясь ступать осторожней. Ульянка, обняв меня за шею, мирно сопела в ухо. Неожиданно она всхлипнула и не открывая глаз пробормотала. – Ты хороший. Папа, я тебя люблю. Я сглотнул комок и… Вот только ещё колыбельные никому не пел. А просто некому было. Теперь есть. Всё, не обсуждается.  

   

«Как по синей по степи
Да из звездного ковша
Да на лоб тебе да…
Спи,
Синь подушками глуша.
Дыши да не дунь,
Гляди да не глянь.
Волынь-криволунь,
Хвалынь-колывань.
Как по льстивой по трости
Росным бисером плеща
Заработают персты…
Шаг – подушками глуша
Лежи – да не двинь,
Дрожи – да не грянь.
Волынь-перелынь,
Хвалынь-завирань.
Как из моря из Каспийского – синего плаща,
Стрела свистнула да…
Спи,
Смерть подушками глуша.
Лови – да не тронь,
Тони – да не кань.
Волынь-перезвонь,
Хвалынь-целовань…» 

  

Вскоре на меня пахнуло запахом жилья и столовой. Почти пришли. Вот и пиратский флаг. На крыльце сидит Алиса и похоже она дремлет. – Эй, мы пришли! Она встрепенулась. – И где вы были? Я уже волноваться начала. – Да на речке. Звёзды смотрели. А… 

Алиса махнула рукой. – Да она мне все уши прожужжала про гуляние. Просто долго вы что-то. Я уж подумала ты заблудился. – А чего блуждать-то? Не тайга чай. – Тайга какая-то. В кровать её неси.  

Как-то неожиданно она… Алиса негромко засмеялась. – С ней это бывает. Она один раз умудрилась на уроке физкультуры заснуть. Ой что было… Зайдя в комнату я положил Ульянку в кровать и сел рядом. – Чего лыбишься-то? Лучше помоги. – Чего помоги? – Тупишь что-ли? Юбку помоги снять. Помнётся за ночь, Ольга ругаться будет. А оно нам надо? 

Вдвоём мы привели Ульянку в надлежащий вид спящей хорошей девочки. 

Слушай ты… Алиса только махнула рукой. Потом поманила меня на улицу. – Пошли, пусть спит. Сев на крыльцо, Алиса вздохнула. – Я ей как сестра. Тяжело ей. – Что случилось? Алиса снова вздохнула. – С отцом у неё плохо. Брат в армии, а мать не управится. Вот мне и пришлось. – А отец что пьёт? – Если бы… Не любит он её. Она… Как это у вас, у взрослых… Нежелательный ребёнок.  

…Сука. Видишь, как оно? Нежелательный, да? Ульянка, Улечка…  

Она меня папой во сне называла. У Алисы по губам скользнула горькая улыбка. – Папа. Значит теперь им и будешь. Попробуй только откажись. – Не, ну просто… Отцом я ещё не был. Алиса удивлённо помотала головой. – У тебя что семьи нет? – С моей-то работой. – Какой ещё работой? Я показал на пустую глазницу. Алиса махнула рукой. – Не оправдывайся. И вообще… Давай спать. – Ладно, я пошёл. Спокойной ночи. 

Я уже повернулся, когда услышал сзади негромкий алисин голос: – Спасибо тебе. За Ульяну. 

  

Подойдя к своему домику, я устало опустился на крыльцо. Стар я уже для подобного. И что дальше? Ну как что. Теперь это мой мир, а что я делаю в своём мире? Живу. Как получается. Как Бог даст…  

Иди-ка спать, брат, завтра будет другой день. Разберёмся. Зайдя в комнату, я прикрыл окно, разделся, лёг и… Спокойной ночи.  

  

   

 День второй.  

Проснулся я как обычно рано. Странно, но… Даже сны другие были. Война куда-то ушла. Надолго ли? Снился лес, смеющаяся Ульянка и белый голубь у неё на плече.  

 По привычке я потянулся было за телефоном на столе чтобы узнать время. Чёрт, забыл на зарядку поставить. Ну и… с ним. Звонить-то всё равно некому. Оделся и зевая вышел на улицу. 

Что у нас? Утро в пионерском лагере «Совёнок». Кругом тихо и спокойно. Опять же пока все спят, потому что.  

Бля, что у тебя за привычка сам с собой разговаривать? Стареешь. И не говори…… Ладно, что у нас по графику? Умывальники с душевыми я вроде в той стороне видел, но сначала размяться надо. А то потом вроде бы торжественная линейка, в пионеры принимать будут. Или уже нет? В любом случае дел будет много. О, и земляника. Самое главное ведь. Всё это я уже додумывал, идя быстрым шагом и помахивая полотенцем к спортплощадке.  

  

Хорошо никого нет. Мешать не будут. Разминка, турник, покувыркались… Теперь танла́нцюань. Забыл уже, обленился?  

Я выполнял очередное упражнение, когда сзади раздалось восторженное  

УУУУУУУ!!! И кто там подглядывает? Как ты думаешь? Ульянка конечно. Выспалась, батарейка зарядилась. Рядом зевающая Алиса со Славей.  

Это карате, да? Я помахал руками. – Нет, но типа того. – Здорово. – А то.  

Тут мне в голову опять стукнула мысль. Почему нет? Если выкладываться, то по полной.  

Уля, ты сколько весишь? Ульянка отреагировала на этот простой вопрос как-то странно. Она обиженно засопела и нахмурилась. – Чего… Я нормально вешу, не то что некоторые толстые. Объедятся булками. – УЛЬКА!!! Хором сказали Алиса со Славей.  

Минутку. Уля, сколько конкретно ты весишь? Сколько килограммов в тебе есть? – Ну, – честно ответила Ульянка. – двадцать пять. Наверное. Самое то. 

Улечка, хочешь сделать доброе дело? – Не знаю. А какое? Я лёг ничком. – Ложись мне на спину. От возмущения Ульянка аж подпрыгнула. – Ты чего, дядька!!!!!! Не буду я на тебя ложиться!!!!! Пусть вон Алиска или Славя. Они… А я… Я улыбнулся, стараясь не рассмеяться. – Уля, они тяжёлые. Будь хорошей девочкой. – Не буду. А зачем ложиться-то? – Спорим тебе понравится. 

Ульянка недоверчиво посмотрела на меня. – Не знаю… Девчонки, вы это спасайте меня, если что. Дядька, я кричать буду. – Конечно будешь, давай. Девочки смотрели на меня со смесью удивления и ужаса. Алиса схватилась за голову. Потом вдруг неожиданно прыснула в кулак: – Уля, я тебя спасу. – Спасибо. – Давай, решайся. 

Взгромоздись на спину, Ульянка схватила меня за горло. – Уля не души. Дыхалку собьёшь и всё удовольствие испортишь. Расслабься.  

Ну что начали? Обычные отжимания, кулаки, теперь пальчики, «лапа леопарда» … 10, 15, 17, 20… – ААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!– Восторженный вопль Ульянки был слышен наверно на другом конце лагеря.  

УФФФФ… Я сел и потянулся за полотенцем. – Дядька, давай ещё!!!!!!! – Пока хватит. Хорошего помаленьку.  

Алиса протянула мне полотенце. – Ну ты даёшь. Я только вздохнул. – Старею, теряю форму. Кстати, пробежаться никто не хочет? Славя, помялась. – Я люблю бегать. А вы не устали? – Да не особо. Алиса? Та махнула рукой. – Не, давайте без меня. Я здесь посижу. – Уля? – Ай, ну не знаю… – Устала что-ли? Ульянка насупилась. – Чего, дядька… А давай.  

Добежав до реки, мы со Славей начали восстанавливать дыхание. Ульянка, тем временем, присев, старательно изучала берег. – Ух ты. Дядька, смотри. Я подошёл к ней. – Что там? – Камень. С дыркой. – Это называется куриный бог. – сказала Славя, подходя к нам. – А почему куриный? – Не знаю, назвали просто. – А можно его взять? – Конечно, ты же его нашла. Ульяна довольная засунула камушек в карман шорт. Славя, уже приготовилась бежать обратно.  

Уля. Хочешь побыть полной боевой выкладкой? Ну типа… – КЕМ????? Я присел на корточки. – Залезай. – Лошадка!!!!!! 

Вот только я маленьких девочек ещё не катал. Однако, надо же когда-то начинать. Короче обратно мы добежали уже веселее. Крики Ульянки были слышны поди на другом берегу реки. Когда мы добежали до скамеек, Ульянка неожиданно прошептала мне в ухо: – Папа сильный. Гордись. 

Скатившись с меня, Ульяна подбежала к Алисе. – Смотри что у меня! Куриный бог! – Ух ты, говорят он удачу приносит. Только не потеряй. – Чего ещё, не потеряю.  

Ульянка зажала камень в кулачке. Хм, где-то я у себя кожаный шнурок видел. Надо будет поискать. – А теперь что? – спросила меня Алиса. – Я в душ, а потом… – А потом у нас будет торжественная линейка. – обрадовала нас Славя. – И приём в почётные пионеры. – добавила она. – Зачем? – удивился я. Славя пожала плечами: – Традиция. – Ладно, тогда увидемся. – Уля, – я погрозил пальцем. – про форму не забудь. Та только отмахнулась. – Уля. Будь хорошей девочкой. – Ага, если ты меня ещё покатаешь.  

Шантажистка. Короче, ты попал, брат.  

  

После душа я одел чистую рубашку, сунул в карман найденный шнурок и пошёл на площадь. Ещё опоздать не хватало, но успел. Там уже все были в сборе.  

ПОСТРОЕНИЕ. Ольга и ещё один парень (тоже наверно вожатый) вышли вперёд. – Ребята, как вы знаете, вчера к нам в «Совёнок» прибыл почётный гость. Его зовут Азад. Он приехал к нам издалека, с Ближнего Востока, где принимал участие в вооружённой борьбе за освобождение трудящихся. Поприветствуйте его. 

Блин, красиво сказала. Мне даже понравилось. После аплодисментов Ольга продолжила: – А теперь я, как старшая пионервожатая и исполняющая обязанность директора лагеря хочу предложить товарищу Азаду стать почётным пионером «Совёнка». Сергей… 

Парень, стоящий рядом с ней, вышел вперёд. В руках у него был пионерский галстук. Я шагнул навстречу. Вожатый повязал мне галстук и… К борьбе за дело Ленина будьте готовы! Я поднял руку в салюте. Всегда готов! Барабанная дробь. Я ЭТО ПОМНЮ.  

Теперь на завтрак, а потом на пляж. И не забудьте, что после ужина танцы. РАЗОЙДИСЬ. – Ольга Дмитриевна, а можно вопрос? – к ней подошёл высокий пацан в очках. – Да, конечно, Саша. – А товарищ Азад знает русский? Ольга строго посмотрела на него. – Саша. Он очень хорошо говорит по русски. Это всё что я могу тебе сказать. – Извините, Ольга Дмитриевна. – Ничего. Ступай на завтрак и забудь о чём мы говорили. Ты всё понял? В следующий раз постарайся не задавать ненужных вопросов. 

Я подошёл к девочкам. – А это кто? – я показал на уходящего пацана. – Это Сашка. – начала объяснять мне Ульянка. – Мы его кибернетиком зовём. Это он роботов делает. И за деталями тоже он. 

Я пожал плечами. Пока неинтересно. – Подожди, Уля. – Чего? Я присел. – Куриный бог у тебя? Не потеряла ещё? – НЕЕЕТ! Вот он. Ульяна показала мне камушек.  

Сейчас. – я достал приготовленный шнурок и продел его в дырку. – Давай теперь завяжу. Ульянка смущенно заулыбалась: – Спасибо, дядька.  

Эй, вы есть идёте или как? – позвала нас Алиса. – Идём-идём.  

  

После завтрака я хотел. Ну впрочем неважно, что я хотел, потому что…  

Учитель, вы идёте на пляж? – Да, сейчас только переоденусь. 

Микуся, а почему ты его учителем зовешь? – Он учит. – Он? Чему он научит? 

Алиса, тебя не знаю, а меня… Вас это не касается. Лучше… Ой, мне же ещё купальник взять надо. И бутылку с водой. Или не надо? Она же степлится и невкусная будет. А без воды как? – Микуся,ты же идти собралась, давай быстрее. Мы тебя подождём…  

На пляже похоже собрался весь лагерь. Бедные вожатые. Бегать по жаре, следить чтобы не заплывали за буйки, одевали панамки и не хулиганили… Я бы не выдержал.  

Кто-то (не будем говорить кто.) толкнул меня в бок. – Дядька, ты чего задумался? Пошли плавать. Ну да, конечно. На пляж же пришли. Я стянул майку.  

Ай… – Лиска, ты чего? – У тебя шрам на сердце прямо. – Бывает. – Вообще сильно круто выглядишь. Шрамы… И татуировки ещё… 

Хочешь такие же? – Да ну тебя. Я же девчонка. Ещё на шею себе бы не колола. – Как хочешь. 

Тем временем Ульянка бесцеремонно ткнула пальчиком в крест. – Ты в Бога что ли веришь? – Да. Она удивлённо посмотрела на меня. – Его же нет. – Откуда ты знаешь? – В школе говорили. – Ну если в школе… – Ай, дядька, не будь занудой, пошли. Она потянула меня к воде. – Да подожди, дай я хоть штаны сниму.  

Зайдя в воду по… пояс я остановился. На мелководье плескалась малышня, кто постарше нарезали круги на огороженном участке. 

Что встали? Пошли… – Алис, вы идите, я тут окупнусь и загорать. – Подожди… 

Алиса глянула на меня как на… – Ты что, плавать не умеешь? – Не умею. – честно признался я. – Совсем что-ли? – Да. – Дядька, ты… Вот даёшь, даже я умею.  

Я сделал виноватое выражение лица. Неожиданно девочки переглянулись и… заулыбались. – – Лиска, он же тут плавать не умеет. – Ага и ещё боится. – Ну и… 

Я напрягся. – ЭЭЭЭЭЭЭЭ… Вы чего тут удумывайте?  

Неожиданно кто-то резко дёрнул меня под водой за ноги. От неожиданности я, потеряв равновесие, плюхнулся в воду. Вынырнул и… – АЛИСКА!!!!!!!! ВЫПОРЮ!!!!!!!! 

ДВАЧЕВСКАЯ!!!!!!!! Ольга уже бежала ко мне, оставляя за собой пенный след. – Ты на международный скандал нарываешься!!!!!! Всё, считай, что в лагере тебя уже нет.  

Ольга, прекратите. – сказал я, выходя на берег. – чего случилось-то эдакого?  

Но ведь… – Всё. Иди лучше за младшими присмотри. Поняла? – Азад, но… 

Я улыбнулся. Это почему-то подействовало.  

Лиска… Я подошёл к присмиревшей Алисе. – Оно тебе надо было? Ой, где у меня ремень был? – В штанах? – Уля, не подсказывай. А то я его возьму ведь, обоим влетит. 

Алиса только вздохнула: – А ты правда плавать не умеешь? – Нет. – А давай мы тебя научим? – Спасибо. Идите лучше сами… А я хоть от вас отдохну.  

Алиса смущенно тронула меня за руку. – Ты точно не сердишься? – Давайте бегом… 

Я развернул их к реке и подтолкнул в спины. 

  

Обтеревшись и переодевшись я выбрал местечко в тени, лёг и зажмурился.  

Детские крики, плеск воды…  

Внезапно. ШЛЁП, БУМ, ШЛЁП, БУМ…  

Ощущение такое как будто по тебе прыгает слоник. Ладно.  

Приоткрыв глаз, я протянул руку и осторожно поймал слонятку за пяточку. – Улечка, слезь с меня пожалуйста. – Неа, на тебе прыгать удобно. Ты широкий. 

Шлёп, бум… – Уля… – Чего? 

Она села на мне, скрестив ноги. – Ты сюда спать приехал? – Точно ещё не знаю. Что?  

Ульянка ткнула в меня пальчиком. – Кто-то землянику обещал. Нехорошо детей обманывать. 

Да действительно ведь, было такое. – Уля, я помню. Честное пионерское. Давай, ты с меня слезешь, я одену майку, и мы пойдём… Где у вас лодки? – Ладно, давай только быстрее. – Не терпится всю землянику съесть? – Дядька, нас ждут. – Кто ждёт? – Ну… – Ульянка замялась. – Ждут. Побежали. 

На пристани нас уже действительно ждали. – Учитель, где вы ходите? Алиска уже соскучилась. – МИКУ, ПРЕКРАТИ. НИЧЕГО Я НЕ… – Ты сама сказала. Ой, ну ладно-ладно, не обижайся.  

Я перевёл взгляд с девочек на Ульянку, потом обратно. – Ну что, за земляникой? – ДА!!!!!!! – закричали все трое. Мику показала плетённую корзинку. – Ольга Дмитриевна под ягоды дала. Сказала, чтобы в лагерь полную принесли. – Ну раз начальство сказало, надо выполнять. А где лодка-то? – Сейчас будет. – Алиса повернулась в сторону – Дядя Петя! Со стороны здания к нам подошёл мужик примерно моего возраста в майке и мешковатых штанах. – Чего раскричалась-то? – Да вот. – она показала на меня. – Лодку. Мужик посмотрел, покачал головой… – Ты что-ли гость будешь? – Ну да. Он протянул мне руку. – Слышал о тебе. Ну давай знакомиться. Пётр. – Азад. – Имя у тебя… Нерусский что-ли? – Русский. – Ну мне это по х… всё равно. Хотя хочешь честно? Вид у тебя… В темноте увидишь, точно обос… испугаешься. 

Девчонки захихикали. – Смешинки в рот попали? – нахмурился Пётр. – Идите, вон в ту лодку садитесь. А мы перекурим. Не против? – Если угостишь. 

Он достал пачку болгарских сигарет. – Держи. 

Сели на лавочку, прикурили от одной спички. Пётр выпустил клуб дыма.  

Я слышал ты с ними везде бываешь… – Не понял? – Ну это конечно дело не моё… Ты их в лес только не води. – Снова не понял. Ты Пётр о чём сейчас? 

Тот смутился. – Азад, да я… Я просто сказать хотел, что лес у нас дурной. Не надо туда ходить. Не тебе, не им. Я и Ольге вашей уже говорил. Да что молодые понимают. Он махнул рукой. – Ты-то я вижу мужик жизнью битый. – А что с лесом? Звери что ли? – Если бы… Я же говорю дурной. Вон пару недель назад приехали из города… Мы их предупреждали. Да городские разве слушают! Ну и всё. Все четверо и сгинули. Только машину их нашли. Да ещё следы странные… 

На меня пахнуло холодком. – Следы говоришь. Сам их видел? Он затянулся. – Сам. Поболе медвежьих будут. Да и не звериные они. Понимаешь? – А чьи? – Ты дурачком не прикидывайся. Про старый лагерь уже слышал поди? – Про привидения что-ли? – А ты не смейся. Привидения. Тут бывает, что люди вечерами из изб боятся высунуться. Такой страх из леса идёт. – И давно такое?  

Пётр показал на девчонок, сидевших в лодке. – Да вон, как они приехали. И какой мудак сюда детей… Бошку бы оторвал. Он стукнул кулаком по скамейке. – А на остров как?  

Успокоившись, он прикурил новую сигарету. – Туда можно. Место хорошее и ягоды много. Только на холм не ходи. – А там что?  

Пётр улыбнулся: – Да по-разному. Кому сны снятся странные, а кто и умом трогается… – Блядь, мужик, да у вас тут аномалия какая-то. А власти-то что? – А ничего. Вон после того, как городские пропали пара ментов приехали, с участковым нашим поговорили да на опушке покрутились. И обратно укатили. Больно им надо было. Искать кого-то, разбираться. Кому мы нужны. Короче, вёсла там возьмёшь… Клава! По дороге шла дородная женщина, ведя в поводу коня с телегой на которой стояли бидоны. – Жена моя, молоко в лагерь привезла. Давай, бывай. 

Взяв вёсла, я подошёл к лодке. – Дядька, сколько курить можно? Бери пример с Алиски, она бросила. – Улька! – Чего, нет что ли? – УЛЬКА!!!!! – Прекратите вы… Рассаживайтесь да поплыли.  

  

Сначала было неинтересно и даже скучно. Я гребу, девочки болтают о своём. Остров всё ближе… – А кто-нибудь раньше на острове бывал? – Нет. Нас же одних туда не пускали.  

Внезапно…  

Ой, Мику, ты чего? – Дядька, что с ней? 

Я перестал грести. Мику сидела бледная с расширенными глазами.  

Что случилось? – Учитель, вы разве не чувствуйте? Там… Там что-то есть. 

Минутку, а и точно. Просто раньше внимания не обращал.  

Мику, успокойся, что ты чувствуешь? – 

Алиса помотала головой: – Это что было? – Лиска, тебя это не касается. Пока не касается. – 

Да что вообще… – Тихо, я же сказала. Учитель. 

Я сосредоточился, чтобы понять, что впереди. Понял. Спящая Сила, которая ждёт избранного. Того кто сможет. Мику? Эта кавайная девочка? А ты-то сам кем был до…  

Ладно, поплыли. На берегу разберёмся. Причалив к берегу, я привязал лодку к вбитому колышку. – Мику, ты как? – Всё хорошо. Давайте сначала землянику, а потом…  

Дядька, а чего вообще тут такое? – Уля, давай ягоды собирать. 

Она пожала плечами: – А давай. Кто больше соберёт. На спор. – Как скажешь. На что спорим? – На печеньки. – Договорились. 

  

Вскоре корзинка была полной, а Ульянка выдохнув, села на траву. – Уф, я победила, давай печеньки. – Где я тебе их здесь возьму? – Не знаю. Ладно, тогда я в клубе у тебя их заберу. 

Тем временем на поляну выползла Алиса: – Объелась, блин. Сейчас из жо.. ушей полезет. – Лиска, ты чего такая грубая? Та лишь пожала плечами. – Да обычная я. – А Мику где?  

Алиса махнула рукой: – Там. Тебя ждёт, говорит, чтобы мы не ходили. Чего- то странное увидела. Что вообще тут происходит? – Сейчас посмотрим, чего… – Ага, а мы тут отдохнём. Улька, пошли купаться. – Сейчас, отдышусь только. Он меня загонял вообще. А зато я у него печеньки от спорила, вот. 

Оставив девочек, я продрался через кусты на полянку и увидел Мику. Она стояла перед… Нечто похожее на марево от жары.  

Она была сосредоточена и… Как будто бы готовая принять непростое решение. Я окликнул её. – Это вы учитель? – не оборачиваясь, ответила она. – Что это? – Я не знаю, но надо идти туда. Она уже хотела шагнуть, но я остановил её:  

Она уже хотела шагнуть, но я остановил её. – Подожди. Я подобрал с земли ветку, кинул. Ничего не произошло. Подошёл поближе, протянул руку…  

В висках застучало. – Что с вами? – Подожди не ходи. Я сделал ещё несколько шагов. Боль стихла, словно кто-то убрал её, разрешая пройти. – Мику, только осторожней. – Я знаю, знаю… Она взяла меня за руку. Ещё несколько метров и ничего. – Учитель, пойдёмте. – Куда? – Туда, на холм. Только на холм не ходи. А там что? Да по-разному. Кому сны снятся странные, а кто и умом трогается. Посмотрим. 

  

Пологий недолгий подъём и мы вышли на вершину. С неё открывался изумительный вид на реку. На другом берегу бескрайний лес. – Ой, как красиво. Сев на траву, Мику провела по ней рукой. – Учитель, это там внизу. Как будто огонь. Я уже и сам почувствовал. Сила, бывшая ещё до начала мира, вставала из-под земли. Знакомое покалывание в кончиках пальцев…  

Учитель! Мику беспомощно осела на землю, я едва успел подхватить её.  

Мику!!!! Она лишь виновато улыбнулась и закрыла глаза. – ААААААА!!!!!! Её просто корёжило, как в припадке. – БОЛЬНО!!!!! Я мог только удерживать её, прижимая к себе. Сука. Но ты же знаешь, что происходит, знаешь, что по-другому не бывает. Наконец это закончилось. Я бережно положил девочку на траву. Не знаю сколько прошло времени, но наконец она открыла глаза и села, машинально одёрнув юбку. – Что это было? – Как ты? Её ещё потряхивало, но она уже приходила в себя. – Не знаю. Она вытянула руку перед собой, по кончикам пальцев пробежали язычки пламени. – Осторожней. Она помотала головой. – Я знаю. Мне просто страшно. Почему это со мной? Я вздохнул. – Учитель, что это было? Что произошло? – Это место силы. На земле встречаются такие места. Редко, но встречаются. Сосредоточия древних сил. Сила огня, воды, земли… Люди называют это магией, но обычно не могут чувствовать этого. Поэтому для большинства это лишь детские сказки или легенды. Для большинства, но не для избранных. – Мне дедушка рассказывал. В нашем роду были те, кто мог… Я действительно думала, что это сказки. Теперь знаю, что нет. Учитель, а вы такой же, да? Скажите честно. Я мог только кивнуть. – Я чувствовала это. Спасибо вам. – За что?  

Мику улыбнулась. – За то, что я стала такой какой должна быть. Неожиданно она всхлипнула и уткнулась мне в плечо. – Но… Избранная… Как мне теперь жить с этим? Я не знаю. Алиса, Ульяна, семья… Что теперь? – Мику, теперь ты воин. Это твой путь. Пройди по нему с честью. Что я несу? Растерянная девчонка, получившая силу равной которой нет в этом мире, даже не осознающая кто она. Воин? Чтоб вас.  

Мику кивнула, потом встала и подошла к обрыву. Раскинула руки: – Я, Мику Токугава, Воин Священного Пламени принимаю своё предназначение. Она обернулась с виноватой улыбкой: – Я правильно сказала? Потом продолжила: – Теперь я не буду спрашивать вас про цену выбора. Я знаю её.  

Она села рядом, уткнулась лицом в коленки. – Учитель я сейчас чувствую внутри себя только одиночество. Как же мне тяжело. Это тоже плата? – Да. Придётся привыкнуть. – Я попробую. Мы встали. – Ой, я наверно ужасно выгляжу? – Ну есть немного. Ничего, у реки умоешься. – Девчонок напугаю. Подумают ещё невесть что.  

Мы уже спускались вниз, когда она внезапно оглянулась. – Учитель. – Что? – Это место. Вам надо привести сюда их. Не сейчас, попозже. – Подожди, но зачем? – Я не знаю. Это как внутренний голос, он… Неожиданно она снова побледнела и уткнулась в меня. – МИКУ!!!!! ТЫ ЧТО? – Я увидела сейчас. Кто вы и зачем вы здесь. – Это лишь видения. Это бывает.  

Нет, это было как наяву. Огонь и смерть. И… – Мику, это мой выбор. Давай пока оставим это. Она кивнула. – Я не скажу им.  

  

Выйдя из леса, мы наткнулись на Алису с Ульяной. Завидев нас, Ульянка накинулась на меня. – Ты…, ты… Ты чего с Микусей сотворил!!!!!! Признавайся!!!!!!! Микуся, он тебя не… Мику похоже рассердилась. – Улька, помолчи лучше. – Чего!!!!! Ульянка не унималась. – Алиса скажи. Мы же волновались или как? – Уля, подожди. Алиса посмотрела на нас. – Вы вообще где были? Мы уже хотели обратно плыть, на на помощь звать. – На холме. – ответил я. – Там вид красивый, посидели, отдохнули и обратно. Мику, скажи. – Да. Я только юбку немного испачкала. А что? Алиса побагровела. – Посидели значит. Юбку, да. Ладно. А почему мы туда пройти не могли? Крик слышали. Улька, подтверди. И чего мы подумать должны были, а? Ульяна топнула ногой. – Не могли, точно и крик был. Я пожал плечами. – Откуда я знаю? Хотите сейчас сходим. А чего вам там ещё послышалось… – Не хотим. – Ваше дело. Не хотите не надо. Мы с Мику переглянулись… 

Алиса вроде успокоилась. – Значит послышалось. Ну бывает, что. И раз Мику говорит. Ну вот, подняли кипеш, блин. Улька всё ты. Делать тебе нечего, ерунду выдумываешь. А вот Ульяна… – Мику, а точно ничего такого…? – УЛЬКА!!!!!! НИЧЕГО НЕ БЫЛО!!!!!! ВООБЩЕ!!!!!! – Микуся, а чего ты раскричалась-то? Я же… – Ульяна, ты лучше давай извиняйся перед Азадом. А то гадостей наговорила. Ульяна тяжело вздохнула, посмотрела на Алису. Та только развела руками. – Да давай уж. Проси прощения. А то действительно некрасиво получилось. Помявшись, Ульянка подошла ко мне. – Дядька, прости меня. Пожалуйста. Ты же не сердишься? Я погладил её по голове. – Уля, разве на тебя можно сердиться? – Нет. – честно ответила она. – Ну вот. Короче, где корзинка с ягодой и давайте в лагерь возвращаться. А то нас уже, наверное, потеряли. 

  

Обратно мы доплыли без приключений. Правда у Ульянки пришлось отбивать корзинку с земляникой иначе точно бы не довезли.  

На пристани нас встретил Пётр. – Вернулись? И с ягодой. – Всё что удалось у Ульяны отобрать. – ДЯДЬКА! НЕПРАВДА! – Сердишься? Алиса, корзинку Ольге отнеси и давайте в столовую на обед. Я догоню. Пётр равнодушно проводил взглядом уходящих девчонок, повернулся ко мне. – Что сказать-то хотел? Я пожал плечами. – Да, это… Я лодку потом ещё возьму? Тот только зевнул: – Не, да бери, конечно. Жалко что-ли для хорошего человека. Вёсла знаешь где. Я протянул ему руку. – Ну тогда давай, бывай. В спину донеслось. – Поморочило вас там похоже. Хорошо хоть что те же вернулись.  

Если бы… Ладно, пойду-ка я жрать. Режим нарушать нехорошо. 

  

У столовой я наткнулся на Ольгу. – Вернулись наконец. Столько времени ягоду собирали?» – 

Ну, Ульянка и земляника… Ольга улыбнулась. – Это точно. А с Мику что случилось? Блин. – А что с ней? – Да вернулась на себя не похожая. Молчит, на обед не пошла. Лене, это соседка её, сказала, что не хочет. Ничего не понимаю. Я пожал плечами. – Не знаю, честно. Ничего особенного не произошло. Ягоду собирали, потом девочки в речку полезли. Перекупалась может? Бывает такое. Их попробуй из воды выгони. Не рассказывать же ей про то что на холме было. Не поверит ведь, да и Мику лишние проблемы сейчас не нужны. Ольга только вздохнула. – Ну давайте я ей покушать отнесу. Уговорю. А потом пусть к врачу. – Да Виола говорит, что с ней всё в порядке. Ох, принесло же вас на мою голову… Ладно идите обедайте.  

В столовой было непривычно тихо. Наверно все уже поели. – Эй, давай сюда. – позвала меня Алиса. – Давай ешь, уже остыло. Ну мне главное, чтобы посолено было. – А где Ульяна? – Да убежала куда-то. На спортплощадку поди как обычно. Она неожиданно ткнула в меня пальцем. – А вот что с Мику? Молчит, на обед не пришла… А? – Слушай, не смотри на меня как на… Сейчас поем, ей отнесу. Она где кстати? – Да у себя, где ещё. Учти она моя подруга, между прочим. – Лиска ты меня пугаешь. – Ага, испугался как же. Да ладно, я же волнуюсь. Ты пойми. Давай займись. – Ну подожди, дай хоть прожую. Поев, я зашёл на кухню. – Ой, девочки, мужик. – Да это Азад. Люся, не узнала что-ли? Одна из поварих подошла ко мне.  

Азад, чего хотел? – Да с собой второе взять. Женщины засмеялись. – Не наелся? – Да нет, не себе. Девочка одна на обед не пришла. Отнести надо. – А кто? – спросила старшая. – Мику. – А, это японка, которая говорливая? Ну сейчас. Татьяна, выдай порцию. Поднос только потом верни. Подхватив поднос, я пошёл к выходу. – Смотрите бабы какой мужик один пропадает. Заботливый. – Рожа у него больно страшная. – Чтобы ты понимала. Мужика шрамы украшают. Смотри, Люська, уведут. Подхватив поднос, я пошёл к выходу.  

Похоже меня уже женить хотят. Нет ну, повариха, это хорошо. Откормит.  

Тьфу, ты о чём вообще…  

  

Алиса ждала меня у входа. – Давай, пошли. У нужного нам домика мы наткнулись на какую-то девочку, которая недоуменно оглядывалась по сторонам, явно не понимая, что происходит. – Лена, что случилось? – Алис, представляешь, она меня выгнала. Сказала, что никого видеть не хочет. Что делать? Алиса помотала головой. – Мику? Ничего себе… Ну-ка пошли, разберёмся. Я едва успел остановить её. – Стоять. Я сам. А вы тут. Алиса зашипела: – Ты… Объясни, что происходит вообще!!!!!! – Долго объяснять. И вообще, доверься мне. Будет тебе прежняя Мику, в лучшем виде. – Ты… Ты… Но смотри мне. Если что я тебе последний глаз выцарапаю. – Договорились. А теперь постучи в дверь, а то у меня руки заняты. Алиса постучалась. Через минуты две из домика послышалось: – Уходите все отсюда. Я никого не хочу видеть. Уйдите! – Мику, это я. Молчание, потом… – Учитель, вы? Заходите. Дверь приоткрылась, и я протиснулся с подносом внутрь. Мику, всхлипывая, села на кровать.  

 – Зачем вы все пришли? Не хочу. Я же опасна, я же… Я же не человек! Поставив поднос на стол, я сел рядом. – Девочка моя, что ты… Успокойся. Ты Мику. Ты… – Нет! – закричала она – Ты не понимаешь. Откуда тебе знать. – Успокойся. Думаешь у меня было по-другому? Ещё хуже. Она, плача уткнулась мне в плечо. – Простите учитель. Но я не могу. То, что внутри. Это страшно. Как будто бы внутри две меня. И вторая… – Ничего, маленькая. Через это надо пройти. Надо стать одним целым. Мику только всхлипнула. – КАК!!!!!! Я не могу. Я же с ума сойду. А если та выйдет, я же… Я же могу убить всех. Понимаете? – Успокойся, пожалуйста. 

Я приложил руки к её вискам и сосредоточился. Ала…. – Мику. Та вторая, как ты её называешь, не хочет ничьей смерти. Она не убийца, она защитница. – Кого? – Людей, всего этого мира. Она не зло. Мику потихоньку начала успокаиваться. – Простите, я просто перепугалась, когда… – она посмотрела на меня – И что теперь? – Ну для начала ты покушаешь, – я показал на поднос – а то остынет. Потом приведёшь себя в порядок, помиришься с Леной… Умоешься. Сделай пожалуйста, а то я без глаза останусь. Алиска обещала выцарапать.  

Мику улыбнулась. – Она может, запросто. Я уже повернулся к двери. – Учитель, а у вас это как? – Во мне трое. 

Алиса с Леной стояли у крыльца. – Ну что, где Мику?.. – грозно начала было Алиса.  

Ой, девочки, да заходите. Что вы на улице торчите? Мику вышла на улицу. – Лена, прости меня пожалуйста. Я на тебя накричала, сорвалась. Не знаю почему, честно не знаю. Но я больше не буду. Наверно это возрастное, переходной возраст… Я в каком-то журнале читала, что это как-то с гормонами связано. Ужас, да? Представляете. Алиса сменила гнев на милость. – Узнаю Мику. Ты как, в порядке? Мику развела руками. – Ой, Алиса, конечно. Только я сейчас покушаю пока не остыло, а потом умыться надо. А то мешки под глазами будут. А это же некрасиво, фи… Я слышала, что можно кремом смазать, а у меня крема такого нет. Алиса, может у тебя есть? Ответом был только тяжёлый вздох: – Азад, ладно, это Микуся. Уговорил. Походи пока с глазом. Вот спасибо. Ну что, выдыхай. Подойдя ко мне Мику, неожиданно шепнула: – Учитель, я хорошо притворяюсь? – Вполне. Всё нормально. – тихо ответил я. УФ… А кто говорил, что будет легко? – Ну я пойду? Лиска, поднос потом в столовую занеси. – А ты куда? – Лиска, пожалей мою старость, дай отдохнуть. Алиса только махнула рукой. – Да иди уж… Устал он. 

  

Подойдя к своему домику, я сел на крыльцо, машинально достал табак…  

Стоп, что-то упустил важное. Но что? С Мику всё в порядке, а…. ЧТО?  

Ну, вспоминай быстрее. Что там мужик, который при лодках, про лес говорил? Ну лес и… Люди пропавшие, следы… А вчера ведь Ульянка обещала мне домик показать. В лесу…. В ЛЕСУ? Вот чёрт, учитывая, что этот лес не лес, а бермудский треугольник какой-то. Иди искать Ульяну, идиот, ты чо отдыхать сюда пришёл и землянику собирать…  

Только сначала надо Славю найти. Дело к ней есть. Она здесь похоже хозяйством заведует. Я встал и… – Добрый день товарищ Азад. Легка на помине. – Добрый. А я тебя уже искать хотел. – Что-то случилось? – Да нет, просто… Скажи пожалуйста, у тебя дубликаты ключей есть? – Да. У меня все ключи. Ольга Дмитриевна выдала, я… – Славя, от моего дома дай второй. – А вы что, ключ потеряли? – удивилась она. – Да нет. Просто нужно. Очень. Прямо сейчас… 

   

Ну хорошо, второй ключ у нас есть. Сейчас надо найти Ульяну. И где её искать? Надо подумать. Внезапно…  

АЙ!!!!!! Кто-то с разбега врезался в меня и отскочил, потирая голову. – Дядька, ты почему такой твёрдый! Специально, да! Ну вот, ребёнка травмировал. – Уля, ты не ушиблась? – Ушиблась –. она насупясь смотрела на меня. – Прости пожалуйста. Ты же сама. – Чего сама? Я бежала просто, а ты… Я присел. – Улечка, иди сюда я тебя пожалею. Она наклонила голову. – Жалей давай, а то шишка будет. – Не будет. Кстати, я же тебя искал. Ульянка искренне удивилась. – А зачем? – Ну кто-то вчера обещал показать мне свой дом в лесу. Помнишь? 

Что правда обещала? – Да. Она потупилась, поковыряла носочком в кирпиче. – Ну не знаю… А ты смеяться не будешь? – УЛЯ. Ульяна ещё повздыхала немного и потянула меня за руку. – Ладно, тогда пойдём. – Далеко? – Да нет. Когда мы вышли к забору, она прошла немного вдоль него и остановилась. – Здесь. – Что здесь? – не понял я. – Ой какой ты глупый. Дырка же. Она аккуратно отвела в сторону две доски и шмыгнула в отверстие.  

Она аккуратно отвела в сторону две доски и шмыгнула в отверстие. – Давай лезь за мной. 

Легко сказать. Для маленькой девочки может и нормально, а для меня. Рубашку бы не порвать. С трудом протиснувшись в дыру я оказался в…  

В лесу, а где ещё. Сосны, хвоя под ногами и аромат смолы. Трава, цветы и едва заметная тропинка в комплекте. Ульяна помахала мне рукой: – Иди сюда. Это здесь. Я вышел на полянку в стороне от тропинки и увидел небольшой, аккуратно сложенный шалашик. Кстати, пока близко подойдёшь и не заметишь. – Вот. Это мой дом. Заходи в гости. Я заглянул внутрь. Пол, покрытый сорванной травой, самодельные лежанка и столик. На столике куклы, на лежанку посажен плюшевый медведь. Ульяна вытащила его и протянула мне. – Мишка, познакомься это Азад. Он хороший. Не бойся. Я пожал медвежью лапу. – Привет, мишка. Как дела? Потом сел у входа. – Уля, а давай здесь посидим. Боюсь сломаю внутри всё. Ульяна улыбнулась. – Ну я же не знала, что ты вообще в гости придёшь. Давай здесь тогда.  

Я постелил ей рубашку, она села, не выпуская медведя из рук. – Вот, это мой домик. Я его сама сделала. Я сюда прихожу, когда мне одиноко. Поплакать. – Ну что ты солнышко.  

Я погладил её по голове, она доверчиво прижалась ко мне. – Уля, а кто-нибудь знает о домике? Она пожала плечами. – Лиска. И Лёшка ещё. Но он далеко сейчас. Он в армии, вот. А я ему написала. Я вспомнил что говорила Алиса. – Он твой брат? – Да. Он хороший, он меня защищал. А сейчас… Только Ольга Дмитриевна. Она тяжело вздохнула, но тут же заулыбалась. – Она хоть и ругается, но всё равно хорошая. А теперь ещё ты есть. Мы ещё немного посидели молча. – Уля. – Чего? – Знаешь, это хороший домик, но… Есть получше. Ульянка встрепенулась: – Ой, а где, а какой? Я показал ей ключ на длинной верёвочке. – А чего это?  

Ключ от дома. – ответил я. – Какого дома ещё? – Теперь твоего. Личного. – Это здесь в лагере что-ли? Догадалась ведь. Смышлёная у меня доча будет. ЭЭЭЭЭЭЭ… Ты сейчас чего подумал? Что хотел, то и подумал. Проехали.  

Уля, если вдруг тебе захочется побыть одной… Вдруг. Ты просто придёшь и откроешь дверь. В любое время. Договорились? – Нууууу… А ты? – А я буду сидеть тихонько, чтобы тебе не мешать. И ещё, котёнок. Давай ты больше не будешь плакать. Хорошо?  

Она помолчала. – Азад. Дядька… Это ведь здесь только. Ненадолго. А потом ты уедишь, а я… Я не хочу к нему. Он плохой. Я его боюсь. Я погладил её по голове: – Всё будет хорошо. Обещаю. Тебе не надо будет никого бояться. Она только всхлипнула. Я повесил ей ключ на шею.  

Уля. Знаешь мне надо сделать одно важное дело. – Какое? – Важное. Давай в лагерь вернёмся. – Ой, а можно я кукол заберу и мишку? – Конечно можно. Теперь они у меня будут жить. – Здорово!!!!!! – обрадовалась Ульянка. – Я сейчас, я быстро. Она залезла в шалаш и через несколько минут вернулась с пластиковой прозрачной сумкой, в которой лежали куклы, игрушечная мебель и посуда. – И мишку возьмём. – Обязательно. Ему же без тебя скучно будет.  

  

В доме Ульянка тут же начала рассаживать кукол на столе что-то рассказывая им. Медведь уже сидел на моей кровати. Я тем временем, порывшись в шкафчике, достал нож. Пригодится. В старый лагерь похоже ведет тропинка, которую я видел около шалаша. 

Повернулся…  

Дядька, ты чего! – закричала Ульяна, опрокинув стул. – Зачем нож! Не надо!!!! Она вытянула вперед руки словно защищаясь. – Мамочка! – Уля, что с тобой? Она всхлипнула. – Ты чего с ножом? Я испугалась. Я положил нож на стол, поставил упавший стул на место.  

Уля, я в старый лагерь хочу сходить, посмотреть, что там. А нож просто на всякий случай. 

Успокоившись, Ульяна села на стул и посмотрела на меня как на полного идиота. 

Дядька, там же привидения. Они его не испугаются. – А вдруг?  

Девочка только тяжело вздохнула. Мол, что тебе дураку объяснять. Действительно. Ох уж эти взрослые. Элементарных вещей не понимают. 

 – Слушай, а в старый лагерь та тропинка ведёт что около твоего дома? – Не скажу. – Почему? Она помолчала. – Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Ты что не понимаешь? Я боюсь.  

Теперь вздохнул я. – Уля, мне надо это сделать. Надо выяснить, что там такое чего боятся люди. – Правда очень надо? Я кивнул. Снова неловкое молчание. – Ладно. Если надо, то…  

Она встала, улыбнулась. – По той тропинке иди… Азад, можно я тебя обниму?  

Не зазорно тому, кто на колени только перед Богом встаёт, преклонить их перед ребёнком. Ульянка прижалась ко мне. – Ты только возвращайся, а то я плакать буду. Она шмыгнула носом и неожиданно чмокнула меня в небритую щёку. – Вот. Вернись пожалуйста. – Улечка, солнышко… Конечно вернусь, честное слово. Отстранившись, Ульяна повернулась к двери. 

Иди, а я ждать буду. 

  

Забор, лес, тропинка… Вроде ничего необычного. Только вот постоянное ощущение что кто-то наблюдает за тобой из чащи. Ещё один поворот и… Внешне ничего страшного или опасного. Заброшенное здание с выбитыми окнами, заросшее крапивой и какими-то кустами. Нечто, напоминающее заброшенную детскую площадку. Старый лагерь, да. Только тихо почему-то. Я цапнул рукоять ножа. Не человеческим взглядом глядеть надо.  

  

А вот уже что-то поинтересней. Что там? Примятая пожухлая трава, чернота какая-то. Я присел, дотронулся до земли. Обычный человек ничего бы не понял и не увидел. Даже опытный охотник. Я посмотрел внимательней. Вроде никаких видимых следов, потом по волчьи втянул воздух. Слабый запах, от которого у меня зашевелились волосы. Запах смерти, неживого. Я подошёл к засохшим кустам. Да вон там… Что-то похожее на клочок шерсти. Только зверей с такой шерстью не бывает. Кто-то или что-то было здесь недавно и ушло во тьму, прячась от солнца. Вот значит с кем схлестнутся придётся. И давно такое? Да вон, как они приехали. За детьми значит пришёл? Сначала через меня пройди, а там посмотрим.  

Стоп, а кто у нас сюда бегает? Пацаны какие-то? Ай, блядь… Нехорошо это. Надо обратно идти. Тем более дело к вечеру идёт. Всё, уходим… Дойдя до забора я оглянулся. А ты всё смотришь? Ну смотри, сука. 

  

Подходя к домику, я увидел на крыльце, ну кого же ещё, Алису с Ульянкой. Ждали меня похоже. – Ой, ты вернулся! – Ну, я же обещал. Алиса с интересом посмотрела на меня. – Чего надыбал в лесу? – Да ничего. Прогулялся просто. Сейчас Ольгу надо бы увидеть. – Понятно. – Алиса показала рукой. – Вон её домик. У себя должна быть. 

Ульяна же, похоже, решила устроить допрос с пристрастием. – А ты привидение видел? А какое оно? А сильно страшно? А чего ещё было? – Да никого я не видел. Честно. И не страшно ничуть было. – Тогда неинтересно. Я уже заходил в дверь. – Рубашку сними. – Зачем? – Затем что порвал. Я зашью. – Лиска, ты уж… Я сам как-нибудь. – Да не выкобенивайся ты, снимай давай, тоже мне. 

Переодевшись, я, спрятав нож, ибо нехрен детей пугать, направился к домику Ольги. «Тук-тук». – Кто там, Славя ты? Входи открыто.  

Ольга сидела за столом и что-то записывала в тетрадь. «План лагерных мероприятий». Увидев меня, она удивленно подняла брови. – Товарищ Азад. Проходите, чаю хотите? 

Я сел на стул. – Слушай, мы с тобой не на партактиве. Давай на ты. Проще будет. 

Ольга только пожала плечами. – Хорошо. Просто зашел или по делу? – Вообще-то по делу.  

Давай, выкладывай быстрее. Мне ещё план на неделю составлять. 

Я пересказал ей разговор у лодок, добавив про старый лагерь. Она лишь хмыкнула: 

Ну ты даёшь… Про лес сказки я и раньше слышала. То же мне. И вообще, у нас на завтра поход общелагерный в лес. Это меня больше волнует. – Ты, блядь, охренела? Какой поход?  

Вожатая нахмурилась. – Ты за языком-то следи. А то ведь… – А ты… Я что непонятно сказал. Нельзя в лес. Опасно там. – И что там опасного-то? Мы же недалеко. 

Мда, она ведь действительно не понимает. Я достал клочок шерсти, который нашёл в старом лагере, положил перед ней. – А далеко и не надо. Уже рядом. Ольга показала пальцем на находку. – И что это? Волчья что-ли? Или собака бродячая оставила? – Был бы живой зверь, я бы не сильно волновался. Ольга только поморгала глазами. – Ничего не понимаю. Чья эта шерсть тогда? – Порождения тьмы. – Какой ещё тьмы? Ты что… – неожиданно она замолчала. Внимательно посмотрела на меня, потом продолжила. – Предположим. Ты вроде трезвый сейчас. Считай, что я в этот бред верю. Дальше-то что? – В город сообщить, детей вывезти, лагерь закрыть. И деревня ещё…  

Она покрутила пальцем у виска. – Ты в своём уме? Летний сезон только начался, по плану ещё две смены. А что я в облоно скажу? Что почётному гостю чертовщина померещилась? 

А что ты родителям будешь говорить, если с их детьми что-нибудь случится? Подумай. 

Ольга вздохнула: – Ну да… Лучше, конечно, перебдеть, тут ты прав. Всё не вовремя. – Что ещё-то? – Да директора прямо перед твоим приездом с аппендицитом в город увезли. Из начальства я да ещё вожатые. А тут…  

Вот это я прекрасно понимаю. Кому охота лишнюю ответственность на себя брать.  

И что решила? Ольга опять вздохнула. – Ладно. Лес будет под запретом, до выяснения. Чёрт. весь план отдыха к такой-то матери… Хорошо хоть проверочные комиссии у нас раз в пятилетку бывают. – Подожди. – спохватилась она – Если это уже в старом лагере, то почему у нас тихо? А? Действительно, почему? Минутку… – Что здесь раньше было? – Не знаю.  

ЧТО. ЗДЕСЬ. БЫЛО РАНЬШЕ. – Что разорался тут? Ну слышала я что тут раньше монастырь стоял. Сожгли его, ещё до войны, в двадцать девятом что-ли. А монахов… Догадываешься. Вот теперь понятно. – Монастырь… Поэтому вы ещё и живы. Место святое, намоленное. – Черти что и сбоку хвостик. Ладно. Ты никому больше об этом не говори, а то паника начнётся. – Разумеется. Ну я пойду тогда? Она махнула рукой. – Иди, ужин скоро. 

  

Ужин — это само собой, но надо ещё кое-что сделать. Мне вроде сюда. «Клубы», а ниже вывеска поменьше. «Кружок научно-технического творчества». Роботов они тут делают. Я постучался. – Кто там, входите. 

Меня встретил тот самый пацан в очках. Как там его… Саша, вроде. Рядом второй. Светловолосый, в руке паяльник. – Здравствуйте, товарищ Азад. Проходите пожалуйста. Мы тут… 

Ну что вы тут понятно. Вон на столе нечто разобранное роботообразное стоит. Кибернетики… Вундеркинды. А скоро ведь ужин. – Я ненадолго. Короче пацаны. Объясню по-простому. Если узнаю, что кто-то ещё в старый лагерь зачем-то бегает… Яйца оторву. Я понятно сказал? Пока они соображали над моими словами я вышел, аккуратно закрыв дверь. Вот теперь ужин. 

  

У входа в столовую я наткнулся на Алису с Мику. Та, хлюпая носом, что-то рассказывала Алисе. – Вот ведь скотина… – Что ещё случилось? Алиса отмахнулась. – Да к Микусе пацан какой-то пристаёт. Новенький, воображает из себя… – Мне поговорить с ним? – Ой, учитель, не надо. Я сама. – Ну хорошо. Только не убивай его, пожалуйста. 

Алиса хмыкнула: – А зачем убивать-то? Микуся, ты вот что. Если он к тебе ещё полезет, бей сразу по… Она что-то зашептала на ухо Мику. Та покраснела. – Ты что, Алиска такое говоришь. Фу, это же неприлично. – Зато практично. Сразу отстанет. – Ну не знаю. Учитель, вот как… Она советует его по… Я даже повторять не хочу. – Может лучше ужинать пойдём? – Да, конечно. Столовая, как обычно, встретила нас детским гамом и криком: – Вы где ходите! Я вам место забила! Ну кто ещё кроме Ульянки способен на такие добрые дела? – Чтобы мы без тебя делали? – Голодными бы ходили. 

  

После ужина я вышел на улицу, раздумывая что делать дальше. Оптимальный вариант: прийти домой, почитать и лечь. Что-то я вымотался. Ага, вот прямо сейчас. К действительности меня вернула Ульяна. – Ты на танцы пойдёшь? Давай, соглашайся. Нехорошо, конечно, отказываться, но придётся. – Не, Уля. Не получится. Стар я уже для танцев. – Ну какой ты… И за что я тебя только… Ой. – За красоту, наверное. Нет? – Да ну тебя. – обиженно сказала Ульянка и растворилась в вечернем сумраке. Как она это делает? Раз и здесь. Два и нету. Три – по новой. Уникальный ребёнок. В разведке ей бы цены не было.  

Тут меня вежливо пихнули в плечо. – А на эстраду придёшь? Теперь Алиса. – А зачем на эстраду какую-то? – Разговор есть. А эстрада вон там, не заблудишься. Давай через часок, когда все на танцульках будут. И как там ты сказал? НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. Свободен. 

Вот это сейчас что было? Опять приглашение на свидание? Ладно, придётся идти. А то ведь некрасиво получится, да и последний глаз жалко. Нет, ну как без глаза? Куда я попал… 

  

Короче через полчаса я подходил к нужному месту ориентируясь по звукам. Типа «Deep Purple». Алиска сидела, свесив ноги, на сцене и немилосердно терзала электрогитару.  

Эй,прекрати над инструментом издеваться. – Ой ну можно подумать ты тут Джимми Хендрикс, блин, пришёл. Логично. И ведь не поспоришь. – Ну ладно, а дальше что? 

Алиса на минуту задумалась, потом показала лежащую рядом акустику. – Можно тебя попросить? Спой пожалуйста. А потом… Потом будет.  

Почему нет? Забравшись на сцену, я сел рядом, взял гитару. – Слушай, а Мику где? – Да на танцах. Сказала, что ей развеется надо. А что, заскучал уже? 

Оппаньки, ёлы-палы, меня уже ревнуют что-ли? Только этого не хватало. Я сделал виноватое лицо. – Да нет, просто… – А просто спой. Только… – Алиса пошевелила в воздухе пальцами. – Вот без этих… Ну ты понял? Не надо. 

Ну попробуем.  

  

«Оставь меня дома, захлопни дверь,
Отключи телефон, выключи свет…
С утра есть иллюзии, что все не так уж плохо,
С утра есть сказка со счастливым концом. 


Иду в поход – два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Иду в поход – два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.

Собака выла всю ночь под окном.
Мы все прекрасно знаем, что случается потом,
А она, закончив дело под чужое окно
Развенчивает сказку со счастливым концом.

Иду в поход – два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Иду в поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.

Но вера осталась, и надежда живет.
Я знаю, что любовь никогда не умрет.
Лишь дай мне иллюзию, что все не так уж плохо,
И расскажи мне сказку со счастливым концом.

Пойду в поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет.
Последний поход два ангела вперед,
Один душу спасает, другой тело бережет…» 

  

Алиса заулыбалась. – Ангелы… Их же не бывает. А песня хорошая. Я сделал вид что возмутился. – Как это не бывает! Один вон рядом сидит и сам себя отрицает. – Я? Ну ты скажешь тоже. Из меня ангел как из… – Спорить будешь? – Нет, не хочу. – она помолчала. – А вторая кто? Ну другой ангел там? Ну кто же ещё. – Маленькая, рыжая, с шилом в попе. 

Алиса вздохнула и положила голову мне на плечо. – Это да… Что есть, то есть. И именно там. Вечно она… Спой ещё. Давай. Сейчас сделаем. – Только повеселее можешь? Ещё и спрашивает. – Готова? – К ЧЕМУ? Поехали. 

  

«Вот пуля просвистела, в грудь попала мне. 

Спасся я в степи на лихом коне. 

Но шашкою меня комиссар достал, 

Покачнулся я и с коня упал. 

  

Хей, да только конь мой вороной, 

Хей, да обрез стальной. 

Хей, да ты густой туман, 

Хей, да только батька-атаман. 

Да батька-атаман! 

  

Меченый свинцом я пришёл с войны. 

Привязал коня, сел возле жены. 

Но часу не прошло, комиссар пришёл. 

Отвязал коня и жену увёл. 

  

Хей, да только конь мой вороной, 

Хей, да обрез стальной. 

Хей, да ты густой туман, 

Хей, да только батька-атаман. 

  

Спаса со стены под рубаху снял, 

Хату подпалил да обрез достал. 

А при Советах жить – продавать свой крест, 

Сколько нас таких уходило в лес. 

  

Хей, да только мой конь вороной, 

Хей, да обрез стальной. 

Хей, да ты густой туман, 

Хей, да только батька-атаман. 

  

Как возьму обрез 

Да пойду я в лес. 

Буду там гулять, 

Буду власть стрелять. 

Сила у обреза на куске свинца, 

Раз нажал курок вот и нету молодца. 

  

Хей, да только мой конь вороной, 

Хей, да обрез стальной. 

Хей, да ты густой туман, 

Хей, да только батька-атаман.» 

  

  

Алиса даже отодвинулась от меня. – Ты, бля, совсем охренел? Это же антисоветчина голимая! Тебя же посадят! Ну ты точно безбашенный… – Не понравилось? Она махнула рукой. 

Да ну тебя… А слова перепишешь? Я погрозил ей пальцем. – Неа, тебя же посадят. Передачи ещё носить придётся. – Да ладно, не ссы ты. Среди моих знакомых стукачей нет. Хотя…  

Она что-то сказала? Алиса удивленно посмотрела на меня. – Ты чего задумался-то?  

Да вспомнил кое-что. Про эту песню. 

Как нас называли? Русский батальон. Боевики говорят кирпичами срались когда нас слышали. Хорошо мы гуляли, душевно, как полагается. 

Что вспомнил хоть? Хорошее или… – Всякое. 

Тем временем отзвуки музыки с площади стихли. Танцы похоже закончились. Алиса зябко повела плечами. – Прохладно что-то. – Сейчас. – я снял рубашку, накинул на неё. 

Спасибо. А ещё споешь? – И спать. Я отложил гитару. – Ты же петь хотел?  

«Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить! 

Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить! 

С нашим атаманом не приходится тужить!  

  

А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!» 

  

Неожиданно меня поддержал девичий голос. Алиса… 

  

«Атаман наш знает кого выбирает,
Эскадрон пополнят да умчатся без меня,
Им досталась воля, да казачья доля,
Мне ж досталась пыльная, холодная земля. 

Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!» 

  

Она пела, запрокинув голову и прикрыв глаза. 

  

«А в станице жинка выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня. 

Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить! 

  

Будет дождь холодный, будет дождь холодный,
Будет дождь холодный мои кости обмывать.
Будет ворон чёрный, ой будет ворон чёрный,
Очи, мои очи соколиные клевать. 

Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить! 

  

Как на грозный Терек, на высокий берег,
Бросили казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся Терек
Сотнями порубанных, пострелянных людей…» 

  

Хорошо спели. И какой у неё красивый голос, оказывается. 

Слушай, ты откуда эту песню знаешь? – спросил я. – Да у нас во дворе её мужики поют часто, когда выпьют. Я запомнила. – Ну пошли спать что-ли?  

Она неожиданно остановила меня. – Подожди, я… Послушай, я знаю, что я дура, но пообещай мне… – Ты о чём? 

Мне показалось что где-то высоко-высоко зазвенела натянутая струна. 

Она помолчала… – Азад, пообещай мне, что ты не умрёшь. Понимаешь? 

И неожиданно вдруг плача уткнулась в меня. 

Я… Я не знаю, не знаю. Ты пойми. Витька скололся, дурак… Леньку в прошлом году в драке зарезали. Понимаешь какая жопа… А я гуляла с ними. Ты только не думай, что я какая-нибудь там… Честно, ничего такого не было. А теперь вот их нет. 

Всё что я смог, это погладить её по голове. Она всхлипнула.  

Видишь, как у нас весело. А ты… Ты приехал, как из другого мира, где всё… По-другому наверно. Гавна этого нет. И люди другие, и всё другое. Понимаешь? Чёрт, ну не могу, не умею я как правильно сказать надо. Не научилась. И ты… Ты как брат. Легко с тобой, хорошо. Даже ругаться как игра. Понарошку как-бы. Только я не хочу брат. Я… Разберусь и скажу. Ладно? Просто время немножко мне надо.  

А вот это, учитывая лес, уже проблема. Вслух же я сказал другое. – Лиска, да я не умру. Честно. Некогда умирать, дел ещё много.  

Она только вздохнула. – Врёшь ведь, поди. – Нет, правда. Давай, вытри слёзы, да я тебя провожу. Я подал ей платок. – А то, что ты рассказала… Жизнь по-всякому бывает. Вот, возьми.  

Спасибо. Поплакалась я тебе. Больше просто некому. Ты только не говори никому. Пересуды пойдут. – Да плевать. Гитару взять? – Положь вон там, я завтра заберу. 

  

До домика с флагом мы дошли в тишине. Никого не встретили, лагерь уже спал. Это и к лучшему. Только сплетен Алисе ещё не хватало. На пороге она, улыбнувшись, помахала мне рукой, зашла внутрь… И тут же выбежала обратно. – Азад!!!! – Что случилось? – Ульянки нет. Ой, мамочка… – Как это нет? – Молча, бля. Зайди сам, посмотри. Действительно, Ульяны не было и постель не тронута. Алиса схватилась за голову. – Господи, где её сейчас искать-то? Ольгу будить придётся. Вот ведь… 

Я попытался успокоить её: – Лиска, не нервничай ты зря… – Да пошёл ты… Стоп, минутку… Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно же. – Лиска, я знаю где она. Пошли. – Куда ещё? 

Рядом. Да с ней всё нормально, пошли. Алиса непонимающе смотрела на меня. – Да куда идти-то? 

Схватив её за руку, я вытянул её на улицу и потащил к своему домику. Похоже Алиса была… 

ммм… в растерянности и даже не отбивалась. Зайдя на крыльцо, толкнул дверь. – Ой, а почему у тебя открыто? – Увидишь. Заходи, только громко не кричи. 

Зайдя в комнату, Алиса, выдохнув, села прямо на пол. – Улька! Ульянка мирно посапывала на моей кровати, обняв медведя. – И что она тут, у тебя делает? – Спит, как видишь. 

Я вижу. – Алиса пришла в себя. – Как она сюда попала? Ты дверь не закрыл, что-ли? 

Да я ей просто второй ключ отдал. – А я ещё думала, что ещё за ключ у неё болтается? Решила, что нашла где-то. Я присел на кровать. – Просто это лучше, чем шалаш, да и присмотреть проще. Лиска погрозила мне пальцем. – Вот ты хитрожопый… Ладно. Нашлась, хорошо. Она встала и, отряхнувшись, направилась к двери. – Подожди, а…  

А это уже твои проблемы. Ты папа или кто? А я пошла, а то прямо здесь вырублюсь. Будешь тогда двоим колыбельные петь. Только утром не забудь её домой привести. А то узнают ещё. – Да я встаю рано. – успокоил я её. – Ну тогда спокойной ночи, отец – молодец. Я сама дойду. – она зевнула. – Ладно, до завтра. 

  

Закрыв дверь, я было повернулся ко второй кровати чтобы лечь, когда услышал сзади всхлипывания. Что ещё такое? Подошёл к Ульянке, наклонился. Та, не открывая глаз, пробормотала. – Папа, ты где? Приходи давай. Погладив её по голове, я сел на пол рядом с кроватью. 

Я здесь, Рыжик, здесь. С тобой. Всхлипывания сменились довольным сопением. – Папа… 

 Я откинул голову назад и устроился поудобней. – Спи маленькая, всё хорошо. 

Теперь ты понял, зачем ты здесь. Да. Чтобы одна маленькая девочка не плакала от одиночества и обиды. Остальное всё будет завтра. Или не будет. Неважно. Я улыбнулся, чувствуя ульянкино дыхание. Спим. Всё. 

  

 День третий. 

  

«На двоих один берег, 

На двоих один лес. 

На двоих одно лето, 

На двоих один крест…»  

  

Утро началось с крика. – АЙ!!!!! Дядька, ты зачем у нас и на полу! А куда ты Алису дел? А…  

Ульянка, закутавшись в одеяло, сидела на кровати и смотрела на меня с ужасом. Я сел рядом с ней. – Уля, ты чего? – ОЙ! Это не у нас? А где я? – Ты что, ещё не проснулась? 

Она недоуменно помотала головой. – Нет. А… Я же у тебя!!!!! А почему ты полу сидел? 

Хороший ведь вопрос, однако. Я почесал в затылке. – Ну просто ты немножко плакала ночью, поэтому я посидел рядом… Ульяна нахмурилась. – Ага, а потому что тебя не было. Ты где был вообще? Тоже хороший вопрос. Давай колись, блин. – С Алисой. На эстраде сидели… 

Она только всплеснула руками. – А у вас что свидание было? Целовались, да? А… 

УЛЯ!!! Лучше слезай с кровати, я заправлю. – Да ну тебя, я сама. Ты не умеешь. 

Пересев на стул, я смотрел как она быстро и аккуратно заправляет постель. Хозяюшка.  

Закончив, она подошла ко мне и ткнула в меня пальчиком. – УЧИСЬ! – СЛУШАЮСЬ! 

Ульянка засмеялась. – Я начальница, вот. А чего сейчас делать-то? – Умываться пойдём. 

Ульянка посмотрела на меня и, помолчав, спросила: – А ты почему не спрашиваешь, что на танцах было? Неинтересно, да? Я изобразил заинтересованность. – И что там было? 

Она замахала руками. – Ой, там такое было… Ужас. – И что за ужас-то? Сейчас всё выясним. Что там могло произойти-то? Ульяна начала рассказывать: – Там какой-то дурак к Микуси приставал. И лапал её. Представляешь? Прямо при всех. А она закричала. 

Хорошо конечно, что меня там не было. – А дальше что? Она даже зажмурилась. 

А Микуся его как пнёт по…. Ой! Не буду говорить куда, я приличная девочка. Туда, вот. А потом она ему как в глаз даст… Вот что было. А он убежал потом. 

Ну хоть хорошо, что не убила. Я попытался представить себе оскорбленную вторую… Лучше не надо. – Уля, пошли умываться. – Ага, пошли.  

Утренняя прохлада, пение просыпающихся пташек и ощущение покоя – то, что нужно для хорошего настроения. Мы уже подходили к умывальникам, когда Ульянка вдруг остановилась и выпустила мою руку. – Что случилось? – Я… – она замялась – А ты ругаться не будешь? 

За что? Признавайся, чего вчера натворила? Ульянка только потупилась. – Не скажу. 

Я присел перед ней. – Слушай, ты сама же спросила не буду ли я ругаться. А я даже не знаю за что. Расскажи, пожалуйста. Она помялась, заложив руки за спину. – Ну я… Я с мальчиком была. Вот. – И всё? – я улыбнулся. – А как его зовут? – Данька. Он из пятого отряда. Он… Хороший, вот. 

Я продолжил расспросы: – Вы танцевали? Ульянка заулыбалась. – Немножко. – А он не приставал к тебе? – НЕТ!!!!! – закричала она. – Целовались? – Ты что, нет, конечно. Мы погуляли, а потом вожатый сказал, что надо спать. Он к себе пошёл, а я к тебе. 

Она вздохнула: – Не ругайся только. Ну… Дочка пользуется успехом у парней. Не загордись. Опять проехали. 

Я не буду ругаться. Не за что ведь. Снова тяжелый вздох. – А он бы ругался. И кричал, и слова плохие бы про меня говорил. Теперь уже вздохнул я. – Уля, я же не он. – Я знаю. Пошли умоемся. 

Подойдя к умывальнику, я снял майку. – Подержи пожалуйста. – Закаляешься, да… – А то. Давай приступай. Ульяна осторожно потрогала струю воды. – Холодная. – Ну что теперь. Давай умывайся. Она со вздохом потянулась за мылом. – Ладно, чего… 

  

После водных процедур мы направились к домику с флагом. Лагерь тем временем уже начал просыпаться. На улице начали появляться ещё сонные пионеры и пионерки… 

Мы подошли к домику, поднялись на крыльцо. Я постучал. Через пару минут из-за двери раздалось: – Кого несёт в такую рань? Дайте поспать. – Открывай, медведь пришёл. 

Какой ещё нахрен медведь… Вот кто-то по башке точно сейчас получит.  

Алисонька, это я, Ульяна. Не надо по башке. – Подождите, дайте хоть одеться. 

Ещё через пару минут дверь открылась и на крыльцо вышла Алиса, запахивая халат. 

Ну что… – она недовольно посмотрела на Ульянку. – Пришла пропажа. Скажи спасибо Азаду. Я тебя… – Ойкнув, та спряталась за меня. – Не надо.  

Алиса улыбнулась: – Уля, иди ко мне, я тебя… обниму. А из неё ведь хорошая мама выйдет. Словно прочитав мои мысли, Алиса только фыркнула: – Да ну тебя, придумываешь тоже. Лучше вон, рубашку забери. Я её починила. – Спасибо. – Да делов-то… Уля подожди, я только полотенце захвачу. – Лиска, а я уже умытая. – А я-то нет. Пошли, будешь за компанию. 

Она помахала мне рукой. – Давай, на линейке увидимся. 

  

Вернувшись в домик, я несколько минут пытался завязать галстук к линейке, потом плюнул и сунул его в нагрудный карман. Вырос я уже из этого. Обойдутся… Уже подходя к площади, я услышал. – СТОЙ! Ну стою и что? – Дядька, ты почему без галстука! Не стыдно?  

Ну вот, неудобно получилось. Ульяну заставляешь в форме ходить, а сам? 

Я изобразил виноватое лицо. – Он не завязывается. Ульянка всплеснула руками.  

Горе ты моё. Не постель заправить, не галстук завязать. А Ольга Дмитриевна ругаться будет. Садись. Усадив меня на скамейку, она профессионально повязала мне галстук и потянула за собой. – Вот теперь пошли. 

  

ПОСТРОЕНИЕ… Ольга вышла вперёд и начала: – Доброе утро, дети. Сначала, – она нахмурилась – о неприятном. Все знают, что произошло вчера на танцах. Семён, выйти из строя. 

На середину, прихрамывая и закрывая лицо, вышел незнакомый пацан. Ульянка откровенно захохотала, показывая на него пальцем: –Это он к Микусе лез. 

Советова, прекрати. Дело серьёзное. А ты руки опусти, пусть все на тебя посмотрят. 

Синяк под глазом, расцарапанная щека и похоже с носом проблемы. Легко отделался. 

Стоящая рядом со мной Алиса, показала большой палец. – Молодец Микуся. Моя школа. Но мало ещё… – Прекратить разговоры. А ты… Запомни, ещё подобное повторится и вылетишь из лагеря. 

Ольга ухмыльнулась: – Между ног не болит больше? Пацан только скривился.  

А теперь, в столовую картошку чистить. До конца смены. И сделайся пожалуйста незаметным. Давай, постарайся. 

Мику смущенно улыбнулась: – Учитель, я честно не хотела. – Ты ему нос сломала что-ли?  

Она пожала плечами. – Да вроде нет. Просто дедушка у меня… Он кудо преподаёт и немного научил. Ну вот и…  

Ольга тем временем продолжила: – Сегодня у нас по плану должен быть общелагерный поход в лес. Но… Из лесничества сообщили что рядом с лагерем видели волков. Поэтому поход отменяется. И это, кстати, означает что самовольные отлучки в лес будут расцениваться как злостное нарушение режима. Со всеми вытекающими…  

Она поискала взглядом в строю кибернетиков. – К вам это в первую очередь относится. 

А вместо похода у нас будет спортивный день. После завтрака старшим отрядов получить инвентарь у вожатых. Шахматы, настольный теннис, футбол, волейбол, бадминтон… Короче общелагерные соревнования. Получается такая мини-олимпиада. С победителями и сладкими призами. Тем более, что, как вы помните, в следующем году в Москве пройдут настоящие Олимпийские Игры. Ну все всё поняли? РАЗОЙДИСЬ. 

  

После завтрака меня сразу же попытались привлечь к спорту. Сначала Мику, потом Ольга… 

Азад, давай к нам в волейбольную команду. Тут ещё подоспела Ульянка. – Дядька, пошли в футбол… – Уля, ты и без меня справишься. Я в тебя верю. Та только хмыкнула: – А поболеть за меня? – Я буду мысленно с тобой. 

Фу, какой ты скучный. – огорчилась Ульянка и исчезла… Как она это делает? Как, Карл?  

Кое-как отбившись, я уже хотел идти подремать, но… Меня перехватила Алиса. 

Пошли, разговор есть. Я что зря ночь не спала? Куда, зачем? – Увидишь. И разговор серьёзный. За мной. 

  

Мы прошли вдоль забора, потом свернули к реке и вышли на большую поляну. Посредине рос большой дуб. Откуда он здесь? На ветках повязанные ленточки. – Что это за место? 

Алиса улыбнулась. – Ещё здесь не был? Сюда обычно приходят после отбоя чтобы сказать друг другу… Самое важное, самое сокровенное. Говорят, что если повязать ленточку, то всё сбудется. Этот дуб… Он был здесь всегда и будет всегда. Он слышал и запомнил многое. Сейчас он услышит меня.  

Она достала из кармана ленточку и повязала её. – Встань там – она показала на дуб. – и помолчи. Я хочу сказать…  

Словно собравшись с силами, она продолжила: – Мне плевать на возраст, на твою жену, на… На всё. Потому что я… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! 

Вас никогда не били прикладом по голове? Типа этого, да…  

Она всхлипнула? – Ты здесь? Почему ты молчишь? 

Сука, да скажи же ты ей. Скажи это. Как? Обыкновенно. Но ей же только шестнадцать лет. Вспомни… Той девочки с её глазами было семнадцать. Не надо об этом. А ты скажи то что не сказал тогда. Тоже ведь думал, что потом, а потом не было. Ладно… 

  

«Думы окаянные,  

Мысли потаенные.
Бестолковая любовь,  

Головка забубенная…» 

  

Лиска… Я ведь тоже люблю тебя. Ответом был саркастический смешок. – Да? Как маленькую глупую девчонку? Да пошёл ты… Не нужна мне такая твоя любовь. Я не… 

Нет. Я люблю тебя как женщину. Самую красивую на свете. Клянусь Богом. 

Ты сказал это? Да, я сказал это. Она вышла из-за дерева. – Ты на самом деле? Я… 

Она подошла и неловко, стесняясь обняла меня… – Тогда… Тогда поцелуй меня как женщину. Я хочу узнать каково это… 

  

Что ты делаешь? Целую любимую…  

Что же ты делаешь? Целую любимую… 

Что же ты делаешь…?  

  

«И не догонят нас не боль, 

Не молва, не стыд. 

А что грешили мы с тобой. 

Так может Бог простит…»  

  

  

  

Застонав, она опустилась на землю. – Как же сладко… Ещё… – её пальцы начали расстегивать пуговицы на рубашке. Я остановил её. – Не надо. Не спеши. Всё будет… 

Она встряхнулась. – Ой, Азад, я… Я же не хотела, чтобы… Ты не думай, я же не какая-нибудь. 

Всё хорошо… Она отодвинулась. – Ты сейчас сказал… Авеста? Это имя, кто она? Ты не думай, я не ревную, просто… 

На меня смотрела кто? Я опустил голову. Брат, я думал, что ты разучился плакать. 

У нас там не было имён, только позывные. Ей было семнадцать лет и у неё были твои глаза. – Что с ней стало? Не хочешь, не говори, конечно. – Она погибла. Я не смог её спасти…  

Алиса вдруг приложила палец к моим губам: – Нет, молчи. Этого не было. Я вернулась. Я Авеста и я больше тебя не отпущу. Bijare…  (Любимый (курманджи)

Что она сказала? Ты слышал. Ты понял… 

  

«Все вы, думы, помните,  

Все вы, думы, знаете,
До чего ж вы мое сердце  

Этим огорчаете.

Позову я голубя,  

Позову я сизого.
Пошлю дролечке письмо,  

И мы начнем все сызнова...» 

  

  

Я положил голову ей на колени. Она взъерошила мои волосы. – Какой ты красивый. И как же я тебя люблю. Она посмотрела наверх. – Странно, как будто бы… – Что? 

Алиса пожала плечами. – Не знаю. Кажется, что кто-то смотрит сверху на нас и… улыбается. По-доброму. Она помолчала. – И пусть смотрит. Мы же ничего плохого не делаем. Да ну… Пусть завидуют. 

Лиска, можно тебя спросить? – Рискни, а о чём? – Кольца на цепочке… 

Алиса только вздохнула: – Это память о моих родителях. – А что случилось? Не говори, если не хочешь. – Ох… Я никогда их не видела. Но эти кольца всегда были у меня на шее. С самого рождения, понимаешь? Что же непонятного. Ну и нахрена ты это начал, дурак любопытный. Алиса покачала головой. – Говорят я в папу, такая же рыжая. А ещё говорят, что… Говорят мама у меня ведуньей, была, ведьмой что-ли… – Ты не искала их? – Нет. Они же всегда рядом. Вот смотри, – она показала мне кольца – на одном женское имя. Зара. А на другом мужское. Иван. Видишь? Когда придёт время это будут наши обручальные кольца. Не обсуждается, да? – Как скажешь. Она только засмеялась. – Ну ещё бы… Алиса откинула голову назад и зажмурилась. – Как же хорошо. Только… Азад не бросай меня, пожалуйста. Я с тобой куда угодно поеду. Честно… 

  

Ну и… Как ты ей правду скажешь. О том что… А ведь придётся говорить, иначе неправильно будет. Как будто бы я солгу ей. Не хочу врать. Я сел. 

Алиса, помнишь ты сказала, что я из другого мира. – Ну я же в переносном смысле это сказала. – она недоуменно посмотрела на меня. – Просто я имела в виду, что ты как-бы в этот мир не вписываешься. Как инопланетянин какой-нибудь. А что? 

Да я ведь правда из другого мира пришёл. Она нахмурилась и шлёпнула меня по голове. – Прекрати прикалываться, а то получишь. – Лиска, это правда. Вот смотри. – я показал ей татуировку на левом плече. Странно, она что, не замечала? 

Ну и что там у тебя? Донбасс – Новороссия… Что ещё за Новороссия такая? А Донбасс — это же Украина. Я географию СССР знаю. Ерунда какая-то. – Да нет не ерунда. У нас там война идёт. Понимаешь? Она только ойкнула. – Ты что… Мама… А как это? – Как… Война. 

Подожди. – она вздрогнула. – И ты там воевал? Господи… – Ну воевал это громко будет сказано. Я вообще – то журналист. Но немного пришлось.  

Алиса коснулась моего лица. – Ты это немножко называешь? – Это позже. Я в командировку уехал. В Сирию. – Тоже на войну что ли? Охренеть… – Ну работа такая у меня. – Хреновая у тебя работа… Глаз там потерял? 

Я вздохнул. – Освобождали город. С оператором на мину наткнулись. Его в ногу ранило, а меня… Алиса по бабьи подперла щёку. – Ох мужики… Вечно вы приключений себе на жопу находите. С кем хоть воевал-то?  

Чёрт… Теперь попробуйте объяснить шестнадцатилетней девочки из альтернативного СССР образца одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года кто такие ПСы или что такое ДАЕШ. Вот и я о том же… 

С фашистами. – Да ну тебя. – удивилась она. – Их же уже давно победили. В каком там году? В сорок пятом же. – Ну да. Только не всех. Повылазили. 

Алиса удивилась ещё больше. – Странно. А я почему-то подумала, что у вас там коммунизм уже. – Да какое там. – я махнул рукой. – Просрали всё к ебеням.  

Плохо. – она на минуту задумалась. – Подожди, а как ты вообще к нам попал? 

Действительно, как? Надеюсь, с самого начала рассказывать не надо будет. 

Я между мирами могу ходить. Есть у меня такое. Она почему-то восприняла это как должное. – А зачем пришел? Нет ну здорово, конечно, что ты здесь, но… – Просто одна маленькая девочка позвала на помощь. Вот и пришёл. 

  

Младшая, ты понимаешь, что натворила? – Да я… – Ты понимаешь на что его обрекла? – Я плакала… – Плакала она… Вот отшлепать бы тебя как следует. – Отшлепай. – Знаешь же, что поздно. Ладно, не реви. Может всё ещё обойдется. 

  

Мы ещё посидели немного, помолчали. Всё ведь уже было сказано, зачем повторяться.  

Неожиданно Алиса спохватилась: – Слушай, обед же скоро. Да и потерять могут, наверное, а втык получать неохота. Пошли обратно. Она встала, отряхнулась. – Не знаю, что будет дальше, но… У нас есть этот лагерь и это лето на двоих. Мне достаточно. 

Мне тоже. А что дальше… Бог знает лучше. Алиса хмыкнула: – Да ну тебя… Его же нет. 

Ага, а кто сверху смотрел? Алиса подняла голову. – Ой, а он не обиделся? А вдруг и правда… Я засмеялся. – Не знаю. Мы вроде ничего плохого не делали. Она только вздохнула и снова подняла голову. – Не обижайся, пожалуйста и не наказывай нас. Мы хорошие. Только… – она помолчала. – Дурные как… Ладно пойдем. 

  

Лагерь нас встретил восторженным гулом и обсуждением итогов соревнований. Ко мне подбежала Мику. – Учитель, поздравьте меня. Я победила в бадминтоне и в настольном теннисе. 

Поздравляю, ты молодец. – А меня поздравить? – Ульяна подёргала меня за руку. – Я тоже молодец, смотри… – она показала мне шоколадную медаль.  

Достав шоколадку, Ульянка отломила кусочек и протянула мне. – Держи. А вообще, ты где был? АААААА!!!!! Ты же с Алисой был, ну-ка рассказывай давай быстрее. 

Мы сели с ней на лавочку. – Признавайся, целовались, да? – УЛЯ… – Ага, засмущался он тут. – она нахмурилась. – Всё, я на тебя обиделась, вот. – За что? – это я сказал уже лавочке. Ну вот и что теперь делать? На обед идти наверно, а потом Ульянку опять находить и за что-то прощения просить. Ну не умею я с детьми… 

  

В столовой я заметил Ульяну и хотел уже подойти, но она демонстративно показала мне язык. После чего села за стол рядом с каким-то вихрастым мальчишкой и начала ему что-то рассказывать. Слушал он её внимательно. Данька наверно из пятого отряда. Заметив, что я смотрю на них. она погрозила мне кулачком. Блин… Брат, если ты ещё не знал, женская ревность страшная вещь. Плохо кончишь. Сидевшая рядом Алиса, улыбнулась и наклонившись ко мне прошептала на ухо: – Всё ты попал. Смотри, точно без глаза останешься. 

Ужас. Хоть сейчас беги, только куда… 

  

После обеда я хотел уже идти в свой домик и хоть полежать немного. Не получилось. 

Азад… Ольга? – Надо поговорить. Это не только тебя касается. Да они что сговорились? Ладно, пойдём поговорим. Зайдя в дом, Ольга подвинула мне стул, а сама села рядом. – Ты что творишь? Ты хоть понимаешь… – Подожди, ты сейчас хоть о чём? 

Она даже стукнула кулаком по столу. – О том самом. Думаешь я не знаю, что ты с Алисой на Поляне признаний был, что Ульянка у тебя ночует… Я уже про музыкальный клуб и эстраду промолчу. – Но… – Запомни, от них у меня секретов нет. 

Я только выдохнул: – Ольга ты меня за кого принимаешь? Она махнула рукой. – Да не за кого я тебя не принимаю. Принимала, уже бы давно сообщила куда следует. – помолчав она продолжила. – Просто… Ты же всего не знаешь. 

Чего не знаю? Что Алиса сирота? Она сама об этом сказала. Что у Ульянки с отцом проблемы тоже знаю. – Знает он… А что над Алиской срок висит уже за её болтовню знаешь? А если она ещё твои песни перепоёт… А она может. Про Ульянку… 

Про проблемы с отцом? Ольга замолчала и… – Ты же не знаешь кто он. Подонок с партбилетом, а она… Его карьере мешает, города ему мало. Он и Марию, жену свою, чуть в могилу не свёл. Брат их защищал, он его подальше в армию отправил. Хорошо хоть до Афгана это было, понимаешь? – Алиса говорила… – Говорила? Как он хотел её в интернат для умственно отсталых сдать… Как она ко мне по морозу прибегала в одном халатике и тапочках, как с синяками ходила… – она вздрогнула. – Азад, ты что? Ты… 

Я улыбался: – Убью, суку… – Не надо… Господи. Ты не понимаешь? И менты, и… все под ним. Его все боятся. Он же тебя посадит, а то и хуже… Да не скалься ты. Ты же на зверя похож. – РАЗБЕРЕМСЯ. – НЕ НАДО, СЕБЕ ХУЖЕ ТОЛЬКО СДЕЛАЕШЬ. 

Аргх… Не по людски живете, не по-божески… Ольга только вздохнула: – Ты-то сам кто? Приехал, лезешь куда-то, помогать рвёшься… Справедливости ещё хочешь. Нету её нигде. Взрослый мужик вроде, а… – Кто я? Я, Оля, русский волкодав. Из тех что матёрого волка в одиночку берут. Когда кому-то плохо я прихожу. Она снова вздохнула: – Волкодав… Скажи ещё спецназовец какой-нибудь. Ты на себя хоть раз в зеркало посмотри. 

Я удивился: – А что в зеркале? Ольга внезапно рассмеялась. – Ну ты даешь… Хайр ниже плеч, прикид «милитари», фенька вон на руке… Олдовый, да? 

Оппаньки, как оно выходит. Забавно, однако. Я показал на неё пальцем. 

А вот что интересно. Откуда примерная комсомолка и старшая пионервожатая Ольга Дмитриевна… Фамилия как твоя? Ольга застыла. – Семенова, начальник. – Вот… Откуда советская гражданка Семенова нахваталась таких словечек? Олдовый, хайр, фенька… А?  

Она закрыла лицо руками, потом… – Дай закурить. – Сейчас. – я свернул ей самокрутку, поднёс зажигалку. – Держи. Её пальцы дрожали, она неловко затянулась. Выдохнула, словно бросаясь в омут. – Я ведь не всегда такой была. – Прости, не понял. – Чего не понял-то… Строишь из себя… Смотри. – она показала мне руки. – Видишь? 

Ну а что не видеть… Вены коцаные все.  

Она опустила голову. – Сломали они меня. Сначала на иглу, а потом… За что спросишь? За многое. Они ведь любого могут, понимаешь? Да что я тебе рассказываю… Восемь лет назад я должна была сдохнуть. Спасибо Линде, подруге моей… Вытащила. А эти… Документы новые, из Москвы увезли, забыть себя заставили. Нового человека из меня сделали. Да ещё говорили, что государство обо мне позаботилось. 

Она застонала. – А я… Я даже Линде позвонить не могу, боюсь. И да… Меня Дженис звали. 

Ой я мудак… А что ты хотел здесь увидеть? Счастливое будущее…  

Ладно, ты иди. Мне, наверное, поплакать надо после таких разговоров. Что сейчас делать будешь. Я пожал плечами. – В музыкальный клуб… – Давай, я попозже подойду. 

Подойдя к двери, я обернулся. – Девчонки знают о твоём прошлом? – Нет. Зачем… 

  

В клубе было тихо и похоже никого. Я сел на крыльцо. Занесло же тебя… Эх, наш табур бы сюда… Но мечтать не вредно. Неожиданно я почувствовал, как кто-то наваливается на меня, закрывая ладошками лицо. – Попался, да!!!! – Слушай, я с тобой заикой стану. 

Ага! – Ульянка засмеялась. – Испугался? Будешь знать! – Уля, ты же вроде обиженная? 

Она села рядом и нахмурилась. – Конечно я обиделась. И даже сейчас, вот. А ты почему внутрь не заходишь? – Да вроде там никого нет. 

Это кого тут нет? – сказала Алиса, выглядывая из-за двери. – Улька, ты репетировать пришла или почему? Давайте заходите.  

В комнате приятно пахло свежезаваренным чаем, лимоном и ещё чем-то сладким. Ульянка тут же заволновалась. – А это вы чего тут? И без нас? Мику засмеялась. – А мы пирожные кушаем. – А где вы их взяли? – Меня за победу в соревнованиях наградили. Забыла? 

Алиса потрепала Ульянку по голове. – Мы вам оставили. Две штуки. Давай жуй и за барабаны. Поиграем хоть… На удивление быстро проглотив своё пирожное и половинку моего, Ульяна вытерла руки, села за установку и выдала дробь. – Давайте, играйте. Чего там… 

  

Примерно полчаса я слушал современные обработки эстрадных песен… Потом Алиса отложила гитару. – Хватит. Надоела на… эта попса. И многозначительно посмотрела на меня. Мол, всё понял? Ульянка уже перебралась на матрасы и с интересом глядела на меня. Мику села рядом с ней. Я только вздохнул. Интересно, за что ей срок грозит? Я тронул струны… 

Ой, Ольга Дмитриевна… – Уля, да сиди, я просто зашла посмотреть, что вы тут делаете, послушать… Я кивнул. Ну да, послушать говоришь… Ольга Дмитриевна Семенова, которую раньше звали Дженис. Примерная комсомолка… Только следы от уколов? Ладно… Не очень я люблю, когда сразу в воду макают, да придется. Просто времени у меня мало.  

  

«Мой дед был врагом народа,
А отец офицером внутренних дел,
Ну а я уцелел,  

Хоть и долго болел,
Но мать меня просит, чтоб я песен не пел. 


Я ее конечно не виню,
Но, что осталось мне еще – только вены на руках,
А в ее сухих глазах – безысходность, боль и страх,
Так и не поняв, как надо было жить и кто же враг.

Эй, ей-ей-ей!
Черный ворон над домами все наглей и злей.» 

  

Ольга опустилась рядом со мной. В её взгляде читался немой вопрос – Что же ты делаешь?  

Вспомни кем ты была, Дженис… 

  

«Наша жизнь сквозь ментовский прицел,
Поэтапно в приказах стоять и ложись,
Коммунизм иль фашизм, что же дальше, окстись,
Это даже не смерть, но смертельная жизнь. 


Дети трасс и железных дорог,
Что же держит вас здесь, ведь больше нет лагерей,
Не осталось корней, а на гадов камней,
Только водка и боль, да могилы друзей.» 

  

Мельком я заметил, как Алиса сжала кулаки… 

  

«Эй, ей-ей-ей!
Черный ворон над домами все наглей и злей.
Эй, ей-ей-ей!
Черный ворон над домами все наглей и злей

Мой дед был врагом народа,
А отец офицером внутренних дел,
Ну а я уцелел, хоть и долго болел,
Но мать меня просит, чтоб я песен не пел.» 

  

В глазах Мику удивление мешалось с ужасом. Разве такое можно петь? Нельзя конечно-ответил я ей взглядом. Ульянка только ойкнула: – Тебя же посадят. Ты чего… Ну пока же не посадили… 

  

«Наша Вольница без одежд пришла
В край, где верили, где варили власть
Скорые до рук, до расправ-услад
Локти выголив, порезвившись всласть.

Наша Вольница болью корчилась
Шарил грудь свинец, шею сук искал
Выкормыши бед тенью Кормчего
Шабаш правили в долгих сумерках.

Нашу Вольницу ветер выплюнул,
Отрыгнул огонь прелым порохом,
Выструнили псов, гимны выть в плену
Не изранить жуть нервным сполохом.» 


– Не хочу… Ольга закрыла лицо руками. Знаю, что очень больно, а по-другому никак. Ты уж прости… 

  

«Наша Вольница бьет поклоны лбом,
Догмы рабские вбиты молотом.
Крылья дерзкие срезаны серпом,
Горло стянуто тесным воротом.

Наша Вольница зарешечена,
Меченых аркан в темноте настиг
Кость щербатая, кнут-пощечина
Стражи верные безмятежности.

Нашу Вольницу ливень выхлестал,
Отрезвила хмарь теплой водкою,
Выцвели шелка хором выкрестов,
Вехи топлены липкой рвотою.

Наша Вольница, без одежд пришла
Наша Вольница, болью корчилась
Наша Вольница, бьет поклоны лбом
Наша Вольница, зарешечена…
…Ястребы арканов
Холод ятаганов.» 

  

Наступила неловкая тишина, которую нарушила Ольга. – Лиска, не вздумай это петь. 

А что сразу я? Ольга Дмитри… – Алиса… – в ольгином голосе зазвенел металл. – Ты меня знаешь, ты меня поняла. – Я вас очень хорошо поняла. – ответила Алиса тоном послушной девочки. – Мику, Ульяна… Вы ничего не слышали. – Ольга внимательно посмотрела на них. – И вообще… Шли бы вы все… погуляли хоть. А то торчите тут в духоте. Давайте… Только в лес не уходите. На речку или… Если что, скажите я разрешила. 

Ольга Дмитриевна, – подозрительно вежливо спросила Алиса. – а можно с собой гитару взять? – Ты без неё куда-нибудь ходишь? – Ага, посрать… 

Ольга схватилась за голову. – Лиска, свободна. ИСЧЕЗНИ, ПОЖАЛУЙСТА, ДО УЖИНА! 

Алиса только хмыкнула, выходя: – Вот спасибо… Ольга повернулась ко мне. – А ты… Ты… Лекарство у тебя очень горькое. – Ну конфетками тебя уже досыта накормили… И ещё, напряг я тебя, Дженис, извини. Больше не буду. Пока хватит. 

Она только покачала головой. – Ты сам-то не боишься? – За себя нет. Боялся, когда живой был. – А за них? За ту что стала мне дочерью? За ту что вернула мне любовь? За Мику? А как ты думаешь? Ольга отвела глаза. – Давай иди, присмотри за ними, а я здесь посижу… 

  

Девочки, перешептываясь, ждали меня на улице. – Ну что, куда пойдем? – Ой, а давайте на наше место, раз в лес нельзя. Мику кивнула, соглашаясь. Краем уха я услышал. – Уля, никому не рассказывай о том, что в клубе было. Хорошо? 

Та лишь по-взрослому вздохнула: – Да я чего, не понимаю… Ох, вас же всех посадят. И меня тоже. Мамочка… – Поэтому и молчи. 

Алиса пихнула меня в спину, потом дёрнула за руку. – Подожди, стоять… Совсем ебанулся? Такое петь, да ещё при Ольге. Кстати, что с ней было? Первый раз её такой видела. 

Сама расскажет, когда время придёт. Ты лучше колись, за что тебе срок нарисовался? 

Что, Ольга тебе нашептала? – Не стесняйся давай. А то может я в уголовницу влюбился. 

Да ну… – она махнула рукой. – Скажешь тоже. Ну сидели, болтали… Алиса понизила голос. – Знаешь, как бывает… Слово за слово, хуем по столу. Ну и… Нашёлся один умный, просигнализировал, блядь. Хотели сначала по пятьдесят восьмой… Да тот мудак ещё в больницу нечаянно попал… А потом. – Что потом? Она лишь хмыкнула: – Да ничего. На условное и вот Ольге на поруки спихнули. Она же общественница, трудными подростками занимается. Таких как я перевоспитывает. Да ладно, спецшкола всё одно висит… Да по херу, только Ульянку жалко. Пропадёт она без меня. А ты уголовница… Получишь ведь. 

Я изобразил раскаяние. – Всё понял, молчу. Алиса засмеялась. – Вот и молчи… Инопланетянин, бля. Ладно, давай девчонок догонять, а то упрутся ещё куда… 

  

Догнали мы их уже около забора. Опять забор… Значит где-то обязательно должен быть лаз. Похоже это уже традиция. И точно, вон отодвинутые доски. 

Эй, вы чего там застряли? – услышали мы Мику. – Давайте сюда лезьте. – продолжила она. 

Я только почесал в затылке. – У вас тут что, тайные ходы кругом? А забор тогда зачем? 

Мику расхохоталась, видя моё недоумение и нагнувшись полезла в дыру. При этом она ещё умудрялась рассуждать: – Наверно для красоты. Нет ну по какой-нибудь там инструкции он, конечно, обязан быть. Только мы же не знаем, что это за инструкция. Нам же не сказали. И Ольга Дмитриевна ничего про дырку в заборе и что в неё нельзя лазить не говорила. Хотя может быть и говорила, но я честно не помню… 

Алиса вздохнула и шлёпнула Мику пониже спины. – Микуся, хватит, он всё понял. А ты давай осторожней, а то майку порвёшь. Учти, я зашивать не буду. Будешь голый ходить. 

Это да… Здешние дыры в заборе для взрослых не предназначены. Осторожно протискиваясь в дыру, я сначала почувствовал, как кто-то тыкает кулаком мне в спину, потом услышал Ульянку. – Ну вы где там? Я тут что одна буду? – Да у нас проблема. Один большой и толстый застрял. ЧЕГО… КТО ТОЛСТЫЙ? КТО ГДЕ-ТО ЗАСТРЯЛ? ДА Я ВАМ ЧТО ВИННИ-ПУХ В НОРЕ У КРОЛИКА? – КТО? – недоуменно спросили Алиса и Мику вместе.  

Проехали… 

 

Я стоял на бескрайнем лугу. Неподалёку несколько берёзок, просёлочная дорога, уходящая куда-то вдаль за горизонт, запахи нагревшейся на солнце травы и полевых цветов, лес вдалеке. Алиска, Мику, а Ульяна где? – Смотри чего у меня. Нашлась, однако. На ладошке у неё сидела божья коровка. – Здорово, да? 

Божья коровка улетай на небо. Здесь дают котлетки только тем кто в клетке… – Давай её отпустим. Если крылья держат, да несут… Будут вербовать тебя в гербарий, ты не соглашайся. У тебя же детки. Улетай… Авось не донесут. Улетай навсегда и я помолюсь за тебя… 

А зачем за неё ещё молиться? – Она же живая. Создание Божье…  

Ульянка только махнула на меня рукой. – Ладно, я поняла. Микуся пойдём цветов нарвём. 

Я повернулся. Мику стояла на пригорке, раскинув руки. – Почему у меня нет крыльев? Я хочу взлететь… Высоко, как птица. Ульяна закрыла лицо ладошками. – Лиска, что с ними? Один за божью коровку молиться хочет, другая улететь… Чего это? 

Та лишь пожала плечами. – Не знаю, перегрелись наверно. Короче, девчонки, пошли за цветами. А ты, сиди тут и гитару охраняй. Понял? – Ага. Вы только далеко не уходите, чтобы вас не искать потом. А то ведь меня Ольга прибьёт…  

  

…Из благостного состояния дремоты меня вывели как обычно.  

Лиска, он опять дрыхнет как медведь в берлоге. – А гитара где? 

Да вот она, ничего с ней не случилось. – Тогда пусть спит. Главное, чтобы не храпел. 

Нет, давайте его разбудим. – кто-то осторожно потрогал меня за плечо. – Учитель, просыпайтесь. Пришлось проснуться и сесть. Вокруг вроде ничего не изменилось. Луг, разнотравье, жара и всё остальное. И тут… 

Это вам. – Мику одела мне венок на голову, немного отошла, посмотрела оценивающе. – Красиво. – А я кузнечика поймала. – похвасталась Ульянка. – Только я его отпустила, вот.  

А ещё чего интересного произошло пока я дремал? – А ничего. Набегались, цветов набрали, позагорали немножко… – Лиска показала на два огромных букета.  

Ну программа выполнена. Я уже хотел встать, когда меня дернули обратно. – Сидеть. Я что зря гитару с собой таскала? Микуся тебе венок плела…  

Ульянка тут же скорчила испуганную рожицу. – Ой, он же опять свои страшные песни петь будет. Может не надо? Я потрепал её по голове. – Неа… Всему своё время и место.  

И что, гитару взял… – Лиска, тебе только прапором быть? – Нарываешься? – Да прапорщиком же. – Каким ещё прапорщиком? Мозги не пудри мне, да. 

Мику прыснула со смеху, слушая нашу перепалку. – И причем тут место и время? Сейчас… 

  

«Волос пахнет костром,  

Небо греет шатром.
Волос пахнет костром,  

Небо греет шатром.
Это было тогда, когда мы уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.

Теплота твоих рук –  

Обещаньем разлук.
Теплота твоих рук –  

Обещаньем разлук.
Это было весной, когда мы уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.
Это было тогда, когда мы уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.» 

  

Неожиданно Ульянка, подойдя сзади, обняла меня за шею. Алиса откинулась назад и засмеялась. Мику улыбаясь, отбивала ритм на коленках… И неплохо кстати. 


«Не ищи меня мать,  

Ушел день обнимать.
Ты прости меня мать –  

Пропал ночь обнимать.
Чья беда, что мы все навсегда уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.
Это было тогда, когда мы уходили из дома.
Времена, когда мы навсегда уходили из дома.

Волос пахнет костром,  

Небо греет шатром.
Теплота твоих рук –  

Обещаньем разлук.
Волос пахнет костром…» 

  

Ну… Можешь же когда захочешь. – Алиса ткнула меня в плечо. – Ой здорово. – Ульянка захлопала в ладоши. – Микуся, ты чего скуксилась? 

Уходить навсегда из дома…, да я поняла, придётся даже если этого не хочешь. 

Она подсела поближе. – Мику, как у тебя… – Всё хорошо. Я с ней поладила. 

Эй, это вы о чём? Мику только улыбнулась. – Не о чём? – А с кем поладила-то? – Алиса, ты её не знаешь. И хорошо… 

Ой, да прекратите вы. – Ульянка обиженно посмотрела на нас. – Микуся потом расскажет. А он пусть споёт лучше. Давай, вот. 

Ну раз просят. 

«Coming in from London from over the pole
Flyin’ in a big airliner
Chickens flyin’ everywhere around the plane
Could we ever feel much finer? 

  

Comin’ into Los Angeles
Bringin’ in a couple of keys
Don’t touch my bags if you please mister customs man 

  

There’s a guy with a ticket to Mexico
No, he couldn’t look much stranger
Walkin’ in the hall with his things and all
Smilin, said he was the lone ranger 

  

Comin’ into Los Angeles
Bringin’ in a couple of keys
Don’t touch my bags if you please
mister customs man 

  

Hip woman walkin’ on the movin’ floor
Trippin’ on the escalator
There’s a man in the line and she’s blowin’ his mind
Thinkin’ that he’s already made her 

  

Comin’ into Los Angeles
Bringin’ in a couple of keys
Don’t touch my bags if you please
mister customs man» 

  

Ульянка взъерошила мне волосы, уронив венок. – Давай ещё! – Уля, ты хоть знаешь, о чём он пел? – Нет, конечно, а о чём? Алиса, нагнувшись, что-то прошептала ей на ушко. Ульянка в ответ замахала руками. – Ой… Это про то, что вы в папиросы совали что-ли? 

УЛЬКА!!!!!! – Чего… Я сама видела, как вы с Микусей за гаражами… А вас потом участковый, дядя Гриша, гонял. Мику только смущенно улыбнулась. – Ну пробовали… Пару раз. Неважно короче. – И где вы это взяли? В ответ Мику только ехидно улыбнулась, показав язык. – Места надо знать. – А результат? – спросил я у Алисы. 

Да не вставило ни х… Только на «хи-хи» пробило, ржали как… А Микуся дома ночью весь холодильник опустошила. Прикинь, да. Мику снова засмущалась. – Лиска, прекрати рассказывать всякую… А то Азад подумает про нас невесть что. Хватит.  

Мда… Молодежь. А чего хотел-то от обычных подростков? Не пороть же по субботам после бани. Кстати… – Мику, я тут про тебя песню вспомнил. 

«Ой, правда? Спойте пожалуйста. Про меня ещё никто не пел, даже…» –  

«Девочка летом
Слушала гром,
В станове молний
Писала альбом.

Огненный берег,
Заспанный плёс,
Скрип акварели,
Шелест берёз.» 

  

 Поднявшись, Мику раскинула руки и смеясь закружилась… Это же точно про меня!

«Синие джинсы,
Трепет шелков,
Вкус поцелуя,
Запах духов.

Девочка верит –
С ним хоть куда, 

Лютые планы,
На двоих тридцать два.» 


Она танцевала в траве и её волосы развевались на ветру… Похоже она шептала чье-то имя.  


Время приспело,
В глазах испуг –
Его отправляют
Солдатом на юг.

Страшно подумать:
Придёт – не придёт,
Девочка любит,
Девочка ждёт…
»

Спасибо вам за песню. И почему его нет рядом. Только я не хочу, чтобы он… – Мику ты о нем? Ульяна тут же радостно пояснила мне. – Его Костян зовут. Он тоже в музыкалку ходит. А Микуся его японскому учит, представляешь? – Уля прекрати… Это неважно. 

Та пожала плечами. – А я чего? Я ничего… – Вот и хватит. – Да ладно, я дальше не буду… 

Я вдруг представил как Мику учит этого Костю японскому, а ещё если и письменному… Мне почему-то стало его жалко. Только чуть – чуть… 

  

Внезапно Алиса показала пальцем в сторону леса. – ЧТО ЭТО? Я оглянулся. Вдалеке над самым краем леса вилось большое чёрное облако. Ульянка испуганно ойкнула. – Это чего ещё там? Похоже на стаю воронов. Кто-то спугнул их. Или что-то… А мы тут у всех на виду торчим. Да ещё в конце дня. И это внезапное чувство, как будто-бы по тебе лазерным целеуказателем водят. Всё, хватит на сегодня прогулок, веночков, песен и прочего. Отступаем, чо… Организованно и без паники. 

Девочки, уходим в лагерь. Достаточно. Как не странно, но они не протестовали. Алиса подхватила гитару. – Уля, Мику хватайте цветы… Ульяна начала торопить нас. – Давайте быстрее, я боюсь. Вообще-то я думал, что придётся опять лезть через дырку в заборе и уже мысленно распрощался с майкой… Да хрен с ней, порву и ладно. Но… Пробежав несколько сот метров по дороге, мы упёрлись в лагерные ворота. Рядом с ними стояли два испуганных пионера и парень постарше. Он буквально впихнул нас за ворота. 

Давайте быстрее. – потом к пацанам. – А вы чего ждёте? Я закрою. 

В лагере мы тут же столкнулись с Ольгой. – Вы где ходите? Что за… Взрослые девки уже, а как дети… Ну Ульянку я ещё понять могу. А вы? Мику, Алиса… Детство в одном месте играет? – А чего сразу я? – Ой, да не орите вы, дайте хоть отдышаться. – Алиса присела на корточки. – Ольга Дмитриевна, вы же нас сами отпустили. Мику удивленно посмотрела на неё. – Сказали, чтоб погуляли. Мы рядом с лагерем были, в лес не ходили. Честно-честно. 

Ну да, действительно. Девочки, извините меня, я… Давайте, идите на ужин. И цветы, да… Возьмите себе. Я уже хотел было тоже идти в столовую, но она остановила меня. – Азад, прости меня. – За что? Она вздохнула. – Не поверила я тебе, помнишь? А ты прав оказался. 

Ольга как-то странно посмотрела на меня. В её взгляде удивление мешалось с испугом. 

Ты разве не чувствовал? Ну да… Тревога за девочек была и ощущение как-будто кто-то их высматривает. Короче больше без ножа не шагу и девчонок одних не оставлять…  

Ты что-то сказала, извини… – Я же говорю, из леса как накатило. Страх… А потом… вдруг закончилось. Да ещё из лесничества сообщили… – Что сообщили? 

Она опустила голову. – Пару дней назад в лесу трое пропали. Один из посёлка в нашем пригороде. Родственники у него тут… Были. Он к ним приезжал. Вроде за грибами они пошли. Его и нашли. По остаткам одежды опознали. И следы какие-то видели. Толком ничего не объяснили. Что делать-то? – Походы в лес устраивать. – Прекрати, я же серьёзно.  

А серьёзно… Я говорил тебе что делать, забыла? – Да помню я. Будь моя воля, я бы сегодня уже всех под охраной… Только ведь… – Я понял. Короче, я жрать пошёл. Если что, кричи громче… 

  

В столовой было многолюдно и удивительно тихо. Похоже дети ещё от страха не отошли. 

Давай сюда. – позвала меня Алиса. Когда я сел, она, помолчав, спросила: – Что это было вообще? – Да действительно. – подхватила Ульянка, тыкая в меня вилкой. – Чего это такое? Мне страшно вдруг стало… Я лишь пожал плечами. – Просто стая ворон. 

Какие ещё вороны… – рассердилась Алиса. – У меня по спине мурашки как майские жуки бегали. Рассказать? Не, лучше не надо. Тогда переводи стрелки. 

Вороны, мурашки… Слушайте, вы мне лучше объясните… За каким этим мы через дырку в заборе лезли, если можно было от ворот спокойно дойти? Я чуть майку не порвал. 

Вроде получилось. Мику, сидевшая рядом, даже уткнулась в тарелку от смеха. 

Азад, ну через ворота неинтересно же. Что тут непонятного?  

Алиска с Ульяной смотрели на меня как на идиота. Мне даже показалось, что дети, сидевшие за соседними столами, показывают на меня пальцами. Мол, он не понимает… Таких простых вещей, что с взрослого возьмёшь. Правильно ведь? Хорошо, уговорили, побуду немножко идиотом. 

  

Ну хорошо. Детей я успокоил, отвлёк, настроение им поднял, даже поужинал. Можно отдыхать. На сегодня всё. Прожевав, я встал из-за стола. 

И какие у нас планы на вечер? – подозрительно вежливо поинтересовалась Алиса.  

Я сделал вид что зарычал. – Планы кончились. Никаких концертов, никаких… 

Мы всё поняли. Правильно девочки? Пусть отдохнёт. – Лиска… 

Да иди уж… – Алиса помахала мне вслед рукой. – Уработался он. 

  

Зайдя в комнату, я включил свет и приоткрыл окно. Сел на стул… И что делать будем? С тем что в лесу? С ножичком, даже с моим… Посерьёзней что-то надо, а где это взять? Может… 

Неожиданно в дверь осторожно постучались. – Входи, открыто. Ульянка бочком протиснулась в приоткрытую дверь. – Ой, можно? Ты не спишь ещё? – С вами уснёшь… А что это у тебя? Под мышкой у неё был зажат школьный альбом для рисования, в руке коробка карандашей. – Я порисовать хотела. А то Алиска ушла, а мне одной скучно. И вообще… 

Конечно можно. Хоть ты и обиженная… – Чего… – она шмыгнула носом. – Я может правда обиделась, вот. Я вздохнул. Знать бы ещё за что она обиделась. – Уля, а помириться? 

Она потупилась. – Ну давай, что-ли. Мириться будем. – подняв голову, она протянула мне ладошку. – Мирись-мирись… Только я потом опять на тебя наверно обижусь. 

Ну это же потом будет, когда – нибудь. – Ага… – она открыла коробку и нахмурилась. – Два карандаша сломались. Я достал нож. – Сейчас заточу. Вот, хорошо. – Спасибо. – Давай рисуй, потом покажешь. 

Пока я открывал окно и сворачивал самокрутку, Ульянка, забравшись с ногами на стул, начала творить, бормоча под нос: – Тут дым, а это я… И ещё, вот.  

Через несколько минут она довольная слезла со стула и подошла ко мне. – Раскурился тут… Смотри лучше. Я взял альбом в руки. На детском рисунке домик с трубой… А ещё трава, солнце и три человечка. В руках у них цветы. И автобус рядом. 

Ульянка начала рассказывать: – Это наш дом, а это… Рыжая девочка в пионерской форме. – Это я, вот. Такая же девочка только побольше. – А это Алиска. А третий человечек? 

Это ты, а Микуся с Ольгой Дмитриевной к нам в автобусе едут. Чай пить. А мы их встречаем. Тебе нравится? Я с трудом заставил себя улыбнуться и проглотил комок, застрявший в горле. – Конечно. 

Я зажмурился. А что… Заберу их, папашку трогать не буду, уговорили… Уедим, документы выправлю, на работу устроюсь. Руки-ноги, голова на месте, значит не пропадём. Алиске школу закончить надо будет… По вечерам уроки будем делать, телевизор смотреть, по выходным в парке гулять. Потом внуков нянчить. Никакой войны, никаких… 

Неожиданно заныло сердце. 

  

«…Только грай вороний, только волчий вой. 

 Пуля ты лихая отпусти домой. 

 В тихое селенье отпусти к родным. 

 Там над ветхой крышей вьётся горький дым.» 

   

Ой, а каких ещё внуков? – удивилась Ульянка. – Ну, ты же вырастишь и выйдешь замуж. За Даньку… – А это что обязательно? И целоваться по-настоящему придется? А если не хочу? 

Она махнула рукой. – Да ну тебя, придумаешь… 

  

«Дома успокоюсь, позабуду степь, 

 На хмельную свадьбу созову гостей. 

 Заведу хозяйство, наживу добра, 

 Со спокойным сердцем лягу помирать…» 

  

Прекрати ты… Я опустил голову. Сам себе хоть не лги. Ничего ведь не будет. Не в этой жизни, не в этом мире… 

  

Словно что-то почувствовав, Ульянка обняла меня. – Папа, не плачь, не надо. Я тебя спасу. Я один раз уже спасла и снова… Не думай, я сильная, я смогу. 

Я неожиданно вздрогнул, осознавая её слова. …Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто… Теперь знаю. Я оторопело посмотрел на неё. – Ты… Ты кто? 

Её детскими глазами на меня смотрела та, кому я молился перед боем. Та, что сильнее смерти. СВЕТ ПРЕДВЕЧНЫЙ… 

Ульянка лишь шмыгнула носом. – Я Уля, вот. А ты давай не плачь, а то я тоже плакать буду. 

Я смахнул слезу. – Больше не буду. А можно рисунок на стену повесить? 

Она заулыбалась. – Можно, потому что я сама хотела. Давай его сюда, сейчас… 

Забравшись на кровать, Ульяна прикрепила рисунок на какой-то гвоздик. Откуда только он взялся? Потом слезла и отойдя, одобрительно сказала: – Вот, смотри как красиво. 

Здорово. А теперь давай домой, а то ты уже зеваешь. Я думал, что Ульянка начнет вредничать, но она согласно кивнула головой. – Давай, я уже спать начинаю хотеть, вот. 

Прихватив полотенце, я направился к двери. – А ты спать не будешь что – ли? – Я потом на речку схожу. Мне же можно? Она вдруг хитро улыбнулась и подмигнула мне. – На речку значит… 

Это вот что было? Неважно. Главное нож не забыть. Ульянка посмотрела, как я прилаживаю ножны и неожиданно тяжело вздохнула: – Ну да, возьми его. А то вдруг ещё кто-нибудь выскочит.  

  

Мы шли по освещенной и пустынной аллее. Зачем фонари-то жечь, никого ведь нет? 

А Ольга Дмитриевна велела не выключать. Правильно, а то в темноте страшно. Логично ведь…  

В домике с флагом было тихо и пусто. – Уля, а где Лиска? В ответ снова хитрющая улыбка. – Не знаю. Ну то есть… Не скажу. – Договорились. Тогда раздевайся и ложись. Я свет выключу. Через пару минут из кровати раздалось: – Поворачивайся и спокойной ночи желай. Посплю хоть немножко… А потом наверно опять обижусь. Только свет не надо выключать. 

Я поправил на ней простыню. Спи и ничего не бойся… И вышел на улицу. 

  

Река встретила меня прохладой, кваканьем лягушек и… блин комарами. Отмахиваясь полотенцем и матерясь вполголоса, я прошел по берегу. Вот вроде хорошее место. Пологий спуск и песок… Неожиданно я услышал плеск, в воде мелькнуло белое пятно. Кто-то уже тут купается похоже. – Эй, кто там? Ответом мне был истошный девичий крик. – АААААААААААА!!!!!! АЗАД!!!!!! – Лиска, ты что-ли? – Я!!!!!!! ОТВЕРНИСЬ ДАВАЙ, Я ГОЛАЯ!!!!!!! 

Что ты орешь как… – Я отвернулся и отошел от берега. – Сейчас же весь лагерь соберётся. 

Сев спиной к реке я достал табак. 

Алиса не унималась. – Ты какого хера сюда припёрся!!!!!! – Освежится, бля… 

Похоже, что от неё можно было уже прикуривать. – Не звезди мне!!!!! Ты же плавать не умеешь. – Я сказал плавать? Окунуться просто. И прекрати кричать, сейчас из деревни прибегут.  

Это мое место! Я здесь всегда купаюсь! – Извини, именную табличку с твоим именем не разглядел. – Короче! Не вздумай повернуться!!!!! Попытаешься подглядывать, пришибу, блядь!!!!  

  

Вскоре бултыхание стихло и я поинтересовался, гася окурок: – Ты ещё там? – А где ещё-то? 

Как водичка? – Прохладно что-то… – Тогда вылазь давай. Или ты русалкой решила стать? 

Да иди ты… Ладно. Не поворачивайся. – 

Плеск воды, шлёпанье босых ног по песку потом смущённый голос: – Азад, можно у тебя полотенце взять? – Да бери, конечно, зачем спрашиваешь. – Неудобно как-то… 

Лиска, неудобно штаны через голову одевать. Знаешь? – Ой, вот только на мозги не капай. 

Ещё через несколько минут шуршание одежды… – Можешь повернуться. Алиса сидела на песке и виновато смотрела на меня. – Ты извини, я на тебя наорала. Сам виноват. Я здесь всегда купаюсь, а ты тут… Другого места не нашел? – Спасибо что не убила. – Да пожалуйста. 

Она встала потянулась и отряхнула от песка юбку. – Ну что, тогда обратно в лагерь пойдем? Мне тебя ждать неохота. Да и… – Подожди. – спустившись к воде я умылся и намочил волосы. – Вот теперь пошли. 

  

Мы шли по тропинке, воюя с комарами. Благо тропка была ровной и под ноги можно было не смотреть. Неожиданно присмиревшая Алиса жалась ко мне, стараясь идти рядом. – Ты чего?  

Она поежилась. – Не знаю. Просто не по себе как-то. Слушай, а ты зачем с ножом?  

Я пожал плечами. – А вдруг медведь… Лиска покрутила пальцем у виска. – Какой ещё медведь? – Белый. – Издеваешься? Кстати, а Ульянка…? – Спит, дома. 

Внезапно я услышал чьи-то шаги и увидел впереди светлое пятно. Кто-то похоже шел к нам с фонариком. Недолго думая, я толкнул Алису в кусты. – Прячься давай. 

И шагнул вперед. – Со светом ко мне, быстро. 

  

На меня вышли двое. Девушка и парень, явно вожатые. Похоже я их напугал. Девушка, ойкнув, спряталась за своего напарника. – Извините товарищ Азад. Неожиданно как-то… 

Парень опустил фонарик к земле. – А вы, простите, что тут делаете? 

На речку ходил, освежиться. А что? – я показал мокрое полотенце. – Да нет, всё в порядке. А вы никого там не видели? Я изобразил удивление. Главное, чтобы Алиска в кустах сидела тихо, но она похоже решила притворится мышкой. 

А кого там надо было увидеть? – Да… – девушка похоже пришла в себя и вспомнила кто она и зачем. – Есть тут несознательные пионерки. После отбоя бегают купаться, дня им мало. Да ещё иногда голышом, представляете? К удивлению, я добавил немного негодования. 

Да что ты говоришь, безобразие какое. Пороть таких надо, распустили понимаешь. 

Девушка только огорченно вздохнула. – Непедагогично, к сожалению. Значит никого не видели. – Никого. Подождите, а комары считаются? Парень лишь раздраженно хлопнул себя по щеке. – Нет. Наташа, слушай идем спать, надоело. Кого тут искать… Та похоже хотела, что – то возразить, но лишь кивнула. – Ладно, действительно, пошли. Игорь, проводи меня пожалуйста. До свидания, спокойной ночи. 

Я подождал пока они скроются из виду, потом подошел к кустам. – Лиска, ты там как? Всё нормально? В ответ раздалось нечто похожее на шипение разъярённой кошки: – Ты… Ты специально что-ли??!! 

Что это с ней? Алиса вылезла из кустов красная как рак, прикрывая себя сзади. Поворачиваться почему-то не хочет. – Чего случилось? – Там колючки… Я юбку сзади порвала. Ты, скотина, нарочно это… Я примиряющие поднял руки. – Я же не знал про колючки. А тут вожатые, надо было тебя куда-нибудь девать. – А я должна с голой жопой теперь ходить? Как я сейчас пойду? И не лыбься мне тут! Действительно, проблема. Ладно… Я снял с себя майку, протянул ей. – Вот, завяжи на поясе, прикройся. – И почему я тебя ещё не убила? 

Лучше сейчас тактично и сочувственно промолчать, а то ведь действительно… 

  

До домика с флагом мы добрались без приключений. Алиса устало плюхнулась на крыльцо. 

Что за день… А что, день как день. Бывает и похуже. – Куда ещё-то? То пугают, то подглядывают… Ещё и юбка. Кто подглядывает? Я, вообще отвернувшись, сидел, кстати. 

Алиса примирительно погладила меня по плечу. – Извини, это нервное. Ладно, пойду я, наверное, спать. Ага, вот прямо сейчас, да. Дверь открылась и на крыльце возникло маленькое, симпатичное, заспанное привидение в виде Ульянки, закутанной в простыню. Она стояла и смотрела на нас полузакрытыми глазами. – Лиска, ты где была? – Купалась… 

Ульянка взмахнула руками, едва успев подхватить падающую простыню. – ГОЛАЯ!!!!! С ним! А он тоже голый был? Ух ты… – УЛЬКА!!! – закричала сразу покрасневшая Алиса. 

Чего орешь? Ты свой купальник забыла. Специально, да? – Я ОДНА КУПАЛАСЬ!!!! 

Ульяна не унималась. – А он подглядывал, да… Фу… Я почувствовал, что тоже краснею. – УЛЯ!!! Где мой ремень? Она лишь пожала плечиками. – А я почем знаю? Я за ним не смотрю. И вообще, давайте спать уже. А вот это уже хорошая идея. Давно пора. Мы одновременно встали с крыльца. – Давай иди уж… Майку я тебе с утра занесу. Я уже повернулся, когда услышал из комнаты. – Ой, а ты зачем себе юбку порвала? Или это он тебе… Вы чего там делали? – Улька… Ты лучше заткнись и спи, а то получишь. Я нервная. – Ой, ладно, нервная она. Ну хорошо, я сплю, все. Только свет не выключай. 

Придя домой, я упал на кровать. Что за день? Нельзя же настолько издеваться над человеком и его терпение испытывать. Это я подумал уже засыпая. А ещё, что окно забыл закрыть. И хрен с ним. ВСЁ, СПАТЬ.  

  

 

День четвёртый. 

  

«Думал птицей  

Лететь над водой,  

В зов проститься,  

Молиться о той,  

Что сберегла крыла...» 

  

  

Утром я внезапно услышал хриплое карканье и хлопанье крыльев. Посмотрел на открытое окно… На подоконнике гордо сидел огромный ворон и с интересом смотрел на меня.  

Брысь. – сказал я ему. В ответ он покачал головой и направился в мою сторону. Пришлось кинуть в него подушкой. Подействовало. Каркнув на прощание, он развернулся и исчез в предрассветной дымке. Приснится же такое. 

Потом я окончательно проснулся. Подушка лежала на столе. А я подойдя к окну обнаружил там большое черное перо. Сон, да? Я положил подушку на место, поднял с пола упавший стакан. Сел на стул. А вот нарочно не испугаюсь. Чо я, блин, воронов не видел… Давай, брат, день уже начинается, дела всякие ждут.  

  

Начинались дела как обычно. Зарядка, линейка, столовая… Кстати. Если мимо со скоростью гоночного болида промчится Ульянка, успев показать вам язык, то это к чему? Кто в курсе?  

После завтрака я вернулся домой и стал думать, чем заняться. На пляж сходить или до деревни прогуляться, или как обычно в клуб? Тут в дверь внезапно постучали. 

  

Уля входи. Однако вместо Ульяны на пороге стояла Алиса. Растерянная и смущённая. Что это с ней интересно. – Я это… Майку твою постирала. Высохнет, занесу. – Ну вот зачем? 

В ответ она опустила голову. – Не в этом дело. Азад, мне в лес надо. Очень… 

Ничего лучше ты придумать не могла? На хрена тебе в лес?  

Она по-детски поковыряла носком в полу. – Не знаю. Надо. 

Нет ну сказать я, конечно, мог, но материться при девочке даже если она Алиса мне совесть не позволила. Вместо этого я показал ей на стул. – Садись, рассказывай. Что случилось? 

Понимаешь, я ночью голос слышала. Он меня звал на моё место. Говорил, что… Я не поняла толком, мол что-то меня там ждёт. Она схватилась за голову. – Ой… Он опять говорит. 

Успокойся, пожалуйста. – я налил в стакан воды. – Вот выпей. Сделав несколько глотков, Алиса всхлипнула: – Я с ума схожу, да? Азад, я ебанулась. – Даже не надейся. А теперь внятно и логично. Что за твое место? – Ну… Я его в прошлом году нашла. Там еще большой камень стоит, словно вкопал его кто – то. Я там играла или просто сидела… Там мне спокойно было, понимаешь? Ну вот и занятие нашлось, а ты переживал.  

Алиса положила ладонь на мою руку. ‒ Азад, миленький… Отведи меня туда, пожалуйста. Я одна боюсь. И она заревела. 

Ну что? Сидеть и смотреть спокойно на плачущую Алиску… Придется идти. Куда деваться. 

Пойдем посмотрим кто тебя и зачем зовет. 

…Похоже это уже надолго. Забор, отодвинутые доски и тропинка в лес. Только вот сам лес уже становился другим. Засыхающие деревья, колючки, паутина и снова тот же запах. Я обернулся к Алисе. ‒ Слушай, если что, то беги в лагерь и не оборачивайся. Ясно? ‒ А ты? 

Я что-то непонятно сказал? ‒ Нет. ‒ ответила она и подобрала с земли палку. Ну вот что с ней делать? Ладно, куда хоть идти-то? ‒ Вон туда. ‒ Алиса показала палкой на просвет между деревьями. Мы продрались через кусты. – Вашу мать, я же новую юбку одела!!!!! И оказались на поляне. Зеленая трава, сосны, журчание ручья, пение птиц и небольшой прудик…  

Это настолько отличалось от умирающего леса, что я просто остановился в недоумении. Алиса толкнула меня в спину. ‒ Кончать спать, вон камень, видишь? Действительно огромный валун, вросший в землю. Не мхов, не лишайника как-будто кто-то очистил его поверхность. Лиска подошла к нему поближе и тут же, ойкнув, отскочила назад. ‒ Азад!!!! На нем знаки. Посмотри. На камне вспыхнули какие-то письмена, напоминающие руны. Я протянул руку. Черт, словно слабый электрический разряд. Похоже на предупреждение.  

Ой, Азад… Он сказал, – Алиса помотала головой – чтобы я положила руки на него. Что это за хрень еще? ‒ Сейчас объясню.  

Выслушав мой рассказ про Силу, магию и прочее, Алиса почесала затылок. ‒ Ну не хуя себе телега… Долго придумывал? ‒ она покосилась на валун. ‒ Но, с другой стороны, я это вижу и голос… Неожиданно в ее глазах появился страх. ‒ Подожди, ты про холм сказал, где вы с Мику были. Что ты с ней там сделал? 

Ничего. Она сама это почувствовала. Сама привела меня туда и то что там было вошло в нее. Вот и все. ‒ Ага и сейчас она уже типа не человек, а хз… Да? И я такая же буду? 

Нет. Она человек, и ты останешься человеком. Просто пойми, я сам не хотел и не хочу этого. Не для нее, не для тебя. Это даже для взрослых тяжело. ‒ Что тяжело? Что будет, если я положу руки на камень? Я лишь вздохнул. ‒ Боль, страх, одиночество на грани безумия… Это плата. ‒ Понятно… То-то Микуся не в себе была, когда вы вернулись. Подожди, ‒ она, прищурясь, внимательно посмотрела на меня. ‒ а откуда ты это знаешь? 

Я прошел через это. Думаешь почему я могу ходить между мирами и… много еще чего. Того что тебе лучше не знать. Алиса в растерянности села на траву. Ну да, была одна реальность, а стала другая. ‒ Почему это вообще происходит? Не врубаюсь. 

Я присел рядом. ‒ Ты пойми, с вашем миром что-то не то. Обычно Силы никак себя проявляют, а тут… И лес еще этот. Словно что-то нарушилось. Или… Кто-то формирует новый мир, разрушая ваш. ‒ Ты меня слушаешь? Она встала. Выдохнула. ‒ Не отвлекай меня. Ладно, значит надо руки на этот камень, да? Хорошо, хоть в голове тихо будет, наверно. 

Камень? Я внезапно почувствовал, как крест на груди стал теплым и засветился белым. ‒ Подожди. Это не камень, это Алтарь. ‒ Какой алтарь, ты о чем? ‒ Это не просто поляна. Это Святилище. ‒ Ты о чем, я не понимаю… ‒ Святилище Бога. ‒ Кого-кого? ‒ Ты помнишь кто смотрел на нас? Его. Алиса вздрогнула и остановилась. ‒ Т-ты… Ты с-серьёзно? Ой… Что-то мне ссыкотно. Ты же рядом будешь? ‒ Рядом. ‒ Тогда ладно. Попробую. 

Она подошла к алтарю, я встал около нее. Положила руки. Сначала ничего, потом… 

АЗАД, БОЛЬНО!!! Я подхватил ее. Хрен знает каким зрением, увидел, как Алису уносит в Свет, за предел. ‒ Держись, не уходи!!!! Сука да делай же что-нибудь. Она же уйдет. Лиска, тебе рано за Кромку. РАНО!!! Я зарычал, чувствуя как рот заполняется кровью. Знакомая черно-красная пелена. Не отдам! В последнем усилии я выдернул ее обратно… 

Потом я почувствовал, как кто-то как будто брызгает на меня водой. Кто, что? Оказалось, что я лежу на траве. Алиса сидела рядом и плакала навзрыд. Заметив, что я очнулся, она наклонилась ко мне. ‒ Ты живой? Скажи, что-нибудь. ‒ Сама-то как? ‒ Не знаю, вроде нормально? А что это было? Меня словно тащило куда-то… Я сел, потер виски. Понимаешь, что ты сделал?  

Тебя за Край уносило. Туда, где живым нет места. Стала бы кромешнецей. ‒ Я чуть не померла получается? Я усмехнулся. ‒ А ты как хотела? Получит Силу, да еще в таком месте, это не два пальца обоссать. Она только всхлипнула. ‒ У тебя кровь из рта и из носа… ‒ Да ладно… Алиса достала платок. ‒ Сейчас оботру, подожди. Слушай, как ты меня смог вытащить? ‒ На самом деле это можно… Я… ‒ сказал А, говори Б. ‒ Я… Тебе себя отдал, чтобы удержать. Часть жизни, наверное. Получилось, да? 

Она ткнула меня кулаком в грудь. ‒ Ты что сделал? Из-за меня? ‒ Лиска, но ведь я же люблю тебя. Она вздохнула. И обернувшись, внезапно закричала: ‒ Смотри, что это!!! На алтаре горел огонь. Я встал, шатаясь, подошел к нему. Нечто подобное, да… ‒ Это наш огонь. В нем ты и я. Подойди, не бойся. Я провел рукой сквозь пламя. Ощущение как от теплого ветерка. Алиса встала рядом. ‒ Как это сделал? ‒ Там же часть меня. Попробуй ты. 

Она повторила за мной, улыбнулась. ‒ Тепло. ‒ потом недоуменно посмотрела на меня. ‒ А что хоть за Сила во мне? Я вообще, чего обрела-то особенного? Я ничего такого не чувствую. Ерунда какая-то… Сейчас, подожди… Я положил ей ладонь на лоб. Ала… Магия Слова и магия Ветра. Дар Предвидения и Пророчества. Тяжелая ноша для шестнадцатилетней девочки. Выдох…  

Тебя будут слушать и слышать все. Одни проклянут тебя, другие назовут святой. За твоими песнями люди пойдут даже на смерть. Тебе дано видеть грядущее и помнить прошлое.

 «И дана тебе будет власть над градом идти
И дано тебе будет белый камень найти
Над запретной зоной пролететь,
Сквозь колючую проволоку пройти.


И дана тебе будет скорбь на все времена
За отпавших, упавших и без вести павших,
За ненужную смерть добровольно принявших
И дана тебе будет скорбь на все времена.»

 

Алиса отшатнулась в ужасе. ‒ Ты что… Я же обычная девчонка, пацанка. Я даже говорить правильно не умею, а ты такое… Я не хочу, я не смогу… Верните меня обратно, суки!!! 

Сможешь, ты сильная. А я помогу. ¬ Азад, не бросай меня, я одна ведь облажаюсь, сам знаешь. Наворочу тут… ¬ Я с тобой буду. ¬ Тогда… Я попробую. 

Она подошла к огню, протянула руки и внезапно закричала, заваливаясь назад: ¬ НЕТ!!! 

Я едва успел подхватить ее. ¬ Ты что!!!! 

Она выпрямилась. Повернулась ко мне. Это была уже не Алиса. Словно Сила которая была в ней посмотрела на меня ее глазами. ¬ Я ВИДЕЛА, Я ЗНАЮ… ЗНАЮ КТО ТЫ, ОТКУДА И ЗАЧЕМ ПРИШЕЛ. СМЕРТЬ ТВОЮ ВИДЕЛА. Слова падали как камни: 

¬ И БЫЛО СКАЗАНО В НАЧАЛЕ ВРЕМЕН. СОЛНЦЕ И ЗВЕЗДЫ ПОГАСНУТ И ДЕНЬ СТАНЕТ ЧЕРНЕЕ НОЧИ. И ТЬМА ПРИДЕТ НА ЗЕМЛЮ. И ИЗ БЕЗДНЫ ВСТАНЕТ ЗВЕРЬ, ТОТ ЧЬЕ ИСТИННОЕ ИМЯ ПОД ЗАПРЕТОМ, ЧТОБЫ УНИЧТОЖИТЬ ЭТОТ МИР. И ТОГДА ПРИДЕТ БЕЗЫМЯННЫЙ ВОИН, КОТОРЫЙ УБЬЕТ ЗВЕРЯ И ПРИНЕСЕТ СВЕТ. НО САМ ОН ПОГИБНЕТ.

Побледнев, она упала на колени, закрывая лицо ладонями. ¬ НЕТ!!!! ЭТО НЕПРАВДА!!!! НЕ ВЕРЬ!!!! 

  

 ¬ СТАРШАЯ, НЕ МОЛЧИ!!!! СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ!!! ¬ ПРОРОЧЕСТВО ИСПОЛНИТСЯ… 

  

Я подошел к алтарю. Алиса встала рядом. Что ж теперь ты знаешь зачем ты пришел в этот мир. В чем твое предназначение.  

  

«Ледяной водой разбуди меня –  

Время уходить,  

Зреет урожай.  

Батя, дай совет, опоясай в путь,  

Мать, не провожай…» 

  

Она обняла меня. ‒ Я не отдам тебя! Никому! 

  

«На семи ветрах кто тебе помог?  

Может кто помог?  

На семи холмах кто тебя согрел?  

Кто тебя любил, не до любил?  

Вместе мы с тобой, родная –  

Плуг да борона  

Из конца в конец без края  

Крохи собираем.» 

  

Прости… 

  

«Рядом ты была, берегла крыла,  

Было невдомёк  

Я не доглядел.  

Косы расплела,  

По воду ушла.  

Стынет поцелуй.» 

  

НЕТ!!! Она плачет? ‒ Не надо, любимая. Мы всегда будем вместе. 

  

«У семи ключей кто тебя учил,  

Кто чего сказал?  

У семи дорог кто тебя женил,  

С кем тебя венчал?  

Вместе мы с тобой, родная –  

Пепел да зола  

Из конца в конец без края  

Носимся молвою.» 

  

Два языка пламени, две души. Одно целое… ‒ Не бросай меня. ‒ Никогда. 

  

«Вместе мы с тобой, родная  

Вместе помирать.  

Кто поставит крест на могилы нам?  

Инок да шаман.» 

  

Время остановилось… Сквозь нас мерцали звезды, бесконечный полет, можете называть это невесомостью, сквозь нереальность. Никто из людей не был там где были мы. И не будет. 

  

«Лаяли собаки во дворах, квакали лягушки во прудах. 

Взгляды, удивленные вослед, а мы летели да все вдаль. 

Из четырех голых стен да на вольный на простор. 

Да на вольный на простор, подставляя лицо дождю…»  

  

 Мы снова стояли, обнявшись, на земле, около алтаря на котором горел огонь. Алиса помотала головой. ‒ Что это было? Мы были… где? Она смотрела на меня с испугом. ‒ В вечности. ‒ Это где? Я показал наверх. ‒ Ой, ‒ она подвигала плечами ‒ у меня что-то на спине, посмотри. Я развернул ее. ‒ Лиска, просто у тебя крылья растут. ‒ Это как? ‒ она вдруг вздрогнула и показала на меня пальцем ‒У тебя самого крылья, белые. Твоя любовь дала их. И где-то далеко-далеко огромный пес с седой шерстью поднял голову в черное небо. ‒ Что же теперь, что мне делать? ‒ Гори в огне, Лиска. Живи да гори… За всех. Она помолчала. ‒ Слушай, давай, пошли обратно, а то нас потеряли уже поди. Я кивнул и… Сука, не вовремя. Ноги стали ватными. ‒ Ты что? ‒ Идти не могу. ‒ Ну да… Ты же, подожди, сейчас. Алиса подхватила меня. ‒ Ну-ка давай потихоньку. ‒ Да я… Она лишь цыкнула на меня. ‒ Да ты, бля… Пошли, что я пьяных мужиков не таскала. Продравшись через кусты, мы выбрались на тропинку.  

  

До забора было уже недалеко, когда из зарослей раздалось довольное урчание. ‒ Что это? ‒ Лиска, беги… ‒ Дырлыно, я не могу, ты же тяжёлый. ‒ Одна беги… ‒ Ага, блядь, сейчас… Давай, миленький, поднатужься. Урчание стало громче, кусты раздвинулись и из них высунулось нечто из ночного кошмара, похожее на крысу-переростка. Размером с волка, жёлтая слюна с клыков и горящие уголья вместо глаз. Лиска только взвизгнула. Я оскалился и взялся за рукоятку ножа. Нечто, обиженно рявкнув, исчезло в кустах. Я уже хотел было загордиться собой, но внезапно стукнулся лбом об забор. Алиса, застонав от напряжения, впихнула меня в дыру, влезла сама и обессиленная плюхнулась на траву. ‒ Блядь, это что вообще было, нахуй? Я чуть не обосралась. Встав, она пощупала юбку. ‒ Сука, я же мокрая. Ебать, блядь… Не вздумай вякнуть кому. Ты понял? ‒ Да понял я. ‒ Смотри мне… А что за хуйня-то была? ‒ Порождение Тьмы. Понимаешь теперь почему в лесу опасно? ‒ Ну теперь да, понимаю. Сама видела. Подожди, надо же Ольге сказать. ‒ Она знает. Алиса наморщила лоб. ‒ Ну и за каким хером это сюда припёрлось? Тьма… ‒ Могу только догадываться. За кем-то из вас. Она снова села. ‒ Господи… Мы-то чего? ‒ Пока не знаю, а догадки строить пустое. Помоги встать. Вдвоём мы кое-как поставили меня на ноги. ‒ Идти можешь? ‒ Не хватало ещё чтобы ты меня по лагерю таскала. Лучше скажи, на каком языке ты меня обозвала? – На цыганском. Я же ромна, по маме. Не сообразил? Выбравшись на дорожку, мы чуть не столкнулись с каким-то мелким, радостно бежавшим по своим пионерским делам. Алиса едва успела перехватить его. ‒ Стоять. Обед был? ‒ Нет. Рано ещё. А… ‒ Скажешь кому о нас… Пацан вернул челюсть на место. ‒ Алиса, да я никому не скажу… ‒ Тогда свободен. Я посмотрел вслед убегающему пионеру. ‒ Лиска, ты… Она тяжело вздохнула. ‒ Знаю, я сама себя боюсь ‒ снова пощупала юбку. ‒ Ну сука… Давай к себе да полежи хоть. ‒ А ты? ‒ А я переоденусь. Главное, чтобы Ульянки дома не было.  

  

Проводив её взглядом, я поплёлся по дорожке к себе домой. Но тут… ‒ Дядька, можно тебя? Я повертел головой, вроде никого. Уже мерещится началось. ‒ Уля, ты где? ‒ Здесь я. ‒ послышалось из кустов. ‒ Прячусь, вот. ‒ Зачем? ‒ Надо. Лезь ко мне, дело есть. Надеюсь ей не в лес. Убедившись, что поблизости никого нет, я забрался в кусты. Увидев меня, Ульянка ойкнула. Это чего с тобой? – Да всё нормально. Чего хотела-то? Она замялась. – Я это… Я тут… В общем, вот… – А конкретней? – Ну… Я из лагеря хочу убежать. Я уже хотел было спросить ЗАЧЕМ, но вовремя одумался. – Ты это… поможешь? Как там говорят? Не можешь остановить, возглавь. Как раз тот случай. Я помолчал, потом выдал. – Идея конечно хорошая. Но просто убегать скучно и неинтересно. Что я несу??? Ульянка удивлённо посмотрела на меня. – А как тогда интересно, ну-ка рассказывай. Давай, придумай, что-нибудь. Тут мне вспомнились слова Мику, сказанные ей когда мы спускались с холма. Почему нет? – Уля, скажи честно… Ты рассвет когда-нибудь встречала? – Это когда солнышко приходит? – она помотала головой. – Нет, а чего? Уже легче. – Того. Значит тогда, после отбоя приходишь ко мне. Берём лодку, плывём на остров и идём на холм, где мы были с Мику, помнишь? – Это где ты с ней… ой. И что? – Костёр, печёная картошка… Её глаза загорелись. – ХОЧУ!!! – Тихо ты, а то весь лагерь услышит. Значит договорились. И никому… – Ой, честное пионерское! – Хорошо. Я тогда пошёл? – В медпункт давай иди.

До медпункта я не дошёл. До дома тоже. Когда красный туман перед глазами немного рассеялся, я обнаружил, что стою на пригорке около реки. Место где мы с Ульянкой смотрели звёзды. Очень давно. Я сел… Поднял голову вверх. За что мне это? Я ведь сюда пришёл… Зачем? Я уходил-то на войну, а попал куда? Я вздохнул. Был бы этот мир враждебным, чужим было бы легче. Понятней.

 

«Вёрсты в чистом поле зимой
Под ветрами гнулись
Ехали казаки домой,
А куда вернулись?
Ехали казаки домой,
А куда вернулись?

К полынье губами прильнув,
Пьёт конек из Дону.
Ехали они на войну,
А вернулись к дому.
Ехали они на войну,
А вернулись к дому.

Войско полегло за село,
Выпал день ненастный.
Ой, да то не ворон крылом –
Дымом небо застит.
Ой, да то не ворон крылом –
Дымом небо застит.

Кто-то положил мне руку на плечо. Я повернул голову, Алиса. С другой стороны Мику. Сосредоточенная, губы дрожат.

Поздно сыновьям отдаёшь
Шашку боевую.
За одной бедою пойдёшь,
А найдёшь другую.
За одной бедою пойдёшь –
Приведёшь другую.

Вёрсты в чистом поле зимой
Под ветрами гнулись.
Ехали казаки домой,
А куда вернулись?
Ехали казаки домой,
На войну вернулись.»

– Ты чего тут? Зачем? Уйдите вы… – Ага, разбежались. – она шмыгнула носом. – Тебя одного сейчас оставлять нельзя. Ты же… В гроб краше кладут, да Микуся? – Точно, сестрёнка. Сестрёнка? Мику улыбнулась. – Я обо всём знаю. И об алтаре, и… – она расправила отливающие алым крылья. – И о пророчестве тоже. Мы тебя не оставим, брат. Брат? – Это вторая мне сказала. Мне вообще-то это было… неинтересно. – Ох, – Алиса вздохнула. – видела я уже подобное. Водки ему надо выпить. Полегчает. – Ой, а где мы ему водки возьмём? Это же в деревню бежать надо. А у нас и денег таких нету. А даже и были бы… Нам же её не продадут, мы же несовершеннолетние? – Микуся, помолчи пожалуйста. Алиса присев, погладила меня по плечу. – Азад, миленький, пойдём домой. Мы тебя отведём. ДОМОЙ? Ну пойдёмте, чего уж там…

В лагере Алиса свернула к столовой. Тебе поесть надо. А что обед был? Давно уже. В столовой Мику посадила меня за стол, а Алиса сбегала на кухню за едой. Немного остыло, но нормально. Есть, если честно не хотелось. Я поковырял вилкой в картофельном пюре. Это обязательно? Алиса ткнула меня в бок. Ешь давай… Не выёбывайся, нахуй. Продолжила Мику и с улыбкой пояснила. Я много слов знаю. Лучше кушай. Пришлось пообедать.

После добровольно-принудительного кормления мы вышли на улицу, где нас уже ждали. Азад, что случилось? Мне сказали, что ты заболел, то ли… Ольга с, как её… Виола вроде? Да нормально, просто последствие контузии. Лучше пойдём поговорим. Покалякаем о делах насущных. Микуся, он притворялся. Та хотела было что-то сказать, Но Алиса потянула её за руку. Микуся… Ольга Дмитриевна, нас уже нет. Ольга повернулась к Виоле. И что с ними делать? Не знаю. Ольга, я тоже пойду наверное, у меня в медпункте ещё дела… Ну хорошо. Что опять плохого случилось? Я пожал плечами. Да всё нормально. Потом хлопнул себя по лбу. Чёрт, забыл совсем. Знаешь, подожди минутку, мне надо на кухне кое-что взять. Кое-что это бумажный пакет с картошкой и соль. Вроде всё. И что это? Ну… Это имеет прямое отношение к разговору. Пойдём.

После моего пересказа разговора с Ульянкой Ольга, выйдя из ступора, с интересом посмотрела на меня. – Слушай, ты реально контуженный? Ты хоть понимаешь, что… – А ты хочешь что-бы она убежала? Ты ее лучше знаешь. – Знаю. И очень хорошо. Если она надумала, то даже к кровати привязывать бесполезно. Ну… Ладно. Что вы там делать-то будете до рассвета? Я почесал лоб. – Ну не знаю. Костер, печеная картошка… Вон уже всё приготовил. А, ну и к завтраку вернемся. Ольга заглянула в пакет. – Предусмотрительный какой, а… Слушай, а мне можно с вами? Я тоже хочу. Ммм… печеная картошечка… Она закатила глаза. – Извини, никак. Ольга только вздохнула. – Жаль. Потом внезапно выдала. – Азад, у тебя ведь педагогический талант пропадает. Подумай об этом. – Оля, не провоцируй меня. Я старый, больной и контуженный. – Ой, ладно… – А раз ладно, то я отдыхать пошел. Перед бессонной ночью… Кстати, у тебя фонарик есть? Она удивилась. – Зачем тебе фонарик? – Ночью же темно. – Ну да точно. Порывшись в шкафчике, она протянула мне фонарик. – Держи, батарейки вроде недавно меняли. Работает.

Наконец-то я дошел до дому и буквально упал на кровать. Зажмурился и провалился в нереальность… Не знаю сколько это продолжалось, но обратно меня вернуло ощущение, что рядом кто-то есть. Я приоткрыл глаз. Помереть спокойно не дадут. На кровати сидела Ульянка и гладила мою руку. ‒ Больной совсем… ‒ Ты чего? Она всхлипнула. ‒ Того. Ты же заболел. Не надо. Я попытался сесть. Получилось со второй попытки. Огляделся… На столе, банка с цветами и… дымящийся стакан с чаем? ‒ Уля это что? ‒ Это лечение, вот. Она потрогала мой лоб. ‒ Горячий. Сейчас чай пить будешь, с малиной. Действительно, рядом со стаканом чашка с вареньем. ‒ Уля, откуда это? ‒ Не скажу, наверное. Давай пей. Пока я пересаживался на стул, она открыла шкафчик и по хозяйски заглянула в него. – Это постирать надо, а тут чего… – Не надо. – НАДО. И вообще… Пей свой чай давай. И это… Солнышко уже не будем встречать? – Почему? Ты что? Я что зря картошку в столовой выпрашивал? Вот я сейчас чаю с твоей малиной напьюсь и буду здоровым. Кстати, ты что варенье не будешь? Она немного постояла, потом, вздохнув, подошла к столу и взгромоздилась на стул. – Ну если ты настаиваешь… – Уля… Она засопела. – Пользуешься моей слабостью, да? – Ну извини, давай я его уберу подальше, чтобы не соблазнять. – Чего??? Зачерпнув полную ложку варенья, она задумчиво посмотрела на нее. – Оставлять жалко. Ладно уж, съем. После того, как с вареньем и чаем было покончено, Ульянка слезла со стула и потянула меня за руку. – Пойдем, погуляем немножко. Пусть проветрится, а то накурил тут. – Согласен. Только сначала к умывальнику. Тебя от варенья отмыть надо. И признавайся, где его… взяла? Она виновато улыбнулась. – Его Ольга Дмитриевна дала. Она его сама варила, вот. А ты не сердишься, что я его съела? – Уля, на тебя же сердится невозможно даже теоретически. Пошли гулять. Говорят для здоровья полезно.

Кое-как отмыв Ульянку от варенья, мы шли по лагерю, шли-шли… и вышли к какому-то дому. ‒ Уля, а это чего? Она лишь пожала плечиками ‒ Не знаю. Склад наверное, а что? Действительно, какая разница. Подойдя к стене я сел и откинул голову, чувствуя тепло нагревшихся за день досок. Ульянка присела рядом. – Устал, да? – Немного. Что за ебанутый день. Проще два раза подряд на зачистку сходить, нахер. – Ты чего? Не матерись, не надо. Фу… Я что, это вслух сказал? – Прости, доча, я больше не буду. – Лучше облака смотри. Вон… Она ткнула пальчиком вверх. Ну да… – Время придет, ты меня там увидишь. – Не надо там, я здесь хочу. Я погладил ее по голове.

«Над землей бушуют травы,
О
блака плывут, как павы.
А одно, вон то, что справа,-
Э
то я,это я,это я…
И мне не надо славы.

Ничего уже не надо
М
не и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить – и вся награда.
Нам бы жить,нам бы жить,нам бы жить –
А
мы плывем по небу.»

– Слушай, хочешь полетать? Вот правильно говорят про дурную голову. – Ой, а как? Люди же летать не умеют. – Просто. Я встал, подхватил ее на руки. – Я тебя покатаю. Только не пугайся. Расправил крылья, теплый ветер ударил в лицо. – ААААААА!!!!!! Летим, ура! Папа мы летим же! Правда же летим!!! Ой… – Не бойся, я держу тебя. Нравится? – А ТО!!!!

Обняв меня за шею, она радостно засмеялась. Потом посмотрела вниз. – Ой… Высоко. – Не бойся. – А почему у меня волосы мокрые? – Мы облачко задели. – Облачко, прости нас, мы нечаянно. – Голова не кружится? – НЕТ!!!! ЗДОРОВО!!!! Я глянул вниз. Представляю что там творится. Ну что теперь, дочку покатать нельзя? Если каждый раз оглядываться да под ноги смотреть…

– Славяна, ты что тут на коленях-то стоишь? Молится что-ли собралась или потеряла чего? – Ольга Дмитриевна… Посмотрите сами. Она показала наверх. – Господи… Ольга зажала ладонями рот. – Господи… Он же. Она опустилась рядом со Славей на колени. Стоящая неподалеку кастелянша только перекрестилась. – Олька, мы что это все видим? А кого видим-то, Олечка? КОГО ВИДИМ, СКАЖИ… – Сама знаешь. У молоденькой вожатой, смотревшей в небо, неожиданно задергались губы, она молча уткнулась в плечо стоявшего рядом парня. – Лиска, ты ведь видишь? – Вижу Микуся. Скоро уже. – Я готова. Он же брат мой. – Тогда… Две девичьи фигуры взмыли вверх. – Мику! – Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри. – Ладно, не учи. –Девочки… Как же это?

А мы летели. И белый голубь сидел у меня на плече. А второй на плече моей дочери.

– Батюшка, батюшка!!!! Люди такое в небе видят, говорят знамение. – Что там, Степановна, никак самолета испугались? Пожилой священник вышел из храма, взглянул наверх и схватился за сердце. – Господи… Да как… Это же… – Смотрите, девочка у него на руках, крылья белые, ружье… – Михалыч, ты же разбираешься. – Сейчас в бинокль дай гляну. Ну точно и оружие. АК-47 называется. И сапоги солдатские… – Ой лихо идет… Война будет, бабоньки, как в священных книгах все написано. Мне прабабка еще говорила. Страшней она будет той что была, самая последняя. – Ты что Агафья… Спаси и сохрани. – Смотрите, люди, трое их стало. Ангелов-то. – К добру или худу такое чудо узреть. – Дура ты Катька. Не понимаешь? То знамение. Бог нам Защитников своих послал, рази не видишь сама? – Батюшка, что же теперь? – Молиться будем. Михалыч… Ты хоть и участковый, власть… Дородный мужик в милицейской форме неуклюже плюхнулся на колени. – Сам, батюшка, всё вижу.

А мы летели. Все трое. И венки были у нас на головах. И дочь улыбалась. Ветер развевал наши волосы. И смерти не было. Не для кого.

В небе начало уже темнеть. – Ну что дочка, возвращаемся? Девочки, чего людей-то пугать? – Давайте. Ой, а Ольга Дмитриевна же ругаться будет. Пионерам по небу нельзя же летать. Я лишь засмеялся. – Ну если только немножко. – Ой… Вечно с тобой, вот. Ну и ладно, зато весело было. А ты как, больше уже не болеешь? – Нет. Все хорошо… Мы опустились на землю там же у склада. Нас уже ждали. Ольга, подойдя к нам, неожиданно уткнулась мне в плечо. – Азад… Ты… Вы… Ее голос дрожал. Алиса дотронулась до ее руки. – Оля, ты что? Не плачь. – Ольга Дмитриевна, не ругайте вы нас, пожалуйста. – Мику у тебя волосы темнеют. – Я знаю. Она встряхнула головой. – Как-то непривычно собой становится.

– Старшая… – Видно, неправильно пророчество-то. Не один он будет. Трое, из Света, пришли. – И чего теперь-то? – Этого даже ОН не знает, младшая.

Когда мы вышли в центр лагеря Ульянка спряталась за мою спину. Ну да… Когда на тебя пальцами показывают, кому понравится. – Ой, Лиска, а давай улетим. Чего они ко мне пристают? – Уля, терпи. А когда ещё в бок тыкают, типа, кто-ты… Сам виноват. К девочкам-то особо не лезли и то хорошо. Меня кто-то подергал за руку. Два пацаненка. – Дядя, а покатай нас. Ольга тщетно пыталась навести какое-то подобие порядка. – Отстаньте от них!!!! Азад, девчонки… Мать вашу, не при детях будет сказано. Вы хоть в столовую идите, что-ли… И где вожатые? Перестаньте пялится, ничего не случилось, никто не летал. День жаркий, головы всем напекло. ВСЕ, ВСЁ ПОНЯЛИ ИЛИ ПО ДРУГОМУ ОБЪЯСНИТЬ? Как это не странно, но подействовало. По крайней мере, мы хоть действительно смогли дойти до столовой и типа поужинать.

После ужина, Мику убежала в клуб, как она выразилась баррикадироваться и обороняться, Алиса с Ульянкой короткими перебежками в свой домик… А я к себе. Уф… Зато полетали. Все равно бы узнали. Рано или поздно. В дверь постучали. – Кто там еще? – Да я. Пустишь? – Заходи, Оля. Садись. Она прошла, осторожно присела на стул. – Ну вы, ангелы… – Ты что? – Вас в лагере иначе как ангелами теперь никто не называет. Закурить дашь? Я протянул ей пачку табака и бумагу. – Сверни сама, я что-то не в форме. Как там? – Да успокоились. Мику в клубе закрылась, Алиса с Ульяной у себя в домике. Она выпустила клуб дыма и показала на меня пальцем. – Вот теперь мне понятно. А я всё думала, что неправильного. – Что понятно-то? – Да в сопроводительных документах на тебя всё под грифом «Совершенно Секретно». Прикинь, даже имени нет. Написано лишь, что выполнял особые задания где-то на востоке, был ранен, после госпиталя… Всё удивлялась, как тебя к нам занесло. Я понимаю, там «Артек» какой-нибудь… Герой. А мы-то, захолустье. Провинция. Думала ещё, может «наверху» перепутали. Ольга показала пальцем на потолок, помолчала… – Только одного понять не могу… И это пугает. Азад, кто ты? Только не говори, что этому в каком-нибудь спецназе учат. И девочки… Ладно, Микуся два года назад приехала, особо не рассказывала. Но Алиску с Ульянкой я же как себя знаю. Какого… – Люди мы, Оля. Как и вы, только… – Давай рассказывай… Она вздохнула. – Своих детей у меня уже не будет. А девчонки мне как родные, понимаешь? Или это тоже секретно? Я сделал вид, что улыбнулся. – Нет, тебе можно. Просто вы те кто есть, а мы те кто будем. Она отпрянула. – Это как? Мутанты какие-нибудь? – Да тихо ты, разбудишь всех. Какие ещё тебе мутанты? Фантастики начиталась? – А как? – Обыкновенно. Вы такие какие есть. По земле ходите, неба не видите, властью живёте. А мы… Свободные, вольные, крылатые. Azadi… Она вздрогнула. – И что дальше? Стоп. Мику, Алиса… А Ульянка? Я снова сделал вид, что улыбнулся. – Она ещё маленькая, у неё крылья только растут. – Господи… – Помнишь двух мальчишек что ко мне подходили? – Пашку с Данькой? Из моей школы. Обычные мальчишки… – Если бы… Я могу это чувствовать. Ольга смотрела на меня с о смесью удивления и ужаса. – ОНИ… Я только вздохнул. – Оля, пойми. У ваших детей крылья растут, они не смогут как вы жить. ВСЁ. Что с ними делать будете? Убьёте, в тюрьму посадите, в резервацию? Она опустила голову. – Прекрати, не надо. Думаешь я за них не боюсь? Потом неожиданно улыбнулась… – Как там, в небе вашем? – Хорошо. – Хотела бы я… Она замялась. – Полетаешь ещё. Мы посидели, помолчали. Она потушила сигарету. – Правильно старики говорили, всё правильно. – Ты о чём? – Когда придёт подобный тебе, мир изменится. К добру или к худу… И ещё… По её губам скользнула ухмылка. – Понимаешь, секретность в документах, не потому что… Особые задания… Просто не знают они о тебе ничего. И пусть не знают. Нежданчик… Она вдруг схватилась за голову. – Мать-перемать… Вас же в деревне видели… Ладно, там участковый власть, а он мужик нормальный. Председатель-то… Ольга махнула рукой. – Что сейчас делать-то будешь? Я показал на пакет, лежащий на столе. – Планы не поменялись. – Ну да… Я и забыла. И это… Вы хоть как-то летайте поменьше. – Постараемся. – Тогда всё, спокойной ночи… Ну то есть, к завтраку вернитесь. – Оля, ну куда мы денемся-то с подводной лодки? Она повздыхала. – Да куда угодно. Что я их не знаю? А мне потом объяснительные писать и протоколы подписывать. – Конечно. Но это же потом будет. – Да ну тебя нахрен, ангел, блин…

Капрал Кэт. По следам Сандара.

  • 14.02.2020 00:57

 

 

 

 

 

«Капрал Кэт. По следам Сандара»

 

 

Антон Шешуков

автор повести

 

Виар Сказочник

редактор

 

Алина Шешукова

редактор стилистики изложения

 

 

Екатеринбург

2019

 

Дорогим друзьям, Сану и Кэт.

С которыми, возможно,

знакомы уже не в первый раз.

Посвящается.

 

 

 

 

 

 

 

 

«Каким будет путь

решать только тебе,

но одно точно –

его придётся пройти»

 

 

 

Глава 1. Послушай, не по нам ли звонит колокол?

 

 

Череп вот–вот разлетится на тысячи маленьких кусочков. Казалось, что сейчас голова вмещала все знания этого мира. Я еле сдерживал его присутствие у себя внутри. Он изъявлял свою волю. Господин был могуч. Иногда казалось, что он был безграничным. Извечным, как его многие называли. Многие зажаренные и многие калеки, ну кому как повезло.  Помимо вселенских знаний, мощи и величия он был ещё безгранично жесток и беспощаден. Его воля была подобна струе энергии. Но не как луч, который бьёт в одном направлении, а как светоч, сияние которого присутствует повсюду.

Был ли это светоч добра или зла, или чего-то среднего? Каждый решал сам и отсюда следовало, по какую сторону баррикад он находился. Как зло, так и добро — это понятия смертных, мы же были выше этих категорий. Лучше сказать, что мы были вне их. Вне понятий обо всём, присущем роду людскому. Я был ещё совсем молод и только начинал постигать свою природу. Хотя по меркам людей прожил несколько жизней. Владыка же был вне времени. Эпохи для него — это словно смена дня и ночи. Появлялись и исчезали. Вечность его была озарена пламенем, ибо от века и до века он был свет же не свет, но тьма.

Я очень хотел бы продвинуться так же, как и он. Быть таким же совершенным, могучим. Нужно просто служить, и со временем я стану подобен ему. Мне не грозит конкуренция, потому что всех других господин давно уничтожил. Я, возможно, последний. Но я сотворён не из чистой крови недоступных предков. Господин создал меня искусственно. И с некоторыми особенностями, благодаря которым я могу общаться со всеми существами, в том числе и людьми. Владыке они не ровня. От его запредельной речи они просто сходят с ума. Ну а кто покрепче, просто убегают, куда глаза глядят. Я же могу внимать ему, но это нелегко. Но всё же я единственный в своём роде, кто может передавать волю извечного обычным созданиям. Это моя великая миссия. Когда я был маленьким, в минуты нашего «общения» казалось, что я умру. Но постоянная практика укрепила меня. Господин делал меня сильнее. Я был нужен ему.

Вот и сейчас это происходит. Великий передаёт через меня приказы. Я же передам его волю генералам, чтобы они передели дальше. Чтобы те, кто снизу, вели рядовую работу. Эту работу по расширению нашей империи. Да-да, нашей, я тоже есть часть этого великого замысла. Не совсем понимаю конечные цели, пока. Я, кажется, говорил, что достаточно молод. К слову сказать, никто в этом мире не может понять замысел господина. Но я наберусь опыта и смогу быть достойным его. С момента пробуждения его прошло не так много времени. Как раз столько, сколько мне лет. Ведь после этого он сразу меня создал. Так же была зачата наша великая империя. Сейчас она не совсем великая, но скоро обязательно будет. Мы работаем над этим.

Да, кстати, меня зовут Сандар, и я дракон. Не такой могучий, как мой господин Мраморный. Тут я вынужден его так назвать. Дело в том, что так его прозвали низшие существа и это из-за фактуры его хитина. Как глупо. Его истинное имя я не могу произнести, так как не знаю. Не положено, пока. Но даже его второе именование, доступное мне, вы не смогли бы вместить своим разумом. Так как оно столь же могуче и непостижимо, словно квазары на границах наших вселенных. Зачем ему вся эта империя? Ответ мне не ведом. Сам господин не делает рядовую работу. И просто поговорить, это не про него. Поэтому остаётся довольствоваться только его приказами и делать из этого кое-какие выводы.

Мой господин обитает в великой пирамиде. Она служит ему обиталищем, там он проводит всё основное время. Он выше всей этой суеты. Это моя работа и генералов. Самых верных из людей и некоторых других существ. Его приказы безграничны по своей мудрости. А непокорность карается с холодной жестокостью. Он и сам смог бы уничтожить всех своих врагов и строить новый мир на горячем пепелище. Но это всё требует огромных затрат энергии, ведь он в два раза больше меня по размерам. А я, вам скажу, что ваши дворцы, по размерам. Так что судите сами, сколько нужно калорий.

Иногда мне кажется, словно это всё игра для него. Может, он ведёт сотни других параллельных жизней в других мирах. Психическую мощь его я чувствую отлично. И скажу, что нет ничего подобного, на ближайших планетах точно. Я могу говорить о владыке вечно, но вам столько не отмерено. Сокращаю как могу. Я точно когда-нибудь стану таким же, но нужно много трудиться. Да, я не совсем разделяю политику господина, по некоторым вопросам. И его действия подвергаются моей внутренней критике. Но это, наверное, от моей глупости и непонимания. Не могу же я быть бракованным. Ведь он меня создал, а значит, я близок к идеалу.

Меня всегда мучал один вопрос: что было бы, если бы все жили в гармонии? Если бы все друг с другом сосуществовали в мире. Если бы войн не было и никому не приходилось работать. Ведь технологии позволяют создать всё, что угодно. Но господин очень жестко меня отучил о таком упоминать. Я всё же иногда об этом думаю. Бывает, специально очень далеко лечу, чтобы на травке поваляться у ручья или речушки горной. Люблю я это. Но времени на это бывает немного. Даже моего неисчерпаемого времени, нужно трудиться на благо империи. Да и лететь далеко. В наших краях везде смог, всё живое умерло. Владыка говорит, так легче будет новое сюда привить. Что это будет – одному ему известно. Для господина нет ничего, кроме правления и дел. Я тоже стану таким же. Не пристало дракону травкой любоваться. Природа какая красивая, время отнимает. Запах леса. Тишина полей. Неспешное течение небосвода, с корабликами-облаками. Мягкость мшистого ковра. Как хорошо быть с ней наедине, в молчаливом созерцании. Особенно на закате, когда ветерок трогает ковыль, и закручивает, играет с ним. А он колышется в неспешном ритме. Последние лучи прыгают с одной травинки на другую и убегают вдаль. Запах земли и свежести, всё засыпает. Ну вот, опять начал.

Да ведь и не об этом хотел рассказать. О девчонке человеческой. Первый раз мы о ней услышали от одного клирика-скомороха. Его мой отряд схватил на границе контурных земель. Так смертные называют вытянутую линию. Которая проходит между нашей империей и их государством. Глупые… Как на шаре срединное может быть? Клирик тот, Бублик Кар-кар, его звали. До чего странный был. Я людей много видел. И часто они меня удивляли своей природой. Но этот всех переплюнул. Бога себе придумал единого. Верил в него. Проповедовал ходил, хотел, чтобы и другие поверили. Великий Фокусник его бога звали. Мол, фокусы это всё его, то, что вокруг. Больше всего Бублик шутить любил, вот такой затейный. Когда допрашивали его, хохмы морить пытался.

Один раз говорит:

– Если у меня родится ребёнок и станет священником, я его как буду называть? Отец или сын?

И хохочет себе, на дыбе привязанный. Мне-то интересно, я люблю про всех послушать. С разными существами поговорить. Но у Владыки с низшими разговор короткий. В общем, не успели допытать его, горел вместе с пыточной. Но не долго – у господина температура смеси из желез пару тысяч градусов при смешивании. Пыхнуло так – почитай ничего и не было. Самое интересное, почему великий покинул свою пирамиду и почтил своим присутствием того блаженного.

Тот просто начал вещать, мол, было ему видение про одну девицу, которая всё закончит. И произойдёт это скоро. Что закончит? Видно, владыка понял. Ещё он сказал, что ничего у Мраморного не получится. Вот это была его лучшая шутейка, вот там я всё слюнями забрызгал. Это сильно наших воинов испугало. Они думали, я рвать сейчас всё буду. Где видано, чтобы муравьишка могла повлиять на великое создание? Как же это? Словно бы река вспять пошла от одного камушка маленького, этого просто не может быть. Есть законы, есть потенциалы сил и никогда этому не быть.

Но господин как услышал, когда я ему это рассказал, так и не замедлил пройтись до того оракула. Дальше вы знаете. Я не одобряю этой смерти, нужно было ещё поговорить. Я в голову Бублика пытался влезть, да нет там ничего. Просто поток сознания, как будто напрямую он подключён был к чему-то. А своего не было. Ладно, может, к шизофрении он был подключён. Вы, люди, часто всяческим расстройствам подвержены. Однако же это очень странно, зачем Великий сам лично пришёл, ведь это какой-то скоморох бродячий. Пыль для извечного. Какая необходимость на него внимание обращать? Верит во всякое, пусть себе верит. Безвредный совсем. Забыл совсем, была ещё одна странность. После этого случая дал мне хозяин задание особой важности.

 

****

 

– Ну ты и дура, – с широко раскрытыми глазами говорила Мэллис, бахнув ладонью по столу.

– Да сама ты дура, ну не моё это. Я почему должна тут прозябать до конца жизни? Даже и в капралах. Да если запихнут меня куда повыше. Что мне там, в управленцах сидеть? Ты же знаешь, что я это ненавижу, – сказала Кэт раздражённо и отхлебнула приличную порцию тёмного пива. Она проглотила всё одним комком, приятно охладившим горло.

– Ну ведь тебе предложили возглавить гарнизон в следующем году, ты хоть подумаешь? Это же как главный в городе, только по военной части. А ты ещё и не из этих старых пердунов. Ну это же где такое видано, чтобы молодая и на таком мосте? А я буду всем говорить, кто у меня подруга, – Мэлл снова приложилась к стакану. У неё было пшеничное нефильтрованное, со вкусом овса, густое, как её волосы. Непонятно, то ли ешь, то ли пьёшь его.

– Да я не знаю, чего мне такое предлагать, я им кто? И не хочу я совсем. Мне осталось дослужить немного. Потом получу пособие и уеду на окраину земель в какую-нибудь деревушку, чтобы каждый день просыпаться и смотреть на него…

– Ой-ёй, опять мы про наш драгоценный Балирай,

…О наш великий и бескрайний,

Что вширь туда и вдаль туда,

Что нам приснится во сне пьяном,

Что не покорится никогда…

Она начала распевать знаменитую песню бездельников, что шли в Великий океан за приключениями и богатством. Не нашедшие счастья на материке и ищущие смерти за горизонтом. Оттуда возвращались трусы, которые могли доплыть только до дальних островов. А потом бегущие в панике обратно…

Кэт подхватила, –

…О наш Великий и могучий,

Что бьёт о скалы корабли,

Что свёл с ума великих Мардов,

Откуда Скьёлы не пришли…

И они загорланили вместе. Предварительно осушив свои двухлитровые круженции. Опустив их с ускореним на стол и бахнув так, что Кусилин Похмельный – хозяин заведения, скорчил недовольную мину, предвидя сломанный пивной инвентарь.

…Нам всё же нужно плыть в те дали,

Что нам Великий подарил,

Что он за тем вот горизонтом,

Нам всем в награду положил,

Мы станем теми, кто вернётся,

И кто покажет всем тропу,

Кто, возвратившись вхлам напьётся,

И скажет тихо….

– И скажет, Кэт дурочка, она осталась там совсем одна и плачет на затерянном каменном острове, – Мэлл хохотала и била кулаком по столу.

Они были лучшими подругами. И она могла позволить себе так говорить одной из лучших лучниц. Среди самых лучших лучников. Не будь они так близки, Кэтхен могла бы нашпиговать её тут стрелами. Даже если бы находилась вдалеке у казарм, что в трёхстах метрах отсюда.

– Всё с тобой ясно. Так и будешь охранять пабы до конца жизни, – проворчала Кэт. – А что будешь делать, когда стукнет тебе тридцать и будешь ходить с тростью? Какой-нибудь мужлан вырубит тебя, а денег на протезы у тебя нет. Вот и помрёшь, пытаясь соломинкой всосать стейк.

Капрал распалилась и поймала себя на чувстве, будто она красная жаба, которую надувают ради веселья. Мэлиссон тоже в свою очередь нахмурилась и хрустнула костяшками и через некоторое время произнесла:

– Ладно. Знаешь ли, я тоже тут не от хорошей жизни, но это всё-таки деньги. Какие-никакие и тепло, и пойло бесплатное. Ну чем не жизнь.

Она снова засияла улыбкой. Сидящий за соседним столиком бугай тоже расплылся в ухмылке. Он подумал, что это причитается ему. Во рту виднелся прореженный частокол зубов. Мэлл скуксила недовольную мину и дала понять, что ей не до знакомств.

– Ой, всё, – Кэт была изрядно пьяна и не знала, чем заняться дальше.

Разговоры опять вернулись на круги своя. Они всегда напивались и сердце Кэт рвалось к океану. А её драгоценнейшая подруга начинала её отговаривать, ну и потом начиналась битва унижений. Затем они шли куда-нибудь и напивались ещё сильнее.

Вояка и вышибала, по совместительству две молодые девчонки. Одна миниатюрная, другая с мощным телом. Они были знакомы с детства. Вместе родились в этом пограничном городишке. Всё время жили бок о бок с солдатнёй. Те были трезвы и ходили выправленные днём. Ночью же были пьяны и скрючены за углом. Всегда так было.

Мэлл была сиротой и жила с одной старой женщиной. Кэт была из хорошей семьи, у них имелась приличная землянка на окраине. Но она всегда хотела большего. Как у всех, что есть, то не надо, а чего нет – то мечта. В детстве у неё была всего одна книжка. Автор архивариус Весбер. Она называлась «Окиян, неизведанный и могучий. Балирай – наш отец». Скучная и нудная книга. Весбер производил какие-то исчисления и всё говорил, что по его расчётам их первозданный материк не может быть единственной землёй. Ей было плевать на эти предположения. Но вот то, как он изредка описывал закаты и огромные волны, завораживало. Наверное, он делал это для красного словца. А может, ему самому становилось скучно от своей нудятины. Она не знала, как выглядит такой объём воды. Наверное, как озеро, только большое. Или как река, которую растянули до горизонта. Почему-то эти мысли всегда пронимали её до кончиков пальцев ног. Как будто это что-то ей давно очень знакомое. Родное место, куда она стремилась. Как рыба, выброшенная на пыльную дорогу, которая хочет обратно в воду. Всегда казалось, что всё не так и всё не там. Ты тут и всё знаешь и всё знакомое, и родное. Но вот что-то не даёт покоя, щемит сердце под дуновением ветерка. Не даёт заснуть и зовёт тебя своим бессловесным шёпотом.

Был уже поздний вечер. Меллисон отошла пятнадцать минут назад и куда-то запропастилась. В туалете, наверное, застряла. А может, неподалёку крутит кому-то нервы, нарываясь на драку. На улице горели ночные светильники. За окном доносились звуки бедолаги, который отдавал земле купленное сегодня пиво. Нос ловил аромат табака с густым вишнёвым ароматом – через стол сидел хлюпенький мужчинка и раскуривал трубку. Все были заняты своими пьяными бреднями, пили и ели во славу этого хмельного вечера. Очередного вечера, одного из многих. Да что говорить, каждый день тут наблюдалась одна и та же картина. Завсегдатаев хватало. Многих Кэттхен знала в лицо. Когда три дежурства заканчивались, ей позволялось взять отгул на день. И тогда её помощник нёс вахту за неё. Вахту по управлению пятьюдесятью отборными идиотами. Которые могли всё, только не быть солдатами. Но надо отдать ей должное. С приходом Кэт всё стало гораздо лучше. Она завоевала свой авторитет, потому что могла действовать, когда другие разглагольствовали. Она выпускала стрелу, когда другие только раздумывали над планом действий. Ну в общем счесть не перечесть разных ситуаций. Всех и не упомнишь, когда она показала себя как решительного воина. Небольшого, молодого, но ловкого и стойкого воина.

– Ну где же она? Бесит, – пробурчала себе под нос Кэтхен. Голову сверлила идея взять ещё одну кружку и осушить её во славу сего прекрасного вечера. Она резко встала и направилась к стойке. Слева что-то мелькнуло. Кэт автоматически отскочила назад и развернулась к объекту. Развивающееся белое пятно приобрело свои очертания и подскочило вплотную.

– Мэлли, ты чего творишь!?

Та схватила её за руки. Кэт резко их стряхнула. Она была зла. Мэлиссон выглядела встревоженной.

– Там капец, – только и проговорила Мэл.

Лицо её было бледным. Что-то явно было не так. Все люди вываливались из кабака наружу. Через окна было видно, что на улице суета. Потом уши уловили слабый гул. Он начал нарастать и, наконец, затрубил рог. Он гудел тут один раз, далеко в детстве. Тогда за один вечер не стало половины населения города. А вторая половина выжила только потому, что подоспела армия из Центрального города. Внутри всё оборвалось. И это несмотря на атомное пойло внутри. Оно бродило по венам и имело полное управление этим телом. К этому примешалась река адреналина. И Кэт осталась наедине со своими разбушевавшимися гормонами. Не было азарта битвы, были только детские липкие страхи, схватившие живот и закрутившие его в комок. Она поймала себя на кадре, в котором Мэлл тащит её на улицу. Вокруг всё падало. Был полнейший бедлам. Все куда-то неслись. Звуки были приглушены. Всё виделось и слышалось немного со стороны. её подруга поворачивалась к ней и что-то кричала. Вот они на улице. Мимо пробежала семья. Мать схватила ребёнка и прижала к своей груди. Пронёсся маленький мальчик. Кто-то запнулся о корзину овощей. Бутылка медленно катится по брусчатке. Небо тёмное, звёзд нет. Луна сегодня не выходила погулять. Солдаты пробежали в разрозненном построении. За ними собака, просто так, за компанию. Пьянчуга справа пытается встать на ноги, но мозг отключён на сегодня. В лужах полыхают отсветы факелов. Тук-тук. В лужах рябь. Тук-тук. Рябь расходится маленькими кругами. Тук-тук – это дождь барабанит по крыше. Ну вот, совсем он сегодня некстати. Всё начинает блестеть от воды и медленно намокать.

– Ты чего! – Мел орёт прямо в лицо. Сверху обрушился вал звуков. Какофония, плач, крики, команды, отдаваемые отряду военных, завывания рога. И дождь. Он потихоньку превращался в непрерывный поток воды со стороны космоса. Да что же происходит? Тело побороло адреналиновый ступор и направило его в другую колею. Мышцы начали наполняться силой. В голове начало проясняться.

– Мэлли, беги к себе, мой лук, колчан, шлем и кожу. Давай беги. И своё возьми, всё пригодятся, – она отвернулась от убегающей подруги.

«Всё пригодится, в рог просто так не трубят», – пронеслась мысль.

На стену. Перешла на лёгкий бег. Надо раздёргать тело. Взбежала по ступеням мелкими шажками. Протиснулась сквозь ряд кирасиров.

«Это отряд Бебегона. Надёжный малый, вон он, кстати, когда-то я ему помогала», вспомнила Кэт.

Но хоровод мыслей не был настолько сильным, чтобы отвлечь от того, что было видно через стену в долине. Мысли испарились. Оставив восторженную пустоту.

Вдалеке, на опушке Нехоженых Чащоб, что огибали долину полукругом. За небольшим войском, закованным в серебряную броню. В свете отблесков далёких циклопических костров. Каждый метров по шесть. Стояло нечто. Нечто из сказок. Огромное создание – огромный змей, с крыльями. Весь в серебряной чешуе, с длинным и очень тонким хвостом. Он постоянно извивал им. И стоял меж двух огромных полыхающих огней, разведённых непонятно кем. Его голова распрямлялась в стороны, как будто он отдавал команды своим отрядам. Но отсюда было непонятно, что он вещает. «Восхитительный», только такое и пришло в голову. Он был огромен, около двадцати метров в вышину. С изящными лапами. Длинными когтями. Его крылья были сложены за спину, но было видно, что они огромны. Чудо, созданное природой, чтобы сеять смерть.

Дождь шёл уже вовсю и барабанил по панцирям кирасиров. Звон стоял со всех сторон. Справа подошёл командир соседнего отряда.

– Мда, влипли мы. Это отряд дикое Око. Я слышал про них. Как слышал, ходили слухи, что они из далёких земель за лесом. И высокие мол очень, не люди вовсе как будто. Ну а про это я даже не знаю, что и сказать, – Бебегон имел в виду дракона.

Он стоял рядом и так же смотрел вдаль. Кэт взглянула на него, а потом опять стала смотреть на вражеское войско. Никто не сомневался, что оно вражеское. На посиделки с чаем не приходят в доспехах с мечами. И не приводят с собой чудовище.

Бебегон снова начал разбавлять тишину теориями.

– Я слыхал, конечно, всякие бредни про возродившегося дракона, от разных пьяных полудурков-клириков, что шатаются по чащобам. Но кто ж им поверит? Я тебе так скажу, гонцов в Центральный город мы уже давно послали. Но это нас не спасёт. Поэтому сделай, что сможешь, и будь что будет. Отряд твой, кстати, вон там, – он указал налево за Кэт. У него был меланхоличный настрой, совсем не для боя.

Её отряд стоял чуть дальше по стене, которая тянулась до высокой скалы. Она торчала тут из земли ещё задолго до первых поселенцев. За скалой тянулась река, уходившая к лесу. Говорили, что она пересекает его весь. По ней можно было уплыть, но обратно уже не вернёшься – течение не даст. Город был основан поздно. Не все решались жить рядом с этим диким лесом. Из которого мало кто возвращается, да и что за ним, никто не знал.

Воду с неба было уже не остановить. Но никто не обращал на это внимания. Были проблемы поважнее.

Она спустилась с лестницы и побежала к другой. Чтобы подняться к своему отряду.

– Эй, эй, вот твоя снаряга, – это подоспела Мэлли.

Кэт свалила всё прямо на мокрую землю и начала натягивать кожаный панцирь на себя. Быстро зашнуровала его отточенными движениями, благо в армии это довели до рефлекса. Натянула шлем, перекинула колчан за спину и схватила лук. Рука привычно сжала родной кусок дерева, идеального для неё диаметра. Пальцы впились, мышцы ощутили приятную истому под небольшим весом оружия. Этот лук был продолжением её тела. Удобный и достаточно длинный. Он имел мощь, необходимую для пробития доспехов почти всех видов. Она его как-то давно купила у одного суффийского торговца, посетившего их город. Тогда он сделал ей хорошую скидку. Он сказал тогда, что если не ошибается, то этот лук делали для неё. Она, конечно, посмеялась над его уловкой. Это же просто торговец и наверняка скидка входила в его продажные планы. Но после того как она походила с ним, ей и вправду казалось, что делали его специально под неё. Это было не описать словами. Как будто ты калека и ходил с костылём всю жизнь. И вот тебе дают ногу. А ты такой, – «Да нет, ну костыль ведь крепче». Но вот ты надеваешь её и уже не понимаешь, как до этого ходил с палкой. Как будто теперь ты целиком, а не наполовину.

Ах эта Мэлл, ну кто ещё так вооружался. Многие мужики её боялись. У неё не было топора или меча, и уж тем более лука. Мэлл всегда была рядом, так рядом, что многие видели это на закате своего сознания. Кожаные варежки с металлическими набойками и мощными кастетами. Плотная и очень толстая кожаная броня. И её фирменная металлическая маска, закрывающая пол-лица снизу. На вопросы зачем она всегда говорила, что это её мухомор. Как у берсерка. Что-то вроде боевого наркотика. Когда надевает, мягкая пелена опускается на неё и вот вокруг фейерверки зубов и скрюченных носов. Она так привыкла в ней драться, что, надев, переходила в волшебно покойное состояние. Но покойное для неё. Для всех остальных нет. Вокруг начинался ураган, вихрь зубодробительных ударов. Недаром ей бесплатно наливали в этом пабе, тут её очень ценили. Мэлл стоила трёх мужиков в битве.

– Ну что, видела уже?

Она имела в виду те смертельные пейзажи, что раскинулись подле их города.

– Ага, – кивнула Кэт.

– И что думаешь? – они поднимались по лестнице на стену, к отряду.

– Я в такой передряге ещё не была, поэтому будем действовать по обстоятельствам, – отрезала Кэтхен.

Она увидела своего помощника.

– Репус, все готовы? – кивнула она ему в знак приветствия.

– Да, все тут, капрал, – отсалютовал ей молодой парень лет двадцати семи. У него было довольно странное имя, Репус Розив. Он был из далёких земель за Центральным городом. Сюда его послал отец, охранять границы. Очень ответственно относился к своей работе и был горд повышением. Мэлл ему подмигнула. Он улыбнулся в ответ, но тут же оправился. Всё-таки служба.

– Капрал, их очень много и поговаривают, что они очень подготовлены. Вроде элиты какой-то, но никто не знает, кто это. Одно ясно, что они пришли из лесов. Пока непонятно, как они будут вести штурм. Стены-то у нас крепкие. У них не видно ничего кроме мечей. Вот только эта тварь…

– Хватит болтать, скоро всё увидим, у нас билеты в первых рядах, – Кэт была серьёзна.

Такого ещё не было. Возможно, ни у кого ещё не было дракона, стоящего перед стенами города. Страх стучался во все окна, но Кэтхен закрыла ставни. Нужно быть лидером, от неё зависит жизнь этих ребят. Она решила подбодрить свой отряд.

– Так, сегодня мы порубим этих серебрянок и получим неплохие премии от милорда. Уж вы мне поверьте. Слушать мои команды, реагировать сразу. Не думать, а делать. Это всё по-настоящему. Кто будет медлить, получит стрелу в зад, вы меня знаете, – они её знали, у всех зазудело в филейной части от фантомной стрелы.

Дождь не на шутку разыгрался. При этом было достаточно тепло, но очень мокро. Вода находила любую лазейку, чтобы просочиться и распластаться на тебе в самых неожиданных местах. Как будто боялась, что люди перегреются, и пыталась спасти их.

Дракон перестал метать по сторонам свои приказы. Теперь он смотрел на стену и легко покачивал головой из стороны в сторону. Он будто танцевал под какой-то ритм, ведомый одному ему. Серебряные солдаты разделились на два больших отряда. Каждый из которых насчитывал по пять сотен. Они разошлись в стороны, образовав коридор от дракона к стене. Боковые ряды сомкнули щиты, укрепив коридор по краям, и сели на колено. Они будто упёрлись, создав устойчивую позицию. Гарнизон на стене молча ждал. Только барабанная дробь дождя. И шипение факелов под металлическими колпаками.

Стражей крепости было не больше четырёх сотен. Если и вправду прорвутся за стену, это конец.

«Ребята, главное, не умирайте сегодня».

Она смотрела на зелёных и уже не зелёных солдат своего отряда. Она к ним привыкла и чувствовала ответственность за их жизни. Вдруг звуки резко отключили. Дождь больше не бренчал. Факелы не шипели. Стало как-то не по себе. По стопам шла вибрация от стены. Что происходит? Дракон вытянул шею в сторону стены. Открыл рот и плавно водил из стороны в сторону головой. Возможно, это из-за него что-то происходило со стеной. Звуков по-прежнему не было, воины вертели головами. Мэллисон показала на уши и помотала головой. Никто ничего не понимал и, явно, все были лишены слуха. Дракон всё продолжал свой танец. Дрожь постепенно нарастала. И тут камни словно чуть подпрыгнули под ногами.

Кладка стены не была скреплена раствором. Это и не требовалось. Не родился ещё тот, кто смог бы их поднять. Искусно уложенные, они под собственным весом лежали намертво. До этого дня.

– Бааааааааа, – мощный звуковой удар пришёл со стороны драконы.

Резкий крик со звоном, нечеловеческий, глубокий. Рождённый не обычными связками, а какими-то другими органами. Было в нём что-то металлическое.  Камни грудой начали съезжать вниз. Их будто смазали маслом. И они больше не держатся за счёт трения друг на друге. Солдаты в панике начали прыгать в стороны с проваливающейся кладки. Они толкались и лезли вперёд, влекомые инстинктом самосохранения. Отряд Кэт уцелел, потому что звуковой удар пришёлся чуть дальше. Но и под их ногами камни чуть разъехались. Однако кладка удержалась. А вот отряда Бебегона не было. На том месте был столб пыли. Снизу виднелась груда камней.

Оттуда были слышны стоны и крики о помощи. Часть солдат бросилась помогать, но остальные по приказу остались наверху. Защита рассыпалась в считанные мгновения. Осознание своей смертности навалилось и прижало. Хотелось убежать и начать добрую счастливую безопасную жизнь. Те же, кто были перед крепостью, хотели одного. Их замысел и намерения стали вдруг кристально ясны. Умирать не хотелось. Отступать было некуда. Мощь врага сомнений не вызывала. Когда такое случается, ты либо стискиваешь зубы и идёшь напролом с праведной яростью. Либо бежишь, как можно быстрее. Пытаешься как можно скорее оказаться в безопасном месте и сохранить драгоценную жизнь. Они остались. Нужно было брать на себя ответственность, тут не было другого варианта. Никто не сделает это за них. Если хочешь жить – будь готов к битве.

Серебряные с лязгом развернулись и побежали к городу. Ровным мерным шагом. Все как один. Волна неизбежно надвигалась. Сзади Кэт протрубил рог, трижды. Команда к созданию защитного полукольца у разрушенных стен. Нужно было охранять брешь, иначе враг окажется в стенах. Все капралы начали руководить спуском уцелевших вниз и построением перед пробоиной. Камни затрудняли перемещение. Воины врага были уже близко. Они приближались, и становилось ясно, что они действительно очень высокие. Рост больше двух метров. Они худы и все одинакового телосложения. Мечи были им под стать. Прямые клинки около полутора метров в длину.

Дождь лил. Воины перешли на шаг. Шагали не колеблясь, просто шли и всё. Дракона не было видно на прежнем месте. Про него пока все забыли. Защитники выстроились в полукруг, во втором ряду стояли капралы, периодически переглядываясь и смахивая воду с лица. Мэлл была неподалёку. Она находилась чуть сзади. Так как хороша только в ближнем бою. Когда начнётся свалка лицом к лицу, тут и проявятся её таланты. Этим товарищам будет неудобно сражаться в общей суматохе с их длинным оружием. Вот тут у нас есть шанс.

– Сорок пять! – прозвучала команда командира лучников.

Кэт тоже натянула лук вверх под сорок пять градусов. Все, кто имел лук, подчинялись командиру лучников, вне зависимости от звания.

– Давай!

Жужжание стрел, рассекаемые капли, множество шлейфов в воздухе. Смертельный дождь, несущий смерть. У врага не было лучников, странно. Стрелы ударяются о доспехи, первые ряды вражеских солдат тут же смыкают щиты. Они чуть пригибаются, но продолжают идти. Поразительно, все в одинаковых доспехах. Полностью закрыты. Доспехи очень искусные и без парадной шелухи, которую так любят у нас в командовании. Удары наконечников о металл. Повсюду звон. Не было видно, упал ли кто-то. Слишком темно.

– Пятьдесят пять!

Прозвучала другая команда. Стрелы готовы вырваться.

– Давай!

И снова смертоносный залп. Всё повторилось, но щиты уже подняты выше. Враг всё ближе. Отлично подготовлены. Не видно, чтобы ими кто-то командовал. Но действуют все вместе, как единый организм. Мгновенно подстраиваются под обстановку.

– Ну как, есть? – командир лучников спрашивал у стоящих на стене, возымел ли действие залп.

– Не видно… – ответил один

– Вроде нет, – вторил другой.

– Натрое! Первый – сорок пять. Второй – пятьдесят пять. Третий – вразнобой, – команда означала, что тем, кто спереди, бить прямо из лука. Второй ряд должен одновременно бить по верхам. Третий метит произвольно, надеясь на удачу.

–  Давай!

Не сказать, что это внесло суматоху в ряды врага. Однако кто-то из них приостановился, кто-то замешкался. Опять гортанный крик откуда-то, голосил дракон. Солдаты встали. Всё-таки он ими командует. Невероятно быстрое перестроение в клин. У передних щиты перед собой, остальные накрылись ими сверху. И машина пошла. Они бежали, ровно, чётко, ритмично. До столкновения осталось чуть-чуть.

– Стоять!

Кто-то сзади утробно орал, может, главный командующий.

«Но его я не видела сегодня», подумала Кэт.

И началось… Таран просто смял первые ряды, разделив защитников. Солдаты крепости атаковали со всех сторон нападающих, но враг был защищён отлично. Сквозь шлемы было непонятно, что это за существа. Вроде люди. Воины гарнизона были вооружены и защищены гораздо хуже. Их косили, не обращая внимания на защиту. Отовсюду раздавались крики павших. Враг молчал и делал своё дело.

Кэт не медлила. Она не была нужна в общей мешанине. Поэтому передислоцировалась. И была уже на расстоянии, возле холма. Она отдала последние команды своему отряду, который где-то там, в общем хаосе. Сейчас она нужна была как воин. Стрела на пальце, правая рука растянула тетиву. Выдох. Внутри тишина. Снаружи буря, смерть и разрушение. Прямо по курсу высокий серебряный воин делает замах. Кто-то из воинов крепости укрывается щитом. До удара мгновения. Пальцы разжались. Миг, и стрела уже на полпути. Рука сама достаёт следующий снаряд. Первая стрела летит, изгибаясь в воздухе, преодолевая воздушное сопротивление. Рассекает на пути сотни капель. Рука оттягивает тетиву. Спуск. Вторая стрела летит так же молниеносно. Момент ожидания. Какова будет реакция. Воин застыл на секунду, а затем рухнул. Из шлема торчали наполовину две стрелы. Всё-таки их доспехи можно пробить. Но это мощное орудие Кэт и враг не знал об атаке. Со стены сыпался град стрел, выпущенных из коротких осадных луков. Видимого эффекта не было, но в каше тел было и непонятно, что там вообще происходит. Дождь и лязг железа заглушали все остальное. Тьма укрывала бьющихся погребальным одеялом. Ночь нашёптывала свою последнюю песню.

«Где Мэлл? Туда сейчас соваться бессмысленно. Её могли оттеснить. Говорила же ей, научись из лука стрелять. С её силой можно и двойной натянуть. Цены бы ей не было, и сейчас вместе бы стояли», мысли были прерваны.

Глаз отметил какое-то движение слева, со стороны реки. Кэт резко развернулась, в движении укладывая стрелу и растягивая лук со всей силы. Слева несло угрозой. Солдат всей кожей может чувствовать, с какой стороны веет смертью. Мозг ещё не успел обработать информацию, переданную глазами, а стрела уже была выпущена. Рефлексы работали на автомате. На невероятной скорости наконечник приближался к шлему серебряного. Но тут произошло невероятное. Он вытянул свою длинную ногу резко влево и вперёд, получился длиннющий выпад. По его ноге можно было организовать перевозки через небольшую речушку. Выпад позволил ему уклониться от снаряда. Затем такой же мощный на правую ногу в сторону Кэттхен.  И вот он уже здесь, меч у него за спиной.

«Этот какой-то другой, без щита и чуть меньше, но невероятно быстрый, от моих стрел никто ещё не уклонялся».Внутренний регистратор спокойно отмечал все действия и ещё успевал обсуждать сам с собой, какой же враг быстрый.

Было уже поздно что-либо делать. Кулак воина, закованный в железную перчатку, подобно молоту, летящему с шестого этажа замка, выключил эту Вселенную для Кэт.

 

 

 

 

 

Глава 2. Все мои, дорогие незнакомые

 

 

– Господин, я выполнил то, что вы просили. Не знаю, конечно, зачем такая жестокость и вообще мы же не знаем точно…

Голову пронзила острая боль, Сандар передавал информацию тет-а-тет своему Владыке.

– Мы разбили гарнизон. Стена разрушена. Ваши доблестные создания всё закончили. Все жители города перенесены сюда. Я в конце отлучился, не по мне это немного. Когда тела вокруг.

Голова опять стала разрываться. Он не принимал такого отношения к приказам и требовал мгновенного и чёткого исполнения. Сандар же метался от желания быть нужным и стать таким же могучим, до желания всё бросить. Хотелось продвинуться по своей нелегкой службе.  Но и хотелось узнавать мир, такой интересный и многообразный. Жить в гармонии, не причиняя никому страданий. Он любил рассуждать о высоких материях и вселенной. Он любил играть с водопадом, окунаясь в потоки воды. Любил смотреть на закаты и встречать рассветы. И совсем не понимал желания всё разрушить или изменить.

– Я кого-то конкретно должен найти, или просто…

Сандар с трудом «переваривал» речь хозяина, но понял, что нужно искать женских особей, которые могут пересекать границы их владений. С облегчением он понял, что Владыка закончил свой ментальный чат и можно расслабиться. Господин медленно удалился в свою обитель. Он невероятно большой, а его обиталище ещё больше. Это был огромная пирамида, наполовину состоящая из золота, никто не мог туда проникать под страхом смерти. Никто особо и не рвался. У Сардара тоже не было желания туда заглядывать. Нет, конечно, она манила его и была настолько таинственной и загадочной. Она казалось памятником давно ушедшей эпохи. Неизвестно, когда и кем она была создана. Однако же он слишком хорошо знал повадки Мраморного, чтобы пытаться что-то разузнать.

Сандар вышел из круга, опоясывающего пирамиду. Круг состоял из небольших обелисков, которые находились на небольшом расстоянии друг от друга. Сюда мог заходить только второй дракон. Нужно было дать весть всем пограничным отрядам, чтобы внимательнее следили за всеми, кто плутает по лесам. Или не плутает, а пытается пробраться на их территорию специально. Команда была отдана главному из Ока. У него не было имени, он просто был захвачен раньше, чем другие. Поэтому и был главным. Высокий, в серебряных доспехах, как и все. Приближенный к дракону, не как все. С точки зрения внешнего вида обычный человек. Но по природе совсем другое создание. Быстрый, ловкий, хорошо защищённый, чтобы мог быстрее обычных людей прыгать и убивать всё что движется. Элитный отряд Сандара. Он их не любил – головорезы. Но это было его маленькое войско, потому что Владыка так захотел. Ну захотел и ладно.

– Усиль охрану всех пограничных земель, прочёсывайте лес. Ищите всех особей женского пола. Обо всём сразу докладывай. Пока всё.

Воин стоял на колене и внимательно слушал. Идеальный исполнитель, для которого не было причин не сделать. Он встал, гулко стукнул кулаком в грудь в знак того, что всё понял. И ушёл делать. Пусть себе идёт. У меня есть дела поинтереснее. И дракон резко взмыл вверх. Внизу оставались циклопические постройки, заводы, казармы и всё, что и составляло их империю. Огромные комплексы производств. Дым, смог и полутьма были тут завсегдатаями. Хотелось навестить солнце и подышать свежим воздухом. Через некоторое время, проведённое в полёте, постройки закончились и потянулась бесконечная череда диких лесов. Лететь было далеко. Если бы драконы могли улыбаться, то это была бы самая жуткая улыбка на этой планете. Поэтому снаружи его морда оставалась бесстрастной. Сандар ликовал сокровенно, у себя внутри. Он радовался тому, что скоро встретится со своим другом.

 

****

 

«Бум… бум… бум…»

Бревно билось о камень, вокруг пели птицы. В остальном было очень тихо. Сознание ворвалось в измождённое тело, разом. Как будто упало с высоты. Боль разлилась огнём по всем конечностям. В голове стучали барабаны. Все мышцы ломило. И было мокро, очень мокро.

Кэт сделала над собой усилие и приподняла голову. Солнце радостно врезалось в глаза. Над ней склонились деревья, словно разглядывали, кто же это зашёл на огонёк. Был полдень и уже достаточно жарко. Нижняя часть её тела лежала в реке, а верх вынесло на мелкую гальку. Она была на берегу вяло текущей речки в каком-то лесу. Капрал еле села, опершись руками о влажные камни. Сил не было совсем. Последнее, что она помнила, это удар. И то, как повалилась. Но как оказалась в реке и потом плыла – всё как в тумане. Она потрогала лицо, сильнее всего болело слева в области виска. Да, явно тот говнюк не массаж хотел ей сделать. Хотел одним ударом сразу на тот свет отправить. Но почему не добил?

Кэт ещё раз огляделась, река уходила вдаль, петляя. На одном из поворотов она скрывалась за деревьями. Каменистый берег так же шёл с ней рука об руку, провожая за поворот. Ну а рядом их сопровождал густой лес, которым было заполнено всё. Ни единой живой души. Судя по всему, это Нехоженые Чащобы, как их прозвал народ. Несколько литературно, но название как нельзя лучше отражало действительность этого места. А это, следовательно, Широкая речка. Особо никто не фантазировал, придумывая названия, но зато можно сразу было заиметь представление о предмете разговора.

Как же выбраться отсюда.

«Мой лук!? Его нет».

На поясе висел небольшой клинок, уже не нож, но и не меч. Такая себе рабочая железяка: и хлебушек порезать, и в узком коридоре помахать перед носом противника. Доспехи и чуть разорвавшаяся одежда тоже на месте. И всё. Припасов совсем нет, лекарств тоже.

«Потерять такой лук, ладно самой потеряться, но с ним так сроднилась», Кэт стало очень печально.

Непонятно, из-за чего именно. То ли от навалившейся тоски и жалости к себе, то ли из-за потерянного орудия. А может, от физической боли и потому, что было очень мокро. Ладно, раз мокро, надо встать, раз больно, надо восстановиться. Ну а лук… можно и другой найти. В конце концов, руки были на месте, а именно они так мастерски орудовали инструментом по запуску стрел.

Очень медленно встала, пару раз упав. Одна нога не держала – был сильный ушиб. Ну что ж, вперёд.

«Надо идти вдоль реки против течения, так выйду к замку».

Лес слишком густой, неизвестно, что там водится. Охотников из крепости много полегло в этих лесах. Кто-то возвращался с очень богатой добычей, но таких было немного. Больше тех, кто уходил сюда в последний поход. И рассказать некому было, что тут такое и какие водятся опасности. Те, кто выжил, далеко не заходили, да и группами охотились большими.

Она брела уже час по каменистому берегу. Солнце ярко светило, вода искрилась и медленно двигалась в обратном направлении. Было тяжело, но разлёживаться некогда. Нужно найти место для ночлега, потому что меньше всего хотелось спать на камнях.

«Как же угораздило так промахнуться, расстояние-то было детское. А он ещё и увернулся, не может так человек двигаться, уж я много повидала ловкачей на площади. Не так тут что-то. Ещё неизвестно, что с крепостью и гарнизоном».

И без того тяжкие мысли были отягчены воспоминаниями о Мэлл. Её так и не удалось тогда разглядеть, и неизвестно, что стало с ней.

«В ближнем бою ей точно с ними не тягаться. Такой кувалдой приложил, ладно дух решил вернуться, а не улетать насовсем», Кэт улыбнулась, в голове всплыла одна история.

Как-то они с Мэллисон ходили на стрельбище за крепость, к реке. Да, Кэт не покидала надежда, что её подруга освоит стрельбу из лука. После нескольких часов безуспешных попыток, хохота и успешных попыток со стороны Кэттхен, пришла пора возвращаться. В это же время неподалёку свои телеса решила искупать кучка пьяных работяг. Они без раздумий оголились и начали по очереди падать в воду, как проспиртованные картофелины. Подруги шли мимо и с отвращением созерцали суп из пьянчуг, желавших расслабиться.

«Представляю, какое отвращение испытывала река».

Один из них был озабочен не только прохладной водичкой, но и желанием испытать удовольствие другого порядка. Он выкрикнул что-то совсем не изящное. Напрямую описывающее его желание. Одно дело Кэттхен, но Мэл – это как перебродившее вино. Ей надо совсем чуть-чуть, чтобы взорваться. Она развернулась и подхватив, что попалось под руку, швырнула в того бедолагу. Это была сдохшая крыса, не знаю её судьбы и почему после смерти именно ей досталась такая участь. Но одно знаю точно, после того как её бренное тело ударилось о нос хмельного весельчака, он ощутил всю гамму запаха разложения.

Я оторопела в тот момент. Мэлл тоже. Видимо, она сама не ожидала, что снарядом будет нечто-то подобное. Она просто хотела запустить, более эстетичным, камнем, который бы вырубил наглеца. Но в состоянии истуканов мы простояли недолго. В следующий миг нас согнуло от смеха. Мы бились в припадке. Горло испытывало дикие перегрузки. Дело в том, что бедняга начал блевать, ему и так оставалось недолго до этой стадии, а тут специфические запахи стали последней каплей. Он растерянно поворачивался к товарищам, ища поддержки, и не останавливался в своём излиянии. Как фонтан, который потерял направление и сейчас радовал всех вокруг.

Его дружки, тоже поначалу оторопев, расплывались в стороны и ржали, как ненормальные. Один так сильно не хотел попасть под струю отвращения, что заплыл слишком далеко. Его стало сносить течением. Он барахтался и изо всех сил плыл обратно. А этот все блевал и смотрел на уплывающего всё дальше. Он всё-таки справился с рекой и выплыл. Всё закончилось хорошо. Мы еле убежали, потому что было уже плохо от переизбытка смеха.

Это воспоминание отвлекло от действительности. А действительность была странной. Измождённая девица в диких лесах. Одна еле ковыляет, при этом с её лица не сходит улыбка. Праздник сумасшествия. Она уже несколько раз присаживалась, переводя дух. Пейзаж не менялся. Ничто не предвещало хорошего ночлега. Кресала тоже не было. А разводить костры просто так, из палочек, бревна и везения она не умела.

Был уже вечер, внутри нарастала тревога. Солнце тоже устало и хотело в скором времени покинуть эту часть планеты. Тени становились длиннее. Голоса птиц сменились другими звуками. То ветка рядом треснет, то вдали кто-то зарычит. Кэт всё чаще оглядывалась на лес, а её поступь стала быстрее. Нет, раны не излечились, просто стало очень тревожно. Приходилось ускоряться через боль. Один раз она увидела что-то яркое. Огненное пятно в глуби леса. Оно быстро мелькнуло и бесшумно скрылось. Что-то большое.

Солнце почти зашло. Разум лихорадочно пытался придумать выход. Или вход. Неважно, главное сохранить жизнь. Ночёвка на дереве не годилась, с такой ногой на них не залезть. Здоровый с трудом это сделает. Деревья здесь мощные, старые, с очень толстыми стволами. Вдруг взгляд что-то заметил. Нечто висело на одной из веток, метрах в пяти над землёй. Кэттхен ускорилась, как могла. То, что она увидела, подойдя ближе, было самым необычным, что можно увидеть в лесу.

Это был человек. Мужчина, очень худой, непонятного возраста. Одновременно очень старый и как будто вполне ещё ничего. Он как будто стоял на ветке, только снизу. Его ноги были привязаны к толстой ветке верёвкой за лодыжки. Руки скрещены на груди. Взгляд устремлён на противоположный берег. А точнее просто вдаль. К сожалению, не нашлось для него художника у этого мира. Который мог бы запечатлеть его мистически спокойный взгляд и эту позу. Оставить на холсте времени воспоминание об этом необычном моменте.

Кэт почему-то была уверена, что он живой, и начала радостно звать его:

– Эй, приветствую. Меня зовут Кэт. У вас есть жилище? Мне бы переночевать, я заплачу хорошо.

Она была измождена и говорила так громко, как могла. Денег, конечно, не было. Это было и неважно сейчас. Главное, очень хотелось лечь и заснуть спокойным сном. Человек никак не отреагировал.

«Может и вправду умер, привязали его тут и оставили», подумала капрал.

По спине пробежала дрожь. Сейчас страх чёрным одеялом укрыл её с головы до ног. Стало жутко.

Вдруг вздох, протяжный и очень уставший. Звук исходил из того человека. Это был самый лучший вздох, который слышала Кэт за всю свою жизнь. Он живой. Это дарило надежду на спасение. Её спасут.

– Помогите, пожалуйста, я ранена. Мне бы крышу над головой. У вас ведь есть?

Тишина. Человека сверху чуть-чуть покачивало ветерком.

– Я вам дам всё что угодно. Я в городе не последний человек. Помогите, пожалуйста.

Через мгновение глухой голос ответил:

– У этого нет того, что ты просишь. Оставайся прохожей, а не остающейся.

Голос из его рта исходил как будто с трудом. Он скрежетал, некоторые слова было трудно разобрать. Слова растягивались, как смола.

Кэт всё равно радовалась, если этот доходяга выжил, то ей тоже удастся пережить эту ночь.

– Ну а до крепости далеко? Сколько ещё идти?

Тишина.

– Ну скажи же хоть что-то!!!

Она начала реветь. Этот крик был последней каплей. Сама закричала, самой и реветь. Слёзы лились градом, тело дёргалось в такт всхлипываниям. Живот сжимало судорогами. Она упала на колени. Сил больше не было. Стресс и переживания последних дней выходили из тела. Удивительно, как простой плач способен всё в корне менять. По своей сути он не менял ничего. Не изменял материальный мир вокруг. Изменялось качество – отношение к ситуации. Насколько реальность податлива не грубому воздействию, но восприятию. Вот нет выхода и всё плохо. Но через мгновение сменяется точка смотрящего. И вокруг уже совсем другой мир и в нём по-прежнему нет выхода, но появляется вход. Потоки плача начинали иссыхать. Внутри стало легко, напряжение ушло. Трава стала чуть зеленее. Чуть прибавилось сил. Всё, что не высмеяно или не выплакано, остаётся внутри в виде шрама. Шрамы грубые и неподатливые. Они накапливаются, заковывая в броню, и человек перестаёт чувствовать. Взрослый твёрдый несгибаемый – мёртвый. Ничего не радует и ничего не пугает – всё равно. Мертвее мертвого.

Кэт стало легче, она знала толк в слезах, хоть и была лидером. Поставила на место солдатню – вечером слёзы в подушку. Поссорилась с Мэлл и ушла, гордо хлопнув дверью – вы знаете, что вечером. Вот и сейчас, глазной дождь спас её, придал сил. Стало чуть легче.

Она посмотрела на человека, он раскачивался и улыбался.

– Чего смеёшься? – с некоторой обидой сказала капрал.

– Ты живая. Этот любит всех живых.

– Как хоть зовут тебя? – спросила Кэт, утирая слезы руками.

– Неважно, как назвали эту штуку.

– Помощи от тебя не ждать, да? – с язвинкой заметила Кэттхен.

Тишина.

– Как ты выжил? Тут вообще опасно по ночам? – Кэттхен не теряла надежды и засыпала старца вопросами.

– Ничто не может ничему угрожать. Кто боится, если никого нет? Чего бояться, если ничего нет?

– Ой, ясно. Ты из этих… Приходили к нам, в город, эти мистиксенсы или как вы там себя называете. Выступают на площади с громкими речами. Рассказывают небылицы про другие миры. Говорят, так же – ничего не разберёшь. А потом мы их ловили с поличным за разными грязными делишками. То в борделе сидит, то сворует чего под шумок. Шарлатаны все они были, а уверяли, что могут видеть сокрытое и чувствовать неведомое. Хорошая позиция – никто не видит, значит, никто и не проверит твои слова. Такой же ты, да?

Тишина.

– Ну ладно, не моё это дело. Может подскажешь, куда идти мне дальше?

– Будь остающейся сегодня. Завтра будь уходящей.

– Можно просто говорить или нужно обязательно быть мудрецом? – раздражалась Кэттхен.

Тишина. Человек опять улыбался. Что ни говори, а от его улыбки становилось теплее. С ним было очень спокойно. Как будто он отгонял всё плохое, что может тут случиться. Висит себе, как лампа масляная, и освещает всё вокруг добрым светом.

– Ну так и придётся тут быть. Всё равно не говоришь, куда идти.

Кэт чуть расшнуровала доспех, чтобы было легче спать. Снять она его не решилась – неизвестно, что ждёт её ночью. Она облокотилась о ствол того самого дерева, на котором болтался неизвестный. На земле был мягкий мох, кора дерева была теплая. В правой руке зажала клинок, на всякий случай. Стало совсем темно, но луна спасала. Река помогала освещению, отражая полуночный свет. В целом было неплохо и даже по-своему волшебно. Не каждый день ночуешь под мужиком, болтающимся вверх ногами.

– А что это такое, «ничто»? – спросила Кэт.

Ей хотелось говорить, потому что рядом был тёмный лес. Хотелось слышать что-то родное в этом чуждом месте.

– «Ничто» – это всё, что нас окружает и что есть мы, – проскрипело сверху.

Опять тишина. Казалось, он очень взвешивает свои слова, прежде чем что-то произнести.

– Истину не высказать словами. Всё, что облекается в форму из слов, становится искусственным. Сознание не сможет никогда объять её. Чтобы приблизиться к пониманию, нужно просто быть. Это совсем рядом с истиной.

Тишина.

– Как у тебя голова не болит, висеть вот так целый день? Давно ты тут?

Через некоторое время последовал ответ.

– Это не имеет значения. Давно, недавно, всегда. Никогда. Снежинка растаяла и стала водой. Вода испарилась и стала паром. Пар взлетел и стал облаком. Время – это череда изменений формы, только и всего, – он говорил монотонно и убаюкивающе, хоть голос его и был скрипучим.

Глаза слипались, утомление сковывало тело и принуждало его ко сну. Мягкая истома накрывала приятным одеялом. Тело стремилось усыпить беспокойный разум, чтобы скорее приступить к восстановлению. Работы было непочатый край. Куча ссадин и ушибов, стресс.

– А зачем тебе всё это? Разве не интересно жить в городах, тут ты совсем один, – не сдавалась Кэт.

Очень интересный персонаж, хотелось разузнать о нём побольше.

– Нет ничего, кроме здесь. Я тут, и ты тут, и всё тут. Незачем куда-то идти.

– Не понять мне тебя. Я люблю деревья и лес, в походы ходить, на сборы. Но жить в крепости удобнее. Комфортно там, под защитой…

А вот здесь оставался большой вопрос, про защиту, учитывая недавние обстоятельства.

– Сейчас бы в горячие ванны сходить к Мылиусу. А после с Мэлли по стаканчику тёмного пропустить. Эх…

«Где ты Мэллисон, жива ли?»

– Мне немного страшновато, ты видел тут хищников крупных? Может мне что-то угрожать сегодня ночью? – она говорила, направив голову вверх.

Через некоторое мгновение:

– Когда ты будешь сегодня в мире сновидений. Тут тебя не будет. Ничего не бойся. Запомни, что ничего объективного нет. Всё так, как ты это представляешь.

Он опять улыбнулся и замолчал. Его взгляд снова был направлен в вечность. Казалось, что он гармоничная часть этого места. Как листья на деревьях. Не исключено, что он был тут всегда. Также не исключено, что его тут никогда не было.

Сверху стало снова тихо. Человек висел и не подавал признаков жизни. Но всё равно с ним было спокойнее. Его умиротворяющий тон давал надежду на то, что никто сегодня ночью её не побеспокоит. Веки были очень тяжёлыми, не было сил их удерживать. Лес безмятежен и необычайно тих. Он неспешно напевал свою песню, очень тихо шелестя листьями. Глаза закрывались. Образы закручивались в сюрреалистические картины. Мысли сплетались и исчезали. В голове всплывали события давно минувших дней. Те, кого уже не было, говорили с ней. Истории со странными сюжетами разыгрывались перед её взором. Больше не было никакой Кэт. Сон вытеснил все понятия о личности. Остался только сгусток образов и воспоминаний. Ему было хорошо и покойно…

– Пора быть прохожим, события могут и устать ждать… Смех… Вставай же, новый день вышел погулять…

Сквозь веки солнце звало к пробуждению. Кэттхен продрала глаза и увидела, что сверху никто «умный» уже не висит. Ветка была пуста. Непонятный человек исчез. Вокруг пейзаж не изменился, нужно было идти дальше. Тело отдохнуло и некоторые раны уже так не болели, но нога по-прежнему беспокоила. Кэт отодвинула штанину, там, где болело, зияла загнившая рана, кожа вокруг была синюшной. И не досуг было вчера посмотреть. Дела плохи. Приложить бы какую-нибудь полезную зелень, чтобы всё прошло. Однако все навыки были потрачены на тетиву и согнутую палку, да и тех не было в наличии. Про врачевание капрал знала ровным счётом ничего. Надо было двигаться дальше.

«Какая сумасшедшая боль. Чем скорее дойду до крепости, тем больше вероятность не сдохнуть».

Она встала, опершись о ствол дерева, сделала два неуверенных шага. Нога распухла и не слушалась. Ещё пару шагов. И… она внезапно оказалась лицом к лицу со мхом на земле. Рухнув всем телом вниз. Сознание позволило сделать один сознательный вдох и отключилось.

 

****

 

Солнце летало слева направо. Потом луна летала. Потом снова день. Сколько прошло времени было непонятно. Дни превратились в одно сплошное непрерывное полотно. Бред в голове уже порядком достал, тело вообще ничего не чувствовало. Изредка становилось очень холодно, когда кто-то убирал одеяло. Ночью снова укрывали. Становилось очень тепло. Правда одеяло все время колыхалось. Неспешно так. Как волны, вверх-вниз, вверх-вниз. Ещё что-то постоянно трогало ногу на месте раны, какими-то иглами. Сознание только могло безучастно регистрировать эти события. Не принимая никакого активного участия в процессе.

Тишина, только песнь леса. Шум деревьев исходил откуда-то снизу. Непонятно.

«Сколько же можно спать».

Личность постепенно крепла в своей самоидентификации. Появилась злость.

«Нужно вставать, нужно проснуться…»

За веками был день. Кэт открыла резко глаза. Она чувствовала своё тело, нигде не болело. Капрал резко села, опершись на руки. Вокруг были клочья шерсти, ветки, много соломы, невысокие стенки были сложены из толстых сучьев.

Молодой стриж на огромной скорости нёсся по лесу. Сегодня был удачный день. Нужно побыстрее оказаться в гнезде. Впереди по курсу было огромное раскидистое дерево, оно было чуть выше остального леса. На верхних ветвях было огромное гнездо. Явно не стрижье, зачем им такие большие дома. Оттуда выглядывало существо, которых стриж изредка встречал. Голова этого странного животного торчала над стенками гнезда и озиралась по сторонам. Наверное, птенец, надо облететь подальше, чтобы не стать добычей.

Кэт оторопела. Куда взгляд ни падал, всюду был лес. Только вдали на востоке были тёмные горы и штормовое небо. Ещё, относительно недалеко, торчал шпиль. Похоже было на башню, но откуда тут постройки. Дикие места, некому тут жить. Кэт размышляла о невозможности ведения строительства в столь диких условиях, находясь в огромном гнезде. По-другому эту постройку не назвать. Что же за птица её сюда затащила? А может, тот дракон. Хотя даже его голова сюда не поместится. Может, его внуки. Самое гнусное во всей этой ситуации, что её крепости, в которую она так стремилась, не было видно отсюда и в помине. Огромных тварей, которые могли её сюда затащить, тоже не было на горизонте. Надо выбираться поскорее. Скорее всего какая-то летающая мамаша держит её здесь для своего потомства. Хотя яиц в гнезде не было.

Она перевалилась через край сооружения и сползла вниз по веткам. Благо гнездо было выстроено на широком основании, образованном из переплетения толстых ветвей. Дерево, на котором оно находилось, оказалось циклопическим. Спуск занял около часа. Приходилось часто отдыхать. Но мысль о возвращении хозяина сооружения сверху, не давала покоя. Как оказалось, тело было полностью излечено. Конечно, ещё чувствовались отголоски боли. В остальном же это было то привычное тренированное выносливое и гибкое тело. Только вот одежда была вся изодрана, в некоторых местах были вырваны целые куски. Оставалось загадкой, кто же над ней так поработал.

Наконец, земля оказалась под ногами. Было решено бежать в сторону шпиля. Лес оказался не таким уж и густым, как виделось сверху. Было вполне удобно передвигаться, так что она бежала.  Деревья проносились слева и справа. Те, что были спереди по курсу, огибались бегущим человеком. Кусты хлестали по ногам, подгоняя торопящегося. Дышалось легко. Мышцы вспоминали привычный режим работы. Гормоны выделялись исправно. Если забыть все недавние события, то Кэт была вполне себе счастлива. Где-то очень глубоко в её личности первозданный зверь радовался. Ведь он оказался на лоне своей изначальной среды обитания. Всё внимание было сосредоточено на преодолении препятствий. На движениях и звуках вокруг. Звуки слышались яснее. Запахи были яркими. Мозг работал отлично.

Она выбежала на середину большой поляны и остановилась, чтобы перевести дыхание. То дерево с гнездом было видно отсюда достаточно хорошо. Только вот хозяин был на этот раз дома. У Кэттхен на секунду замерло сердце. Над стеной из сучьев торчала огромная огненно-рыжая голова. И это была не птица. Это был огромный кот. В зубах он что-то держал и смотрел, казалось, на нее.

«Какой же он огромный. Это его я, наверное, видела тогда в лесу, когда сидела под тем чудаком», – осознание того, что зверь её выслеживал давно, не радовало.

А ведь он так далеко утащил её от реки. И смог перенести на такую высоту. Ей очень повезло, что она вовремя успела сбежать.

«Значит, он очень упорный в своём желании сожрать меня», подумала Кэттхен, улепётывая с поляны. – «Почему он меня сразу не съел? Промариновать решил сначала, думал, я чуток подтухну. Так вкуснее. Не в этот раз, мистер», – спорила сама с собой капрал.

Она больше не смотрела в сторону гнезда. Надо было успеть добежать, пока этот котяра не настиг её. Несколько сотен стволов спустя, деревья стали редеть. Довольно резко перед беглянкой возник частокол, около двух метров. Она перемахнула через него, воспользовавшись сучком ближайшего дерева, как опорой. И спрыгнула вниз. В руках был нож. Было неизвестно, чей это дом. Следовало быть очень осторожной. И готовой ко встрече с чем угодно. Может быть, кот ещё не самое страшное.

За забором оказалась поляна круглой формы. То тут, то там стояли разные приспособления непонятного назначения. В центре высилась круглая башня. Кончалась она тем самым шпилем, который был виден из гнезда. Кэттхен, не приближаясь к центральному сооружению, обошла его вокруг. Нужно было разведать обстановку, прежде чем идти напролом. Башня оказалась достаточно большой в сечении. А это значило, что внутри должно быть очень много пространства. Она была сложена из огромных каменных блоков чёрного цвета. По всей поверхности постройки были видны небольшие оконца, в них ничего было не разглядеть. Никаких звуков из башни не доносилось. Из-за чего она выглядела зловеще. Кому и для каких целей тут понадобилось возводить такую махину, было неясно. В одном месте обнаружилась двустворчатая дверь. Замка на ней не было. Хотя обитатель мог запереться изнутри. Капрал на цыпочках стала приближаться ко входу, постоянно озираясь по сторонам. В том числе назад. Она все ещё опасалась нападения того кота. Ведь он мог не глядя перемахнуть через забор. Стоило быть настороже. И следить за тылом.

Когда до двери оставалось не больше десяти метров, послышались глухие звуки изнутри. Непонятно, что это было, но похоже на какие-то завывания. Кэт замерла, пытаясь разобрать, что там происходит. Башня, явно, была кем–то заселена. По спине пробежала неприятная дрожь. Что ещё её ждало в этом долгом пути домой? Вдруг створки резко распахнулись и оттуда с безумными глазами вывалилась толпа полуголых мужчин. Кэт невольно попятилась назад. А они бежали в её сторону и что-то орали. Впереди нёсся высокий мужчина средних лет с повязкой на бёдрах, это была его единственная одежда. Они были словно безумцы. На их лицах была блаженная улыбка. Они как будто находились в состоянии ненормальной эйфории. Смысл слов стал доходить до сознания. Это было похоже на песню.

 

«Славься, славься небо наше,

Славьтесь горы и леса,

Славны будьте реки, пашни,

И далёкие моря,

Мы возлюбленные дети,

Любим всех мы на планете,

И в других мирах везде…»

 

Кэттхен отскочила назад и наклонилась вперёд, в боевую стойку. Она уже встречалась с сектантами. И знала, на что они способны, находясь в религиозном экстазе. Один раз она со своим отрядом уничтожила лагерь подобных. Тогда это были уже не люди, но обезумевшая паства очередного кровавого божка. Имя которому было Хаум Сербикё.

Вот и в этот раз она видела такой же дикий взгляд в глазах мужчин, что были перед ней. Капрал готовилась продать свою жизнь подороже. Их было слишком много, победить не представлялось возможным. Убегать не хотелось. События последних дней давили и заглушали стремление к спасению. Хотелось просто плыть по течению.

Еще некоторое время отряд ногишей бежал по инерции. Внезапно их предводитель расставил руки и резко остановил бегущих сзади. Песня оборвалась. Мужики взирали на Кэттхен из-за спины своего предводителя. Он тоже был явно обескуражен. Однако быстро спохватился.

– Приветствуем тебя, дитя природы, – он воздел руки над головой, – Чем можем помочь тебе?

– Кто вы такие?

– Мы «кандалисты», – сказал громко он и повернулся с гордостью к своей пастве.

– Урааа! – закричали они в унисон.

– Кто? – Кэт опустила палку.

Они явно не были воинами и хоть выглядели странно, были не сумасшедшими. Приближаться к ним пока не стоило. Хотя бы потому что они предпочитали разгуливать нагишом.

– Ты разве никогда не слышала про великие кандалы, в которые великий воплощённый ум Абу–Инштейн смог заковать целого бога? И с помощью него узнал секреты мироздания. А потом ещё зашифровал их и написал великую книгу, которая называется КОРА. Как обустроена реальность, – расшифровал он.

– А буква, «а»? – удивлённо спросила Кэт зачем-то.

– Ну это для звучности, – улыбнулся он. Сзади раздался смешок. – Вижу, мне многое есть, что поведать тебе. Как я понимаю, вы не откажетесь от вкусного ужина.

– Даже не знаю, – замялась Кэттхен.

Было непонятно, можно ли было им доверять.

– Меня, кстати, зовут Андрэ, а это мои друзья, – он отошёл в сторону и указал на мужиков позади. Те помахали, кто как мог.

– Пойдем, я покажу тебе нашу обитель, а ребята продолжат упражнения, – он явно был немного разочарован, что не может остаться с ними. Банда голых же с радостными воплями побежала носиться вокруг башни. Кэт пошла за ним. Ничего другого не оставалось

– Ты не обращай внимания на наш видок. У нас сегодня разгрузочный день, поэтому делаем разные упражнения. Закаляемся, бегаем, дыхательные сессии проводим. И не едим целый день. Но тебя накормим, – он радостно обернулся, ожидая, что она тоже начнёт радоваться. Пока же было не настолько всё понятно, чтобы удостоить его своей улыбкой.

– Вот, смотри, это наша башня. Мы нашли её давно. Я, видишь ли, тоже в городе раньше жил, в центральных землях. Потом мы с парой моих друзей тут поселились. Но сейчас их нет, они ушли и… – он на мгновение осёкся, подбирая слова. – В общем, я пока не знаю, где они и что с ними. Потом ребята ещё потихоньку приходили – так и образовалась у нас тут небольшая общинка. Все либо с окрестных крепостей, либо одиночки издалека. Есть даже один с берегов Балирая, говорит, что в определённых кругах о нас слава ходит. Хотя мы к этому не стремимся.

– А что вы тут вообще делаете, кроме бега голышом, и что это за постройки на улице перед башней? – они поднимались по лестнице вверх. Первый этаж, который они миновали, был проходным, заваленным разными вещами.

– Возле башни – это наши разные экспериментальные установки. Какие-то искажают пространство, какие-то помогают концентрации. Много интересного настроили, пока особых результатов нет, – он широко улыбнулся. – Но это и неважно. Нам очень интересно заниматься экспериментами такого рода. И знаешь, я пришёл к выводу, что главное, чтобы было чем заняться.

Тем временем они поднялись достаточно высоко и вошли в большой просторный зал. Тут были длинные столы и большие шкафы у стен. Свет попадал через узкие окна-бойницы. Пол был выложен из камня. На потолке было светлое дерево.

Андрэ начал доставать нехитрую снедь из одного шкафа. Сыра полголовы, чёрный свежий хлеб и большой закопчённый окорок индейки. Затем налил большой стакан компота и положил всё это на стол, приглашая гостью на трапезу. Сам он сел напротив. В комнате было очень светло, несмотря на узкие окна. Расположены они были довольно часто в этом месте башни.

– Прошу. Чем богаты, – он указал на яства и улыбнулся.

Кэт неторопливо присела и начала налегать на еду. Если бы не нормы приличия, хозяин башни бы сильно удивился. Дело в том, что она очень хотела есть. И очень сдерживала себя, чтобы не накинуться на продукты, как крокодил на добычу, который не ел уже год.

Андрэ улыбался, глядя как она ест.

– Знаешь, одно из великих удовольствий человечества — это поесть. Такое нехитрое занятие – удовлетворение своего голода. А сколько радости, правда? – он полуоткрыл рот и ждал одобрения, улыбаясь как маленький ребёнок.

– Ну да, – Кэт тоже невольно ухмыльнулась. Она уже немного попривыкла к этому чудаку, ну и к тому же, он её кормил. А кто кормит, к тому доверие хочешь не хочешь, а появляется.

– Ты так и не ответил на вопрос, чем же вы тут занимаетесь.

Он немного помолчал. Потом посмотрел в сторону окна некоторое время, как будто о чём-то вспоминал. Сидел Андрэ чуть наклонившись вперёд, руками уперевшись в лавку.

– Знаешь, – начал он, – я раньше занимался торговлей и был достаточно успешен. Много путешествовал по городам. Не потому что хотел, а ради торговли. Так нужно было. И весь я был в этом. Не гнушался разного рода грязных приёмчиков. Обманывал – всё по стандарту. Чтобы быть как можно богаче. Пытался обогнать тех, кого знал. Хотел, чтобы дом побольше, караван подлиннее, охрана подготовленнее. И как-то один раз я поговорил с одним кандалистом. Он верил в Абу–Ипштейна, который смог заковать бога в кандалы. Не то чтобы в величие самого Абу, а в науку и людские возможности. Что человек велик в своём проявлении и может очень многое. И знаешь, так это увлекало. Очень сильно резонировало с моим внутренним состоянием тогда. Вот оно! Я много добился и теперь мне есть куда идти дальше. Стать ещё величественнее. Но тот человек не был велик и вёл достаточно обособленный образ жизни. Я разговорился с ним на рынке. Это произошло случайно. При всём этом он был уже в очень преклонном возрасте.

Андрэ засмеялся:

– А потом мы напились. Знатно так, до поцелуев с поросятами.

Он продолжил:

– И вот сидим мы с ним, пьяные вдрызг. На большой террасе моего дома. Луна в полнеба. Звёздный ковёр на небосклоне. Тёплый воздух пьянит ещё сильнее. Так хорошо на душе. Смотрю, а у гостя моего слёзы по щекам. Я его спрашиваю, что не так, может болит что-то. А он мне говорит, так хорошо жить, так велика Вселенная. Так велико творение, что не нужно облекать всё в ненужные понятия Бога или ещё чего-то. Это только мешает приближению к сути. Простое бытие и есть конечная цель всего. Не нужно никуда идти, мы уже есть. Мы уже дома. Всё заключено в этом, чтобы ни происходило. А потом сказал, что не было никакого бога в кандалах. И что Абу–Ипштейн – это один из учёных, который работал с ним в центральных архивах Имперской библиотеки. Он ещё всё нёс какую-то чушь про ответвительность и про гравий-станцию или что-то такое. «Поехал», в общем, совсем от затворничества.

Андрэ продолжал, глядя в окно:

– Я его спрашиваю, а зачем ты всё это придумал, если не нужно ничто в понятия облекать. Он говорит, что человеческое существо такого, что ему нужна цель. Вектор движения. Без движения человек замедляется и начинает погружаться в болото. Пока бежит, то находится на его поверхности. Те, кто погрузился в болото, – пропали. Можно отпевать, они уже мертвы. Хотя ещё и ходят за помидорами на рынок. Вот он и придумал себе цель и занятие – постигать мир. Становиться величественнее, прогрессировать. И однажды смочь покорить Бога, но это, конечно, метафора. Постичь то, что было нам подарено.

– Он ещё много чего мне рассказывал, водил меня в библиотеку позже. Показывал схемы и устройство разных приборов и аппаратов. Всё это можно назвать наукой. Но она либо очень передовая, либо это псевдонаука, – он заулыбался и опять начал смотреть в окно.

Хозяин башни говорил дальше:

– Да это и неважно. Это даёт стимул вставать с утра. Думать, что всё впереди и нам ещё многое нужно сделать. Для того чтобы делать такое, нужно иметь крепкий ум. Вот мы его и развиваем с ребятами, поддерживаем. Бегаем, устраиваем диспуты, работаем вместе. Этим мы, собственно, и занимаемся.

Кэт была сыта. Не речами, но едой. И теперь неспешно попивала компот. Андрэ посмотрел на вожделенный стакан и сглотнул.

– Вкусно тебе, а мы сегодня голодные. Ещё и не пьём. Практика у нас такая.

– Ну а почему ты здесь оказался? – не отставала Кэттхен.

– Он меня очень увлёк своей наукой, и я чувствовал себя свободным. Постепенно перестал ездить в другие города для торговли. Потом и вовсе не появлялся на рынке. Про меня стали забывать. Деньги со временем кончились, а я всё больше проводил свой досуг в библиотеке. И знаешь, я начал просыпаться, я стал счастливым. Я стал живым. Деньги перестали быть для меня чем-то определяющим. И тогда я принял решение, что нужно совершить скачок. Старик давно рассказывал мне об одном месте. Говорил, что раньше была одна лаборатория, в которой проводили эксперименты. Сейчас она заброшена, так как все, кто в ней находились, куда-то запропастились. Дал мне координаты вот этой самой башни. В то время было ещё двое человек, которые в библиотеке часто работали. Мы часто обсуждали одни и те же темы, разбирали вместе конструкции аппаратов. Вот с ними мы и решили сюда перебраться. Было очень страшно, так как эти места никому не известны. Нас двигало вперёд устремление создать свою лабораторию, чтобы никто нам не мешал. И мы могли бы работать в своё удовольствие.

Кэт уже закончила с компотом и сидела слушала из уважения к пустившему её к себе.

– А что тебя сюда привело? Не похоже, что к нам ты шла намеренно, – спросил Андрэ.

– Я из крепости Акж–Реддоп, что на границе с лесом.

– Знаю такую. Далеко очень находится. Как ты сюда смогла добраться?

– На нас напали, а потом… В общем я не смогла отбиться. Меня унесло по реке. Очнулась в лесу, а потом заплутала и сюда вышла. Толком ничего не помню, прилетело мне хорошо, – Кэт опустила момент с котом, так как сама много не понимала. – Помогите мне вернуться в крепость. Там, может, всё ещё бои идут. Возможно, в осаде. Нужно помочь, чем сможем. Там ведь люди живут, – она подалась чуть вперёд неосознанно.

– Да, ситуация. А кто напал? – Андрэ смотрел на свои руки, словно ждал подтверждения мыслям.

– Какие-то серебряные воины. Но главное, что там был дракон. Он и разрушил крепость.

Андрэ встал и подошёл к окну, смотрел в него, о чем–то размышляя. Он немного ссутулился. Всё это не предвещало ничего хорошего. Наконец он заговорил:

– Это войско безумного Ока, а дракон Серебряным зовётся. Обитают они вон в тех местах, – он показывал пальцем через бойницу на горизонт.

Кэт вскочила и посмотрела по линии руки вдаль. Там была гора и тёмное небо вокруг нее.

– Кто они такие?

– Я толком не знаю, только есть информация, что воины эти не совсем люди. Точнее, они созданные люди, но драконы настоящие. Уж поверь, – он ухмыльнулся, – Знаю, что они что-то нехорошее замыслили. И этот дракон, которого ты видела, не самый сильный. Есть там помогущественнее.

Кэт молчала. Попросту не знала, что теперь делать. Оказывается, драконов было несколько. Это создавало дополнительные проблемы.

– Надо сообщить в Центральные земли об угрозе, – с пылом проговорила она.

– Да зачем? О них, скорее всего, и так знают. Что толку, это же драконы. Что против них можно выкатить?

– Но бездействовать ведь нельзя, – повысила голос капрал.

– Знаешь, это по-своему прекрасно. Такое странное время: драконы, искусственные люди. Может, это новая цивилизация, с совершенно новыми технологиями. Это, возможно, принесёт новые знания. Даст толчок к развитию. Только вот дожить бы до новых времён…

– Вот и я о том же. Я видела этих солдат в сражении. Они почти неуязвимы, невероятно быстры и безжалостны. Просто пришли и напали на нас. Зачем? Что мы им сделали? Кто ответит? Я хочу, чтобы им стало ясно, что нельзя просто так разрушать и нападать. Я буду бороться против них, – она пошла, но куда сама не знала. Это был порыв к действию, но что делать – непонятно. Она еле от кота дикого сбежала. Из оружия у неё только нож.

– Ты говорила, что хочешь вернуться к крепости, – его слова настигли её на первых ступенях лестницы, ведущей вниз.

– Да, ты знаешь дорогу? – остановилась она, надеясь на помощь.

– Её нет. Сюда можно добраться по реке, но вот против течения не поплывёшь, а через лес идти опасно. Мы сами, живя здесь, очень редко ходим по окрестным лесам. Нам и незачем. В стенах всё выращиваем. Размножаем, так сказать, то, что принесли из цивилизации. Однако есть один способ… – он как будто говорил через силу.

– Что за способ? – Кэт потихоньку возвращалась в комнату, словно желая расслышать его шёпот.

– Ну, помнишь, я говорил про своих друзей, которых нет. Они испытывали древние врата. Есть тут на одном из этажей это устройство. Если подать на него мощный заряд, то открывается брешь в подпространство. Из него можно уже попасть в любую точку планеты, – он загорелся этой идеей. Видно было, что ему очень интересна эта тема.

– Ты как бы находишься в парамире, который тут же. Но там действуют немного другие законы. Точнее, те же, только с дополнениями, и вот из этого пространства как-то можно проникнуть в любое место. Только есть нюанс, – он прикусил указательный палец и задумался, уставившись в стену.

– И какой?

– Я там не был, и никто из нас. Только мои друзья. Где они – никому не известно.

– А откуда тогда вам известно, что там находится – по ту сторону. И что врата действительно так работают?

Андрэ ответил:

– Тут была небольшая библиотека. Тот, кто это построил, всё детально описал, видимо, он гораздо умнее обычных людей. Мы делали всё по инструкции, только вот Норм и Готье не вернулись.

– А куда они хотели попасть? – поинтересовалась Кэттхен

– Ну никуда особо, просто посмотреть, что в другом мире. Как там всё устроено. И проверить пару теорий.

– Так если не знаешь куда хочешь попасть, как можно там оказаться? – удивилась капрал, а затем решительно произнесла: – Мне терять нечего, и я знаю, куда нужно попасть. Можем посмотреть на эту штуку?

Андрэ явно не ожидал такого ответа и был слегка обескуражен.

– Оу, погоди, погоди, так это не делается. Нужно ведь подготовить устройство сначала. Включить его, настроить генератор. Мы же им давно не пользовались. С того случая. Ты пока отдохни. Вижу, нелегко тебе пришлось. Можешь тут походить, осмотреться, а завтра с утра приступим.

– Хорошо, – она вымученно улыбнулась.

Со всеми этими путешествиями она не замечала того напряжения, которое было всё время в ней. Мэл, люди в крепости, её отряд… Было неизвестно, что с ними. Не хотелось даже предполагать, что все они мертвы. Ведь вражеские воины были совсем на другом уровне. Победить их не представлялось возможным. Сколько ни тренируйся, всё равно не приблизишься к таким возможностям. Это нечеловеческие рефлексы. Да и их тело – они все как с конвейера. Правда, Кэт не знала, что такое конвейер. Как будто их не выращивали, а создавали такими сразу. Но ведь они всё равно выглядели как люди.

Как жесток этот мир, почему всё это случилось? Почему нельзя жить спокойно, заниматься тем, что нравится? Почему кто-то должен умирать?

 

****

 

О, как прекрасен этот мир!

Ему иногда казалось, что можно вот так, навсегда забыться и раствориться в потоках воздуха. Активное блаженство. Буйство гормонов – буря внутри. Ощущение огромной скорости, перемещения в пространстве. Фантастические виды.

Крылья чувствовали потоки воздуха. Он лишь слегка перебирал самыми кончиками.  То создавая сопротивление, то расслабляя их. И когда он делал это, то естественным образом входил в воздушный поток. Сандар летел на огромной скорости над лесом. Летел уже довольно давно, но ему так не казалось. Вот так лететь, никуда не торопясь. Не выполняя чужую волю. Быть сокрытым от глаз. Это всё и было для него квинтэссенцией свободы. Его глаза позволяли видеть с такой высоты самых маленьких зверей. Они смешно брызгали в разные стороны, слыша свист его огромных крыльев. Всё-таки жаль, что драконы не умеют смеяться. Потому что сейчас хотелось хохотать от счастья. Иногда дракон резко поворачивал крыльями, и его бросало вниз. Тогда он пикировал, сложив крылья, чтобы помочь притяжению. Скорость становилась сумасшедшей, и над самыми деревьями он изменял траекторию. Тогда его тело гармонично совершало дугу в воздухе и летело по инерции вверх.

Со стороны это смотрелось завораживающе. Размером с небольшой замок, ящер. Второе по смертоносности существо в этом мире, играло с законами физики. Лес, в восторженно затаённых чувствах, наблюдал снизу это представление. А дракон, сверху, исполнял свою роль безупречно и самозабвенно. Иногда он не понимал своей природы, просто был, не ассоциируя себя с кем-то конкретным. Это даже не двойственность, а множественность, бесконечность. Как будто его настолько много, что нет ничего другого. Как будто он одновременно кто-то ещё. Одновременно всё, что есть в этом мире.

Его взгляд периодически отслеживал огненную молнию, которая передвигалась, прорываясь меж деревьев. Яркое пятно, снизу, неслось на огромной скорости, проскакивая меж ветвей и раздвоенных стволов. С гулким ударом после приземления отталкивалось снова от земли, совершая длинный прыжок, и неслось дальше. Существо как будто стремилось в воздух. Не было рождено летать, но яростно хотело испытать это чувство. Всё его естество стремилось к одной цели – нужно было успеть за драконом. Какими же быстрыми могут быть эти существа. Сандар был безмерно рад той рыжей мохнатой стреле внизу. Они неслись наперегонки к далёкой поляне. Известной лишь им двоим. Это было не эгоистичное соревнование, с целью унизить своим превосходством противника. А восторженно-радостное состязание двух свободных существ. Искренняя и чистая игра на зелёной арене.

Поляна выросла перед котом. Как будто её внезапно просто поставили здесь, посреди леса. Поджав усы и уши, он вырвался на нее, оставляя за собой шлейф листьев. И понёсся прямо.

О, знали бы вы, насколько это было завораживающе. Трава свистела под лапами. Казалось, что от этой гонки силы только прибывали. Тело требовало предельной скорости. Кот пригнул голову ещё ниже, чтобы ускориться. Свист сзади нарастал. Сандар спикировал и поравнялся с бегущим созданием. Они неслись, как двое сумасшедших по заросшему хайвэю. Ни кот, ни дракон не знали, что такое хайвэй, но это и не важно. Ящер издал утробный громкий рёв – окрестности замерли. Сейчас каждый зверь в округе пытался затаиться и втайне надеялся, что это не охота на него. Кот в ответ издал мощное и протяжное «Мяу». Оно разнеслось вслед за драконьим голосом, как бы говоря: «Я здесь». Дракон резко вильнул вниз, выставил лапы и ударился о землю. Трава, смятая и раздавленная, умирая, выделяла сок. Благодаря этому, монструозная туша скользила по ней, как по льду. Змей поджал крылья к телу и начал замедляться.

Воспользовавшись тем, что скорость ящера упала, кот начал обгонять его. В один миг он резко изменил своё направление в сторону дракона. Мощно оттолкнулся лапами и запрыгнул на холку к огромному созданию. Мгновенно выпустил когти, наполовину засадив их в шкуру Сандара. Мало кто их живых существ смог бы вынести такое, но быть драконом, это значит быть не как все. Это то же самое, что быть покрытым кладкой из кирпичей – броня та ещё. Кот уцепился и вжался всем телом. Тело ящера ещё имело запас инерции, поэтому понадобилось просто расправить крылья. Потоки воздуха оторвали его туловище от мягкого ковра. И вот опять, блаженное состояние невесомости. Словно лежишь в мягких волнах, которые поддерживают тебя и не дают утонуть.

Кот летел, жмурился, как щурятся животные на солнышке. Сейчас он мог делать то, что никто, рождённый на земле, не мог – быть в воздухе. Дикий кот делал это уже не первый раз, но каждый раз как заново. Отсюда было видно всё и казалось, что весь мир принадлежит тебе. Дракону нравилось, что он мог разделить это волшебство ещё с кем-то. Правда ведь, зачем одному несметные богатства, если нет кого-то, кто так же может ими восхищаться. Таковы все разумные существа. И хорошо, если ты не один и можешь кому-то ещё показать, как прекрасна жизнь.

Они летали так весь день, до заката. Совершали пируэты. Дракон не раз сбрасывал кота со своей спины, пролетая над самой землёй. И падал сам следом, кувырком прокатываясь и снова воспаряя. Так прошёл весь день. Усталости не было. Просто веселье и радость. Внутри было пусто, но пустота эта была восторженной и лёгкой. Каждый из них сейчас был, по сути, тем существом, что когда-то пришло в этот мир и было ещё несмышлёным и маленьким. Только-только начинающим познавать всё вокруг.

Под конец они улеглись на высокий холм неподалёку. А потом смотрели на закат и засыпающий лес. Меж ними не было привычного общения. Однако каждый понимал друг друга, словно не было никаких преград. Иногда слова только мешают.

Познакомились они давно. Сандар и раньше, один, любил прилетать сюда. Быть на этой поляне свободным, вдали от всех дел. И однажды оказалось, что сюда наведывается ещё кое-кто. Судя по запахам и следам. Поначалу два существа не доверяли друг-другу и посещали это место в разные часы. Но всё чаще их взаимный интерес перевешивал инстинкты. В один из дней встреча состоялась. Сразу было понятно, что они как-то связаны. Что-то очень далёкое и еле уловимое давало понять, что они бесконечно близки. Так и началась их дружба в этом мире.

Солнце угасало. День подходил к своему логичному завершению. Природа готовилась ко сну. На душе было меланхоличное приятное чувство. Нега застилала глаза. Мир сна накрывал их мягкой пеленой. В той реальности тоже была сумрачная поляна. Под огромной луной игра двух существ продолжилась. А на опушке сидели духи леса и восторженно наблюдали за огромным драконом и рыжим котом.

 

Глава 3. Осторожно, двери закрываются

 

Лёгкий озноб разбудил её. Тут явно топили хуже, чем в крепости. Кэттхен положили в отдельной зале на восьмом этаже. Отсюда открывался неплохой вид. И сейчас солнце напоминало, что оно вышло на работу. И всем существам пора, хотят они того или нет, тоже начинать свою деятельность. Капрал встала и начала натягивать на себя доспехи. Плотно затягивая шнурки и зацепляя петли. Вчера один из местных обитателей, бывший раньше портным, подлатал ей амуницию. И надо сказать, весьма неплохо справился.

Сегодня должно было случиться что-то. Либо у неё получится, либо не получится ничего, и что будет, тоже неясно. Только страх за друзей и желание узнать, что же происходит в её доме, толкали на этот поступок. Не будь всего этого, она бы ни за что не стала вступать в эти порталы.

Андрэ постучался в дверь. Она открыла.

– Всё готово.

Он улыбнулся, но как будто приложив усилие. Было непонятно, кто тут волнуется сильнее. Этот высокий слегка сутулый мужчина уже давно перестал быть тем, кто готов положить чьи-то жизни на алтарь богатства или знаний. Сейчас он чувствовал огромную ответственность за других существ.

– Знаешь, ещё не поздно. Как очень часто говорят кандалисты…

Она положила ему руку на плечо.

– Всё нормально, я сама так хочу. Мы справимся.

– Да, да, прости. Всё получится, мы максимально подготовились, – он находил в себе силы, чтобы подбодрить её и заодно себя.

Они шли быстрым шагам по лестницам. Потом по коридорам, поднимаясь всё выше.

– О, кстати, – начал разговор Андрэ, – вчера ночью один из нас видел того кота, про которого ты рассказывала. Он всё сидел на высоком дереве неподалёку от изгороди и кого-то высматривал. Раньше мы его изредка видели, но всё как-то мельком. Хорошо, что ты не пойдёшь через лес. А то мало ли, кот, видимо, очень голодный. Мы ему подкинули еды немного, но он же зверь, не станет наши овощи, наверное, есть.

Через некоторое время нынешний хозяин башни начал инструктаж:

– Перед тем, как ты окажешься у крепости. Нужно будет пройти через некое подпространство. Это как порт. Тебе нужно будет найти путь к дому из того места. Мы точно не знаем, что там находится. В рукописях написано, что есть проводники, которые помогают. Кто они и как там себя вести, я не знаю. В этом пограничном пространстве всё немного иначе, поэтому придётся действовать по ситуации. Так что, главное, не бойся. У прошлого обитателя этой башни ведь всё получалось – получится и у тебя. И ещё, в книге было что-то про воспоминания того места, куда ты хочешь. Про чувствование. Я так полагаю, нужно будет сосредоточиться на ощущениях того места, куда ты хочешь попасть. Очень постарайся сконцентрироваться на конкретном месте. Иначе, предполагаю, тебя может закинуть не туда. Мы не знаем возможностей этого портала. Так что попасть ты можешь и не на нашу планету, – он слегка увлёкся и не заметил, как воительница отстала.

– Ты чего? – он обнаружил, что она стоит неподалёку. – Прости, прости, это всё ерунда. Я просто готовлюсь к худшему. Не переживай, всё будет хорошо.

«Всё будет хорошо» – именно с этой фразы начинается всё самое неприятное. В обычной ситуации никто так не говорит. Зачем это произносить, если всё и так неплохо.

Они снова шли быстрым шагом. Тяжёлая дверь открылась. Перед ними был огромный зал с циклопическими кабелями, висящими отовсюду. Пахло как после грозы. Вокруг сновали кандалисты. На их лицах не было той беспечности, что она наблюдала вчера в течение дня, пока гуляла по их башне и территории. Они были сосредоточены и каждый перепроверял все соединения и целостность проводов.

В центре стояло «это». Вход. Или выход. Это был металлический куб с раздвижной двустворчатой дверью. К нему шли толстые кабели и крепились где-то сзади.

Андрэ смотрел то на неё, то с восхищением на куб. Было видно, что он в восторге от этих технологий, но восторгался он на расстоянии. Мужчины – логичные до безобразия. Зачем лезть, если не разбираешься. Кэт не была мужчиной.

– Пойдём? – он сказал это с придыханием, почти шёпотом.

И они пошли. Он словно вёл Кэт под венец, но это был венец в один конец. Андрэ довел её до постамента, на котором стояло это устройство. Потом быстро подскочил к штуковине и нажал пальцем на круглый выступ. Затем так же быстро ретировался. На выступе была нарисована стрелка вверх. Дверь потихоньку раскрыла свой зев. С мягким «Дзынь». Внутри было светло.

– Можно заходить, – сказал Андрэ, с полуоткрытым ртом смотря внутрь. Думается, он сам хотел туда запрыгнуть, но что-то удерживало его.

Все вокруг замерли. Что-то перепроверять уже не имело смысла. Вот она дверь, вот она подопытная. Осталось сделать всего несколько шагов.

Кэт вздохнула.

«Куда опять несёт. Выпить бы для храбрости», – шальная мысль посетила буйную голову..

Но кандалисты пили только компот.

Капрал повернулась к хозяину башни, посмотрела на него и произнесла:

– Спасибо вам за всё.

Он в ответ только озорно улыбнулся.

Кэттхен вступила на возвышение, сделала пару шагов и остановилось у дверей.

Андрэ крикнул сзади:

– Нажми внутри на кнопочку вверх. Только не вниз!

Стало понятно, что этот выступ и есть «кнопочка». Она зашла внутрь. Там были какие-то звуки. Прислушалась. Оказалось, что это какая-то мелодия. Капрал развернулась, в проходе был виден Андрэ и его товарищи, которые взирали с благоговением из-за его спины.

– Ты потом посети нас, когда всё закончится. Мы будем ждать, – он помахал рукой, ребята сзади тоже махали.

Она нажала на кнопочку. Дверь мягко закрылась. Музыка играла и немного успокаивала. Почувствовалось движение вверх. Насколько помнила Кэт, в зале был толстый каменный потолок. Куда она поднималась, было непонятно. Что ж, по крайней мере, она всё ещё жива.

Прошло сколько–то времени. Движение прекратилось. Пульс участился. Дверь начала мягко открываться. Снаружи был мягкий приятный свет. Не было ничего, кроме света. Дверь открылась и словно ждала, когда сквозь неё пройдут. Кэт медлила, всё-таки эта необычная комнатка. Этот куб, единственное, что связывало её с башней и тем привычным миром. Снаружи было по-другому, выходить не хотелось. Она одной ногой пощупала поверхность, та была твердой. Сделала шаг. Теперь тело Кэт полностью находилось на светящейся поверхности. Дверь, как будто того и ждала. Звуком «Дзинь» она оповестила, что обратной дороги нет. Кэттхен повернулась, ничего кроме света не было. Что делать дальше, неясно. «Если ничего не ясно, просто делай хоть что-то», – в голове всплыла эта старая фраза. Капрал начала идти, просто вперёд. На одном из шагов, снизу, быстро начала приближаться какая-то точка. Затем превратилась в нечто огромное по пути и резко стала всем окружающим. Свет заполнился новым пространством. В один миг Кэт оказалась на огромной плоской площадке. Это была вершина большой скалы, покрытой мхом. В некоторых местах сквозь мягкое покрытие прорывался голый камень. Дул сильный ветер сзади. Прямо перед ней стояло циклопическое дерево. Оно было похоже на дуб исполинской величины. Его ствол был не менее десяти метров в диаметре, а ветви словно раздвигали облака. Оно почти не гнулось от ветра, и это было неестественно. Корни уходили далеко вглубь земли и были также очень толстыми. Вокруг было чуть пасмурно, но не сказать, что темно. Свет как будто был приглушён и шёл отовсюду. Всё было таким же реальным, как в её привычном мире. До конца не верилось, что такое возможно. Сзади раздался еле слышный вздох.

Дура, где моя осторожность, со всеми этими событиями я совсем расслабилась.

Капрал резко развернулась, ища источник звука. Опасности не было видно. Но с ней кое-что случилось. Да и с вами бы случилось. Если вы никогда не видели океана. Метрах в двадцати площадка кончалась обрывом. На её краю рос подсолнух двух метров высотой. А за всем этим раскинул свои горизонты огромный бесконечный объём воды. Вдали он был словно в тумане, который скрывал то, что было дальше. Слева и справа было безграничное пространство, также оканчивающееся лёгкой дымкой. Вода была синей. Было понятно, что океан невероятно глубок. Он был каким-то диким и первобытным.

«Безграничен ты, пограничен я, вот за это вот и люблю тебя» – в голове всплыли строки давно услышанной песни. Неизвестно, был ли это Балирай или другой океан. А может, это был он же, но был так велик, что простирал свои границы в другие пространства и миры. Был таким же извечным, словно Вселенная.

Не было слов, не было мыслей. Слёзы текли по щекам, дыхание прерывалось. Тело содрогалось, словно Кэт была верующей и её настиг экстаз во время молитвы. Океан – он оказался так велик, что не передать. Теперь ей стали понятны скудные попытки того писаки-учёного. Как может перо запечатлеть такую мощь и энергию на жёлтых страницах? Разве способно слово так рвать душу, как вид, доступный ей сейчас? Всё, что было и что ещё только предстояло, стало столь неважным и ненужным в один миг. Так умирающий излечивается при переходе, прикасаясь к великому неизведанному. Просто и естественно, в один миг. Это не долгий и натужный процесс, это просто дело одного мгновения. Ты становишься другим. Уже нет того, кто волновался, переживал, боялся. Есть только твоя истина – этот момент. Кэттхен сидела на коленях. Потрясение было столь велико, что тело не миг забыло о своих каждодневных функциях. И больше не поддерживало вертикальное положение.

– Великолепно правда? Не устаю смотреть на него.

– Аааа, – Кэт вскрикнула и на автомате вскочила.

Голос шёл из подсолнуха. Он повернул свой цветок к ней и там, где должны быть семечки, было лицо. Вполне себе человеческое, старческое. Довольно доброе и милое. Оно снова отвернулось к океану.

– Я тут так давно, а как будто в первый раз.

– Ты кто такой? – Кэттхен была взволнованна. Слишком много новых впечатлений за один раз.

– Я проводник, могу подсказать, как пройти туда или сюда.

Он повернулся и улыбнулся от края до края своего круглого лица.

– Ты куда-то хочешь прийти или, может, тут хочешь остаться?

Он замолчал, давая время переварить информацию и обдумать ответ. Понимал, наверное, что тут слишком хорошо и можно захотеть остаться здесь. Даже если были неотложные дела.

– Я в крепость иду, а это Балирай, да?

Он улыбнулся своей тёплой улыбкой и ответил:

– Можешь и так его называть, это не имеет значения. А в крепость, ту самую, всё верно?

– Ну, да, – ответила Кэттхен. Почему-то она не сомневалась, что они говорят про одно и тоже.

– Думаешь, тебе точно нужно туда?

– А что там? – непонимающе спросила она.

– Крепость, – он снова улыбался.

– Да, там Мэл и друзья мои, – капрал смотрела то на проводника, то на океан. Они оба приковывали взгляд.

– Замечательно, тогда тебе нужно залезть в нору, что справа у мирового древа. Затем нужно лезть по норе прямо вниз. Только, никуда не сворачивай. Ползи как можно быстрее и нигде не останавливайся. Думай только о том месте, не о людях, а о месте. Тогда ты придёшь, куда хочешь.

Он замолчал, давая время на обдумывание.

– А что это за нора, прямо дыра в земле? – она обернулась, в надежде посмотреть на нору, но отсюда та была видна.

– Можно и так сказать.

Он улыбался.

– Хорошо, спасибо тебе.

Она уже повернулась и собралась уходить, но вспомнила один момент.

– А может ты помнишь двух людей, они пришли тоже откуда и я, ты не знаешь куда они делись?

– Конечно знаю. Они там, куда хотели прийти. Один сразу ушёл. Второй – долго сомневался, говорил, что переживать за него будут. Я ему сказал, что он всегда будет один и все же, со всеми рядом, незримо. Думаю, он понял, о чем я сказал. Сейчас он счастлив, как и тот первый. Пока не забыл, в один момент, в норе, ты увидишь невысокий росток. Он будет с двойным стебельком, вырви его и зажми в руке, только не отпускай. Это твое, – он отвернулся неторопливо и снова стал смотреть вдаль, созерцая воды океана.

Кэт улыбнулась, оказывается Андрэ зря переживал так утрату своих друзей. Нужно будет ему рассказать обо всём, когда-нибудь. Она подошла к мировому дереву. Справа и вправду обнаружился огромный лаз куда-то вглубь корней. Он был абсолютно чёрным и неуютным. Сомнения боролись в ней. Почему-то хотелось просто сесть и смотреть на океан. Было чувство, что она уже пришла. Больше некуда спешить и ничего не нужно делать, всё есть здесь. Она последний раз взглянула на огромный цветок на краю. Оказывается, он смотрел ей вслед, тепло и чуть улыбаясь. Ветер слегка его покачивал. «Всё же нужно идти, не всё ещё закончено» – подумала Кэт. Подсолнух одобрительно кивнул, словно слышал её мысли, и отвернулся снова смотреть вдаль. Она ещё раз окинула взором океан. На память вдохнула воздух и полезла в нору. Никогда ей не забыть этого мига. Навсегда он останется в сокровенных уголках её сердца.

Как только она оказалась внутри, стало гораздо светлее. Отовсюду начали появляться как будто светлячки. Чем глубже она продвигалась, тем больше светлячков становилось. Потом всё было в синюю крапинку, она давала мягкий точечный свет. Словно ты ползёшь в огромной трубе, окутанной новогодней гирляндой. Ползти было легко. Иногда она ползла вертикально вниз, но при этом не летела под силой притяжения – законы тут были свои. Всё было странным и очень непривычным.

Всё чаще появлялись ответвления в разные стороны: то большие, то маленькие. Из них пахло по-разному: были с запахом затхлой комнаты, были с запахом выпечки. Пару раз сладко пахло кровью, такие она проползала как можно быстрее. Из некоторых доносились звуки. В одном была слышна детская колыбельная песня, которую пел мужчина. Потом был звук каких-то механизмов. Некоторые хранили могильную тишину и из них веяло сильным холодом. Ходов становилось всё больше и больше. Гамма чувств также ширилась. Казалось, тело реагирует на каждый ход по-своему. Но в голове железным клином было выбито, что нужно ползти вперёд. Хотя некоторые лазы словно бы манили и были очень соблазнительными. Словно песнь сирены, завлекали в свои миры.

В один момент сверху над головой Кэттхен увидела небольшое растение. Оно торчало из стенки норы, у него был двойной стволик. Помня слова проводника, он рванула его на себя правой рукой, то с легкостью поддалось. Кэт крепко зажала его в руке. Нужно строго следовать инструкциям, иначе неизвестно, что может быть. И она спускалась дальше, не разжимая один кулак. Капрал старалась не обращать внимания на удивительное окружающее пространство и думала только о крепости, и ползла, ползла, ползла…

 

 

****

 

Пахло лесом. Было ещё достаточно темно, но уже чувствовалось приближение рассвета. Воздух был по-утреннему чист и свеж. Роса была повсюду, на каждой травинке. На приличном расстоянии виднелось то, что осталось от крепости.

Всё получилось, перемещение прошло благополучно. Она стояла на том самом месте, где в злополучную ночь находился дракон. Внезапно она осознала, что её рука чувствует тяжесть.

«Очуметь, это же мой лук и колчан стрел!» подумала Кэт.

Орудие было зажато в правой руке, колчан же болтался на лямке. Радость на миг переполнила сознание, ведь она уже попрощалась со своим чудесным оружием. Привычным движением она перекинула его через плечо, а колчан закинула за спину. Было непонятно, как она оказалась тут. Никаких дыр в земле не было. Никаких врат или чего-то такого. Просто появилась в этом месте и всё. При этом даже непонятно, почему именно здесь. Ведь мысли были о крепости, как и говорил подсолнух. Представляла она себе паб и постройки рядом, но не эту поляну. Про появление оружия было ещё больше загадок. Как мог росток превратиться в палку с тетивой? И колчан со стрелами… Иногда лучше не забивать себе голову загадками. Проще принять всё происходящее, как есть. Она жива, лук при ней, значит теперь капрал – это сила.

Кэттхен, раздумывая над произошедшим, стала невольно изучать землю под ногами. Тут все было перепахано ногами. Трава была везде примята. Иногда она спускалась в огромные следы, того самого дракона.

«Какой же он огромный» в очередной раз удивилось сознание.

Тут было войско безумного Ока. Отсюда они начали своё смертельное наступление. Кэт пошла тем же путем, к замку. При приближении к крепости становилось ясно, что от неё мало что осталось. В стене зияла огромная брешь. Камни, из которых она состояла, были разбросаны вокруг. За стеной ничего не высилось, хотя раньше там была видна часовня и обелиск. Тревога нарастала. Не было звуков, свойственных обиталищам людей. Стояла могильная тишина.

Она пробралась сквозь пробоину. Тут была разруха. Всюду валялись двери, вырванные из петель, разбитые окна. Здания были разрушены: некоторые наполовину, некоторые до основания. Она прошла по мёртвой крепости. Вот то, что было тем самым баром, где они сидели с Мэллисон. Стало ясно, что везде здесь так. Но, странно, нигде нет мёртвых. Кровь в некоторых местах была, но останков не наблюдалось. Через некоторое время она дошла до противоположного входа в крепость. Эти ворота были открыты на треть. За ними на поляне были видны многочисленные следы конских копыт. Скорее всего, это следы отрядов из Центральных земель. Их послали в ответ на зов, перед битвой. Наверное, они опоздали и решили не восстанавливать город. Но всё же странно, куда подевались жители крепости? Хоть кто-то должен был остаться, спрятаться, выжить. В конце концов, хоть один труп должен был быть. Она ходила ещё и ещё, заглядывая в каждую щель. Тщетно, город был мёртв. Уже темнело, нужно было думать, где переночевать.

С другой стороны города, там, где стоял в нерешительности отряд центровых на лошадях, в некотором отдалении, стояла старая мельница на берегу реки. Той самой, чьи воды спасли капралу жизнь. Она пошла к постройке. Видимо, до неё вражеские войска не добрались, она осталась невредима. Внутри было всё раскидано, видно было, что в спешке кто-то уходил и всё разбросал, не желая оставлять после себя порядок. То тут, то там валялись какие-то рубашки, корзинки и всякая рухлядь. Никого не было.

На столе стояли полу-прогоревшие свечи. Зажигать их Кэт не решилась, чтобы не привлечь чьё-либо внимание. Жутко хотелось есть. Со времени пробуждения в башне Андрэ она так и не ела. Дело в том, что с утра он её предупредил, что для путешествия через пространство нужно быть с пустым желудком. Дабы не осквернить своим содержимым сию великую кабину. Она стала искать хоть что-то, что можно зажевать в полутьме. На втором этаже под столом валялся кусок сыра, он был вполне себе ничего. Казалось, даже крысы не решались тут появляться, опасаясь смерти.

– Ого! – Кэт не сдержалась и в свойственной ей манере, выкрикнула своё коронное словечко.

Было из-за чего. Недалеко от стола в подстилке из сена она случайно увидела торчащее горлышко. Это был приз одинокому страннику – бутылочка красного винишка. Кэттхен с проворством, свойственным завсегдатаю пабов, выдернула кукурузную пробку и жадно отхлебнула.

«Ох, амброзия!» пронеслась мысль.

Отхлебнула ещё и заела всё сыром. Столь прекрасной еды давно не было в её рту. Вся пища прекрасна, но, когда хочешь есть, она божественна. Вино оказалось отменным, там присутствовали нотки лета и свежести лугов, всё это было сдобрено самой сутью виноградных плодов. Оно было чуть сладким и немного терпким. Сыр же оттенял вкусовые ощущения и придавал пикантности благодаря травам, которые были добавлены в него. Видно, тут обитал гурман. Где же он теперь? Где все? Где Мэлл?

«Моя бедная Мэлли, со своим ближним боем. Ну куда ты полезла против такого противника? Главное, не давать мыслям разыграться, чтобы не придумывать всяких пыток, которым подвергаются захваченные. А может, их съел дракон. Может, ему еды не хватало, а сейчас хватит на пару лет? Так, всё!» круговерть из мыслей роилась в охмелевшем сознании.

Одинокая дама в боевых доспехах сидела посреди комнаты, освещённой лунным светом, облокотившись о скамью. Попивала вино из бутыли и ела кусок сыра. Если не думать обо всём, что окружало эту бедную мельницу, могло показаться, что всё хорошо, и обычный человек после трудового дня решил побыть с собой наедине и вкусить в этот прекрасный вечер одного из самых прекрасных напитков. Который помогает забыться и отпустить всё плохое.

Ночь вступала в свои права. Когда она приходит, никто не должен свидетельствовать её деяния. Вот и Кэт подпала под волшебное усыпляюще-расслабляющее действие. Как-то всё стало забываться. Эмоции поутихли. Мысли не докучали. До чего удивительная у человеческих существ психика. Буквально недавно капрал была в пограничном мире. Говорила с удивительным подсолнухом. Была в гнезде у дикого зверя, который чуть её не съел. Воевала с драконом. И вот, она уже спокойно засыпает, и кажется ей, что, может, и не было этого вовсе. И океана тоже.

«Нужно жить всегда у океана. Чтобы не забывать о нём, а с утра видеть волны. Чтобы ночью, засыпая, слышать его пение. Чтобы днём быть с ним наедине», последние мысли чертили свой узор в её затухающем сознании.

Утром, как обычно, мешали спать: «Ну кто там опять гремит, пойти по мордасам что ли им дать, рано ведь ещё» подумала капрал. Вдруг она вскочила, сердце пыталось найти путь наружу. Кто-то гремел на улице, причём недалеко. Скрежетал железом на всю округу. Она на четвереньках поползла к оконцу в стене и аккуратно выглянула наружу. Было раннее утро. Заря вот-вот готовилась вспыхнуть. На улице никого не было. Гремело и стучало за воротами, внутри города. Нужно было посмотреть, кто-то всё-таки выжил, только он не таится. Может, уверен, что враг покинул эти земли.

Капрал быстро спустилась. Лук привычно лежал в руке. Стрела покоилась на древке, тетива зажата хвостовиком. Она шла аккуратно, не создавая звуков. Что-что, а это она умела прекрасно, не чета неповоротливым воинам-танкам. По мере приближения звуки становились всё громче. Источник скрежета был недалеко от ворот, внутри. Она подошла к на треть раскрытой створке. Собралась и быстро заглянула внутрь, ноги чуть подкосились. Это были они. Два солдата, высокие, в серебряных доспехах. Она снова заглянула внутрь. Они что-то пытались достать из–под завала, с остервенением, которое пугало. Резкие рубленные движения. Без передышек, не останавливаясь ни на миг. Люди так себя не ведут. Воины втыкали свои конечности и выдергивали куски камней, потом отбрасывали их.

Справиться с ними в лобовой атаке было нельзя. Если попробовать забраться на стену и оттуда расстрелять их. Тогда ведь у неё получилось. Или, может, вернуться в мельницу и переждать. Да и вообще не было никакого плана, что делать дальше. Идти в центральные земли, искать там помощи. Оставаться тут одной. На этом пепелище было нечего делать. Город она одна не восстановит и за десять жизней. Да и зачем?

Мысли метались. Обычно в такой ситуации она действовала, а не мусолила мысленную кашу. Но то ведь с обычными людьми, а тут эти. С ними все по-другому. Хороший воин – это живой воин. Не хотелось умирать просто так. Она не чувствовала, что её история уже закончена. Но нужно было что-то делать, там под завалом мог быть вход в подвал с выжившими или ещё что-то в этом духе.

«Да и плевать, идите вы в жопу, твари» опасный гнев заполнил голову.

Иногда случается, что разум бывает выпнут чувствами и эмоциями. В некоторые моменты — это хорошо, зачастую не очень. Но человеку, обычно, всё равно в таких ситуациях. Он просто действует на автомате.

Как-то всё разом навалилось: обида за Мэл, за этот, какой-никакой, дом, за её отряд. Кэт поймала себя на том, что стоит сзади серебряных воинов, не прячась. Оказалось, они вытаскивали своего товарища. Его завалило камнями, он был бездыханен. Но зачем тогда они его вытаскивают? Неужели просто ради предания земле, только в другом месте? Желания спрашивать не было. Тетива натянута. Приятное чувство в мышцах. Снова всё вернулось на круги своя – вот капрал, вот лук, вот стрела, злость на месте и неизвестное будущее. Так разбежимся же и прыгнем ему навстречу с распростёртыми объятиями.

Сначала правый. Стрела улетела. Тетива вернулась в своё исходное состояние. Именно так работало это нехитрое орудие – лук. Изогнутое древко пытается распрямится, при этом отдавая свою энергию другому куску дерева, с наконечником. То, в свою очередь, в один момент, резко останавливается, находя цель и передавая энергию в одну точку. Когда вторая стрела летела в левого солдата, правый уже имел в своём шлеме торчащее оперение. При этом стоял согнувшись, держа в руках за ноги вытащенного из-под обломков бездыханного товарища. Около пяти секунд прошло с того момента, как Кэт решилась на атаку. У каждого из шлема уже торчало по две стрелы. Они как будто не понимали, что делать дальше. Всё произошло слишком быстро. Кэт же пыталась как можно быстрее покончить с ними.

Вдруг они резко опустили своего бездыханного собрата. Левый резко рванул в сторону Кэттхен. Он делал огромные шаги, разгоняя своё тело. Правый как-то странно двигался, очень медленно и дёргано, но тоже в её сторону. Его руки резко поднимались и опускались, а ноги совершали нелепые движения. Капрал, что есть мочи, рванула за дверь, в сторону мельницы. «Только бы успеть добежать» – мелькали мысли в голове. Она неслась изо всех сил, не смотря назад. За спиной слышались глухие удары ног о землю и звон доспехов. Серебряная смерть неслась по пятам. Она не знала, что делать там в мельнице. Инстинкт не давал мыслям свободы, нужно было где-то укрыться, сигналил он. В мельнице теснее и у капрала появлялось небольшое преимущество. Сердце рвалось из груди, тело горело от возбуждения. И тут взгляд уловил какое-то движение слева. Она на миг повернула голову.

«Ну вот и всё» констатировал внутренний собеседник.

Это был он. Тот лесной кот. Он всё-таки её выследил. Невероятно, учитывая, что сюда она перенеслась через портал. Путь ведь неблизкий.

«Какой же он настырный» мысли вяло шевелились в голове.

Теперь точно не было вариантов. До мельницы было очень далеко, а этот монстр нёсся ей наперерез, вжав уши, преодолевая сопротивление воздуха с быстротой лани. Его прыжки огромны, он был невероятно грациозен в своём стремлении. За короткий миг она успела полюбоваться им, как кролик смотрит с восхищением на удава перед смертью. Она знала, что это последние кадры в этом мире. Нужно было как следует надышаться и прочувствовать последние мгновения. Так жаль, ведь у неё многое поменялось после этого путешествия. Все эти люди на пути изменили её: их беседы, их судьбы. А ведь ещё она хотела пожить у океана. Правда, оставалась слабая надежда, что Балирай встретит её своими объятиями там, в посмертном мире. Время как будто замедлилось, кот был уже в одном прыжке. Какой же он красивый. Огненно-рыжий, пушистый, огромный, с пару коней, наверное, будет. Он оттолкнулся в последний раз. Кэт встречала его, не закрывая глаз.

Но он прыгнул чуть назад. Жуткий лязг. Грозное боевое мяуканье. Капрал развернулась, кот стоял, прижав серебряного воина, тот попытался атаковать, находясь в неудобном положении, но это было бесполезно. Зверь рвал его доспехи, как бумагу. Он отрывал от него куски и в завершении просто схватил его за голову, откусив ее. Ничего не брызнуло. Только небольшая искра сверкнула. Кот фыркнул и отошел от тела. Голова выпала из его рта.

Кэттхен резко положила стрелу на палец и натянула тетиву. Рыжий был целью. Она держала его на мушке и тяжело дышала. Он спас её, но с чего бы это. Может, сейчас на неё кинется. Дикий кот повернулся к ней и просто смотрел, чуть прижав голову к земле. Он ждал и не отводил от неё взгляд. В его глазах не было злости, только заинтересованность.

– Ну, хочешь сожрать меня? Давай, а?

Кот смотрел внимательно, ничего не делая.

– Чего медлишь?

Он осторожно лёг и прижал голову к земле. Не так, когда пушистые готовятся к прыжку, а когда крайне заинтересованы и нетерпеливы.

Неожиданно лязгнуло у ворот. Это второй металлический воин выбирался из города. Он хромал, но шёл к ним, достав свой сверхдлинный меч. Даже с такими повреждениями он неотвратимо пытался достичь цели. Кот резко вскочил на лапы и развернулся к воину. Шерсть раздулась и его стало в полтора раза больше. Рыжий шипел, как огромная змея.

В этот раз капрал была готова. Первая стрела, вторая, третья, четвертая – этот солдат был легкой добычей. Очень медленный, сейчас, на таком расстоянии, он не представлял опасности. В последней бессмысленной попытке серебряный швырнул в их сторону свой меч и упал лицом вниз, сломав шесть стрел, торчащих из шлема. Надо сказать, что меч почти долетел. Как такое возможно. Капрал больше не натягивала тетиву. Так хотелось верить, что больше тут нет врагов. Кот медленно обернулся и распрямился. Он смотрел на неё и ничего не предпринимал, как будто давал время привыкнуть. Странно, обычно так ведут себя люди с животными, а тут всё наоборот. Кэттхен надела лук, закинула колчан и медленно начала подходить к нему. Зверь ждал. Она тихонько протянула руку, когда подошла к нему на расстояние в пару метров. Кот посмотрел на предложенное, вытянул шею, немного понюхал, а потом лизнул и поднял высоко хвост.

«Ого. Вот это башня. С таким хвостищем, как с костром, все в округе заметят» восхищённо подумала она.

Кэт улыбнулась своим мыслям и коту. Он был настроен дружелюбно. Подошёл ближе и лизнул её в лицо. Изо рта воняло, но по-милому, по-кошачьи. Он наклонил голову и понюхал её ногу, а потом опять поднял свой хвостище и смотрел радостно.

– Так вот что ты делал, ну я и дала маху. Думала, что съесть хочешь, а ты лечил меня. Как только?

Он ещё раз лизнул её.

– Странный ты, мы ведь даже знакомы не были, почему не съел? – задал вопрос коту человек.

Он смотрел как-то с озорством на неё. В этот момент человека посетила глупая мысль, но почему бы и нет…

Капрал прыгнула в его стороны, а он отскочил и пригнул голову к земле, ожидая, дальнейших действий. Она побежала, а кот её перепрыгнул. Кэт развернулась и опять понеслась за ним. А рыжий начал скакать вокруг неё, совершая немыслимые параболы через её голову. Во время одного из своих рывков в сторону кота, она запнулась о тело серебряного и упала. Резко вскочила и стала смотреть на бездыханное тело. Оно было очень странным. На месте вырванной шеи торчали провода, как в башне Андрэ, только тонкие.

«Что ты такое?» подумала воительница.

Коту тоже было интересно, он нюхал павшего от его зубов.

Кэттхен присела рядом и начала снимать доспехи с серебряного солдата. Они были очень тяжёлыми. Она оголила ему руку. Всё как у человека: кожа, ногти. Всё на месте, но конечность весила невероятно много. Кэт взяла его кинжал, который был для неё полноценным мечом, и решилась сделать противное. Нужно было познакомиться поближе. Она начала резать кожу воина. Это было нелегко, как будто режешь самого себя. Невероятно мерзко. Кожа была очень упругой, но всё же поддалась. Отрезав кусок, она увидела, что внутри вместо жил, мяса и крови была маслянистая жидкость, металлические трубки и проводки. Кот понюхал содержимое воина, опять фыркнул и отошёл, ему был неприятен это запах.

Капрал уже видела подобное. Как-то к ним в городок приезжали артисты и у них был автоматон. Он не был с кожей и глазами, но двигался, как человек, и мог совершать простейшие движения. Его тело состояло полностью из металла. И похож он был больше на часовой механизм. А тут какая-то продвинутая технология, всё было плотно уложено внутри, ничего лишнего. Вспомнились те быстрые движения, осмысленность действий. Может, и тот дракон такой же, тогда это ещё большая проблема. С таким другом, как у неё, было не так страшно. К тому же кот так ловко с ними разделывался. Они были отличной командой.

– Ну что Рыжик, кто это такие, знаешь?

Этот вопрос был задан больше в воздух, а не конкретно данному пушистику. Однако он отреагировал, прошел в сторону и повернулся. Как будто ждал, пока за ним пойдут.

– Ты знаешь где они живут? – с недоверием спросила Кэт.

Он ещё прошёл и опять повернулся, кот явно давал понять, что хочет её проводить.

– Да ладно, неужели ты понимаешь меня, – котяра молчал, ему не было дано говорить.

Кэттхен сходила в мельницу, нашла там засохший хлеб и ещё один припрятанный кусок сыра. Сложила всё в сумку, которую нашла там же. Мельница обеспечила её самым необходимым, хоть и скудным. Надо было двигаться. Она пошла, зверь шёл рядом, периодически убегая вперёд. Она старалась успеть за ним, но он был слишком быстр. В один момент он остановился и лёг на землю.

– Что такое?

Он смотрел на неё опять с озорством.

– Ну, не время играть.

Он замахал хвостом и припал к земле, дергая кожей на холке.

– Ты что, хочешь прокатить меня?

Она с недоверием прикоснулась к пушистой спине рукой. Кот лежал смирно. Кэт чуть сжала шерсть и потянула на себя, испытывая его. Он лежал смирно. Она резко прыгнула, закидывая ногу. Уселась, привычно сжала ноги и ухватилась обеими руками за шерсть. Было чувство, что сидишь в шерстяном облаке. Очень тепло и уютно. Лесной кот встал и пошел, сначала медленно, привыкая к седоку. Потом чуть быстрее и наконец пустился в бег, слегка прыгая. Было не так равномерно, как на коне – прыжки были длиннее. Но в целом чуть мягче. Скорость была потрясающей, причём чувствовалось, что есть ещё приличный запас. Теперь было понятно, как он так быстро нашёл её. В скором времени они достигли леса. Капрал обернулась.

«Прощай, дом, возможно навсегда» произнес голос внутри головы.

Лес поглотил их. Кот при этом не замедлился, деревья ему нисколько не мешали. Он прыгал в стороны, ускорялся, замедлялся. Продвигались очень быстро. Только непонятно куда.

Так пролетел день, затем ночь. Потом ещё один день и опять темно. Когда они отдыхали, Кэт делила свою еду на части и ела. Зверь же не стал разделять с ней стол. Он куда-то убегал и возвращался сытым. Наверное, охотился. Так прошло несколько дней, они продвигались очень быстро. Пейзаж особо не менялся, иногда встречались поляны, но в основном был лес. Недаром он назывался «Нехоженые Чащобы» и вправду, тут никого не было. Никаких троп и вырубок. Дикий лес. Животных также встречалось мало. Кэттхен предполагала, что звери задолго до появления чувствовали запах рыжего и разбегались. И без того скудный запас еды кончился. Капрал и кот скакали в привычном ритме, как вдруг услышали гортанные глубокие звуки. Кот остановился и начал крутить ушами.

«Тувово тувово, туви, тувово тувово, туво.  

Тувово тувово, туви, тувово тувово, туво».

Потом ритм поменялся и стал более быстрым.

«Кукуэро куку ту, кукуэро куку ту.

Кукуэро куку ту, кукуэро куку ту.

Кукуэро куку ту, кукуэро куку ту».

И снова.

«Тувово тувово, туви, тувово тувово, туво. 

 Тувово тувово, туви, тувово тувово, туво».

– Давай ка посмотрим, что это такое, – предложила капрал.

Кот опять сделал вид, что понял её речь, и пошёл, мягко ступая, в сторону ритмичных звуков. Теперь можно было менять название, с «Нехоженых» на «Обитаемые чащобы». Эти ритмы явно были порождением какого-то разума. Они тихо подобрались к поляне, с которой доносились звуки. Кэт спрыгнула со своего гужевого кота, и они вместе выглянули из-за кустов, что росли на опушке. Картина была весьма необычной. На огромном пне, выкорчеванном из земли, сидел великан около шести метров в высоту и дул в длиннющую трубу. Она и была источником тех ритмичных звуков.

– Да перестань ты трубить в свою дудку, весь лес перепугаешь, сколько же можно, – кричали с противоположной стороны поляны. Там же виднелась огромная хижина. Голос был явно женский и исходил из хижины. Справа, вдалеке, виднелся мост через реку. Учитывая её ширину, путь капрала лежал как раз через этот мост. По-другому не перебраться. Нужно было незаметно проскочить мимо великанов. Можно подождать, пока настанет ночь. Исполины уснут и тогда надо будет перебежать быстро и незаметно всю поляну. С такими огромными точно не справишься в схватке. Великан в ответ на крики вскочил с пня и запрыгал на месте, долбя двумя ногами в землю.

– Ааааааа, чертов лес, да тут никого нет, – он орал с остервенением, а потом запустил свою трубу в дальний конец поляны. Зря он так, дудка была очень красивой. Пока она летела, Кэттхен успела рассмотреть, что же это такое. Труба была сделана из чёрного, как эбонит, дерева. Вначале она была узкой, а на другом конце широкой, искусно обработана, до блеска. Вся её поверхность была испещрена какими-то красивыми знаками, а в середине была повязана красная ленточка. Духовой инструмент пролетел через всю поляну и упал с гулким стуком. Затем немного прокатился и замер. Дудке ничего не сделалось. Наверное, великан это знал, поэтому позволял себе так обращаться с инструментом.

К моменту, когда труба упала, великан как будто и позабыл свои обиды. Почесал поясницу и насвистывая мелодию пошел в другую сторону.

– Пойдем лучше трубочку выкурим, а? – опять раздался женгский голос.

– Давай, миленькая, – великан побежал, совершая огромные шаги, так что Кэт с котом чувствовали вибрацию по земле.

Сзади хрустнула ветка. Капрал и Рыжик резко обернулись. Невероятно, чуть в отдалении, пригнув к земле головы и шипя стояли ещё два кота. Один был таким же по размеру, как рыжий, а вот второй в полтора раза больше. Первый угольно-черный, а второй – с нотками белого, по всей туше. Они медленно приближались, их намерения были ясны. Коты не люди, не станут обманывать. Кэт начала медленно отступать, доставая лук. Рыжик тоже шипел и медленно, и аккуратно отступал параллельно с ней, шаг в шаг. Незаметно для себя, человек и рыжий зверь оказались на поляне. Два воинственных кота напротив, пока ничего больше не предпринимали. Только медленно гнали их в сторону великанов.

«Ах вот что. Они с этими двумя переростками», мысленно предположила Кэт.

Капрал уже достала лук и медленно накладывала стрелу.

– Пузислав, Хвостокусь, а ну ко мне. Идите жрать! – сзади раздался гортанный голос. – Отстаньте от них.

Коты не сговариваясь прыгнули в стороны и помчались с поднятыми хвостами к дому. Великанша, держа в зубах трубку, насыпала им какую–то еду в миски и потрепала мохнатые загривки с невероятным удовольствием. Великан тоже держал в зубах трубку и рассматривал прибывших издалека.

– Ну и кто вы, а? – он явно обращался к парочке новоприбывших.

Кэт держала лук наготове. Рыжий тоже был очень взволнован, его уши были прижаты, тело собрано в пружину для броска. Великан потихоньку подходил, периодически выдыхая клубы дыма. Они были словно облака, сначала зависали на мгновение в воздухе, а потом, плавно улетали в небо.

– Меня зовут Кэтхен.

Великан вытащил трубку изо рта, взяв её за чашу огромной лапищей. Затем указал мундштуком на кота и спросил: «А его как?»

«Как можно назвать кота? Мы и встретились недавно просто Рыжик. Рыжий, как-то банально, мы ведь друзья. Надо имя придумать. Я арчер, по-манчестерски, а он пусть будет тогда Арчем. Или я лучник, а он пусть будет Лучик. Нет, лучше Арч».

Кэт подзависла на несколько мгновений, судорожно придумывая мохнатой штуке название. Было неудобно перед гигантом. У его-то котов были названия.

– А он Арч.

– Ну что же, приветствую вас на своей поляне, Кэт и Арч, – он слегка поклонился им. – Меня зовут Резбен.

– А это Резбена, моя жёнушка, – он указал назад, туда, где происходила кормёжка двух котов. – Мы семья Резбей, так нас раньше называли, – он улыбнулся своим воспоминаниям. – Резбена, иди познакомься, у нас гости, – каждый раз, когда он орал, у Кэт был лёгкий шок, это было крайне громко. Хотя он просто говорил, но для неё это было подобно грому.

– Ну как вы тут очутились? Давно ведь никто не захаживал, – великан сел на свою необъятную попу, прямо на траву перед ними. У него было обычное человеческое лицо, только размером с карету. Короткостриженые волосы. На нём была простая рубаха и чуть подвёрнутые штаны. Колосс периодически попыхивал своей огромной трубкой, выпуская ароматные облака. Пахло вишней и крыжовником.

– Мы из крепости Акж–Реддоп, идем по одному делу… – она осеклась, не известно было, может, его что-то связывает с теми солдатами или с драконом.

Он посмотрел на неё пристально, как будто о чем-то размышлял, а потом промолвил: – Хм, никогда о таком городе не слышал. А что за дело у вас в такой дали? Ваш народец тут не ходит совсем, боятся все.

– О, приветствую, малыши, – подошла Резбена. Солнца стало ещё меньше, теперь его закрывали два великана. – Да вам надо срочно поесть, вон какие худенькие. Резбен сегодня испёк вкусный яблочный пирог, – она потрепала великана по голове. – Правда, он немного комок, – добавила она. – Но всё же очень питательный. Пойдёмте.

Она была красива, да, размером, как небольшая гора, но всё-таки красивая. С длинными вьющимися волосами и гармоничными чертами лица. На ней был огромный симпатичный сарафан, из которого можно было шить паруса. Резбена была словно великолепная статуя колосса, изваянная неизвестным мастером, который хотел создать нечто большое и прекрасное.

Человек и кот пошли за великанами. Те шагали впереди размеренно, казалось, чуть замедленно, сказывалась огромная масса. Когда они пришли к дому, стало понятно, что их жилище ещё больше, чем выглядело издалека. Это была мини-крепость, скиданная из огромных толстенных деревьев. Дверь была, как ворота замка. Резбена начала выносить еду на стол, который стоял на улице. Всё было не по размеру Кэттхен. Но, всё равно, чувствовался какой-то уют, любовь, вложенная в мелочи. Всё было аккуратненько и со вкусом, хоть и было сколочено из досок, место которым было на каком-нибудь корабле.

– Забирайтесь наверх, со скамьи не достанете, – великан захохотал.

Странно, но он общался с ними двумя, считая кота таким же собеседником. Арч вел себя вполне спокойно. Он всё косился на Пузислава и Хвостокуся. Те же в свою очередь не проявляли никаких эмоций. После трапезы они просто разбрелись по своим углам и томно щурили глаза, было видно, что у них сончас.

Резбен сел на скамью, привалившись к столу спиной. Он все ещё создавал туманную завесу своим курительным аппаратом.

– И всё же ты мне скажи, куда вы путь держите? Дальше ведь нет ничего, по крайней мере ничего хорошего, – он сделал паузу и теперь не пыхал трубкой, а смотрел с небольшим прищуром, словно сканировал гостей.

Арч уплетал принесенную сметану в огромной миске. Судя по тому, что он каждый раз нырял в неё всей мордой, ему очень нравилось. Правил приличия он явно не знал. Кэт сидела на одной из ложек, что лежала на столе. Ей ещё ничего не принесли. Поэтому она не могла спрятаться от расспросов за трапезой.

– Нам нужно за мост, к горе.

– Ага, уже что-то. А там, значит, ваши друзья или враги? – он опять смотрел своим характерным взглядом.

– Ну что ты пристал с расспросами своими, кушать ведь хотят ребятишки, – Резбена вынесла ванну мяса, а во второй руке была ванна овощей. – Кушай, милая, успеем ещё поговорить, – она обращалась к Кэт, было видно, как ей хочется угодить и уважить гостей, в этих местах редко кто-то появлялся. ещё реже тут были те, кто умел разговаривать.

Великанша принесла еды своему мужу и себе. Все приступили к поеданию обеда. Надо сказать, что трапезничать с великанами было страшновато. Этот процесс в таких масштабах выглядел весьма неприглядно. Те куски, которые уходили за раз, Кэт могла бы есть несколько дней подряд. Рыжий слупил весь тазик и теперь развалился на столе, подставив свои телеса солнцу на прогрев. Ели молча. Капрал была очень голодна. Даже когда был провиант, она экономила. Поэтому сейчас, когда пищи было вдоволь, она старалась набить себя до отказа.

Наконец с обедом было покончено. Пустые корыта отнесли на задний двор, куда-то к реке. Все сидели, погруженные в сытую негу. Хвостокусь – чёрное пятно, спал, довольно громко посапывая. Пузислав просто расстелился на траве животом вверх, расставив лапы в блаженной позе.

Идиллия. Казалось, что здесь ничего не может произойти плохого. Река спокойно несла свои воды неподалёку. Уютный округлый мост перешагивал через неё. Поляна наполняла воздух благоуханием трав. Птицы заводили свой мотив. Звезда, сверху, согревала всё своим теплом. Эти двое прекрасных огромных созданий наполняли все эти места смыслом своего существования, построив тут свою обитель. Наверное, здесь можно было остаться навсегда. Как там, с подсолнухом на скале, у океана.

«Зачем куда-то идти, куда-то бежать», опять эти мысли появились в голове Кэттхен.

Она себя всё чаще ловила на подобных размышлениях. Раньше ведь такого не было. Что-то и вправду изменилось. Она расчувствовалась: «Скажите, вот вы тут живёте. Вы счастливы вообще?»

Оба великана заканчивали набивать трубки.

– Знаешь, – сказал Резбен, немного подумав, – мы давно на этом свете. Не в пример вашим – живём в десятки раз дольше. Раньше, по молодости, тоже вот так куда-то бежали. Пытались изменить судьбы, повлиять на течение жизни. Ты не думай, мы не глупые, как в сказках ваших нас величают: «глупый великан», «тупой огр». Оба мы были при месте хорошем, при должности. Могли на многое повлиять. Но со временем пришли к простоте. Кто-то всю жизнь так мечется и не понимает счастья, хочет достичь вышины. А те, кто сверху, мечтают о простом. Так всегда было.

– Да, – подхватила великанша, – всего мало, что бы ты ни имел. Никогда не будет конца, в этом природа всех существ. В этом прелесть бесконечности развития.

Они оба закурили и облаков стало в два раза больше. Но это было приятно, когда ароматный туман окутывал и немного пьянил.

Резбена продолжала негромко, видимо, говорила о самом сокровенном для неё, а о таком не кричат: «Интересно всё, и вот так жить, и быть деятельным. Быть воином и быть мирным крестьянином. И в один миг всё изменить. Мы поняли, что самое интересное – это жить, просто быть. Это великий дар. А если становится скучно, ты можешь придумать любой смысл. Можешь зажечь в себе цель и идти к ней. А можешь остановиться и не делать ничего».

– Ага, – великан продолжил речь. – Вот поэтому мы и счастливы. То на трубе подудишь, то дрова поколешь. То побежишь, просто, куда глаза глядят. Это и есть свобода. Наивысшее благо для любого, –­­ он засмеялся. – Немного высокопарно мы тебе наговорили, но как есть. Когда долго ни с кем не говоришь, только так и выходит, – колосс ухмыльнулся и выпустил клуб дыма.

– Понятно, очень у вас спокойно и хорошо, не везде так… – Кэт положила голову на руку и смотрела на медленно текущую реку.

– Ты думаешь, сможешь справиться одна, там на горе? – Резбен пробудил её от находящей дремы своим вопросом.

– Я не…

– Ясно же, зачем идёшь и видно по тебе всё. Говорю, ведь, давно мы живем на белом свете.

Резбена вторила ему: «Не стоит туда ходить, там очень могущественные древние существа обитают и не понятно, чего хотят».

– Но как я могу не пойти, ведь мой дом разрушен, мне больше негде жить!? – капрал повысила голос, от чего Арч поднял взволнованно голову.

– А что у тебя было там? – задал ответный вопрос великан.

– Там друзья мои жили, непонятно, что с ними сейчас.

– Ну, если тебя успокоит это, то могу сказать, что они, живы, – он произнёс это буднично и продолжил затягивать в себя кубометры дыма.

– Как… Откуда вы знаете?

– Того дракона, что все это делает, мы знаем. Как и то, что он делает с людьми.

– Говорите! Мне нужно знать, там Мэлл и мой отряд, – Кэт требовала выдать всю информацию безотлагательно.

– Он подчиняет людей своей воле, свободы лишает и надежды. А взамен даёт ложные ценности и удовлетворяет их первичные потребности, – монотонно ответствовал великан.

– Чего? – не поняла капрал.

– Да кормит их вкусно и сладко. И каждому даёт игрушку под управление, а те и рады исполнить волю его.

– Но Мэлл не такая, – сопротивлялась Кэттхен.

– Да, все не такие, только деваться некуда. Он ведь мастер подчинения. Умело все делает. Так что даже редко приходится зелья применять. Это для него интерес. Так он волю свою тренирует.

– Откуда вы все про эту серебристую змею столько знаете? – подозрительно спросила Кэт.

Великан поднял брови и вытащил трубку изо рта: «Оу, я не про его приспешника. Я про главного, Мраморным его ваши кличут. По-настоящему не знаю, как. А тот, что рядом с ним, тоже ведь его марионетка. Но надо сказать, непонятно, как Серебряного ещё не прогнал или не убил. Больно добрый он, совсем из другого теста. Да, Арч?»

Кот поднял уши и в недоумении уставился на великана. Капрал уставилась на кота. Воцарилась тишина. Лесному зверю нужно было многое объяснить.

– Рыжий, что это значит, – воительница вскочила с ложки-скамейки.

Капрал совсем забыла, что у кота нет такого речевого аппарата, как у людей и молча ждала объяснений. Арч не в силах ответить, тем не менее встал на лапы и смотрел на нее. Великаны захохотали, сотрясая стол.

– Да ты не злись на него, – сказал Резбен. – Играют они вместе. Видел я их пару раз на поляне недалеко тут. Говорю же, дракон тот добрый не в пример хозяину своему, вот и сдружился с котом. Прежде чем ходить в логово рядом с горой, попробуй с Серебряным поговорить.

– Вот ещё, – Кэт негодовала, оказывается всё это время ей помогал дружок её врага. Она зло посматривала в сторону кота. Тот же смотрел дружелюбным непонимающим взглядом. – Он разрушил крепость, натравил своих механических солдат на мой город.

– Ну это не его воля, – объяснял великан. – Неизвестно, как у них устроено сейчас всё. Раньше мы тоже тому древнему дракону помогали, в некоторых вопросах. Я тебе так скажу, каждый свою роль играет. Даже если ничего не делает – и такая роль есть. Просто признай, что его цели не вяжутся с твоими. Они просто другие. А ведь не будь его, ты бы здесь никогда не оказалась и вот рыжего не узнала бы.

– Ну, пора пить чай, – Резбена встала и улыбнулась, разрядив обстановку. – Сейчас про Вселенную начнётся разговор.

Великан посмотрел на неё с лаской и слегка подмигнул.

– Каждый сам решает, что ему делать, а что нет, – противостояла Кэт. – Если второй дракон так сделал, то выбрал быть врагом. А с врагом у меня разговор короткий.

– Возможно, это и так, только видела бы ты их игры, – гигант посмотрел на рыжего, тот уже успокоился и снова предавался тепловым ласкам. – Он ведь ещё молодой дракон. По твоим меркам он практически бессмертен. Поэтому сам ещё не понимает, что делает. Видно, что не на месте он своём. Только вот воле Мраморного мало кто может противостоять.

Кэт была в смятении. Это был необычный путь. Все её представления периодически изменялись на противоположные. Враги становились друзьями. Такое чувство, что этих врагов она придумывала себе сама. И воевала с ветряными мельницами. Стержень из злости внутри как будто растворился. Осталась пустота. Просто пустота. Не опустошённость. Как будто всё вернулось на круги своя, всё стало по-прежнему, только теперь она была другой. Более мудрой, более осознанной. Она приблизилась к пониманию самой сути жизни и существования. Стало понятно, что теперь можно идти куда угодно. До этого злость давала только один вектор. А сейчас дорожек стало много. Простые беседы, со всеми, кто встречался давали объяснения всем происшествиям. Порой чувствовалось родство с теми, кто был частью этого сценария. Чудесно. Всё же характер Кэт не давал ей полностью отдаться потоку жизни, но она была совсем рядом. Практически готова для «прыжка веры».

Великан внимательно смотрел на неё и не курил. Резбена сидела напротив, закрыв глаза и слегка покачиваясь. Чай стоял на столе. Комки пирога на блюдце размером с тазик. Кэт как будто провела в этом мгновении вечность. Мысли были неспешными и осязаемыми. Образы и эманации понимания кружились вокруг. Кто-то ей помогал, незримо и мягко все это «переварить», понять.

– Вот так, – шепотом произнёс Резбен и улыбнулся. – Одним разумным существом больше.

Говорить не хотелось, было слишком хорошо, чтобы запирать свои мысли в слова. Так они сидели, наслаждаясь прекрасной погодой и попивая ароматный чай.

– Оставайся сегодня на ночлег, – через некоторое время заговорила Великанша. – А с утра выступите. Кот покажет тебе ту полянку. Там и подкараулишь Серебряного, а дальше видно будет, как поступить.

– Хорошо, спасибо вам, – вымолвила Кэт.

– Давайте разведём кострище и отведаем моего отменного пойла. Я его гоню из иголок еловых. «Елахой» назвал. А? – с задором предложил человек-гора.

– Ой, алкашлар, – засмеялась Резбена и добавила с серьезным лицом: – Конечно, давай.

Кэттхен была не против. Она редко была не «за» в такой ситуации.

К вечеру посреди поляны полыхал настоящий пожар. Резбен постарался на славу. Он несколько часов бегал с огромной секирой и рубил деревья, складывая нереальных размеров костёр. Он все не мог успокоиться и был крайне не удовлетворён размером огня. Резбена тихо беседовала с Кэт. Она много поведала ей. Рассказывала разные истории: про других великанов, про дальние страны, про великие битвы и про горе утраты. Оказывается, они и вправду очень давно жили. Были свидетелями многих судьбоносных свершений. Периодически, повествование Резбены прерывалось смехом. Дело в том, что блаженный великан бегал с трубой вокруг костра, выдувая ритмы, не все из них были складными, так как его мастерство оставляло желать лучшего. Иногда это было похоже на звуки естественных потоков воздуха, выходящих из живых существ. Иногда же было не до смеха и ритмы заставляли замолчать, некоторое время внимательно вслушиваться и следовать за ними. Они до поздней ночи сидели у первобытного огня, посреди ночной поляны и вели неспешную беседу, охмеленные чудесным напитком. Коты резвились неподалёку, потому что днём наспались вдоволь. Вечер завершился. Кэт не заметила, как отключилась, опоённая «огненной водой». Но две огромные ладони бережно перенесли её в дом на мягкую перину. Она этого не помнила, так как «Елаха» была режиссером её волшебных сновидений к тому моменту. Ночь вступила в свои права, требовалось на время покинуть эту реальность.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4. Драконы и многое другое

 

 

 

Солнце мягко напомнило, что нужно включаться в новый день. Кэт прищурилась, ещё не до конца проснувшись. Свет далёкой звезды был настойчив, нужно было вставать. Она раскинула руки, следуя позыву тела. Правая рука наткнулась на горячую преграду. Человек и кот лежали бок о бок на куче сена. Арч встрепенулся, его не беспокоил свет, но недвусмысленный тычок заставил разлепить веки. Пора вставать.

В доме очень тихо, никого, кроме них, не было. Кэт приподняла голову. У неё было такое чувство, что пока она спала, кто-то сжал её до размеров блохи. Дело в том, что всё вокруг было очень большим: кружки на столе, стулья, доски на полу, многочисленные шкафчики. Вдали светилось утренним светом огромное окно. Чтобы посмотреть в него, нужно было ставить лестницу. Было чувство, что ты в кукольном домике. Тишина и летающие частички пыли, которые видны благодаря лучам света – покой утреннего времени. Как будто ты проснулся раньше, чем весь остальной мир, и увидел что-то секретное. Это волшебное чувство, его не передать, если ты не был в бабушкином доме один, с утра. Сейчас Кэт была счастлива.

Но всегда нужна толика дёгтя, чтобы оттенить вкус блаженства. Рыжий навострил уши и пристально смотрел на дверь напротив них, которая находилась по соседству с окном. Он явно был чем-то обеспокоен. Через мгновение и Кэт с её несовершенными чувствами, по сравнению с диким зверем, стала слышать отдаленные звуки. На улице явно что-то происходило. Она не без труда вылезла из кучи сена. Отряхнулась от остатков соломы, нашла свой лук. Проверила на месте ли меч-кинжал – трофей от убиенного серебряного воина. Доспехи она не снимала, в них было достаточно удобно. А ещё они дарили чувство спокойствия, словно ты черепаха и можешь защититься в своём панцире от враждебного мира.

Арч был уже у двери и царапал ее, пытаясь выбраться на улицу. Кэт подошла. Приложила ухо к щели. Тишина. Постояла так немного. Свист. Гулкий удар. Затем металлический звук. По телу пробежала неприятная волна, опять этот знакомый лязг. Они здесь, как-то выследили её. Она в панике оглянулась – выходов больше не было. Дом был огромный, но зайти можно было только с этой стороны.

«Затаиться? Бежать? Держать тут оборону? Надо узнать, что стало с великанами», – мысли неслись одна за другой.  

Кота не спрячешь, а за него она чувствовала ответственность. Они уже успели стать друг другу родными. Как учили – «Нужно знать обстановку. Действовать. Импровизировать». Она ухватилась за щербину в двери и начала тянуть на себя. Про ручку и думать смысла не было. Арч засунул нос в образовывающуюся щель и пытался проникнуть в неё глубже, помогая себе лапами. Наконец долгожданная полоска света. Свежесть утра окатила разнеженное сном тело.

Рыжий рванул на улицу. Но пробежал недалеко. Он резко лег неподалёку у одного из деревьев, прильнув всем телом к земле. Заурчал, глядя на мост, который находился слева. Кэттхен перелезла через порог. Вдруг поляну пересекло летящий объект. Это был явно снаряд, он напоминал стрелу баллисты, но был длиннее и тоньше. Огромная стрела пролетела справа налево. Было непонятно, откуда она выпущена, – пересекла всю поляну и исчезла за деревьями в направлении моста. Опять звон доспехов. Капрал добежала до кота, там был хороший обзор на происходящее.

Теперь стало понятно, где бренчат амуницией. Мост пересекал большой отряд серебряных, их было около пятидесяти. Они двигались слаженным строем, закрывшись щитами. Никто не отдавал приказов, всё делалось в молчании. Только лязг и топот. Ещё одна стрела пересекла поле по дуге, со свистом. Теперь было видно, что вылетают они из леса на противоположной стороне поляны. Снаряд прошёл меж щитов и с гулким ударом прошил насквозь одного из солдат в первых рядах, насадив его на древко. Наконечник же вошел в ещё одного, сзади стоящего, они так и рухнули вместе. Остальные сомкнули ряды над павшими. Воинов совсем не заботила судьба собратьев, они с неумолимостью продолжали приближаться к хижине.

Кэт не была для них видна, но могла из-за дерева наблюдать за сражением. По всей видимости, им зачем-то нужна была хижина. Ещё одна стрела пролетела, найдя свою цель. Вражеские воины начали разделяться на два отряда. Один из них двинулся к хижине быстрыми перебежками, другой прямо к тому месту, откуда летели стрелы. Нужно было что-то делать, если так и дальше пойдёт, то Кэттхен окажется в ловушке. Рыжий с таким количеством точно не справится. У моста была открытая поляна, по лесу не было возможности выйти к нему. Как только капрал и кот выйдут, их сразу заметят.

Вдруг Арч подскочил на месте и в воздухе развернулся на сто восемьдесят градусов, а потом зашипел. Капрал тоже резко развернулась. Среди деревьев стоял Резбен. Он молча смотрел в сторону моста. На нем были доспехи, судя по всему, самодельные. Они были очень неаккуратными, но выглядели достаточно крепкими. А учитывая их размер, это было весьма хорошей защитой. В одной руке он держал свой топор, которым вчера срубал деревья. В другой же был грубый щит, сколоченный из целых брёвен. На таком щите Кэттхен могла бы со своим отрядом отправиться в дальние путешествия по океану.

Великан посмотрел на нее, сначала он показался очень сосредоточенным, но потом обнажил зубы в своей лиховатой улыбке.

– Славный день намечается. Пришли, значит, к нам на полянку, тут и похороним, – Кэт стало немного «не по себе». – Сейчас Резбена их подтреплет, а потом и мы выйдем. А ты, как начнётся заварушка, подгадай момент, прыгай на Рыжего и неситесь во весь опор через мост. Он тебе покажет дорогу к Дракону, – гигант подмигнул Арчу. – И вот ещё, мы тебе тут собрали провианта в дорогу, старались поменьше резать кусочки, – он вытащил из-за пазухи небольшой рюкзачок, плотно набитый чем-то и положил его перед маленькой воительницей.

– Кусь-кусь! – прошептал он.

Сзади послышался шелест и через мгновение из леса показались Пузислав и Хвостокусь. Они были взъерошены, на шерсти клочки травы и листья. Великан улыбался. Хорошо, что он был на стороне Кэт, потому что его улыбка не предвещала ничего хорошего врагу.

Опять стрела рассекла воздух и вонзилась в одного из воинов отряда, который двигался к хижине. Они уже подошли достаточно близко. Теперь было понятно, что это великанша разит вражеских солдат своими смертоносными бревнами с наконечниками.

– Будь готова, – проорал Резбен, уже не скрываясь. Стартанул он резко. Кэт захватил небольшой ураган, когда великан понёсся к отряду. Коты дали ему небольшую фору, а потом тоже побежали следом. Гигант вылетел на поляну, держа впереди щит как таран, топор был отведён в правой руке назад. Когда до отряда оставалось совсем немного, он резко ускорился и чуть нагнулся. Враг оказался не готов к такому. Воины резко разделились ещё на два отряда поменьше и прыснули в стороны, задний ряд не успел разъединиться. Двоих солдат снесло огромной тушей. Они отлетели и продолжили свой путь кувыркаясь, у одного отлетела рука по дороге и в суставе сильно засверкало. Другой просто закончил делать кульбиты и затих. Коты встали с разных сторон в стойки и, шипя, готовились к атаке, не подпуская к себе солдат. Инерция была против Резбена, но он выставил вперёд ногу и резко затормозил, взъерошив землю перед собой. Воспользовавшись моментом силы, он оттолкнулся и совершил прыжок в сторону вражеского отряда. Это выглядело ирреально, потому что такая масса не была приспособлена для полётов. Но, тем не менее, на короткий миг колосс взлетел. В полёте он совершил замах топором. И когда приземлился, то ударил со всей силы своим орудием. Удар прошёл сквозь одного из воинов, вогнав топорище глубоко в землю. Тело врага располовинило. Великан с силой тут же вырвал секиру, поднимая в воздух фонтаны тверди. Замах, и топор полудугой разрубает ещё двух серебряных. Кто-то из них отпрыгивает от удара, спасая себе жизнь. Кто-то пригибается. Но никто не пытается блокировать, от таких ударов – только уклоняться. Хотя враг тоже наделён немалой силой и ростом.

Гигант вошёл в ритм. Он исполнял танец смерти. Огромная секира совершала немыслимые движения, траекторию было не предугадать. Колосс кружился и совершал дьявольские пируэты, не останавливаясь. В нём играла одному ему слышимая музыка. Невероятный момент боевого транса, несший освобождение и гармонию, но только одному созданию.

Однако же солдаты, которые в первые моменты не знали, как себя вести, сейчас, казалось, начали приспосабливаться. Пока вокруг происходила суматоха, двое встали на колено рядом, не сговариваясь, а третий с разбегу, использовав их как трамплин, подпрыгнул и в воздухе нанёс удар. Он пришёлся по наплечнику. Гулкий удар длинным мечом о броню. Повезло – могла быть огромная рана. Великан с разворота снёс его и тех двоих, щитом, солдаты отлетели в сторону.

Коты тоже воевали, но с другим отрядом, который направлялся в лес, к жене-великанше. Они догнали серебряных сзади, на полпути, и снесли сразу несколько воинов. Вдвоём они очень ловко справлялись. Кому-то выдёргивали зубами голову из плеч, кого-то сносили своей тушей. У Пузислава была ранена одна из лап, но сейчас, в пылу битвы, его это не беспокоило. Стрелы из леса исправно сносили боевые единицы. Во втором отряде остался всего лишь десяток воинов. Остальные покоились позади, образуя своими телами дорожку.

Резбен продолжал кружиться, нанося удары, то топором, то щитом. Солдаты летели в разные стороны. Тут их было около пятнадцати. Некоторые возвращались в строй, некоторые нет. Кэт не могла оторваться от этого зрелища. Было на что посмотреть. Воины усиливали свой натиск, подбираясь всё ближе. В один из моментов великан атаковал четырёх солдат. Сзади же двое воинов, сложив руки крестом, резко присели. Третий враг забежал на эту импровизированную платформу из рук, попутно достав меч и держа его клинком вниз. Он хотел в воздухе воткнуть орудие в затылок колоссу.

Кэттхен сама не поняла, но тело молниеносно отреагировало на эту картину. Стрела покоилась на пальце левой руки. Кадр сменялся кадром – нужна сотня таких картинок, чтобы прошла секунда. Правая рука была напряжена. Большой палец у виска. Дыхания нет. Внутри тишина. Глаза чётко видят цель, хотя там никого ещё нет. Лишь через мгновение там будет металлический акробат, которого подбросят в воздух, словно в детской игре на речке. Никаких сомнений. Железная уверенность. Собеседник в мозгу молчит. Пальцы разжимаются. Стрела начинает неумолимое движение. Как же долго она летит. Красиво, по дуге. Оперение чуть трепыхается, словно лёгкий бриз нарушает покой. До цели чуть-чуть. Вот, там уже есть тот, кому предназначена посылка. Ещё миг, стрела врезается в грудь воина. Над его головой занесён меч. Тело изогнуто назад, готовое сжаться в попытке вогнать клинок как можно глубже.

Но этому не суждено случиться. Стрела сбивает его в полёте, отклоняя с траектории. Если бы этот снаряд принадлежал Резбене, этого солдата больше никогда бы не увидели, потому что он улетел бы на «тридцать седьмое небо». Воин упал на поляну рядом с великаном. Тот развернулся и завершил начатое Кэт своей ножищей, оставив металлическую лепёшку, вдавленную в землю.

Гигант заметил маленькую стрелу в доспехе солдата и понял кому она принадлежит. Не поворачиваясь, чтобы не выдать местоположение капрала, он заорал: «Пора!»

Арч лежавший в это время на земле, чуть напрягся и повернул голову к Кэттхен. Не сговариваясь, они стали наездником и транспортом. Она ухватилась за его загривок. Он же рванул с места, вонзая когти в землю, и помчал, как заправский конь. Они пронеслись по краю поляны и достаточно быстро оказались на мосту.

Капрал повернула голову к месту битвы. Вдалеке Резбена стояла на опушке, вытянув руку вверх с зажатым луком в ней, в молчаливом прощальном жесте. Как огромная статуя, в память о великом народе могучих воинов. Её коты догрызали последних из второго отряда. Резбен был без оружия, потому что в руках у него был один из солдат, которого он разрывал пополам. Он на миг поднял глаза в сторону Кэттхен, на его лице все ещё блуждала демоническая улыбка – он тоже прощался. Внутри у капрала нарастал ком, возможно, она больше не увидит их – неизвестно, что ждет впереди. Они за такой небольшой промежуток стали родными. Готовые бескорыстно, рискуя жизнью, прийти на помощь всей семьёй. Она сильнее прижалась к тёплому коту, который мерно бежал галопом, оставляя далеко позади уютную поляну.

 

****

 

– Третий выбыл, – человек, сидевший в комнате, сдёрнул со своей головы металлический колокол, подключённый кабелем к огромному столбу, уходящему вверх, к вершине купола. В руках у него был виден пульт управления, напоминавший птицу, сложившую крылья. – Разрешите взять ещё одного под управление?

– Нет, у вас низкий рейтинг, вы понижены до наблюдателя, – ответил ему спокойный низкий голос.

Это был их главный, Мардук Пепежка. Он следил за рейтингом каждого оператора и распределял, кто каким юнитом будет управлять. Зал был просторный, поэтому Мардук стоял на возвышении, за специальным пультом, чтобы быть в курсе всех событий. Оттуда он в реальном времени мог отслеживать, кто выбыл, потеряв управление, а кто находится в строю. Сейчас у него была лёгкая паника, так как целые ряды операторов снимали колокола разом и вставали, прося ещё. Но свободных юнитов больше не было. Завод не справлялся. Дело в том, что возникло несколько проблем.

Во-первых, когда преследовали подозреваемую, наткнулись на эту проклятую башню. Потеряли там сорок единиц. Те сумасшедшие забаррикадировались в своей цитадели и то поливали юнитов кислотой, то кидали бомбы, которые в клочья разносили броню. Там так никого и не удалось ни убить, ни взять в плен – превратив в операторов. Потом пропали пять воинов, обследовавших берег реки – просто отключились и неизвестно до сих пор, что с ними. Сейчас ещё эти великаны разнесли полсотни модулей и окопались на своей поляне, не пропуская остальные отряды. Ещё, как назло, опять улетел Серебряный. Он мог бы очень сейчас помочь, в последнее время он часто опаздывал на важные заседания командования. И просто пропадал где-то, надолго. Разве может быть что-то интереснее следования идее нашего великого главнокомандующего? Пепежка чувствовал, что повелевающий их сектором не простит ему такого. Потому что тому не простит такое сам Мраморный. Положение было шаткое и главный наблюдатель не знал, что ему делать. Он, как и все, был уверен в непоколебимости решений дракона и верил в него всем сердцем. Потому что, когда тот изливал на них свою волю, через Сандара, у всех у них зажигались сердца, мотивация взлетала до небес. И каждый из них становился предан навек. Несмотря на то, что они были в плену. После речей они уже не помнили, кто они, только жар в груди и великая цель впереди.

– Закончила.

«Ну всё. И эта отключена, как её, Мэллисон, вроде, симпатичная. У неё хорошо получалось. Без разницы, теперь мне хана…», депрессия захватила его разум.

 

 

****

 

Рыжий нёсся, словно ветер, не обращая внимания на кустарники и кочки. Мимо проплывали вековые деревья и поляны. Птицы вспархивали вверх при приближении хищника. Они бежали уже несколько часов кряду. Удивительный кот, он совсем не чувствовал усталости. Просто нёс её на себе, зачем – одному ему было известно.

Кэт смотрела вперёд и думала о том, что только в этом путешествии ей по-настоящему открылось, что такое взаимопомощь. Как для неё много было сделано всеми этими диковинными существами. Они не спрашивали зачем. Не требовали что-то взамен. Просто помогали и, казалось, были счастливы благодаря этому. Капрал привыкла жить в мире людей, в городе, где каждый сам за себя, каждый оберегал только свой дом, хотел тепла лишь себе. За редким исключением, конечно.

Поэтому ей было поначалу чуждо принимать столько помощи. Она чувствовала вину и хотела отдать обратно лишь для того, чтобы не быть должной. Но постепенно с ней происходило чудо. Она менялась. Излечивалась, становилась той маленькой Кэт, которой была изначально. Нет, она не деградировала в несмышлёного ребёнка, но возвращалась к истокам, к истинному счастливому существованию. К бескорыстному и открытому взаимодействию с другими существами. Она пока боялась, немного, быть счастливой. Потому что шла на бой с врагом. Но отчего тогда, порой, хотелось кричать и смеяться, даже несмотря на глупость ситуации. Ведь тут уместнее быть серьёзной и строить планы отмщения врагу. Но именно эти события позволили ей вырваться из рутины. Почувствовать себя живой, как в речах того чудака на берегу. Как же она хотела плакать и кричать от счастья, когда видела, как сражается великан. Как сковал грудь ком, когда с ней прощалась великая воительница Резбена. Всё было чудесным, вдохновенным, необычным. Даже то, как самоотверженно нёсся этот дикий кот.

Они пару раз останавливались перекусить. Арч на одной из остановок убежал на охоту, а на второй – просто подремал полчаса. К вечеру они вышли на ту самую поляну. Рыжий остановился и долго водил носом, принюхиваясь. Через некоторое время он, кажется, остался удовлетворён пойманным запахом и неспешно пошёл на невысокую гору, которая была неподалёку. Там он лёг, давая Кэт возможность слезть с него. Они расположились на обзорной площадке в ожидании летающего ящера.

Луна во весь свой полный лик рассматривала твердь земную, когда настал момент судьбы. Кэт дремала, лёжа головой на коте, он тоже мерно посапывал. Это был нелёгкий день для них. В воздухе послышался свист крыльев. Затем пару шумных взмахов, как будто огромная летучая мышь на большой скорости решила затормозить на лету. Дракон привёл своё тело в вертикальное положение и сделал несколько контрольных контрвзмахов, чтобы прекратить движение. Капрал сидела в оцепенении. Огромная тень ударилась оземь. И подняла голову к коту и его наезднику.

Ящер давно увидел, что его друг не один. Его зрение позволяло не только это. Но он доверял Рыжему, как себе, и был настолько заинтригован, что не решился повернуть обратно. Сейчас он наблюдал перед собой девчонку и своего друга, тот безмятежно сидел рядом с ней и спокойно смотрел на дракона. Готов биться об заклад, он как будто улыбался, но ведь коты не умеют этого делать. Огромный зверь, второй по мощи, сейчас в оцепенении смотрел на Кэттхен. Что-то происходило там под чешуёй, далеко в глубине. Он как будто пришёл домой. Всё, что он делал до этого, показалось ему каким-то далёким и незначительным. Миг был невероятен. Луна смотрела только сюда. Лес тоже. Взгляды монстра и человека слились воедино. Никто ничего не говорил. Даже мало кто дышал.

Кэт увидела своего врага. Первый раз настолько близко. Но почему не хочется его нашпиговать стрелами, а потом глумиться над трупом? Почему нет стержня из ненависти, способного прожигать многие лета времени, сохраняя дух мести. Нет желания всё ему высказать перед мучительной смертью. Но есть желание смотреть в его глаза вечно. – «Всё, что до слова «но» – лошадиное дерьмо», – так говаривала одна давняя подруга Кэт, Джин Снегг. Это было воистину так. Только эти два бездонных озера вечности. Его глаза. Почему они так манят, такие они родные. Бесконечно близкие и знакомые.

У дракона с громким чмоканьем отвисла челюсть. Они так долго смотрели друга на друга, что у него начались естественные процессы расслабления. Он, казалось, растерялся и пытался собраться с мыслями.

– Вы кто, я Сандар, а вы кто? – нелепо вымолвил он.

– Я Кэттхен, капрал крепости Акж–Реддоп, которую ты разрушил.

Это было сказано без ненависти, просто как данность фактам истории.

– О, простите меня, я очень сожалел об этом. Я теперь понимаю свои ошибки, но… Да, хочу вас заверить, все живы и здоровы, мы позаботились о них. Они у нас сейчас работают. Великий подчинил их своей воле, – попытался оправдаться он.

Кэттхен села на траву, резко, как будто её мышцы отключились. Мэлл, её люди, с ними все хорошо. Это путешествие периодически омрачалось мыслями, «а что же с крепостью, а что же с людьми и Мэлли». Оказывается, все переживания зря, тем лучше. Разрушение крепости — это ерунда, построить можно всё что угодно, лишь бы были строители.

– Спасибо, я так боялась за них, – сказала капрал еле слышно.

Сандар молчал, даже драконы бывают сконфужены. Кот по-прежнему с интересом смотрел на них.

– Я и вправду не хотел. Я думал, что нужно двигаться к цели, несмотря ни на что, но после того крика я улетел. Не было сил смотреть на это. Я самый ничтожный дракон, не понимаю, почему я такой. Господин совсем другой, – он замолчал, внутри него боролись его врожденные корни и его приобретённое сознание.

– Ты хороший, теперь понимаю почему великаны к тебе отправили, – промолвила Кэттхен, смотря в землю.

Он удивлённо уставился на неё.

– Резбены? Так это они рассказали про это место?

– Не совсем, – и она потрепала Арча.

Сандар посмотрел на кота и шутливо выдохнул в него потоком воздуха из ноздрей.

– У меня такое чувство, что я тебя очень давно знаю, – сконфуженно сказал дракон. – Хотя ты из смертных и этого попросту не может быть.

– Я тоже себя как-то странно чувствую в твоем присутствии, не знаю, что это. Мне вообще сейчас на миг показалось всё каким-то иллюзорным, не тем, что ли. Не знаю, как объяснить.

– Да-да, и мне так же, будто сон это, хотя всё реально…

Дракон замолчал на некоторое время, а потом промолвил с опущенной головой, – Что ты хочешь делать дальше?

– Я не знаю, я хотела всё это остановить, но, возможно, в этом нет смысла. Прошлая я, из крепости, мстила бы всем подряд. А сейчас просто хочется убежать далеко и начать заново жить.

– Да! Я тебя понимаю. Я тоже хочу начать жить, как мне хочется. Ведь только тут, с котом, мы по-настоящему были счастливы. Мы можем сейчас улететь, куда хочешь, – восторженно говорил он. Потом его голова поникла, – Хозяин не остановится… Да и меня он где хочешь найдёт. Наверняка и про это место знает, просто снисходит до моих странностей, ведь я нужен ему, чтобы передавать волю.

– Так он и про нас сейчас знает, получается? – взволнованно произнесла капрал.

– О, нет, нет. Я чувствую его присутствие в своей голове. Это сложно не заметить. Он просто может знать, где я, но не что делаю и с кем, нет, – ответил Сандар.

Кэт вскочила на ноги.

– Ну значит мы его должны остановить, чтобы стать свободными и полететь куда угодно, – Арч тоже вскочил и навострил уши, на всякий случай.

Дракон чуть приоткрыл рот от удивления.

– Как мы его сможем остановить? Он слишком могуч, его никто не победит, – сам себе ответил Серебряный.

– Ну ты ведь знаешь его слабые места. Куда бить?

– Не знаю и никто не знает, – парировал Сандар.

– Он ведь тоже живой, значит, можно его убить, знать бы, куда целиться.

– Он до этого спал несколько тысяч лет, а мощь его сознания даже для меня безгранична, – с грустью молвил дракон.

Кэттхен задумалась. Из любой ситуации есть выход.

– А как он заставил работать всех на себя?

– Мощный волевой импульс, преобразованный и усиленный через меня, чтобы было понятно людям. И всё, они уже вдохновлены и готовы для него всё сделать.

– А как ты его передаёшь им?

– Телекинетическим посылом. Сосредотачиваюсь и отдаю, всегда так происходит.

– Ну а если вернуть ему его посыл?

Сандар задумался, ситуация непредсказуемая, что получится, неизвестно.

– Попробовать можно, но что будет, непонятно.

– Нам нечего терять. Решено. Нужно попробовать, Сандар. Это наш шанс начать всё заново. А потом полетим к Балираю. Ты, я и Арч.

Он был очень польщён. Даже драконы бывают польщены. Впервые его кто-то звал с собой. А с этой девчонкой он чувствовал сильную близость и очень хотел узнать, почему у него такое чувство.

– Хорошо, давай попробуем, – ответил ящер.

Это были последние слова за сегодня. Они молчали этой ночью – кот, дракон и Кэт. Нужно быть свежими завтра.

 

 

***

 

Взмах, ещё взмах. Снизу проносились бескрайние леса. Бесконечный лесной ковёр, перемежающийся островами полян. Сотни километров живого постоянства. Вдалеке разгоралось солнце, посылая свои лучи за горизонт. Воздух был ещё очень влажным, поэтому световые полосы можно было видеть очень чётко. Большая скорость создавала встречный ветер, наполненный свежестью. Это было на руку, так как встали очень рано и нужно было взбодриться.

Странное зрелище наблюдалось в этой части планеты. Огромный змей, чья чешуя отливала серебром, летел навстречу утренней звезде. На его спине восседала воительница, чьи волосы развивались по ветру. Сзади неё сидел, вжавшись в рептилию, огромный кот, что был лишь чуть тусклее солнца. Троица молча летела, доверяясь року. Никто из них не был уверен в хорошем исходе. Возможно, это были последние глотки воздуха. Последнее утро. Последние километры этой жизни.

Но никто не желал другой доли. Все были на месте. Каждый делал своё дело, поддерживая остальных. Если бы не было кого-то из них, всё могло быть по-другому. И никак иначе.

Земли Мраморного начались внезапно, они были прикрыты той самой горой, что всегда виднелась вдалеке и была в тумане. За ней обнаружились всполохи и полутьма смога. Они прибыли в сердце зла. Это был огромный комплекс производств. Длинные корпуса зданий непонятного предназначения. Различные стелы и шпили, что почти дотягивались до летящей троицы. Огромные антенны, многие километры металлических дорог, по которым передвигались неизвестные машины. Всё шевелилось, звучало, находилось в деятельности. Технократическая цивилизация, построенная посреди леса. Она была по-своему прекрасна. Это был источник многих открытий и научных знаний. Всё здесь работало в едином слаженном ритме. Словно колония муравьев – каждый трудился над своей задачей, все были связаны. Каждый комплекс являлся частью огромной машины.

Сандар ещё на подлёте сказал, что нужно вжаться в спину и не показываться. Сам же он старался лететь как можно выше, чтобы рыжее пятно на его спине никто не разглядел. Он сказал, что сейчас хороший момент, так как многие воины ушли в другие земли, во все стороны света, осваивать этот мир. Кто-то совершает завоевания, кто-то делает географические открытия. Модули управляются живыми людьми, подключёнными к специальным машинам. Те в свою очередь передавали сигнал металлическим юнитам через огромные антенны. Он рассказал, что почти весь его отряд «Дикое око» пал. Операторов подключили к обычным модулям – более простым солдатам. Ещё он сказал, что рад тому, что его специального отряда больше нет. Они ему никогда не нравились, да к тому же были подарком Мраморного. В любой момент тот мог начать отдавать команды операторам от себя.

Летели они достаточно долго над этим огромным городом. Смог был невыносимым. Он создавал мглу и солнце здесь не любило находиться, поэтому была полутьма. Лишь освещение снизу помогало хоть как-то ориентироваться. А ещё здесь дул сильный пронизывающий ветер. Дышать было крайне тяжело. На улицах не было видно живых людей, только механизмы.

– Вот и она, – произнёс Сандар.

Впереди виднелась огромная пирамида. её имел в виду дракон. Она отливала золотом. Из-за смога её было не очень хорошо видно, но даже так она впечатляла. Крепость Акж–Реддоп, родной дом Кэттхен, казалась утлой хижиной по сравнению с этим монументом. Постройка действительно была циклопической. Вокруг светилось множество огней. Она была окружена кольцом из ламп. Казалась неприступной. Непонятно, как такое можно было возвести.

– Кто её построил, он просто огромна? – восхищаясь, прокричала Кэт сквозь ветер.

– Неизвестно, повелитель живёт очень давно, так же давно существует эта пирамида. Он не любит рассказывать о чём-либо. Да и я не тот, кому он доверил бы тайны.

Оставалось совсем чуть-чуть.

– Действуем по плану, – произнёс дракон.

Он спикировал вниз, на площадку перед пирамидой. Затем схватил зубами Арча и скинул его на землю, Кэт он позволил слезть самой, но после отошел от неё и толкнул мордой к коту.

– Жалкие отребья, – заорал он, – Сейчас вы познаете мощь вашего повелителя.

– О Великий, я исполнил твой приказ. Укажи свою волю этим существам, чтобы они познали великую цель. И обрели, наконец, смысл существования, – эти слова дракон адресовал пирамиде, преклонив колено на одной из лап и подавшись назад.

Как раз перед ними виднелся огромный вход. Внутри была тьма. По бокам стояли две статуи. Казалось, что они отлиты из золота, каждая размером с великанов, которые совсем недавно приютили Кэттхен. У них в руках были огромные копья. Они не шевелились, но не было сомнений, что они придут в движение, лишь пересечёшь границы дозволенного. Отсюда пирамида впечатляла ещё больше. Она уходила ввысь и терялась там, за смоговыми облаками. Казалось, её сюда поставили совсем из другого мира. Она была совсем чуждой окружающей промышленной архитектуре. Словно извечный архаичный памятник эпох посреди современного города. Память о далёких предках с неизвестными технологиями, утерянными в веках.

Некоторое время стояла тишина. Лишь завывания ветра и отдалённый шум работающих механизмов сопровождали троицу. Затем показалась морда, потом длинная шея, мощные лапы, крылья, сложенные вдоль тела. Он и вправду был как будто из мрамора. Гигантский змей, в два раза больше Серебряного. В битве у второго не было, попросту, шансов. Оставалась только надежда на их хитрую задумку. Он шёл крайне бесшумно для такой массы. Величественный, исполненный мощи и первобытной красоты. Кэт и кот смотрели на него, не отрываясь. Он поражал. Такое не каждому дано увидеть. Древнее создание, пережившее целые цивилизации, видевшее историю этого мира.

– О Великий, вот она и её подручный, – Сандар склонил голову.

Огромный дракон внимательно посмотрел на Кэттхен, пристально и пронизывающе. Потом он перевел взгляд на Сандара. Тот рыкнул и зажмурил глаза. Было видно, что ему очень больно. Мраморный же смотрел на него не отрываясь. Потом Серебряного, как будто отпустило, и он произнес: «Да господин, я готов передать волю».

Мраморный опять смотрел на своего подчиненного, а тот корчился в муках. Затем Серебряный открыл глаза и направил взгляд на Кэтхен, с котом. В его глазах не было ничего, только тьма. Капрал перестала дышать, тело замерло. «Неужели он…», – промелькнула шокирующая мысль.

Сандар приоткрыл рот, концентрируя переданное ему намерение. Он готовился произнести звук. Как только первые ноты начали исходить из него, он резко повернул голову на своего хозяина. И выплеснул в него всю мощь своего голоса и усиленного волевого импульса.

Это продолжалось недолго, крик вскоре затих. Воздух был наэлектризован. Кэттхен была дезориентирована. Арч тоже. Ничего было не понятно. Мраморный стоял на месте в облаке пыли и смога. Сандар тяжело дышал. Было видно, что крики даются ему тяжело. Пыль начала разлетаться, стало видно чуть больше. Старший дракон стоял неподвижно, как каменное изваяние. Его веки были прикрыты. А затем случилось невероятное.

Он открыл глаза, а затем произнёс хриплым очень глубоким голосом:

– Да повелитель, слушаю вас.

Сказать, что Серебряный был удивлён, значит не сказать ничего. Да, драконы тоже умеют удивляться.

– Вы умеете говорить? – с удивлением произнес Сандар, не веря в своё господство.

Ответом ему было молчание и покорное внимание со стороны Мраморного.

Сандар повернулся к Кэт, а потом опять на своего бывшего господина.

– Поверить не могу, что это сработало. Кэтти, у нас получилось. Мы теперь свободны. Но почему он заговорил, ведь никогда такого не было? Я и не знал, что он умеет, – малый дракон был крайне взволнован и не мог оправиться от шока.

Всё поменялось, он больше не слуга. Что делать с приобретённой свободой, было непонятно. Кэттхен опустила плечи. Всё получилось слишком легко, но какая разница, теперь всё позади. Кот принюхивался к воздуху.

– Рыжий, что такое? – спросила она его.

Тот начал гудеть в сторону Мраморного и прижал уши к голове.

– Да ты и впрямь зря получил это тело, – громоподобный голос со стороны извечного дракона, сотряс округу.

Сандар резко развернулся в сторону говорящего, у Кэт сковало все тело от страха.

– Ты и вправду думал, что сможешь обратить мою же волю против меня? – огромный дракон говорил и неспешно приближался к Серебряному, – А смертная всё же смогла тебя обуздать. Что она тебе предложила? Вечные игры с этим животным? Как же ты смешон. Я до конца сомневался, что такое возможно.

– Вы же не умели говорить? – запинающимся голосом произнес Сандар.

– Ты задаёшь совсем не те вопросы. Я тебе давал шанс быть нужным. Я воспитывал себе преемника. Но просчитался. Моя ошибка.

Он резко рванул вперёд, с невероятной скоростью для такой массы. Когда приблизился к Серебряному, то резко выгнул тело вверх и нанёс чудовищный удар лапой по голове своего слуги. Сандар упал и остался лежать недвижим, глаза закрыты. Он даже не успел ничего предпринять. Или, скорее, был настолько ошеломлён ситуацией, чтобы хоть как-то защититься.

Мраморный повернул шею к девчонке. Она пятилась назад, Арч шипел и тоже медленно отступал.

– А ты знаешь, какой ущерб мне нанесла? – от его голоса трещали перепонки.

Кэт оцепенела от страха и судорожно рылась в снятом колчане, то смотря в него, то на огромного монстра, который медленно приближался.

– Ты хочешь в меня пострелять? Твой умишко сейчас только такой выход видит? Тебе предстоит работать на меня, как и всем остальным смертным. Моя империя будет вершить великие дела. Вами нужно управлять, иначе вы ни на что не способны. Тысячи лет истории, а вы так и не научились строить цивилизацию. Всё, что создаёте, периодически разрушаете. Ничтожества. Тупиковая ветвь развития. Но если вас направить и лишить воли, то вы способны быть частью великого плана, выполняя простейшую работу. В этом ваше предназначение. Внемли же моей воле.

– Оставь её, – слабый голос прозвучал сзади. Сандар очнулся и приподнял голову.

Мраморный чуть развернулся. Серебряный под его взглядом начал корчиться от боли и рычать. Так продолжалось несколько мгновений. Неизвестно сколько мог выдержать Сандар. Выхода не было. Один дракон медленно убивал другого. Девчонка и её кот не могли ничего сделать столь могущественному существу. На помощь никто не придёт. Бежать некуда. Оставалось покорно ждать своей участи. Но почему-то девчонка всё ещё так целенаправленно копошилась в своём колчане. Вот она что-то, наконец, достала с его дня. Пару манипуляций со стрелой. Колчан падает вниз. Арч с удивлением смотрит на Кэттхен. Она поспешно достаёт лук из-за спины. Мраморный был занят уничтожением своего создания, поэтому не видел, что делает лучница. Его гордыня не позволяла усмотреть ни малейшей угрозы в этом маленьком существе.

Руки у Кэт все ещё дрожали. Вот стрела уложена на место. Там, где ей должно находиться, как и всему в этом мире. Фокус прицела никак не настраивается. Нужно успокоиться, чтобы всё получилось. Младший дракон извивается на земле. Его конвульсии слабеют, времени совсем нет.

Кэттхен постепенно замирает. Выдох. Едва ощутимый вдох и снова выдох. Глаза чуть прикрываются, пульс замедляется. Привычные настройки вызывают отклик в теле. Оно становится спокойным, пригодным для конкретной цели – выпускания стрел.

– Эй, животное! – кричит капрал, что есть мочи.

По шее дракона прошёл импульс, она начала разворачиваться, чтобы предоставить голове вид на нахалку. В этот момент рука лучницы отпускает тетиву. Стрела начинает свой полёт. Только сейчас на её борту, в носовой части, виден прикрученный фиал синего цвета. Из-за этого она чуть тяжелее обычного. Это придаёт ей больше устойчивости, такой нужной при этом сильном ветре. Кэт отлично знала баллистику, именно поэтому могла так хорошо попадать в цель, несмотря на окружающие условия. Каждый удар сердца разделён на более короткие мгновения восприятия. Вот уже на том месте, которое должно быть поражено, находится огромна голова. Стрела движется к цели. Перед ней огромная ноздря.

У Кэт всё получилось. Снаряд пропал в тёмном проёме, через который в Мраморного поступал воздух. Дракон зажал этот проход, но было слишком поздно. Фиал разбился глубоко внутри. Мраморный не успел ничего сказать или предпринять. Несколько мгновений он выглядит несколько удивленным. Потом его морда искажается гримасой дикой злобы. Он отводит голову назад и вверх, открывая пасть. Внутри его желез начинают происходить химические процессы. Он готов залить все пространство перед собой жидким огнём. Но в последний миг он встряхивает головой и закрывает пасть, изо рта валит дым. Зелье начинает действовать. Теперь ему не до мести. Огромный дракон разворачивает шею в сторону пирамиды. Тело двигается следом. Шатаясь, он движется ко входу. Ноги то и дело подгибаются. Дракон очень торопится забиться в нору. Он успел. На последних полусознательных мгновениях он залетает в зияющий провал пирамиды. Сверху падает неимоверных размеров плита, которая запечатывает монстра внутри. В глазах у статуй-стражей загорается красный огонь. Они оба, как по команде встают в боевую стойку. Это их время, их пост. Стражи будут, сколько потребуется, оберегать усыпальницу своего Владыки, пока тот будет находиться в забвении.

Кэт туда не собиралась. Теперь у человечества есть отсрочка. Достаточно долгая, так сказала Резбена. Это её подарок. Она предоставила шанс, сказав, что если ничего другого не получится, то вот это сработает. Это была мощнейшая эссенция, которую ей удалось сохранить у себя с тех далёких времён, когда она работала на дракона. Великанша поведала в ту ночь, у костра, что они вдвоем с мужем участвовали в одном проекте внутри пирамиды. Были доверенными лицами Мраморного, имели доступ к святая святых. Тогда-то Резбена и обнаружила эту эссенцию, которая предназначалась для введения дракона в состояние гибернации – сна, очень долгого, по сравнению с жизнью смертных. Она рассказала, что никому было не дано знать, как убить великого дракона. Поэтому оставалось только его усыпить. А пока он спит, придумать что-то получше. Но это не входило в планы капрала. На её век хватит драконьих сновидений и ещё на несколько поколений вперёд. Она свою задачу выполнила.

Кэттхен и Рыжий были возле Сандара. Он еле дышал, глаза были закрыты. Но он был жив.

 

 

****

 

 

Прошло три месяца.

 

Кэт плыла на одноместной лодке, вниз по реке, нужно было успеть к назначенному времени. Осталось совсем немного. Место укрыто от глаз посторонних. Хотя такое событие и не скроешь особо, но всё же делать это в городе или неподалёку тоже неправильно. Она доплыла до просторного каменистого берега. Вытащила лодку из воды. Достала свои немногочисленные пожитки. Ещё раз проверила, чтобы всё было плотно упаковано. Не дай бог её бельишко разлетится по всему королевству, упав с такой высоты. Вот будет позорище.

Совсем скоро послышался знакомый свист. Это воздушный змей пикировал к месту встречи. Кэт нашла взглядом источник звука. На спине огромного дракона, падающего камнем с высоты, вцепившись когтями в спину, сидело рыжее пятно. Кэттхен смеялась.

Эта неделя показалась вечностью. Капрал хотела поскорее увидеть своих друзей. Эти семь дней пришлось провести с людьми в крепости, помогая им и организуя работы. Там сейчас всё активно отстраивали заново. Чтобы лишний раз не беспокоить жителей города, пришлось плыть сюда, в глушь, ставших родными, «Нехоженых чащоб». Иначе люди могли подумать, что снова прилетел дракон, дорушить начатое. Такое бы они не пережили.

Всех жителей Кэт и её друзья освободили из владений Мраморного. Это не составило особого труда. После того, как дракон уснул, его воле уже не подчинялись. Машины были остановлены. Но бывшие операторы ещё некоторое время не понимали, что происходит и что они тут делают. Пришлось проводить беседы со всеми и вводить их в курс дела. Среди них была и Мэллисон.

Кэт долго не могла найти её поначалу. Мэлл всё не могла понять, почему не надо набить морду второму дракону, который разрушил крепость, но потом это прошло. Все, кто «просыпался» из сна разума, наведённого драконом, помогали реабилитировать остальных. Потом, правда, остро встал вопрос, как вернуть людей домой. Ведь земли извечного владыки очень далеко. Но нашлось решение, для них придумали специальные контейнеры, которые изготовили там же. Сандар их переносил в зубах, доставляя в город, что заняло очень много времени, так как он сделал это не один раз. При этом всегда сохраняли драконье инкогнито – ящер появлялся только тогда, когда все были внутри и удалялся прежде, чем они выходили.

Все, кто не «улетел», пожелали остаться в землях Мраморного и строить там новый мир. А также думать, что сделать со спящей угрозой. Пирамиду огородили, вместе со стражами, которые так и стояли, охраняя сон монстра. Те, кто вернулись в крепость, отстраивали её при поддержке центральных земель. Всем жителям выдали награды и признали город героем, так как он принял на себя весь удар. Юнитов, посланных во все земли, обезвредили из командного центра. Никто не стал их возвращать, оставив ржаветь там, куда они успели дойти. Они стали молчаливым напоминанием о великой спящей угрозе.

Кэттхен не забыла своих друзей, без которых это путешествие могло закончиться ещё в самом начале. Она вместе с Сандаром и Арчем посетила башню Андрэ. Встретили их не очень, потому что было непонятно, чего ждать от дракона. Но Кэт там не забыли и поэтому чрезвычайное положение всё-таки сняли. Оказалось, что самого Андрэ там не было. Он ушёл через врата, потому что не мог продолжать жить с призраками прошлого. Его соратники рассказали, что он не мог себе простить потерю друзей. Кэт была спокойна за него. Подсолнух поможет ему и направит туда, куда нужно. Она рассказала всем остальным в башне про путешествие через портал и о том, что теперь Мраморный опять уложен спать. Некоторые из цитадели вызвались помочь в новых землях. Остальные же остались верны своему образу жизни и пожелали продолжить исследования портала.

Один день троица провела у великанов. Те были очень рады гостям, сказав, что к ним зачастили, но это очень приятно. Там они опять устроили вечер у костра, только теперь туда был приглашён ещё один дракон. Драконы, знаете ли, тоже любят ходить на костры. Резбена сказала, что они с мужем тоже кое-чем помогут в новом городе. Была у них на примете пара идей. Когда же основные дела были закончены. Кэттхен вернулась в крепость.

Она помогала, чем могла. Пару раз они с Мэлли устраивали дикие посиделки в пабе. Его, как могли, восстановили чуть ли не в первую очередь. А Мэллисон, ох уж эта особа, она почти и не вспоминала про недавние события. Что за человек, энергия в ней била ключом, а она била носы пьянчугам. Оставался открытым вопрос – «что делать дальше?».

В ту ночь, на поляне, они с Сандаром мечтали улететь к океану и сказать ему, что они остаются. Но вот жизнь вернулась в свою колею и было не понятно, как поступить дальше. Капралу прочили место главы города, но она отказалась, сказав, что хватит с неё переживаний. Мэлл умоляла её остаться и жить, как прежде. Все горожане не чаяли в Кэттхен души и даже готовы были принять в ряды жителей её рыжего спутника, в виде исключения.

Но всё чаще, во снах, она видела тот берег и тот подсолнух. Иногда он просто стоял молчаливо, созерцая величие стихии. Изредка же он поворачивался и говорил, что Кэт ещё не пришла, куда хотела, и нужно продолжить свой путь. А потом улыбался и долго смотрел на неё. Непонятная тоска не давала покоя.  Теперь Кэттхен изменилась, а значит, не могла жить прежней жизнью. Лёгкая меланхолия сопровождала её постоянно. К тому же Сандар, – она хотела быть с ним. Человек, прошедший такое, никогда не будет прежним. Кто-то скажет, что это шрамы в душе, которые остаются с человеком на всю жизнь. Человек с ветки на берегу реки улыбнулся бы и ответил, что это и есть сама жизнь. Решение было логичным завершением всех внутренних метаний, надо было лететь – Балирай ждал.

И вот теперь она летела навстречу новой жизни. Летела над океаном. Это случилось через три дня полёта с той самой площадки. Они летели на далёкий остров, чтобы там начать всё заново. Сандар что-то рассказывал, ловя крыльями потоки воздуха. Он очень много знал и был летающей энциклопедией, с ним не было скучно. Арчи смотрел вдаль, своей милой рыжей мордой. Кэттхен созерцала Балирай. Тогда, в том мире, всё-таки это был он. Его ни с чем другим не спутать. Бесконечная водная гладь. Она поражала своей монументальностью. Огромные массы воды. Бескрайние просторы. Внизу бурлила жизнь, то там, то тут выпрыгивали огромные морские животные. Видимо, они тоже были любознательны и старались поближе посмотреть на летающего дракона. Иногда в полёте Кэт и её друзьям встречались огромные стаи птиц, путешествующих в поисках пищи между островами. Капрал была в диком восторге. Кажется, дом был близко. Тот дом, о котором она грезила всю жизнь. Нужно было пережить такое нелёгкое приключение, чтобы понять себя и окончательно принять решение. Этот путь был чудесен, и он ещё не окончен. И напоследок, Кэт прокричала:

– Балирай, я остаюсь!

Готов биться об заклад, Арчи улыбался, но ведь коты не умеют этого делать.

 

Глава 5. Ты можешь не верить, но всё это было

 

– Отключаю симуляцию.

– Подаю сигналы на рецепторы.

– Всё готово к пробуждению.

Роберт Масков сегодня лично руководил процессом. Раз в неделю он брал полностью под свой контроль весь процесс. Его детище компания «ТекЛайф» существовала уже пять лет на рынке. Новейшее слово в технике буквально перевернуло индустрию развлечений.

Но он руководствовался не банальным желанием угодить гикам. Он знал о проблеме – большой проблеме. У него она тоже когда-то была. Как и девяносто процентов современных людей, он жил не своей жизнью. Изо дня в день выполняя рутинные операции, которые не давали ничего, кроме средств к существованию. До тридцати пяти лет он был верен одному заводу. Но по вечерам любил заниматься программированием. Сродни поэзии для него было написание миллионов строк кода. Однако же он всегда боялся уйти в новое место. Боялся, что, то единственное увлечение, стань оно работой, будет претить. Боялся и ещё раз боялся. Страх вместо радости, как у всех. Недовольство и серость. С деньгами всё было неплохо, так что даже удавалось отложить на старость. И в целом жизнь была вполне себе комфортной. Когда кто-то спрашивал, как его дела, он отвечал, что всё нормально. Ни больше ни меньше. Счастливый человек так не ответит.

Жизнь текла своим чередом и вот однажды ему сказали, что рак решил прекратить его бренное существование. Собирайте вещи, вас ждут на небесах, на сборы, максимум, год. Гром среди ясного неба. Анализы показали, что опухоль неоперабельна. Сначала шок, потом отрицание, злость, жалость к себе, на финише принятие – опять же как у всех. Но с покорностью своей участи пришло и освобождение. Он понял, что должен оставить что-то после себя. Закончить свой проект, над которым работал последние несколько лет. Терять было нечего.

Завод был оставлен, имущество распродано. Деньги вложены в оборудование. Небольшая команда из трёх человек, работавших за идею, сидела в маленькой квартирке и сутками писала код. Ни усталости, ни жалости к себе. Не было времени на тревожные мысли, на стенания, на бесконечный самоанализ. Только упорная работа и цель, горящая ярким пламенем в их сердцах. У него не было сомнений, он не задавался вопросом, «А что, если?» Никаких «если», всё получится. Только так. В него верили, потому что он говорил фактами. Не было теорий. Не было вымышленных стартапов с привлечением и растратой инвестиций. Вот так, незаметно для себя, он стал жить тем, что всегда любил. Когда это пришло, он уже об этом не размышлял. Человек, который счастлив, слишком занят, чтобы думать о смысле жизни. Результатом такого самоотверженного труда стала первая симуляция «Новое дыхание – бета 1». Первого запущенного испытуемого еле откачали. Настолько всё удалось, что это было как настоящая жизнь.

Дело в том, что алгоритм лишь помогал работе мозга. Тот в свою очередь и был главным архитектором вымышленного мира. Алгоритм стабилизировал состояние «путешественника» и накладывал ограничения на псевдореальность, чтобы не происходило отторжение от происходящего. Потом всю систему доработали. Дальше долгие муки с патентованием, сертификатами и прочей лабудой. Но Роберт уже этим не занимался. У него было много помощников. Каждый программер мечтал с ним работать. Все крупные корпорации предлагали безумные деньги за право обладания изобретением. Но это было для него не важно. Его детище и было самоцелью. Даже если ему нечего было бы есть, работа не остановилась бы.

Прошло пять лет с тех событий. Как это ни странно, но болезнь отступила. На повторное обследование он пошел спустя два года работы. Когда вспомнил, что болен. Однако же, случилось чудо. Кто-то говорил, что помог голод, потому что он часто забывал есть. Кто-то, что врачи ошиблись с диагнозом в первый раз. Но он сам верил, что излечился просто потому, что забыл, что у него рак. Итогом всей работы стала корпорация «ТекЛайф». Филиалы во всех странах и крупных городах. Десятки тысяч сотрудников. Семинары, интервью, известность. Но главным для него оставалось то, что он продолжал работу. Продолжал сам запускать симуляции, контролировать их работу, «допиливать» алгоритм. Каждую неделю в новом городе он сам проводил запуски и потом любил беседовать с теми, кто побывал «там». Масков говорил так, отвечая на один и тот же вопрос журналистов «Какая цель всего этого?»

– Я убеждён, что моё изобретение поможет таким же, как и я, понять, что они хотят от жизни, по-настоящему. Многие из вас продолжают жить не так, как хотели бы. Ещё больше людей даже не знают, чего хотят. «Второе дыхание», как самый совершенный психолог, поможет разобраться в себе. Поможет самому себе честно ответить на вопрос «Что я хочу?»

В этот раз он посетил самолично филиал в Екатеринбурге. Это происходило всегда тайно, чтобы избежать наплыва фанатов. Роберт не любил популярность. Перед ним в глубоких удобных креслах лежали двое – молодой человек и его ещё более молодая жена. На стикерах, сбоку кресел, было написано маркером «Сан» и «Кэт». Это писали сами клиенты, такой приятный момент творчества. Масков сидел напротив и внимательно следил за показаниями при пробуждении. Это был очень важный момент – переход из виртуальности в реальность и адаптация.

Симуляция была окончена, она длилась три часа нашем мире. Мозг же работал гораздо быстрее в симуляции, не ограниченный телом – в виртуальности прошла целая жизнь. Молодые люди открыли глаза. Они смотрели в потолок, потом на Роберта, потом на всё вокруг. Как малыши, которые в первый раз приходят в этот мир.

Роберт улыбнулся им. Процесс завершён. Память медленно наполняла их, оставляя яркие воспоминания из симуляции. Он подсел ближе к клиентам, на стул.

– Приветствую вас, Сан и Кэт, меня зовут Роберт Масков. Хочу вас поблагодарить, что посетили нашу симуляцию, – он улыбнулся при этих словах, тепло и по-доброму. – Помните, кто вы?

Катя смотрела на него и её глаза наполнялись слезами. Она поджала нижнюю губу. Больше не могла сдерживать внутренний порыв. И начала всхлипывать. Александр выглядел обескураженным, но нашёл в себе силы встать со своего кресла и присесть рядом с ней. Они обнялись крепко и горячо. Кэт ревела, содрогаясь всем телом. Саша не мог говорить, слишком велико было пережитое потрясение.

– Мой Сандар, мой Арч, – она чуть отстранилась, – Саня, я хочу к Арчи.

Они не могли отпустить друг друга. Масков корректно прочистил горло, дав понять, что он сзади. Они повернулись к нему.

– Как в первый раз всегда вижу эти эмоции и понимаю, что живу не зря, – он говорил сбивчиво, подбирая слова. – Я очень счастлив, что вы можете это испытать. Это мой дар всем людям, и вам тоже. Прошу вас, не забывайте того, что пережили там. Заберите с собой этот опыт. Это всё не просто развлечение.

– Спасибо вам, – только и смог выдавить Сан.

– Спасибо, – Катя опять перешла на рыдания.

Роберт улыбался, в такие моменты он был счастлив. Не было большей похвалы его труду.

– Я вам немного хотел рассказать, как всё устроено, если позволите. Дело в том, что все персонажи и ваши роли — это архетипы, которые имеют под собой реальные основания в вашей жизни. Всё происходит по сценарию. Герои и события встроены гармонично в единый сюжет, который позволяет обойти некоторые ограничения, наложенные вашим разумом. Через этих персонажей и действие ваше сознание начинает узнавать истинные потребности и желания более глубоких уровней. Это как диалог с самим собой. Самый честный и открытый, который только можно представить. Вам ещё долго будут сниться сны, вы будете переосмысливать увиденное. Будут возникать новые идеи. Вы более полно осознаете, что там произошло. Сознание будет постепенно усваивать этот опыт. Нам ещё очень много предстоит изучить в этом направлении. Но одно сейчас известно доподлинно, огромный терапевтический эффект для личности и сотни тысяч счастливых людей по всему миру. И я повторюсь, очень рад, что именно вы побывали в этом месте.

Он на мгновение умолк, было видно, что Роберт говорит про то, что сам прекрасно понимает.

– Знаете, здесь не бывает случайных людей. Если вы пришли, значит, ищете. Когда мне сказали, что я умру, я отказывался это принимать. Это как системная ошибка, ты просто не можешь поверить, что ты кончишься. Не будет тебя больше. Сознание не знает такого понятия. Это как представлять себе бесконечность или, хуже того, множество бесконечностей. Ты просто не можешь мыслить такими категориями. Когда стоишь на пороге смерти, хочется жить дальше, как никогда, полной грудью. Делать невозможное, раскрыться на максимум, играть свою роль так, чтобы режиссёр тебя подольше не отправлял на покой.

Он придвинулся чуть ближе: «Вы смогли там, сможете и здесь. Жизнь конечна, так что не стоит жить её для других».

Слова изобретателя были вишенкой на торте. Они довершили начатое. Стали последним штрихом. Саня и Кэт, не забыли этого путешествия. Очень скоро они поменяли свою жизнь кардинально. Многие говорили, что нужно сто раз подумать, все взвесить и распланировать. Но это уже было не важно. Хотелось жить по своему сценарию. Брать на себя ответственность за свою реальность, а не слушать окружающих. Очень скоро они переехали на прекрасный остров Бали, в местечко под названием Чангу. Через некоторое время обнаружилось, что Саша очень хорошо управляется с мотопарапланом. Он чувствовал себя в воздухе, как будто это привычная среда для него. Его пригласили в одну компанию инструктором, и с этого дня Сан не работал – он просто парил, а люди ещё и платили ему за это. Катя была в восторге от балийской флоры и вскоре начала выращивать невероятные растения, композиции из которых пользовались огромной популярностью. Её мастер-классы и видеоролики смотрели все любители вершков и корешков.

Так порой случается, что мы забываем, что не бессмертны, и можем себе позволить не слушать сердце. Но как ни глуши его плач, оно всегда будет тебе напоминать, что ты можешь больше и можешь делать то, что тебе очень нравится, а не то, что приносит деньги или просто престижно. Быть честными и не предавать самих себя – вот и всё, что мы, настоящие, хотим от нас, сидящих в уютных офисах.

 

 

 

 

 

 

 

 

«Счастья для всех, даром,

и пусть никто не уйдёт

обиженным!»

Рэдрик Шухарт

 

 

 

 

 

 

FIN

 

 

Содержание

 

Глава 1. Послушай, не по нам ли звонит колокол?. 2

Глава 2. Все мои, дорогие незнакомые. 36

Глава 3. Осторожно, двери закрываются. 87

Глава 4. Драконы и многое другое. 142

Глава 5. Ты можешь не верить, но всё это было. 187

 

 

Авианосец ” Заря”

  • 30.07.2019 20:00

Рассказ повествует о группе Морского Спецназа и экипаже Авианосца “Заря”, который попал в пространственную аномалию в Тихом океане и выбраться не может.

Взрыв…
В броник попали осколки от гранаты. Встать было довольно тяжело, раздавались выстрелы.
Оглянувшись по сторонам, я никого не обнаружил…
Встав на ноги и подняв автомат зашипела рация.
-Они отходят на посадочную! *Выстрелы*
Неожиданно из проёма выскочил Макс, мой сослуживец.
-Макс! я тебя чуть не подстрелил, зачем так резко?!
-Семен! Побежали на посадку, они отступают!
-Побежали!
Мы быстро поднялись на ВПП. Противник отступил, и яркая вспышка нас ослепила. Затем резкий удар по голове окончательно вырубил меня из сознания.

*********
-Семен! Семен очнись!
Кто-то бил меня меня по лицу. Я ничего не мог понять, сил открыть глаза небыло совсем.
-Очнись, твою мать!
Тут я почувствовал, что меня тащят за бронижелет.
Непонятные разговоры вокруг. И опять потерял сознание. Очнулся от резкого удара дефибриллятора
-Ух…Че так голова трещит?
Недовольным голосом сказал Семён.
-Очнулся? Хорошо…
Я лежал в медблоке.Рядом стоял врач, держа в руках дефибриллятор.
-Что случилось?
-Не знаю, тебя сюда притащил рядовой Кошкин.
Всегда знал, что Макс меня не оставит в беде.
-Как чувствуешь себя боец?
-Голова только болит, а так нормально.
-Сейчас сделаем укол и можешь пойти, тебя кстати капитан в кают компании ждёт.
-Давай побыстрее значит.
Двух секундные боли закончили. Накинув китель, я пошёл к капитану. Наш корабль выглядит потрёпанным, даже изнути. Что там творится на ВПП, я даже боюсь представить.
-Вот и Семён пришёл.
В каюте был весь наш отряд.
-Что случилось на ВПП?
-Да сами не знаем! Противник отступал и резко вспышка, все кто был на ВПП вырубились.
Вот оно что значит было со мной.
-Все вскоре очнулись кроме тебя.
-То есть противник взял и пропал?! С удивлением сказал Макс.
-По видимому да! Я сам не знаю, как это возможно, и на радарах было пусто, они из неоткуда появились.
Ни связи, ни направления нет. Вся техника сошла с ума. Неизвестно где идём и куда…
(Нервно капитан взял со стола сигарету и закурил)
-И главное что! Связи с центром нет. Ни с кем нету!
Что делать, я не знаю.
-Опознать противника удалось?
(С грустью спросил я)
-Нет. Ни знаков различия, ни документов при них небыло.
-И что делать будем ?
-Честно, не знаю Сема.
-ВПП сильно потрепало?
-Довольно сильно, там сейчас механики осматривают самолёты, которые стояли.
-Разрешите Пос..
-Давай без устава, в такой обстановке не до него.
-Я пойду посмотрю ВПП?
-Иди, а мы подумаем что можно сделать.
Вот это дела конечно… Я конечно слышал байки, что корабли пропадали, но не верил этому, а тут сами попали в такую ситуацию.
Поднимаясь на ВПП, Семён думал об этой ситуации.
-Вот это да!
(С удивлением под нос себе сказал Семён)
Где-то горели истребили, где-то раненых относили в медблок. Посадочную нехило потрепало взрывами от гранатомётов.
*******************************

– Проснулся? Хорошо… Тут Макс заходил, тебя будить не стал. Пока есть время, нужно спать. (Лениво сказал моряк)
– Где он сейчас?
– Не знаю, сходи в транспортный отсек, может там.
– Спасибо.
– Ух, и жарко же тут.
Встал с кровати и пошёл по коридорам на вторую палубу. Открыл железную дверь, которая соединяет между отсеками. И затем сразу послышались крики.
-Ты как делаешь?! А ну сюда!
Это был точно Макс, его голос не перепутать с другими. В ангаре было прохладно и стояла пыль. В этом отсеке стояли палубные вертолёты. В разных отсеках стоит своя техника, которая в случае возникновения угрозы поднимается на лифте. Я проходил около железных птиц. Так же тут были и подбитые вертолёты, ещё со времён того боя.
– Вотт.. потом суда. (Громким голосом говорил Макс)
– Эу техник, чё ты тут делаешь?
– Да вот, решил помочь, вертолёты ремонтировать.
– Ясно, новостей нет?
– Вроде нет, я не заходил до капитана и наши ничего не говорили.
*Сирена*
*Громкоговоритель: Внимание всем занять боевые места!*
– Что такое?
– Побежали, посмотрим.
Макс откинул ключ и мы ринулись к выходу на маленький мостик. Открыв железную дверь, мы с порогу встали в ступор…
Противоположно нашему кораблю проплывал авианосец. Он был подбит, горело всё что только можно.
– Что за корабль?! (Удивлённо говорили матросы.)
– Смотри-смотри, Флаг США.
– Да ну нафиг.
– Макс побежали к Кузнецову!(капитану корабля)
Резко открылась соседняя дверь.
– Макс, Сёмен, сюда быстро.
Мы зашли в Оружейную комнату.
– Так, как вы могли видеть – это Американский корабль. Появился резко и не откуда. Тут уже каждый день творится разные вещи. Мне нужна база данных этого корабля, до того, как он пойдет на дно!
– Задачу поняли.
– С вами пойдёт сержант Кошкин.
– Здорова.
(Они поздоровались)
– Берёте дыхательные аппараты, оружие и мигом на катер.
– Угу.
Конечно же, никто кроме нас.
В оружейной комнате было предоставлено много видов оружия. Но я открыл свой именной железный ящик, взял Аксу с разными обвесами и пару тройку рожков к нему.
-Готов ? (Спросил у меня Макс)
– Двинули!
Первым шёл Кошкин.
Отперев дверь, нас уже ожидал матрос, который подготовил надувную лодку с мотором.
-Классика! (Подумал я)
-Макс, давай за руль!
Я прыгнул в начало лодки и облокотился к левой части лодки.
По тросу начали опускать лодку с палубы на воду. Сопровождая скрипом, который нередко появляется на подобных механизмах из-за окисления морской водой. Заранее снял автомат с предохранителя, отстегнул магазин от автомата, чтобы проверить патроны. Полный магазин! Нормально… С такими мыслями я обратно присоединил магазин.
Макс выкрутил мотор на полную, чтобы быстрее добраться. Приятные покачивание от волн немного снимали тревогу. Я взглядом осмотрел горевший авианосец. Нехило его потрепали. Ну кто же? И как он тут оказался? Мои мысли перебил пролетающий над нами синий уже довольно старый вертолёт.
– Такс… Тут мы не зайдем. Макс прокатись вокруг.
(Сказал Кошкин.)
Авианосец медленно шёл на дно. Ещё немного и полностью уйдет в глубины океана. Макс кружил вокруг авианосца уже на малой скорости, чтобы найти вход
– А вот и пробоина. Залетай туда! (Крикнул я Максу)
Мы увидели огромную пробоину в днище. Макс увеличил скорость и влетел в пробоину.
– Погнали.
*Заря-Заря! Мы на авианосце!
– Принято! Вход в командный центр в люке Tas-564. Ищите базу! Конец связи*
– Ну, теперь уже точно двинули.
Мы шли по широкому коридору к лестнице. Обыкновенный серый коридор, как и у нас, но тут все было разбросано. Где-то валялись автоматы. Видать бойня была. Поднялись на уровень третей палубы и вроде где-то тут находится Командный центр. Открыть большую дверь не составило особого труда. За ней был большой коридор с развязками, но нужный нам люк в КЦ уже был открыт.
– Повезло.
Мы аккуратно спускались по низкой лестнице с поднятыми автоматами. Опять дверь, но уже она была закрыта.
– Не открывается! (Нервно сказал Кошкин.)
Через пару мгновений в неё с удара ноги влетел Макс, открыв её полностью.
-Не открывается у него. (С улыбкой сказал Макс)
Мы зашли в большую комнату. Где-то мигали светодиоды с панелей управления, половина радаров было разбито.
Тяжёлая атмосфера была в этом помещении, радары пиликали и крутили сигналы.
– Семён, глянька вон тот пульт.
(Пальцем указал Кошкин)
Кошкин хороший мужик, всегда поможет, можно было положиться, да и совет нужный даст, но всегда ходил почему-то хмурый. По имени его редко называли, в основном позывной, не знаю почему, но я и не хотел как-то спрашивать. Я подошёл к одной из панели. Тут было множество кнопок, одна из них “alarm”(тревога) мелькала короткими красными свечениями.
-Тут вроде ничего!
– У нас тоже пусто.
Быстро огляделся в КЦ и заметил большую цифровую карту. Прям как в фильмах! Я медленно подошёл к ней. Так же тут мелькали множество светодиодов.
– Нашёл что-то? (Крикнул Макс из другого конца комнаты)
-Да, идите сюда.
Такс… Вот и жёсткий диск, скорее всего данных.
– Вот *показывает* оно?
– Откуда достал?
– Вон из большой панели.
*Показывает пальцем*
– Значит оно.
Я ещё раз начал разглядывать карту.
-Хмм…тут совсем не наш квадрат. Ну судя по всему они неплохо так и встряли там.
Не успел я до конца рассмотреть карту как..
*Выстрел* Большое стекло, которое показывало карту, разбилось.
-Контакт! Вход двое! (Орал Максим)
Я успел упасть на пол. В панель, за которой я упал, начали стрелять. Из разгрузки достал гранату.
– Внимание, граната пошла!
Я резко отдернул чеку и по полу кинул к двери.
*Взрыв* – Зажимаем.
Парни начали работать по полному.
-Сёма! Выход посмотри!
Я заметил большую дверь. Ползком сквозь панели я добрался до двери.
-Чёрт! Электронный замок. Сейчас!
Я побежал к компьютеру. Пацаны там стреляли неизвестных. Так! Вот сюда. Ага…
Я раньше учился вскрывать электронные замки с помощью кодов. * Взрыв*
– Кошкина задело!
Выстрелы прекратились. Я закончил с замком, и глянул на ту дверь, она уже была открыта. Я метнулся к Кошкину.
– Нога…
У него осколок застрял в ноге. К нам подбежал Макс.
-Натовцы!
– Сейчас жгут положим и ходу отсюда!
-Наложи, а я схожу проверю выход!
Я встал и быстрым шагом пошёл к той двери. Поднял автомат для надёжности. Передо мной был большой коридор и при открытая дверь в конце. Я прислонился к стене и дулом автомата приоткрыл дверь. Вот и выход, это был выход на мостик. КР(командной рубке) и открылся вид на горевшую ВПП. Я достал рацию из разгрузки.
*-Заря-Заря на связь!
-Заря на связи!
– Боец ранен, задача выполнена, пришлите вертолёт на ВПП.
– Принято, конец связи.*
Взади послышались шаги. Я мгновенно повернулся и прицелился в коридор.
– Тише будь.
(Сказал Макс тащивший на себе Кошкина)
– Чё пугаешь так?!
– Да тебя пока дождешься, самому быстрее.
– Вертолёт уже идёт.
– Пошли на ВПП спустимся.
– Пошли.
Благо на американском авианосеце лестницы были не в параллель. Резко трясануло и мы попадали.
– Твою мать! Задняя платформа отвалилась!
(Криком сказал Максим) -Под таким дымом нас не заметят.
Я достал фаер из разгрузки и дёрнул через пару секунд уже пошёл красный дым.
-Вон летит.
Я начал махать фаером.
И тут зашипела рация.
* Садимся, отойдите.*
– Ха, Макс! Смотри твой вертолёт, который ты чинил .
– Во они быстрые!
Я откинул фаер на ВПП. Небольшой “Ка-32” сел. От махов винтов сильно сдувало.
– Давай сюда раненого! (Крикнул медик)
Даже по крику было толком неслышно из-за звука двигателя.
*Взлёт, всем занять места*
– Сильно задело? (С волнением спросил Сёмен)
– Да нет, жить будет ( С улыбкой сказал доктор)
Я откинул голову. Мы летели довольно низко над морем, и можно было разглядывать волны. Прозрачная вода как стекло, успокаивала нервы. Через несколько минут можно было уже детально разглядеть ВПП “Зари”. Когда же это кончится? Не вечно же нам тут торчать…. Но на эти вопросы никто не даст ответ… Мы подлетели на “Зарю”, вертолёт садился плавно на палубу. Тут же мигом подбежали медики с носилкам и забрали раненого.
– Пошли к Кузнецову?
– Двинули
(с ленью в голосе ответил Макс.)
Мы постепенно поднимались в КЦ(командный цент)
Перед нами массивная железная дверь с кодовым замком с двух сторон. Введя код, автоматически открылась дверь. Тут так же, как и всегда сидела куча народу и управляла кораблём. До боли надоевшие звуки резали уши. Пилик-пилик и так всегда. Нас ждал уже Кузнецов.
– Спецназ военно-морского флота заданную задачу выполнил! Один 200тый.
– Молодцы ребята!
– Вот база.
– Сейчас и посмотрим что они делали. Вы можете идти отдыхать, если что-то важное, то будет вызов.
– Так точно!
Мы вышли из КЦ
дверь заперлась с грохотом. Мы спускались молча. После такого прилива адреналина и разговаривать то сложно.
Мы шли до самой оружейной, не издав ни слова. В оружейной стоял запах оружейного масла.
– Дежурный! Принимай оружие и боеприпасы.
Мы сняли автоматы и положили в окошко так же, передав магазины к ним.
– Распишите и свободны.
Мы быстро черкнули на листе бумаги и подались из оружейной.
– И куда?
– Не знаю как ты, а я спать!
– Фух…я тоже устал, тоже спать лягу.
– Ну тогда в спальный пошли?
– Угу.

**********
Прошла неделя с тех событий.

Зашипела рация.
*Максим, Семён ко мне срочно!*
Ну что опять то случилось?
Только же с поста сменился. Я был рядом с КЦ, так что идти далёко не пришлось. Я зашёл в КЦ. Привычных звуков радаров я не слышал. Там уже был Макс.
– По вашему приказу прибыл!
– Отлично.. все в сборе.
Базу данных, которую вы нашли, мы изучили. Они так же попали в такую ситуацию и выбраться не могли. Если у нас было нападение пехотой и пару самолётов, то по Американскому авианосцу ударили неопознанные летающие объекты… Конечно же, могло показаться, что это бред, но вы сами помните, как пропали противники, да ещё и не понятно кто был…
Так же они обнаружили большой остров. Так что курс на землю!
************
**********
-Итак, бойцы, радары заработали и обнаружили остров, большой причём, сейчас держим курс на него. Мы встанем в несколько километров от острова, а вас отправим на разведку полным взводом.
(Сказал Кузнецов)
**********
Наконец-то нашли землю, надоело в море стоять!
Мои мысли прервала рация.
*Полная боевая готовность, через 15 минут на ВПП возле “Ка-32″ Конец связи*
Такс.. нужно бежать в оружейную. Я особо не задумываясь, побежал в оружейную. Зайдя в помещение, там снаряжались наши ребята.
– Здравия желаю! Радостный дежурный открыл клетку в оружейную комнату и запёр за мной.
– Здравия желаю, бойцы. Как настрой? (С улыбкой на лице я крикнул ребятам)
– Здорова, нормально, давай бери оружие и на ВПП. ( Сказал Якут )
– Да знаю я!
Якут – недавно перевёлся с разведки ВДВ в наш специальный Отряд особого назначения. С юмором, везде ищет только плюсы. Высокий и храбрый парень.
Я подошёл к стеллажу с ящиками и по памяти особо не искав, уткнулся в свой ящик ” Миронов Сёмен Данилович” и открыл его, где поджидала моя снаряга. Накинул лёгкий броник и по верх него разгрузку. Мое снаряжение состояло из многих вещей, так как не любил таскаться с лишним весом. Кинув пару гранат и пару тройку магазинов к “АКС-У” и закрепив “Сферу”на голове, я закрыл ящик и подошёл к серым стеллажам с оружием. Все оружие смазывает дежурный, так что по резкому сигналу особо заморачиваться не нужно было. Он конечно мужик толковый, но иногда вредный. Я кинул на плечо автомат и поспешил к выходу. На выходе по обычному чиркнул в листочке за получение и покинул оружейную.
Пацаны стояли в коридоре.
– Меня ждёте?
– Ну, а кого ещё, побежали ( сказал Макс)
Мы быстро побежали на ВПП. Там уже ждал Кузнецов.
– Все в сборе?
– Так точно!
(крикнул взвод)
– Так-с, сейчас проведу небольшой инструктаж и на “БТР”.
Пока командир рассказывал уже сотый один и тот же инструктаж, я думал о острове.
– Все ясно?
-Так точно!
(крикнул взвод)
Тогда в нижнюю палубу на БТР. Мы спускались в транспортный отсек, проходя уже надоедливые серые коридоры. За года службы на кораблях эти длинные коридоры были вдоль и поперек исследованные мной. На всех кораблях одни и те же стенки. Перед нами распахнулась большая голубая дверь и замегала красная лампочка. Войдя в большое по размеру помещение, мы оказались на пути к небольшой лестнице, в низу нас ждал одинокий оливковый по камуфляжу БТР. Трап в десантное отделение было открыто и мы начали заходить с двух сторон в машину. В десантном отделении, которое было соединено с остальными членами экипажа, стоял небольшой кожаный диван. С двух сторон были посадочные места. Последние захлопнули двери и мы уткнулись взглядом в стенку и каждый думал о своём. В салоне БТРа было довольно тесно и темно.
– Ну чё, пехота, готовы? (С юмором сказал командир машины)
– Родились готовыми!
– Ну тогда расслабьтесь, и наслаждайтесь морем, хе-хе.
Послышался звук тумблеров и затем запуск двигателя. После запуска почти ничего не было слышно, но экипаж что-то говорил после чего послышался предупреждающий звук открытие ворот. Прошло пару секунд и в перископе было видно, как поступает вода в отсек. Ещё немного времени и мы пошли в открытое море, покинув корабль.

************
– Подходим, готовьтесь
(Кричал командир БТРа)
В перископе так же виднелась вода. Не верится, вот-вот и мы выйдем на землю!
Бтр немного потрясло и он заехал на берег.
– Так бойцы, вся наша задача выполнена, через сутки мы вернёмся сюда же.
– Принял, командир.
Всё это время орали, потому-что в салоне был громкий звук от двигателя. Хотя сам по себе БТР тихий.
Химик отдернул защёлку двери и пнул трап. Я вышел из тёмного салона машины и свет резко ударил в глаза. Я еле прищурившись, пытался осмотреть окрестность.
Мы были на чистом пляже острова. Тут росли пальмы и другая невиданная нами растительность. Пока мы взводом стояли и осматривали остров, БТР уже пошёл в море на корабль.
– Ну чё, ребят, вот и земля, о которой так мечтали.
– Ага, только явно не наш остров тут растения и деревья другие.
– Ну чё двинули?
– Пошли.
Первым иду я, замыкающий Штык!
– Принял.
Мы шли по белоснежному песку. Солнце грело так, что пот ручьем шёл со лба.
Недолго шли по яркому песку и зашли в густые джунгли.
– Смотрите какие деревья!
(Удивлённо смотрел штык)
И в правду, такой растительности мы никогда не видели, и были совсем чужие в данной местности. Ребята идя по джунглям, поснимали кителя и каски и шли полураздетые, солнце пекло очень сильно. Но нашей задачей было найти информацию о острове или детально его рассмотреть.

********
– Ложись!
Шепотом сказал я в рацию.
Метров 500т от нас была дорога с блок постом и лёгким джипом с пулеметом. Подходить близко было довольно опасно.
– Штык, Химик, вы обходите с юга, Якут с Кошкиным с запада. Макс со мной. Начинаем штурм по команде брать живыми.
– Есть.
Мы разбежались по флангам. У нас было весомое преимущество, мы были в зелёнке (в джунглях), и разглядеть нас было трудновато. За пару минут мы были уже готовые. Снова надел “сферу” на голову и снял с предохранителя автомат.
– Доложить о готовности.
– Готов.
– Готов.
– На счёт три работаем.
В этот момент уровень адреналина был выше обычного.
– Один.
В мушке прицела был часовой.
– Два
– Работаем.
Я резким движением нажал на курок и снял часового и переключился на автоматическую стрельбу. Ребята уже зачистили джип.
– побежали!
Мы резко оказались на блок посту и начали вырубать прикладами агрессивно настроенных людей. Ко мне подбежал Химик.
– Чисто, командир.
– Давайте этих в здание и свяжите. (Указал пальцем на бойцов)
Химик и штык начали относить их в здание.
Противники никак не ожидали такого резкого и наглого нападения.
Кошкин тем временем осматривал белый ржавый джип. Макс смотрел тела часовых.
У них были автоматы Калашникова, но кто такие определить по оружию было невозможно.
– Очнулся командир.
Я зашёл в небольшое КП, там сидел один из неизвестных. Остальные лежали без сознания. Я аккуратно подошёл к нему и сёл напротив него.
Перед мной был сильно загоревший человек в одном бронижеле и рваных шортах.
– Ну, и кто же будешь ?
Неизвестный не спешил вести со мной диалог, а просто смотрел в пол. Скорее всего болевой шок.
– Отвечать! (Сильно крикнул я на него.)
– Чё орёшь!
– Русский?!
– Ну, а кто же!
– Как вы тут оказались? Что за остров.
– Воды дай!
– Я достал из подсумка флягу и дал хлебнуть с фляги.
– Спасибооо…
– Вопрос тот же!
Тем временем я убирал фляжку на свое место.
– Остров все называют “Алтис ”

– ААААА!!! (донёсся крик Якута с улицы)
Я повернулся – резкий удар приклада в лицо…

***********
Звуки вертолёта были в голове, но я ничего не видел по видимому, на мне был чёрный мешок. И я снова отрубился.
Пришёл в сознание уже в какой-то бетонной камере, меня привёл в чувство Макс. Он что-то говорил, но я пока не мог понять, что именно в клетке мы были одни. Через пару секунд я уже слышал слова Макса.
– Сёмен! Слышишь меня!?
– Да, слышу чё так голова болит.
– Не знаю
– Где мы?
– Видать в какой-то тюрьме.
– Давно проснулся?
– Неа, недавно.
Тут послышались шаги, за толстой ржавой железной дверью. Поворот ключа и дверь отперелась.
– Ты! На выход.
(Кивнул в мою сторону большой мужик с автоматом в руках)
Одет был в мах халат с бронижелетом на груди. Я медленно встал и поплелся к выходу.
– Лицом к стене! Руки за голову!
Прям как в СИЗО. Я выполнил его приказ.
Он закрыл камеру на ключ и кинул в подсумок.
– Вперёд.
Тыкая автомат в спину он сказал.
– А где мы!?
– Молчать!
Мы шли по зелёному коридору мимо камер. Прошли железный переход в другой корпус и мы вышли в какой-то служебный коридор.
Остановившись рядом с кабинетом с дверью из дуба он открыл дверь и пнул меня в кабинет.
– Мудак!
– Чё сказал?!
Доставая дубинку из чехла сказал здоровый.
– Аккуратнее нельзя!?
– Всё-всё,Петров, свободен.
Сказал тощий человек в очках за столом. С виду он был каким-то ботаном, но на плечах были офицерские погоны. Я поднялся с ковра и сёл за стул.
– Ну и где я!?
– Не кричите молодой человек. Вы находитесь на острове “Алтис” У КНР- Коммунистической Народной Республики.
– Чё за бред какие коммунисты!?
– Не кричите. Сначало я задам вам несколько вопросов. Кто такие? Откуда? Время? (С улыбкой сказал ботан)
– Отряд Специального назначения, 2018й, проснулись в джунглях, как попали не знаем.
Пришлось соврать, чтобы не раскрывать “Зарю”
– Занимательно… (Снял он очки с глаз и смотрел в окно )
В комнате стоял большой деревянный стол и стулья. На стене весели старые советские часы. *Тик-так* пять минут так же сидели в молчании пока он не сказал
– Не хотите присоединиться к нам? Так же быть спецназом.
Это было важный вопрос… Выбраться отсюда мы не знаем как, и где находится эта тюрьма. Можно прикинуть к ним и потом тихо свалить, но времени у нас было мало.
– Пожалуй, нет!
– Зря, молодой человек!!! Могли бы сотрудничать, но, увы, ваше решение.
Он нажал на кнопку на стационарном телефоне.
И тут открылась дверь и на пороге стоял этот здоровяк.
– В камеру его!
– На выход.
Этот ботан стоял и улыбался мне. Какая же противная рожа у него!
Я встал и плелся к выходу. – У стенки встал.
Я встал лицом к стене и краем глаза осмотрел служебной коридор.
– Вперёд.

*******
– Ну и чё там, Семён!?
С распросами лез Макс.
– Да какая-то дичь. Это короче коммунисты. Форма советская даже.
Спрашивали кто и откуда и с какого времени. Но ” Зарю” я не выдал. Сотрудничать предлогал упырь!
– Советы шоле!?
– Они самые, видать тут все с других времён…
– Вот это мы конечно попали.
– Нужно валить от сюда быстрее.
– Ага, только информации об этом месте у нас нет. Куда бежать, как бежать, мы не знаем.

**********
Поворот ключа и дверь камеры открылась.
– Вы двое на выход.
На этот раз был другой охранник. Мы вышли
– Вперёд.
– И куда нас?
– Молчать.
Наверное, на какие-то работы отправят. Мы с Максимом шли без эмоций. На этот раз мы шли не через тот путь, по которому меня вели. Открылся железный переход между секторами. Там стоял дежурный одетый в советскую форму.
– Здравия желаю! Куда вы их?
– Майор приказал во двор вывести.
– Понял, проходи.
Во двор значит… Предстоит какое-то дело.
Мы спускались по лестнице. Снова Большая железная дверь. Из громкоговорителя понёсся голос.
*- Код доступа!
– 5643 Сергей 354
– Принято, открытие дверей*
Я был в шоке от их охранной системы. Вот это простая, но надёжная проверка. Скорее всего код меняют каждый день.
Открывалась небольшая железная автоматическая дверь. Лучи света начали светить в глаза. Показался небольшой коридор из решёток и за ним большой бетонный двор, на котором было какое-то небольшое построение.
– Чё встали пошли!
Охранник толкнул рукой в спину. Мы пошли по этому небольшому коридору. На выходе стоял дежурный. Он сразу открыл решетчатую дверь.
– В строй живо!
Мы пошли в строй и оглядывал его. Вот и наши парни в конце стоят.
– Максон смотри! Химик Кошкин,Штык, Якут!
– Пошли к ним.
Мы встали месте с ними.
Я шепотом начал.
– Химик чё происходит?
– Да нас собираются отправить на какие-то поля…
– Нехорошое присутствие.
Тут подъехали два старых ржавых урала и увазик из него вышел какой- то человек в плаще и офицерской фуражке.
– Итак заключённые сейчас едем на поля! На сельхозработы!
Рядом с Уралами стояли бойцы так же в советской форме и крайне небольшом вооруженнии с служебными собаками.
– Грузимся! ( Крикнул фуражка)
Мы отрядом пошли в крайний Урал. Тюрьма напоминала какой-то старый замок переделанный под ТСР (тюрьму строго режима) мы подошли к машине как собака начала рычать и кидаться на нас но её держал боец.
Залезли первыми и заняли последние места.
В кузове было очень пыльно и пахло бензином.
Собаки всё гавкали и гавкали. Я решил поспать чтобы сократить время поездки.
– Макс толкнешь когда подъезжать будем?
– Хорошо.
Я откинулся и меня резко вырубило.
*******
– Вставай, вроде подъезжаем.
– Угу…
Я посмотрел в начало кузова и мы ехали мимо каких-то зданий и полей. Странно это на сельхозработы же…
Тут резко дёрнуло Урал и мы остановились.
– На выход!
Крикнул какой-то боец. Мы с ребятами выходили из машины. Сразу наполнил свои лёгкие свежим воздухом, ибо в кабине пахло не приятно.
Охраны было не так и много. Пару водителей и несколько охранников и фуражка.
– Так… Вы 6ро ( указал на нас фуражка) идёте с этим бойцом в ваш квадрат.
Нас распределили по квадратам и мы пошли работать нашей задачей было копать землю.
– Сёмен, я сейчас разговорю охранника а ты его вырубаешь взаде.
– Сейчас шоль побежим?
– Ну, а чё? Идеальное место для побега.
– Ладно, пацаны если чё подхватят.
– Работаем.
Макс пошёл в сторону охранника а я выжидал время. Остальные копали землю. Стояла прохладная погода… Как-то странно тут меняется климат, да и место уже более на знакомые края подходит. На Макса что-то орал охранник. Сейчас! Я аккуратно обошёл их.
– Иди работай! Некогда мне с то….
Я его ударил лопатой по голове. Он резко упал.
– Макс, снимай с него китель бери все документы и вещи.
– Угу.
В этот момент пацаны обернулись на нас и не спеша подошли.
– Побег?
– Конечно, а чё долго нам тут торчать? Нужно на “Зарю” быстрее.
Я снял с его плеча автомат и с разгрузки взял все патроны к нему. Максим взял ТТ. На нас другие не обращали внимание они заняты делом и потерю бойца они не сразу заметят. Фуражка в дали орал на водителей. Другие же квадраты и вовсе не обращали на нас внимание.
– Карта есть при нём?
– Угу.
– Тогда видишь обрыв? Туда по шурику побежали времени у нас не больше 2х минут до проверки постов.
Мы внимательно смотрели на охранников в нашу сторону никто не смотрел. Бежать нам метров 500 от силы.
– Вроде чисто, побежали.
Мы толпой быстро ринулись к обрыву. Адреналин переполнял меня. Поле было полностью открытым и бежать по нему была конечно глупая идея но деваться некуда. До обрыва в неизвестность оставались считанные метры. Выстрелы по нас вели серьезный огонь. Мы пригнулись, вот вот уже этот обрыв! Я прыгнул туда и за мной отряд. Но…
– Аааа ля попали! Где-то кричал штык.
Обрыв был метра 3 так что для нас была не большая высота. Я приземлился и быстро повернул взгляд на штыка. Он кубарем покатился от туда. Я не замедлительно ринулся к нему.
– Куда?
– В ногу, походу застряла.
– Нет времени осматривать, сейчас понесу тебя но когда оторвемся осмотрим!
– Давайте ходу от суда, сейчас будут здесь!
Крикнул Химик.
Я закинул Штыка на спину и побежал месте с ребятами. Тяжёлый, сука….
Но в порыве адреналина я не особо чувствал вес а тем более выносливость она была будто бесконечной. Мы были уже в лесу. Напоминал нам наш Российский лес.
Мы бежали около множества деревьев.
В отдаленнии ещё слышались выстрелы.
**************
– Далековато нам до точки встречи.
Мы внимательно осматривали карту острова. Остров был большой по размеру и в каждой части острова был свой рельеф местности. Ещё одна загадка в копилку.
– Поторопиться нужно а то штык такими темпами кони двинет ( Сказал Кошкин)
– Ну вот смотрите через пару километров КПП можно взять штурмом если есть машина то на машине двинуть к точке Б1 ( Химик )
– Ага штурмовать одним автоматом и пистолетом? ( Якут)
– Ну а если в тихую и по мере продвижения забирать с них автоматы? ( Химик )
– Идея конечно хорошая но очень рискованная. ( Макс)
– Вариантов у нас ясно не много или брать КПП или пешком идти на точку но в случае второго варианта Штыка можем потерять. ( Химик)
– Значит КПП. ( Уверенным голосом сказал я)
– Двинули.
Мы встали, и пошли к КПП. До места встречи оставалось 4 часа. Мы работали на время а не оно на нас.
************

«Лешак»

  • 29.11.2018 11:45

Проплывают в небе тучи,
мчатся волки за тенями.
А луна, луна танцует
над застывшими телами.

Лес рычит и беснуется. Гвалт ворон доносится отовсюду. С затянутого плотной чёрной пеленой неба срываются потоки ливня и хлещут прямо в лицо. Ветер завывает в кронах сосен. Вездесущие ветви дерут оголённую кожу рук, путаются в ногах, проходятся острыми краями по шее, щекам, стремясь добраться до глаз. Я несусь меж ними, не прикрываясь и не оглядываясь назад. Я стремлюсь догнать то, что догнать невозможно. Оно маячит на уровне зрения. Бесшумно скользит вперёд, огибая стволы массивных старых древ. И я не могу определить, бежит оно от меня или просто ведёт за собой.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы пришли в эти места не так уж давно. Мы были дезертирами. Все из одного села. Когда война затянулась настолько, что стало невмоготу, я и ещё четыре десятка бывалых вояк похватали с государевых складов всё, что только могли, вернулись к семьям. А побоявшись преследования и наказания, и вовсе снялись с обжитых мест – выбрали в качестве нового жилья неизведанные, дикие леса, даже и не предполагая, насколько они опасны.

Я помню суматоху, образовавшуюся, когда всё имущество пытались уместить в повозки. Помню тревогу, повисшую в воздухе. Помню лицо счастливой Райлы, моей жены, едва осознающей, что бесконечные военные походы уже в прошлом; помню ясные глаза и тихий голосок малышки Ягодки, всюду бегающей за мной и не отстающей ни на шаг: «Папочка, ты больше никуда не уедешь?.. Твой второй глазик не пропадёт, как первый?.. Эта повязка на твоей голове такая нелепая!.. Мама говорит, мы в тот лес пойдём… ну зачем, пап?.. он же страшный!»

На горизонте чернел бор, уместившийся меж двух горных хребтов. В него упиралась старая, заросшая тропа – единственный путь к спасению и тихой жизни. Или гибели.

Мы начали поход, спиной ощущая топот копыт: карательный отряд уже спешил по нашим следам.

***

Лес постепенно окутывается мраком и обнажает передо мной свою худшую сторону. Мокрый мох скользит под ногами. Дождевые капли застилают единственный видящий глаз. Я тру его изо всех сил и пытаюсь всматриваться в даль, не упускать тварь из виду. Та петляет, исчезает, скрывшись за очередным широким стволом, а через пару мгновений появляется вновь.

Натруженный взор отвлекается от высокой фигуры и различает нечто серое, мелькнувшее сбоку, средь деревьев. Совсем рядом. Слух выделяет тяжёлую поступь и утробный рык. После свист туши, разрезающей завесу из ливня. И прежде, чем разум успевает осмыслить что-либо, наученные руки сами приходят в движение. Правая выгибается в локте, выставляя сжатое в пятерне лезвие сигилля навстречу звуку. Вторая направляет скользскую рукоять и удерживает у основания, когда нечто массивное ударяется о сталь. Ещё движение, краткий рывок вперёд – и руки возвращаются в удобное для бега положение. Уже в спину летит грохот и скул. По-особому печальный и больной. По-особому человечный. Я слышал такой раньше.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы спешно пробирались глубже в чащобу; скоро исчезли все признаки присутствия здесь человека, вплоть до каких-либо различимых троп, столетние сосны пришли на смену молодым деревцам.

Мой вороной скакун, повидавший не один кавалерийский налёт, не одну рубку в гуще сражения, теперь спокойно семенил в середине цепочки из повозок, чуть поодаль от третьей с хвоста. В ней, окутавшись покрывалами, посапывала Ягодка. И мой пытливый взор, бегающий от ствола к стволу, неизменно возвращался к ней. Засмотревшись на прекрасный лик, прикрытый неровными прядями русых волос, я различил медальончик: небольшой волчонок, выструганный из железного кедра тем же кузнецом, что ковал мечи и доспех для моей хоругви. Простая, грубоватая фигурка. Кузнец вырезал такие, когда с работой совсем было туго, приписывал им свойства магических оберегов и отдавал за один золотой. Молодые новобранцы скупали всё подчистую. Матёрые солдаты только посмеивались, а вечерами, меньше глаз когда было, сами бегали к кузнецу за маленьким, грубым, шершавым на ощупь орлом, щитом или гербом государя. Все боялись и не хотели испытывать судьбу.

Я взял волчонка. И оберег, считай, помог – летящее в лицо копьё перерубили в воздухе, лишь острие прошлось по правой глазнице. С той поры я ношу повязку, а счастливая вещица болтается на шее моей малютки. И я ещё не видел, чтоб она снимала волчонка.

Райла сидела позади меня всю дорогу, плотно прижавшись к спине и сложив руки замком на моём поясе. Я чувствовал затылком её горячее дыхание и мягкие локоны волос.

— Милая… может на повозке будет лучше всё-таки? Ты же терпеть не можешь эти поездки верхом.

Она устало поёжилась, встревоженная моим голосом, хоть я старался говорить тихо. И крепче сжала объятья.

— Не могу… не могу поверить, что ты здесь, рядом. Кажется, отойду… хоть отвернусь – и исчезнешь. А вернёшься с новыми шрамами, без пальца, с ещё одной вонючей повязкой на лице…

Я отпустил поводья и сжал её руки. Так крепко, как смог. На правой моей ладони не было большого пальца, на левой – безымянного, мизинца и целого куска плоти. Но я давно приноровился к этой напасти.

Она задрожала.

— Калека мой… будто чудище какое трёхпалое хватает… но это всё, благо, кончилось.

— Да, милая. Будем жить тихо, как крестьяне. Научиться бы только. Сохой приноровиться править, хлев небольшой смастерить.

— Научишься. Головы рубить научился, и крестьянские заботы осилишь… А что погоня?

Я обернулся, пригляделся вдаль. Беглые государевы ловчие на пару с сельскими охотниками вовсю заметали, путали следы. Без этих людей пришлось бы туго. Но они были с нами, и я благодарил всех Богов за это.

Райла тоже обернулась на мгновение, поводила глазами по округе и, явно никого не приметив, отвернулась обратно. Тотчас впилась в меня глазами цвета… когда бушующие морские волны, подгоняемые ветрами, врезаются в утёс, от них отскакивают крохотные лазурные всплески; они живут недолго – паря над пенящейся пучиной, позволяют взору запечатлеть один-единственный кадр, а после сливаются с морем… но кадр этот такой, что запомнится на всю жизнь. Глаза Райлы были цвета именно такой лазурной капельки.

Я засмотрелся.

— Нет за нами уже погони. Если они не из пугливых, то бродят по лесу за мили отсюда или будут бродить. Ручаюсь.

Я смотрел на её загорелое лицо, пухлые щёки, притягательные черты. Время замедлило свой ход. Я дышал ей. Я видел лишь её. Я сходил с ума. И нечто крохотное росло в груди, разбухало, вырывалось наружу. А когда разорвалось, я сам не заметил, как впился в её губы. И всё вокруг померкло.

… ругань впереди, далеко за главной, ведущей повозкой. Свист стрелы. Грохот. И рёв: скорбный, почти человеческий. Я с трудом отстранился от любимой, повернулся, натянул поводья и понёсся вперёд. Вслед за главной резко остановились все повозки.

Достигнув небольшого скопления мужиков, спрыгнул с лошади, доверив Райле поводья. И скоро понял, в чём дело: в кусте папоротника лежала туша большого матёрого волка со стрелой в горле. Зубастая пасть была раскрыта, алая кровь толчками вытекала изнутри. Терпкий, приторный запах забил мои ноздри.

— И как это случилось?

Я осмотрел всех, с луком в руках стоял один, самый молодой из наших. Белый был что снег. Струхнул малец, с кем не бывает.

Он первым и не заговорил. Повернул ко мне рыжую косматую голову Микола Медведь. Вот это был здоровяк, ничего не боялся. Ему только дай топор побольше иль двуручник какой – врагу спасу не будет, а если ещё в хороший доспех заковать… Лишь умом крепким не наделён.

— Ды вось, — Микола махнул рукой, указывая на землю перед ведущей главную повозку лошадью, — вылецела малое пад капыты. Бегала, рыкала, прыгала. А конь баявы. Яму што? Як даў – гэты аж падляцеў, а заскулiў – страх!..

Я глянул на землю. В комке светлой шерсти, мяса и костей угадывались черты волчонка. И не волк, стало быть, там, в кустах валялся. Волчица.

— Тут страшыла як выбяжыць, ды зараве. А вылiкая такая, i каню глотку перагрызе – не заметiць. Я толькi за тапор – а ў яе ужо страла ляцiць…

— Спасибо, Микола. Пацан, твоя работа ведь?

Из глубины леса дунуло холодом. Верхушки сосен ворочались и скрипели. Дико кричало вороньё откуда-то… показалось, что из-под каждого куста, с кроны любого дерева. Птичий гвалт накатывал волнами, порой перекрикивая стук сердца.

Виновник всего этого стоял молча и не смотрел на меня. Я не стал окликивать, последовал за его взглядом и упёрся в пригорок, прямо дальше по дороге. На самой вершине стоял, опёршись о долговязое старое деревце, матёрый волк. Стоял неподвижно и смотрел разом каждому в глаза. Нас разделяло порядочное расстояние, но жёлтые зрачки животного светились так, что ослепляли. Я отвернулся.

— Готовьте оружие, мужики. Зверьё не оставит нас в покое. Хорошая работа, пацан.

Я выхватил из его окоченевших пальцев лук, бросил на повозку и самого пихнул туда же. Он был холодный и весь липкий от пота. И смотрел, смотрел туда, на пригорок.

Мужики повздыхали и разошлись по своим скакунам, телегам – точить мечи да топоры, натягивать тетевы на луки. Наш путь продолжился.

Я вскочил на своего вороного и бросил взгляд туда, где видел матёрого волка, несомненно, вожака. Его уже не было. И в одно мгновенье меня пробила дрожь – деревце, о которое он опирался, тоже исчезло. Такое сухонькое, старое. С корой, точно не сосновой, не дубовой, не еловой, не знаю какой. И с безлистными ветвями, больно похожими на кривые звериные когти. Не было его нигде.

***

Лес переливается лунным серебром, капли ливня светятся и образуют единую водную завесу. Я несусь по влажному мху, прыжками преодолевая особо топкие участки, и смотрю только вперёд. Топот, рык, затем свист раздаются то слева, то справа. Я даю волю рукам, оставляю голове одно-единственное дело – следить за тропой, дабы не оступиться, не зацепиться носком сапога за толстые корни, не ступить в яму, скрытую под водной гладью. Ведь остановка сейчас – значит смерть.

И взмахи сигилля сверкают в ночи, и до ушей доносится чавканье мяса, хруст костей, ещё безумный рёв, но уже за спиной. И всё труднее удержать рукоять окостеневшими от холода пальцами. А мокрая серая шерсть мелькает средь деревьев снова и снова. Топот уже гремит отовсюду. И впереди он особенно звучный.

Я поднимаю голову, приглядываюсь – и сердце моё начинает биться быстрее, отдавая стуком в висках. На меня несётся огромная бурая гора из плоти, шерсти, когтей и зубов. И ревёт так, что, не увидь я источника, спутал бы с раскатом яростного грома. Нападки волков прекратились, я удобнее перехватил рукоять и лишь ускорил бег. Железная пасть медведя застыла распахнутой, издали видно, как напрягаются мышцы под толстой шкурой. Шкурой, местами подпаленной, из которой торчат обломанные древка стрел. Это мой старый знакомый.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы пробирались по бурелому всё глубже, высекая древние деревья под корень, когда телеги не могли пройти. С каждым ударом топора ветер завывал всё яростнее, смешиваясь с вороньим гвалтом. Мы продолжали движение, пока свет солнца пробивался сквозь густые кроны. Едва заметные первые звёзды указывали нам время стоянки. Тогда мужики ставили шатры, разгружали поставленные друг подле дружки телеги, зажигали вокруг них костры. Женщины готовили еду. Помимо захваченного заранее хлеба, колодезной воды, говядины да свинины, ягод с грибами, собранными прямо на ходу, на льняных покрывалах появлялась обжаренная на огне дичь. Жилистое, жёсткое мясо волков и ароматное лосиное. Всё потому, что зверьё само лезло на мечи и стрелы; с того момента, как пацан застрелил волчицу, не проходило и дня, чтоб какой зверь не кинулся на лошадь, не попробовал поддеть рогами одного из наших. Я обнажал лезвие сигилля только когда лесная тварь подбиралась близко к телеге, что везла Ягодку. Зато другие нарубились и настрелялись всласть. Да и куча свежего мяса того стоила.

А когда женщины, дети, старики разбредались по шатрами, мы выбирали дозорных, что будут поддерживать костры до утра, следить за лошадьми и охранять людей с оружием в руках. Хворостинками выбирали, кто остаётся сторожить первым и до полуночи, а там сменят. Я быстро вытянул длинную и скрылся от вечерней стужи в шатре – следовало быстрее заснуть. Райла тихо посапывала, обняв Ягодку. Её волосы рассыпались по большой пуховой подушке. Я подкрался и осторожно приложился губами к тёплой щеке. Любимая мило поморщилась, закрытые веки неспокойно дрогнули. Я укрыл её покрывалом, а сам завалился рядом, не сняв кожанку и пояс с ножнами. До моей смены оставалось чуть более четырёх часов.

Проснулся от того, что здоровая ладонь тормошила за плечо. Не без труда разлепил глаз и увидел прямо перед собой косматое лицо Миколы с квадратным небритым подбородком, толстым носом и маленькими зелёными глазами.

— Уставай ўжо, наша чарга прыйшла…

Его шёпот прямо гремел в ночной тишине. Я краем уха уловил, как беспокойно заворочалась то ли Райла, то ли Ягодка, и поднялся на локтях.

— Не шуми, Микола. Иди. Я скоро выйду. Только горло промочу.

Он кивнул и выбрался из шатра. Я тихо поднялся на ноги, снял с пояса флягу колодезной воды, опустошил. После прикинул: кроме меня дежурить будут ещё десяток опытных воинов, каждый из них отменный стрелок (кроме разве что Миколы – он обходился лишь своим двуручником да топориком, меня же лук порой едва слушался и руки после стрельбы болели страшно), уверен был, лесной зверь какой и близко не подступится. Прикинул, да и заполнил флягу брагой из небольшой мутной бутыли. И скорее вышел наружу.

Полуночный бор встретил меня пробирающимся под одежду холодом, тусклым светом лунного серпа и вороньим гвалтом. Гвалтом почти не прекращающимся. Я скорее закрыл проход в шатер и отправился к ближайшему костру. Там, поджав ноги под себя и сжимая древко лука побелевшими пальцами, сидел юноша, пробивший горло волчице в тот день, когда мы только начали свой путь. Вернон, кажется, его звать. Черноволосый, широкий в плечах, жилистый. Сильно смахивает на меня, только без шрамов, морщин и копны седых волос. Ещё все пальцы у него на месте. И глаза.

— Ну что, пацан, не показывалось зверьё?

Я присел рядом. Он вздрогнул и покосился на меня. Веки его покраснели, глаза были туманными, под ними набухли огромные мешки.

— Сколько ж ты не спал?

Он отвернулся, пуще прежнего сжал древко.

— День… три… пять… Не помню. Как приложу голову к подушке, так вижу их… жёлтые, яркие такие. И смотрят не по-звериному. Была б ярость, жажда крови… я б понял, я привык. Но тут холод… а за ним…

Вернон вдруг замер и стал дышать часто, будто задыхаясь. Я живо раскупорил флягу, подтянул горлышко к его губам. Он глубоко вздохнул, кое-как разжал руки, перехватил у меня брагу. Пригубил, поморщился. Пригубил снова, глотнув уже больше.

— Волк… чёртов волк придёт за мной, понимаешь?.. Он не остановится, не отстанет. Подстережёт ведь… Я точно знаю, подстережёт… И перегрызёт горло. Вот что за тем холодом в глазах было… предостережение…

Вернон стал делать глоток за глотком, пока не опустошил флягу. Затем отдал мне, а сам зарыдал. Крупные слёзы так и текли по его щекам. В нём много набралось, я сразу понял.

Вернон прижался в моему плечу. Я чувствовал, как он дрожал. Я имел полное право его отчитать, как солдата и воина. Но это был всего лишь юноша. Мальчишка, что был до смерти напуган.

Я обнял его как умел.

— Никто тебя не тронет, пацан. Ты ж знаешь нас. Таким молодцам ни волки, ни медведи не страшны. Да хоть Лихо Лесное пусть приходит, мы и его…

Лихо Лесное. Деревце, что исчезло само по себе. Я тогда и забыл о нём за заботами.

— Пацан, а ты не помнишь деревца рядом с волком тем? Старое, сухонькое такое…

Вернон резко отстранился, посмотрел на меня испуганно.

— С корой непонятной, да? Я уж думал, что почудилось. О деревце… вожак опирался, а потом…

И волчий вой прорезал ночную тишину, оборвав юношу на полуслове. Вой поддержали десятки глоток. Я поднялся на ноги, пальцы рефлекторно легли на рукоять сигилля. Куда б я не смотрел, везде пылали жёлтые глаза, отражая свет костров. Пацан весь сжался и заскулил.

— Давай лук и колчан! А сам за телеги, живо!

Вернон оставил всё, что было, и убег куда-то к шатрам. Я закинул колчан на плечо и, подхватив лук, подошёл вплотную к костру. Положил стрелу на тетеву, натянул. Что делали другие дозорные, я не видел. Только слева от меня, в двух десятках шагов стоял Микола, перехватив двуручник, справа я приметил ещё мужика с луком в руках.

Скоро показались серые оскаленные морды. Волки вышли на свет огня и остановились. Вперёд медленно вышел вожак. И жёлтые глаза его устремились на меня, в тёмную осеннюю ночь они светились особенно ярко. Он сделал ещё шаг. И я спустил тетеву. Стрела вонзилась в землю так, что брюхо зверя оказалось б пробито насквозь, продолжи он идти. Я выпустил ещё несколько стрел в других волков. Они вонзились в мох прямо за полшага до их передних лап. Мужик справа сделал тоже самое. До ушей донёсся негромкий рык вожака, скоро тот отступил. Остальные последовали за ним. Я переглянулся с другими дозорными и хотел было откинуть лук. Запястья уже ныли, а пальцы дрожали от напряжения.

Но яростный рык волной накрыл наш временный лагерь, – и я крепче схватил неудобное древко. Что-то крупное неслось на нас, звучно топая и подминая кусты под собой. Подбежало ещё несколько человек. Заскрипели тетевы на луках. А когда пламя костров осветило огромную кудлатую фигуру и стрелы, свистя, рассекли воздух, было уже поздно. Наконечники скользили по шкуре, падали, втыкались в землю, а если и попадали – не было никакого результата. Бурый медведь, раскрыв пасть и сверкая белыми клыками, приблизился и затоптал один из костров. Микола отбросил двуручник, снял топорик с пояса и ринулся на зверя. В это мгновение вновь раздался вой, из темноты леса стали выскакивать волки. И тут начался ад.

Помню крик и ругань. Рёв и скул. Звон и свист. Помню, как я одну за другой выпускал стрелы, пока колчан не опустел, пока я не перестал чувствовать собственные пальцы. А затем настал черёд сигилля. Я рубил и рубил. Затем прыгал, перекатывался, уворачиваясь от когтей, зубов и снова рубил.

Помню, Микола, страшно матерясь, вогнал лезвие медведю под левую лапу. Тот сбил здоровяка с ног и подмял под себя. Я схватил одной рукой полено из костра и ринулся на выручку, второй продолжая рубить. Помню, как вспыхнуло пламя, запахло горелой шерстью и мясом. И как сначала медведь, а за ним и волки понеслись обратно в лес. У всех, как у одного, пасти были в крови.

Не помню, много ли было трупов. Но я нашёл Вернона за первой же телегой. Живот его был распорот, на шее зияла красная, рваная полоса. Терпкий, приторный запах забивал ноздри. Парень харкал кровью, но был жив. Я склонился над его лицом и ловил сбивчивое дыхание. Пытался даже зажимать рану, хоть знал, что это бесполезно.

Вернон плакал. И слёзы его смешивались с кровью.

— Добрался до меня… добрался… подстерёг…

Он закашлялся. Сплюнул алой слюной.

— Я видел дерево рядом с матёрым… вожак опирался о него… а затем они ушли… вместе…

Вернон кашлянул ещё раз. Вдохнул полную грудь воздуха. Выдохнул. И не вдыхал больше. Я закрыл его веки.

***

Лес проносится мимо. Толстые, облепленные мхом стволы встают на пути и тут же оказываются за спиной. Серые морды мелькают слева и справа. Чёрные крылья трепещут высоко над головой. Бурая гора стремительно приближается, хромая на левую лапу. Я беру левее, пытаясь сделать дугу и зайти к медведю сбоку. Прыжками перемещаюсь от дерева к дереву. А подпустив зверя вплотную, одним рывком приближаюсь к нему, поднимаю сигилль и бью наотмашь. Слышу яростный рёв и сразу же кувырком ухожу от железных челюстей. Но поднявшись на ноги, ловлю удар когтистой лапой в грудь. Слышу треск рвущейся кожанки, чувствую жжение выше живота. И как течёт что-то тёплое под одеждой. Перехватываю рукоять сигилля и вгоняю лезвие в мохнатый мокрый бок, прямо меж рёбер. Зверь рычит, хочет вывернуться и добраться до меня. Только раны замедляют. И я успеваю достать сигилль и вставить его в горячую плоть ещё раз. Медведь всё-таки выворачивается и сносит меня лапой.

На мгновение всё вокруг меркнет. Я отлетаю и прилаживаюсь спиной о твёрдый ствол. Шевелю пальцами – они всё ещё сжимают рукоять.

Рёв, подобный раскатам грома, нарастает. Поднимаю голову и смотрю на медведя. Его маленькие глаза налились кровью. Зверь набирает скорость и приближается. Одервеневшая левая лапа едва слушается, из-под шкуры вырываются алые капельки и тут же смешиваются с потоком ливня. Но он продолжает упорно, яростно наступать.

Я медленно поднимаюсь на ноги, игнорируя ноющую боль в груди, треск в спине, трясущиеся от напряжения предплечья. Заношу сигилль повыше и жду. Вздох, второй. Медведь оказывается прямо передо мной, и я срываюсь с места. Челюсти звучно клацают в воздухе. Я делаю рывок влево, скользя по мокрому мху. Направляю лезвие. И вонзаю его под левую лапу. Туда, где толстая шкура была рассечена лезвием топора и где мягкая плоть прикрыта лишь тонкой коркой спёкшейся крови. Сигилль входит до основания.

Медведь ревёт, беснуется, кидается из стороны в сторону, порой пытаясь меня достать. Удары получаются хлипкими. Я слышу, как трещит кожанка, но пробить её снова зверю уже не под силу. Я держу рукоять крепко и проворачиваю, пока движения его не становятся медленнее, а рёв тише. Скоро из пасти медведя вырывается один лишь хрип, и массивная туша медленно валится на землю. Я, обессиленный, опускаюсь тоже. Рукоять сигилля продолжает торчать из-под лопатки зверя. Всё произошло быстро, а значит стальное лезвие на этот раз точно достигло сердца.

Серп луны медленно подползает к горизонту, предвещая скорый рассвет. Ливень постепенно стих. Остудилось и разгорячённое бегом тело, обнажив жгучую боль в груди и нечувствительность пальцев. Ветер носится средь старых деревьев и томно завывает. Но ни волчьего воя, ни звериного рёва, ни вороньего гвалта, вперемешку с трепетаньем крыльев, наконец не слышно. Я перевожу дыхание, смотря в никуда. Пытаюсь согреться, растирая ладони, ступни. И на тёмно-коричневой коре глаз выцепляет светлые охотничьи зарубки. Пара коротких линий указывает точный путь к лагерю. Я отхлёбываю из фляги и, опираясь о тушу медведя, поднимаюсь на ноги.

Лагерь. Наш временный лагерь. Туда вела меня тварь. Я хватаюсь за шершавую рукоятку и выдёргиваю сигилль из плоти, запускаю оружие в ножны. И иду вперёд неспешно, готовый к чему угодно. Чувствуя холодный взгляд и вслушиваясь в шелест ветвей.

***

Пять повозок, дюжина лошадей, сорок шесть человеческих душ. Мы тогда не вняли страшному предостережению (а я уверен, ночное нападение именно им и было) и вознамерились продолжить свой путь. Но когда нас резко стало меньше, следовало тщательнее готовиться и обдумывать дальнейшие шаги. После новых потерь пошатнувшийся дух людей оказался бы сломлен напрочь, и мы бы повернули назад – навстречу мечам карательного отряда, либо сгинули здесь, грызя друг друга и сдавая под напором новых нападок лесного зверья.

Помнится, когда стих вой, мы до утра обходили шатры и считали мёртвых. Вернон, десяток других бойцов лежали разорванными на мху, средь пожухлой серой травы. С их тел струился пар, но не от тёплого дыхания. Медленно вытекал он из раскроенных глоток и открытых, рваных ран. Их белые пальцы всё ещё держали оружие, а глаза были наполнены яростью и устремлены… теперь уже в пустоту. Кто-то погиб ещё у окружавших лагерь костров, кто-то у входов в шатры. Но слишком многим той ночью не хватило защиты. Мы стаскивали целые семьи в кучи, пока другие копали могилу, способную уместить их всех. Мёртвое зверьё свежевать не стали – утащили подальше от лагеря и бросили гнить.

Ни Райле, ни Ягодке я не позволил выходить из шатра.

Скоро могила была засыпана, раненые перевязаны, лошади успокоены и накормлены. Женщины, бледные, трясущимися руками приготовили еду и нам. Я кое-как впихнул в себя пару кусков мяса и, добравшись до ложа, вырубился мгновенно.

Когда очнулся, было уже за полдень. В шатре царил мрак. Умело задраенные щели не пропускали холода, но и света тоже. Лишь тусклый огонёк свечи мерцал где-то у дальнего конца помещения. Я поднялся с ложа. Рука рефлекторно легла на пояс, ладонь прошлась по ножнам. Сигилля не было. Всё внутри вздрогнуло. Я живо оглядел шатёр. За небольшим столиком со свечой, танцующей языком пламени, сидела Райла и алой тряпкой протирала лезвие моего оружия. На дубовой поверхности стола лежал ещё потёртый наждак и фляга, тоже снятая с моего пояса.

Она сидела, тёрла калёную сталь и не смотрела на меня.

Я подошёл сзади, запустил руки в роскошные волосы. После обхватил её дрожащие руки, медленно опустил на стол сигилль и грязный кусок льняной ткани. И крепко обнял.

— Твой меч был весь в зазубринах… и крови… Кто опять на тебя нападает? С кем опять тебе нужно сражаться?

— Этой ночью зверьё взбесилось. Ещё медведь появился из ниоткуда. Они прорвались, но мы быстро всех отбросили.

— Но сколько погибло?.. Вы же этим и занимались всё утро, да? Капали могилы?

Райла дышала часто. Я стоял недвижимо и крепко обнимал её сзади, сжав холодные запястья. Она не стремилась обернуться, и это было хорошо. Последнее, что я бы хотел видеть, – её яркие, лазурные глаза, затянутые блеклой пеленой грусти и страха.

— Выжило достаточно, чтобы продолжить наш путь к спокойной жизни… и где Ягодка?

Райла ответила не сразу.

— В шатре у Васки, с другими детьми. Отвела, как ты вернулся.

Васка, старая бабка-повитуха. Когда-то ещё со мной нянчилась. Хорошо, что стая до неё не добралась ночью. Хорошо.

— Насколько там безопасно?

— Микола у входа стоит. С секачём огромным в руках. Безопасно там.

Хорошо. Очень хорошо.

Я ведь тогда чувствовал, что мне надо будет уйти. Уйти надолго. Оставить моих девочек без защиты на всю ночь, а то и дольше. Мне думалось, что этот поход изменит всё. Либо приведёт к жизни спокойной, настоящей, либо к полному провалу. И я был прав. Полностью.

Райла отстранилась от моих объятий, поднялась со стула и протянула мне клинок и флягу. Глаза её выражали самое худшее, что я только мог представить.

— Тебе это пригодится. За тобой приходили, пока спал. Вояки эти затеяли что-то, точно хотят тебя куда-то отправить…

Я взял вещи из её рук и уместил на поясе.

— Если отправят, ты пойдёшь? Оставишь нас опять?

Я протянул к ней руки, чтобы коснуться, обнять. Райла лишь нахмурилась и подалась к выходу из шатра.

— Ты пойдёшь. Конечно, пойдёшь.

— Я должен привести нас к безопасной земле. Там, где мы начнём новую, счастливую жизнь.

Она вздохнула, подняла полог шатра. В помещение ворвался студёный воздух. Свеча позади потухла.

— А ты разве до сих пор не видишь? Наш поход провалился. Путь в счастливую жизнь завален трупами. Никогда путь, начавшийся со смертей, не приведёт к счастью.

Райла вышла наружу и опустила полог. Я тогда долго стоял в темноте и думал. Я был согласен с ней полностью, но был и полон решимости доказать обратное. Ей и себе самому.

«Вояк» я нашёл быстро. Около десятка мужчин окружали едва теплящийся костёр, все спокойно обсуждали что-то. Все, кроме одного. Брас, отличный лучник, именно с ним я и Микола первыми встречали освирепевшее зверьё. Выпущенные из его лука стрелы свистели рядом с моими, лезвие вырезало серые морды не менее яростно и умело. Браса я помнил как отрока, только-только становившегося мужчиной; эти его вечно насмешливые янтарные глаза, густая светлая борода, простодушные черты лица и улыбка, всегда вызывающая ответную. Таким я и хотел бы его запомнить. Этот Брас, возвышающийся над дрожащим костром, яростно выкрикивающий, плюющийся слюной, уродливо крививший лицо, показался мне постаревшим лет на десять. Его волосы цвета первого снега потускнели, равно как и глаза. Они стали блеклыми и пустыми.

Я вздрогнул. С самого утра я не видел его невесты и маленького сына. А ведь я не ложился, пока не проведал всех.

— Наконец ты пришёл! Ну скажи ж ты им, что нам следует идти вперёд. Эта ночь уже тяжело далась! Дальше будет только хуже!

Мужики ворчали. Неодобрительно качали головами, косясь то на лесную чащобу, то на свежезасыпанную могилу.

Я подошёл ближе и стал рядом с ними. Напротив Браса.

— Дело идёт к вечеру, Брас. Нас стало меньше – ночной поход уже не осилить. Мы должны укрепиться, обождать. Хотя бы немного. Пока люди не оправятся и раненым не станет лучше.

Он нахмурился, устало протёр пальцами глаза.

— Не станут эти твари ждать, пока мы оправимся, соберёмся с силами. Они придут вновь. Разорвут ещё больше детей. Я не хочу вновь таскать трупы в могилу! А вам этого хочется?!

Брас скривился сильней. Его недавно прекрасные глаза казались двумя кусками сухого кремня.

— Твоя невеста, Брас. И паренёк. Они…

— Оба мертвы. Я сам тащил их по траве. Сам укладывал в могилу. Сам забрасывал землёй… И знаешь что? Ничего страшнее этого я не видел.

Небо хмурнело. Солнце скрывалось за грозовыми тучами. Пламя костра потрескивало свежим хворостом. Стихли птицы. И лишь резвый ветер носился меж шатров и толстых стволов. Больше ни одного звука не было слышно.

— Поэтому мы должны войти в эту проклятую чащу и идти до тех пор, пока она не кончится. Потому что нет нам здесь житья. Наши любимые будут здесь умирать. Вы этого хотите?

— Брас, ты прав. Сейчас нам особенно важно сохранить всех живыми. И поэтому мы не ринемся в лес, пока не узнаем, что там дальше.

Он сплюнул на утоптанный мох.

— Значит, я пойду один. Найду конец этому лесу, и вырежу любую тварь, что станет на пути.

— Мы пойдём вместе, Брас. А остальные пусть стерегут людей до нашего возвращения.

— Да, хорошо. Вдвоём мы перережем больше. Отлично. Через час приходи к этому костру. Приготовься, попрощайся. Мы зайдём глубоко.

Мужики молча разошлись. Брас сел у огня и отвернулся от меня.

— А ты…

— Я готов. И мне уже не с кем прощаться.

И я отправился к Васке. И пока шёл, хоронил образ того жизнерадостного, красивого юноши. А в голове всё крутились слова Райлы: «Никогда путь, начавшийся со смертей, не приведёт к счастью…»

Шатер Васки был самым крепким, просторным и тёплым среди всех. Как только вошёл внутрь, меня окутал уют и покой; в воздухе витал терпкий аромат трав и сладкий дух ягодных настоек да цветов, до ушей доносились весёлые крики детей и тихий старческий говор. Я глазами выцепил Ягодку, что вместе с другими девочками играла с простыми плетёными куколками, и старую Васку, вяжущую очередную тёплую безделушку из пряжи. Кажется, если собрать все, сшитые бабкой, рукавички, шарфы, рубахи в этом шатре, он не выдержит и разорвётся по шву. Её морщинистые руки всё также ловко владели спицами, как и годы назад. Я видел, как глаза Васки отвлекались иногда (порой подолгу), дабы присмотреть за неугомонной мелюзгой. Пальцы же продолжали прясть как ни в чём не бывало.

А в углу сидела Райла, склонив голову и теребя в руках маленького волчонка, вытесанного из железного кедра. Я подошёл к ней, опустился на одно колено и осторожно смахнул с печального лица пару тёмных прядей.

— Я и правда должен сейчас уйти. На сутки, может. Может, и на трое. Не знаю.

— Как всегда…

Она вздохнула, протянула мне медальончик.

— Возьми. Прошлый раз ты надел его и вернулся. Надень снова.

Я глянул на небольшую, маленько потемневшую от времени фигурку на верёвочке. И не тронул.

— Он ваш. Мне никогда не нужны были обереги. Ни тогда, ни сейчас. Но если в нём и правда что-то есть, пусть останется у тебя или у Ягодки. Мне хватит моего меча.

Райла повременила немного – и спрятала волчонка за пазуху. А после резко обвила руками мою шею.

— Тогда просто вернись, слышишь?.. Без глаз, без рук, ног, каким угодно… только не умри… только…

Райла обнимала меня и дрожала. А в груди ныло сердце и мелькало предчувствие, что я последний раз чувствовал её тепло, сбивчивое дыхание, биение сердца. Последний раз.

В тот день я ещё долго беседовал о чём-то с Ваской, играл с Ягодкой и не сводил глаза с лица любимой. Даже когда отпущенный мне час кончился и сердце гнало в дорогу, я тянул – уходить не хотелось. Но я солдат, да и вера в светлое будущее и правильность моего пути была слишком сильной, чтобы отступить. И я ушёл, перед этим собрав припасы в дорогу и наказав Миколе сторожить детей ценой жизни.

Мы оставили позади лагерь и ступили на эту тропу, когда солнце уже не видать было за кронами подпирающих облака сосен, и сумерки тёмной тканью опутали всё вокруг. Я шёл, не выбирая пути, лишь слушая звуки вечернего леса, ведь взгляд мой постоянно упирался в спину Браса. Тот нёсся вперёд свирепо, неустанно, будто чувствуя что-то впереди, будто это что-то тоже ждало его и желало поквитаться. Так продолжалось и когда лишь лунный свет освещал нам дорогу – тогда я частенько оступался, спотыкался о коряги, скрытые густой тенью, едва уклонялся от цепких ветвей, Брас же шёл так же стремительно, как вначале. До самого рассвета мы не сбавляли шаг (я лишь изредка останавливался, наносил на твёрдую кору древ зарубки), и, хоть я чувствовал на себе непонятный взгляд и иногда выцеплял из сумеречного стрёкота цикад либо ночной тишины едва слышный шелест и скрип, никто не мешал нашему походу.

Я обращался к моему спутнику несколько раз с просьбой сделать привал, дабы унять слабость в ногах и подступающий голод. Брас не отвечал, продолжая неустанно нестись по лесу. Только к вечеру, когда мы вышли к небольшой, просторной полянке, прикрытой со всех сторон кустами Волчьей ягоды, он остановился. Брас замер на пару мгновений, стоя на заросшем пригорке, то ли вслушиваясь, то ли вглядываясь, а после сорвался с места и нырнул в заросли, не произнеся ни слова. А вернулся быстро, но уже с охапкой хвороста в руках.

Скоро небо заволокло серыми тучами, налетел ветер и на землю опустилась стужа. Я спасался от неё у костра, хрустящего сухими веточками и пускающего вереницы искр к медленно проявляющимся на чёрном полотне звёздам. Я сидел на кочке, уткнувшись сапогами чуть ли не в самый огонь, и пережёвывал сухой хлеб с вяленым мясом, заготовленным, видимо, ещё когда я был солдатом на службе государя. Изредка поглядывая на Браса, я заметил, что он сидит недвижимо и не сводит взгляда с леса.

Я поднялся с земли, достал из своего походного свёртка самый большой бардовый ломоть, раскупорил флягу с родниковой водой и подошёл к нему ближе.

— Брас, ты бы поел, попил. Ослабнешь ведь. А там и слечь недолго.

Он повернулся ко мне осунувшимся, постаревшим лицом. Его сухие губы раскрылись – и после долгого молчания, вместо тяжёлых вздохов и грязных проклятий, что он произносил одними губами, Брас выплюнул две фразы:

— Кровь этих тварей меня накормит и напоит… когда доберёмся до них…

И замолк. Я отошёл и опять уселся у костра, говорить с этим человеком больше не хотелось.

А когда из-за стволов стал просачиваться слабый лунный свет и первые капли моросящего дождя застучали о кору и хвою, Брас резко встал на ноги, потянул носом воздух.

— Пойдём уже… Быстрее!.. Я чую их, чую их всех…

Он сразу же рванул в чащу. Я же, собрав всё обратно в мешок и затушив костёр, едва за ним поспел.

Прошло ещё около часа безостановочной, скорой ходьбы, пока мы не достигли желанной цели. Нет, это не был выход из леса, даже близко не он. Подобно прошлой нашей стоянке, это была поляна, но не в меру большая, огороженная со всех сторон не низкими кустами, а роскошными, раскатистыми берёзами. Землю покрывали травы, заросли ягод, молодые орешники и никакого мха не видать, почва в этой роще была живой, плодовитой. Кажется, я даже слышал шум родника, а вдали, за белеющими в лунном свете стволами блеснули пару раз светлые капли струящейся, бьющей ключом воды. Это было сердце леса. Сюда бы мы пришли, коли б не нападки дикого зверья. Тут бы мы отстроили наш дом и зажили в достатке и покое, вдали от войны и смерти. Мы вошли в рощу и нежданно услышали писк. На мгновение сверкнула молния, осветив углы, закоулки, до этого таящиеся в тени. За каждым стволом, почти что на каждой ветви были признаки лесной жизни: гнёзда, норы, берлоги, лежанки. Где-то запищало снова, вдали грянул накатывающий волной гром, и стало ясно, что это за место. Это был их дом. И мы, шаг за шагом, приближались прямо к нему.

Брас остановился.

— Ты слышал? Писк… Рядом, вроде бы. Думаю, вон там.

Он махнул рукой в сторону ближайшего ягодного куста и сразу же бросился туда. И я за ним.

Под сенью широких листьев, на покрывале из мягкой травы лежали и посапывали волчата. Короткошёрстные, с крохотными ушками и лапками, едва проступающим хвостом и прорезавшимися острыми зубками. Они были точь-в-точь как моя деревянная фигурка. Один из них изредка пищал во сне, когда ветер завывал уж особенно громко и зло. Я пробежался глазами по роще – во многих таких лежаках приметил слабое шевеление и блеск серой либо чёрной шерсти.

Я отошёл, повернулся к Брасу.

— Мы нашли, что искали. Хоть это не совсем конец леса, но почва тут хороша. И вода тоже рядом. Пора возвращаться. Что делать со всем этим зверьём, потом решим…

— А нечего тут решать.

Он быстро глянул на меня безумными глазами, широко улыбнулся. И, прежде, чем я хоть что-то успел сделать, выдернул из ножен меч и вставил лезвие в ближнего к нему волчонка. Плоть хлюпнула и пропустила железо. Я даже расслышал, как оно вонзилось в твёрдую землю. Он выдернул меч. Алая, светящаяся кровь рывками стала бить из раны.

Я накинулся на Браса и получил гардой в висок. Перед глазами сверкнуло, в голове что-то разорвалось. Помню только, как лежал на земле, а повсюду – страшный вой, скул, полный страха, хруст костей. И хохот. Захлёбывающийся, громкий, бесконечно уродливый. Хохот безумца.

Очнулся, когда моросящий дождик превратился в ливень. Я поднялся на ноги, держась за голову. Брас сидел на земле, устланной покромсанными тушками, разворошёнными гнёздами, что были утыканы стрелами. Крови на земле не было, она ушла в почву вместе с каплями дождя, только с белых берёзовых стволов бурые всплески никак не хотели смываться.

Я вытащил сигилль из ножен.

— Зачем это, Брас? Зачем ты это сделал?

Он не обернулся.

— А что бы сделал ты, добряк, если бы твою Ягодку разорвали на куски? Если бы ты сам бросал землю на её холодное тело, смотрел, как медленно пропадают под комьями бледные лица и раскрытые стеклянные глаза? Если б видел, как уходит её жизнь вместе с кровью, льющейся из горла?.. А? Не отвечай. Ты бы поступил точно также… конечно же… да… как ж иначе?..

Я молча подходил, держа оружие наготове.

— Это лишнее, добряк, – он нервно хихикнул и вновь потянул носом воздух. — За нами уже идут. Я чую.

Из кустов вдали послышался рык. Брас, мгновение назад сидевший недвижимо, бросился туда и, парой прыжков покрыв огромное расстояние, скрылся в широких листьях и гроздьях чёрных ягод.

Нагнав его, я застал вовсю кипящий поединок. Огромный матёрый волк, свирепо рыча и клацая мощной челюстью, кидался на Браса. Тот извивался змеёй, уклоняясь от зубов и когтей, изредка пытался нанести удар, но тщетно – зверь был настолько же ловок, насколько силён. Получив когтями по плечу, Брас скривился и, заметив меня, прокричал:

— Давай, добряк! Вместе мы его завалим! Наши люди буду отомщены!

Я удобнее перехватил рукоять сигилля и двинулся к нему.

В это мгновение что-то могучее и стремительное сбило меня с ног и скользнуло прочь. Люто зашлись карканьем вороны, вдарил гром. В нескольких шагах от меня стояла тварь. Высокое, тонкое тело, покрытое грубой корой, со множеством мелких отростков и веток венчало некое подобие рогатого лосиного черепа, иссушённого и старого, с чёрными провалами рта, носа, глазниц. На плечах сидели вороны. А мой взгляд был прикован к вытянутой руке, сжимавшей кривыми пальцами простую цепочку, что заканчивалась деревянным волчонком. Та была красной от свежей крови. Неведомая тварь, Лесное лихо, Лешак. Он смотрел на меня секунду, а потом скрылся средь сосновых стволов.

И я бросился за ним, забыв про Браса, берёзовую поляну, светлое будущее и спокойную жизнь. Перед глазами всё стоял треснувший кедровый волчонок и бегущая из трещины кровь.

***

Лес постепенно отступает и начинается наша лагерная вырубка. Вереницы пней, обсыпленные щепками и кусками коры, какие-то из них только начали выкорчёвывать, какие-то уже лежат корнями кверху рядом с глубокими неровными ямами. Толстые стволы тоже валяются неподалёку, в некоторых из них торчат рабочие топоры. Ещё колуны, пилы и другие инструменты валяются везде, поблёскивая облепившими их каплями воды – следом только-только прошедшего ливня. Я даже, стараясь быстрее передвигаюсь ноющими от усталости ногами, спотыкнулся о тяжёлое древко топора.

Здесь точно кипела работа. Ранняя, многолюдная, поспешная. Но нечто заставило людей побросать всё и уйти прочь. А куда? Я думал об этом, приближаясь к лагерю, и только сейчас заметил, что дозорных нет. Нет ни единой дымной струйки утреннего костра, пахнущего свежим мясом, ни ржания лошадей на кормёжке, ни расходящихся эхом многоголосых переговоров. Ничего и никого. Лишь тёмные силуэты повозок и высоких шатров. Тревога пуще прежнего разыгралась где-то глубоко в груди и шаг ускорился сам собой.

Я подошёл ближе и обомлел. Ближайшие ко мне костры вряд ли потухли от ночного ливня – они были небрежно и грубо затоптаны. Первая же повозка, что попалась на глаза, расшатана и обгрызена, а на деревянной колее почти сразу различил брызги въевшейся бурой крови.

Я вспомнил пустую поляну в центре леса, где отдыхали одни лишь щенки и птенцы, вспомнил, сколько по пути сюда встретилось взрослого зверья и насколько разъярено оно было. Сразу перед глазами всплыли свежие раны у медведя, которые точно не мог нанести Микола в ту страшную битву. Вспомнил – и крепко-крепко сжал в ладони потёрный кедровый медальончик.

А шмыгнув меж телег, войдя в наш последний лагерь, я увидел то, чего так боялся увидеть. Тела, везде тела. Изуродованные, раскромсанные, искусанные. Конечности, валяющиеся на мокрой земле отдельно от тела, кисти, ещё сжимающие оружие, и туши подобные мешкам, набитым отрубями. Безжизненные, нелепые, сочащиеся красным. И кровь, кровь повсюду. Нечто постаскивало их в груды и бросило гнить… какое ещё “нечто”?.. я прекрасно знаю, что за существо это сотворило. Лешак. Полулегендарная тварь, рождённая ночной тьмой, волчьим воем и треском срубаемых древ. Старая, забытая сказка, объединённая с ночным кошмаром и потаённым страхом человека перед дикими силами природы. Оно пробудилось с первым ударом топора о чёрный ствол, с первой стрелой, пронзившей плоть, с первой смертью… первой кровью. Тварь собрала лес, объединила против единой опасности – человеческого вторжения – и, в конечном итоге, хоть и с кровавыми потерями, но добилась своего. За одну ночь либо две, а то и три, неважно… Не учёл Лешак лишь одно: мы не тратили время и тоже сделали свой ход – достигли центра проклятого леса, а Брас вырезал там всё живое, пока зверьё выгрызало наших. Брас… он ведь был прав с самого начала. Оказавшись на его месте, я бы сделал всё в точности также, если не ещё более свирепо и жестоко. Он честным обменом забрал одни жизни взамен других, более дорогих его сердцу. И сейчас, когда я стою посреди залитого кровью лагеря, бешено стучащее сердце, закипающая в душе злость, вскормленная бессилием, горем и разорванными в прах надеждами подталкивали к одной лишь мести.

Я выдернул сигилль, красный и горячий, и стал быстро оглядываться. Куда делось существо, так стремившееся привести меня сюда? Куда делся этот мстительный лесной дух, алчущий человеческой крови? Я осматриваюсь вновь и вновь, задерживаясь взглядом на старых корягах и молодых деревцах, одиноко воткнутых в землю то тут, то там, ищу глазами высокий грубый ствол с корой, точно не сосновой, не дубовой, не еловой, и с безлистными ветвями, больно похожими на кривые звериные когти.

Зашлись криком неведомо откуда взявшиеся вороны, и я прямо-таки физически ощутил присутствие чего-то могущественного, резко сбросившего любые оболочки и вышедшего из вязких теней. А скоро на границе зрения дёрнулось деревце, до этого стоявшее неподвижно и не привлекающее внимание. Я не медлил, просто сорвался с места, мгновенно приблизился и ударил наотмашь. И промахнулся. Сухонький ствол изогнулся так, что свистящее лезвие прошло близко, но никак не коснулось коры. Я ударил ещё – и вновь мимо. Я бил и бил по воздуху, сталь резала, колола и не встречала на пути препятствий. И я закричал. От того же бессилия, злости и ярости. Мои удары вспыхнули новой силой, но и это оказалось безрезультатно – проклятый ствол исчезал и в мгновение ока оказывался вне досягаемости моего оружия. Постепенно, неспешно, но я всё-таки начал слабеть. Удары становились медленнее, движения скованнее и топорнее – усталость брала своё. Крик мой сошёл на едва слышный хрип, силы иссякли, а вместе с ними ушёл и гнев. Сигилль наконец выскользнул из пальцев, я рухнул на землю.

Опустошённый, бессильный, я даже не прикрылся руками, хотя больше всего ожидаю сейчас ответного удара, что приведёт к мгновенной смерти. Всё указывает на то, что скоро я рухну на самую вершину груды изуродованных тел, стану одним их множества напоминаний о мстительной ярости леса. Но смертельного удара не происходит. Стоящий передо мной дух выпрямился, опустил кривые руки к земле, обнажив рогатую голову, и уставился на меня чёрными провалами глазниц.

— Что тебе надо, страхолюд?.. полюбоваться хочешь? — я дышу часто и глубоко, пытаясь хоть как-то перевести дыхание. — Поубивал всех… напустил зверей… теперь-то чего ждёшь?.. Отвечай, коли можешь говорить!.. Каково было разрывать женщин и стариков? А детей? В чём они виноваты?..

Я говорил без уверенности в том, что дух меня понимает. А если и так, совсем не зная, есть ли ему разница кого убивать, различает ли в людях воинов, которых стоит опасаться, и тех, кто сам страдает от людских войн.

Но Лешак понял. Он никак не показал этого, но я почувствовал, что мои слова сделали своё дело. Он ещё секунду смотрел на меня, затем развернулся и, противно скрипя, зашагал вглубь лагеря. Я присмотрелся – шёл он к шатру Васки, не иначе. Я глянул на кровавую груду ещё разок и признал в мёртвых телах одних лишь солдат, и только. Микола тоже лежал среди мёртвых, его косматая голова вывернута под неестественным углом, торс и руки искромсаны чем-то широким и острым, а пальцы всё ещё держат рукоять двуручника. Лезвие клинка переломано пополам. Мигом я поднялся с земли и поспешил за лесным духом, до хруста в костяшках сжимая кедрового волчонка.

У высокого шатра Лешак остановился и, повернувшись ко мне, кривым пальцем ткнул в помятый полог, прикрывающий ход внутрь.

— Хочешь, чтобы я вошёл? Что меня ждёт там?

Из-под его рогатого черепа донёсся лишь скрип старой древесной породы и, кажется, далёкий шелест листвы. Дух резко дёрнул рукой и ткнул в полог ещё раз.

Я подошёл и обхватил пальцами лёгкий полотняный материал. Изнутри несёт ароматными травами, нежными ягодами и цветами. Ещё очень тихо, не слышно ни единого звука. Хотя в этом может быть повинен ветер, тревожно завывающий в кронах, и вездесущие проклятые вороны. Но… вот я расслышал тихое сбивчивое дыхание, после едва слышные перешёптывания и, подняв полог, ступил внутрь.

Одинокая свеча теплится посреди обширной комнаты. Слабый огонёк мерцает, сбиваемый дыханием, но продолжает освещать обступившие его фигуры. Высокие и совсем низкие, здоровые молодые и иссохшие сгорбившиеся. Быстро глаза привыкли к полумраку и я смог разглядеть лица. Все, кто не мог держать оружие, находятся сейчас здесь. Напуганные, бледные, ослабшие, но живые. Живые.

Райла первая признала меня и, вынырнув из толпы, кинулась на шею. До ушей донеслись тихие всхлипы Ягодки, а в ладонь крипко вцепились маленькие пальчики.

Плечи Райлы крупно дрожали.

— Вернулся… ты всё-таки вернулся…

Я крепче прижал её к себе свободной рукой.

— Как всегда.

Райла резко отстранилась, глянула на меня испуганными, заплаканными глазами и сразу же перевела их на располосованную когтями грудь. Я уже не чувствую, как что-то тёплое струится по изорванной кожанкой, не чувствую и обжигающего огнём зуда, только ноющая боль осталась да недомогание, путающее мысли. Ещё отчего-то стали неметь пальцы на руках.

— Как всегда, с новыми ранами, едва живой… но хоть цел…

Она осторожно поправила мою глазную повязку, помятой мокрой тряпкой висевшую на лице. Затем нырнула в толпу и вернулась с табуретом. Только усевшись на него и расслабившись, я понял, насколько устало и изнурилось моё тело. Ноги дико болели, мышцы на руках разбухли и стали каменными. Я принялся их растирать.

— Меня пропустили сюда и уже скоро нужно будет выходить. Мы выйдем все вместе и… я понятия не имею, что нас ждёт снаружи. Придётся попросту рискнуть, и раз вы все живы, думаю, так и останется. Но прежде… — я поднял ладонь со свисающим с неё медальончиком. — Волчонок оказался у меня. Я видел гору тел снаружи: там все мертвы, ни одного живого… как это всё произошло?

Райла приняла у меня из рук оберег, рассмотрела трещины и въевшуюся кровь.

— Они напали той же ночью, как ты ушёл. Бой был очень недолгий… Как исход стал ясен, Микола согнал нас всех сюда и укрепил полог. Кажется, он стоял у входа. Сопел громко, хрипло, а потом резко стих. Тогда одним рывком кто-то сдёрнул полог и волчья морда уставилась на нас. Уродливая, свирепая. Пасть его была вся в крови. Волк прошёлся по всем нам своими горящими жёлтым глазами и уставился на Ягодку. Я подумала всё, сейчас разорвёт, а потом пригляделась. Он смотрел на твой медальон. Я сдёрнула его и кинула в окровавленную пасть. Зверь ушёл, и больше никто к нам не заглядывал. Лишь снаружи что-то всё скрипело, выло, и вороньё проклятое кричало. Мы сидели тут, дрожа, пока не пришёл ты…

Скорбь дрожью прошлась по телу, вышла с тяжёлым вздохом. Я уже не боялся выходить наружу: никто нас не тронет. Слишком много потеряли все в этой необдуманной, глупой и страшной схватке.

Я поднялся на ноги, взял своих девочек за руки и ступил вон из шатра.

***

Два десятка человеческих душ. Мы шли долго. И пока средь толстых вековых стволов не показались просветы и тёплый полевой ветер не начал играть в волосах, сердце не отпускала тревога. Впереди нас всё это время семенил здоровый матёрый волк. Он не оборачивался, не рычал, казалось, не желал и глядеть на нас. Но я приметил глубокие рубленные раны на его боках, свежую кровь, капающую с клыков. И мысленно хоронил месть, страх, гнев, вместе с людьми, навсегда затерянными в этом тёмном неведомом бору.

Скоро мы были далеко. Волк вывел нас на обширные луга, не тронутые ещё рукой человека. А сам удалился в свой лес. Я остановился всего на мгновение и проследил за его уходом. На самой границе лесной чащи, в тени стоял он. Лешак. И горе тому, кто вздумает зайти в его владения с оружием в руках.

Я развернулся и поспешил за Райлой, Ягодкой и остальными, впереди нас ждала новая, подаренная лесным духом жизнь. Лишь крик воронья будет мне часто приходить в самых страшных ночных кошмарах.

«Лешак»

  • 29.11.2018 11:45

Проплывают в небе тучи,
мчатся волки за тенями.
А луна, луна танцует
над застывшими телами.

Лес рычит и беснуется. Гвалт ворон доносится отовсюду. С затянутого плотной чёрной пеленой неба срываются потоки ливня и хлещут прямо в лицо. Ветер завывает в кронах сосен. Вездесущие ветви дерут оголённую кожу рук, путаются в ногах, проходятся острыми краями по шее, щекам, стремясь добраться до глаз. Я несусь меж ними, не прикрываясь и не оглядываясь назад. Я стремлюсь догнать то, что догнать невозможно. Оно маячит на уровне зрения. Бесшумно скользит вперёд, огибая стволы массивных старых древ. И я не могу определить, бежит оно от меня или просто ведёт за собой.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы пришли в эти места не так уж давно. Мы были дезертирами. Все из одного села. Когда война затянулась настолько, что стало невмоготу, я и ещё четыре десятка бывалых вояк похватали с государевых складов всё, что только могли, вернулись к семьям. А побоявшись преследования и наказания, и вовсе снялись с обжитых мест – выбрали в качестве нового жилья неизведанные, дикие леса, даже и не предполагая, насколько они опасны.

Я помню суматоху, образовавшуюся, когда всё имущество пытались уместить в повозки. Помню тревогу, повисшую в воздухе. Помню лицо счастливой Райлы, моей жены, едва осознающей, что бесконечные военные походы уже в прошлом; помню ясные глаза и тихий голосок малышки Ягодки, всюду бегающей за мной и не отстающей ни на шаг: «Папочка, ты больше никуда не уедешь?.. Твой второй глазик не пропадёт, как первый?.. Эта повязка на твоей голове такая нелепая!.. Мама говорит, мы в тот лес пойдём… ну зачем, пап?.. он же страшный!»

На горизонте чернел бор, уместившийся меж двух горных хребтов. В него упиралась старая, заросшая тропа – единственный путь к спасению и тихой жизни. Или гибели.

Мы начали поход, спиной ощущая топот копыт: карательный отряд уже спешил по нашим следам.

***

Лес постепенно окутывается мраком и обнажает передо мной свою худшую сторону. Мокрый мох скользит под ногами. Дождевые капли застилают единственный видящий глаз. Я тру его изо всех сил и пытаюсь всматриваться в даль, не упускать тварь из виду. Та петляет, исчезает, скрывшись за очередным широким стволом, а через пару мгновений появляется вновь.

Натруженный взор отвлекается от высокой фигуры и различает нечто серое, мелькнувшее сбоку, средь деревьев. Совсем рядом. Слух выделяет тяжёлую поступь и утробный рык. После свист туши, разрезающей завесу из ливня. И прежде, чем разум успевает осмыслить что-либо, наученные руки сами приходят в движение. Правая выгибается в локте, выставляя сжатое в пятерне лезвие сигилля навстречу звуку. Вторая направляет скользскую рукоять и удерживает у основания, когда нечто массивное ударяется о сталь. Ещё движение, краткий рывок вперёд – и руки возвращаются в удобное для бега положение. Уже в спину летит грохот и скул. По-особому печальный и больной. По-особому человечный. Я слышал такой раньше.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы спешно пробирались глубже в чащобу; скоро исчезли все признаки присутствия здесь человека, вплоть до каких-либо различимых троп, столетние сосны пришли на смену молодым деревцам.

Мой вороной скакун, повидавший не один кавалерийский налёт, не одну рубку в гуще сражения, теперь спокойно семенил в середине цепочки из повозок, чуть поодаль от третьей с хвоста. В ней, окутавшись покрывалами, посапывала Ягодка. И мой пытливый взор, бегающий от ствола к стволу, неизменно возвращался к ней. Засмотревшись на прекрасный лик, прикрытый неровными прядями русых волос, я различил медальончик: небольшой волчонок, выструганный из железного кедра тем же кузнецом, что ковал мечи и доспех для моей хоругви. Простая, грубоватая фигурка. Кузнец вырезал такие, когда с работой совсем было туго, приписывал им свойства магических оберегов и отдавал за один золотой. Молодые новобранцы скупали всё подчистую. Матёрые солдаты только посмеивались, а вечерами, меньше глаз когда было, сами бегали к кузнецу за маленьким, грубым, шершавым на ощупь орлом, щитом или гербом государя. Все боялись и не хотели испытывать судьбу.

Я взял волчонка. И оберег, считай, помог – летящее в лицо копьё перерубили в воздухе, лишь острие прошлось по правой глазнице. С той поры я ношу повязку, а счастливая вещица болтается на шее моей малютки. И я ещё не видел, чтоб она снимала волчонка.

Райла сидела позади меня всю дорогу, плотно прижавшись к спине и сложив руки замком на моём поясе. Я чувствовал затылком её горячее дыхание и мягкие локоны волос.

— Милая… может на повозке будет лучше всё-таки? Ты же терпеть не можешь эти поездки верхом.

Она устало поёжилась, встревоженная моим голосом, хоть я старался говорить тихо. И крепче сжала объятья.

— Не могу… не могу поверить, что ты здесь, рядом. Кажется, отойду… хоть отвернусь – и исчезнешь. А вернёшься с новыми шрамами, без пальца, с ещё одной вонючей повязкой на лице…

Я отпустил поводья и сжал её руки. Так крепко, как смог. На правой моей ладони не было большого пальца, на левой – безымянного, мизинца и целого куска плоти. Но я давно приноровился к этой напасти.

Она задрожала.

— Калека мой… будто чудище какое трёхпалое хватает… но это всё, благо, кончилось.

— Да, милая. Будем жить тихо, как крестьяне. Научиться бы только. Сохой приноровиться править, хлев небольшой смастерить.

— Научишься. Головы рубить научился, и крестьянские заботы осилишь… А что погоня?

Я обернулся, пригляделся вдаль. Беглые государевы ловчие на пару с сельскими охотниками вовсю заметали, путали следы. Без этих людей пришлось бы туго. Но они были с нами, и я благодарил всех Богов за это.

Райла тоже обернулась на мгновение, поводила глазами по округе и, явно никого не приметив, отвернулась обратно. Тотчас впилась в меня глазами цвета… когда бушующие морские волны, подгоняемые ветрами, врезаются в утёс, от них отскакивают крохотные лазурные всплески; они живут недолго – паря над пенящейся пучиной, позволяют взору запечатлеть один-единственный кадр, а после сливаются с морем… но кадр этот такой, что запомнится на всю жизнь. Глаза Райлы были цвета именно такой лазурной капельки.

Я засмотрелся.

— Нет за нами уже погони. Если они не из пугливых, то бродят по лесу за мили отсюда или будут бродить. Ручаюсь.

Я смотрел на её загорелое лицо, пухлые щёки, притягательные черты. Время замедлило свой ход. Я дышал ей. Я видел лишь её. Я сходил с ума. И нечто крохотное росло в груди, разбухало, вырывалось наружу. А когда разорвалось, я сам не заметил, как впился в её губы. И всё вокруг померкло.

… ругань впереди, далеко за главной, ведущей повозкой. Свист стрелы. Грохот. И рёв: скорбный, почти человеческий. Я с трудом отстранился от любимой, повернулся, натянул поводья и понёсся вперёд. Вслед за главной резко остановились все повозки.

Достигнув небольшого скопления мужиков, спрыгнул с лошади, доверив Райле поводья. И скоро понял, в чём дело: в кусте папоротника лежала туша большого матёрого волка со стрелой в горле. Зубастая пасть была раскрыта, алая кровь толчками вытекала изнутри. Терпкий, приторный запах забил мои ноздри.

— И как это случилось?

Я осмотрел всех, с луком в руках стоял один, самый молодой из наших. Белый был что снег. Струхнул малец, с кем не бывает.

Он первым и не заговорил. Повернул ко мне рыжую косматую голову Микола Медведь. Вот это был здоровяк, ничего не боялся. Ему только дай топор побольше иль двуручник какой – врагу спасу не будет, а если ещё в хороший доспех заковать… Лишь умом крепким не наделён.

— Ды вось, — Микола махнул рукой, указывая на землю перед ведущей главную повозку лошадью, — вылецела малое пад капыты. Бегала, рыкала, прыгала. А конь баявы. Яму што? Як даў – гэты аж падляцеў, а заскулiў – страх!..

Я глянул на землю. В комке светлой шерсти, мяса и костей угадывались черты волчонка. И не волк, стало быть, там, в кустах валялся. Волчица.

— Тут страшыла як выбяжыць, ды зараве. А вылiкая такая, i каню глотку перагрызе – не заметiць. Я толькi за тапор – а ў яе ужо страла ляцiць…

— Спасибо, Микола. Пацан, твоя работа ведь?

Из глубины леса дунуло холодом. Верхушки сосен ворочались и скрипели. Дико кричало вороньё откуда-то… показалось, что из-под каждого куста, с кроны любого дерева. Птичий гвалт накатывал волнами, порой перекрикивая стук сердца.

Виновник всего этого стоял молча и не смотрел на меня. Я не стал окликивать, последовал за его взглядом и упёрся в пригорок, прямо дальше по дороге. На самой вершине стоял, опёршись о долговязое старое деревце, матёрый волк. Стоял неподвижно и смотрел разом каждому в глаза. Нас разделяло порядочное расстояние, но жёлтые зрачки животного светились так, что ослепляли. Я отвернулся.

— Готовьте оружие, мужики. Зверьё не оставит нас в покое. Хорошая работа, пацан.

Я выхватил из его окоченевших пальцев лук, бросил на повозку и самого пихнул туда же. Он был холодный и весь липкий от пота. И смотрел, смотрел туда, на пригорок.

Мужики повздыхали и разошлись по своим скакунам, телегам – точить мечи да топоры, натягивать тетевы на луки. Наш путь продолжился.

Я вскочил на своего вороного и бросил взгляд туда, где видел матёрого волка, несомненно, вожака. Его уже не было. И в одно мгновенье меня пробила дрожь – деревце, о которое он опирался, тоже исчезло. Такое сухонькое, старое. С корой, точно не сосновой, не дубовой, не еловой, не знаю какой. И с безлистными ветвями, больно похожими на кривые звериные когти. Не было его нигде.

***

Лес переливается лунным серебром, капли ливня светятся и образуют единую водную завесу. Я несусь по влажному мху, прыжками преодолевая особо топкие участки, и смотрю только вперёд. Топот, рык, затем свист раздаются то слева, то справа. Я даю волю рукам, оставляю голове одно-единственное дело – следить за тропой, дабы не оступиться, не зацепиться носком сапога за толстые корни, не ступить в яму, скрытую под водной гладью. Ведь остановка сейчас – значит смерть.

И взмахи сигилля сверкают в ночи, и до ушей доносится чавканье мяса, хруст костей, ещё безумный рёв, но уже за спиной. И всё труднее удержать рукоять окостеневшими от холода пальцами. А мокрая серая шерсть мелькает средь деревьев снова и снова. Топот уже гремит отовсюду. И впереди он особенно звучный.

Я поднимаю голову, приглядываюсь – и сердце моё начинает биться быстрее, отдавая стуком в висках. На меня несётся огромная бурая гора из плоти, шерсти, когтей и зубов. И ревёт так, что, не увидь я источника, спутал бы с раскатом яростного грома. Нападки волков прекратились, я удобнее перехватил рукоять и лишь ускорил бег. Железная пасть медведя застыла распахнутой, издали видно, как напрягаются мышцы под толстой шкурой. Шкурой, местами подпаленной, из которой торчат обломанные древка стрел. Это мой старый знакомый.

***

Шесть повозок, две дюжины лошадей, семьдесят людских душ. Мы пробирались по бурелому всё глубже, высекая древние деревья под корень, когда телеги не могли пройти. С каждым ударом топора ветер завывал всё яростнее, смешиваясь с вороньим гвалтом. Мы продолжали движение, пока свет солнца пробивался сквозь густые кроны. Едва заметные первые звёзды указывали нам время стоянки. Тогда мужики ставили шатры, разгружали поставленные друг подле дружки телеги, зажигали вокруг них костры. Женщины готовили еду. Помимо захваченного заранее хлеба, колодезной воды, говядины да свинины, ягод с грибами, собранными прямо на ходу, на льняных покрывалах появлялась обжаренная на огне дичь. Жилистое, жёсткое мясо волков и ароматное лосиное. Всё потому, что зверьё само лезло на мечи и стрелы; с того момента, как пацан застрелил волчицу, не проходило и дня, чтоб какой зверь не кинулся на лошадь, не попробовал поддеть рогами одного из наших. Я обнажал лезвие сигилля только когда лесная тварь подбиралась близко к телеге, что везла Ягодку. Зато другие нарубились и настрелялись всласть. Да и куча свежего мяса того стоила.

А когда женщины, дети, старики разбредались по шатрами, мы выбирали дозорных, что будут поддерживать костры до утра, следить за лошадьми и охранять людей с оружием в руках. Хворостинками выбирали, кто остаётся сторожить первым и до полуночи, а там сменят. Я быстро вытянул длинную и скрылся от вечерней стужи в шатре – следовало быстрее заснуть. Райла тихо посапывала, обняв Ягодку. Её волосы рассыпались по большой пуховой подушке. Я подкрался и осторожно приложился губами к тёплой щеке. Любимая мило поморщилась, закрытые веки неспокойно дрогнули. Я укрыл её покрывалом, а сам завалился рядом, не сняв кожанку и пояс с ножнами. До моей смены оставалось чуть более четырёх часов.

Проснулся от того, что здоровая ладонь тормошила за плечо. Не без труда разлепил глаз и увидел прямо перед собой косматое лицо Миколы с квадратным небритым подбородком, толстым носом и маленькими зелёными глазами.

— Уставай ўжо, наша чарга прыйшла…

Его шёпот прямо гремел в ночной тишине. Я краем уха уловил, как беспокойно заворочалась то ли Райла, то ли Ягодка, и поднялся на локтях.

— Не шуми, Микола. Иди. Я скоро выйду. Только горло промочу.

Он кивнул и выбрался из шатра. Я тихо поднялся на ноги, снял с пояса флягу колодезной воды, опустошил. После прикинул: кроме меня дежурить будут ещё десяток опытных воинов, каждый из них отменный стрелок (кроме разве что Миколы – он обходился лишь своим двуручником да топориком, меня же лук порой едва слушался и руки после стрельбы болели страшно), уверен был, лесной зверь какой и близко не подступится. Прикинул, да и заполнил флягу брагой из небольшой мутной бутыли. И скорее вышел наружу.

Полуночный бор встретил меня пробирающимся под одежду холодом, тусклым светом лунного серпа и вороньим гвалтом. Гвалтом почти не прекращающимся. Я скорее закрыл проход в шатер и отправился к ближайшему костру. Там, поджав ноги под себя и сжимая древко лука побелевшими пальцами, сидел юноша, пробивший горло волчице в тот день, когда мы только начали свой путь. Вернон, кажется, его звать. Черноволосый, широкий в плечах, жилистый. Сильно смахивает на меня, только без шрамов, морщин и копны седых волос. Ещё все пальцы у него на месте. И глаза.

— Ну что, пацан, не показывалось зверьё?

Я присел рядом. Он вздрогнул и покосился на меня. Веки его покраснели, глаза были туманными, под ними набухли огромные мешки.

— Сколько ж ты не спал?

Он отвернулся, пуще прежнего сжал древко.

— День… три… пять… Не помню. Как приложу голову к подушке, так вижу их… жёлтые, яркие такие. И смотрят не по-звериному. Была б ярость, жажда крови… я б понял, я привык. Но тут холод… а за ним…

Вернон вдруг замер и стал дышать часто, будто задыхаясь. Я живо раскупорил флягу, подтянул горлышко к его губам. Он глубоко вздохнул, кое-как разжал руки, перехватил у меня брагу. Пригубил, поморщился. Пригубил снова, глотнув уже больше.

— Волк… чёртов волк придёт за мной, понимаешь?.. Он не остановится, не отстанет. Подстережёт ведь… Я точно знаю, подстережёт… И перегрызёт горло. Вот что за тем холодом в глазах было… предостережение…

Вернон стал делать глоток за глотком, пока не опустошил флягу. Затем отдал мне, а сам зарыдал. Крупные слёзы так и текли по его щекам. В нём много набралось, я сразу понял.

Вернон прижался в моему плечу. Я чувствовал, как он дрожал. Я имел полное право его отчитать, как солдата и воина. Но это был всего лишь юноша. Мальчишка, что был до смерти напуган.

Я обнял его как умел.

— Никто тебя не тронет, пацан. Ты ж знаешь нас. Таким молодцам ни волки, ни медведи не страшны. Да хоть Лихо Лесное пусть приходит, мы и его…

Лихо Лесное. Деревце, что исчезло само по себе. Я тогда и забыл о нём за заботами.

— Пацан, а ты не помнишь деревца рядом с волком тем? Старое, сухонькое такое…

Вернон резко отстранился, посмотрел на меня испуганно.

— С корой непонятной, да? Я уж думал, что почудилось. О деревце… вожак опирался, а потом…

И волчий вой прорезал ночную тишину, оборвав юношу на полуслове. Вой поддержали десятки глоток. Я поднялся на ноги, пальцы рефлекторно легли на рукоять сигилля. Куда б я не смотрел, везде пылали жёлтые глаза, отражая свет костров. Пацан весь сжался и заскулил.

— Давай лук и колчан! А сам за телеги, живо!

Вернон оставил всё, что было, и убег куда-то к шатрам. Я закинул колчан на плечо и, подхватив лук, подошёл вплотную к костру. Положил стрелу на тетеву, натянул. Что делали другие дозорные, я не видел. Только слева от меня, в двух десятках шагов стоял Микола, перехватив двуручник, справа я приметил ещё мужика с луком в руках.

Скоро показались серые оскаленные морды. Волки вышли на свет огня и остановились. Вперёд медленно вышел вожак. И жёлтые глаза его устремились на меня, в тёмную осеннюю ночь они светились особенно ярко. Он сделал ещё шаг. И я спустил тетеву. Стрела вонзилась в землю так, что брюхо зверя оказалось б пробито насквозь, продолжи он идти. Я выпустил ещё несколько стрел в других волков. Они вонзились в мох прямо за полшага до их передних лап. Мужик справа сделал тоже самое. До ушей донёсся негромкий рык вожака, скоро тот отступил. Остальные последовали за ним. Я переглянулся с другими дозорными и хотел было откинуть лук. Запястья уже ныли, а пальцы дрожали от напряжения.

Но яростный рык волной накрыл наш временный лагерь, – и я крепче схватил неудобное древко. Что-то крупное неслось на нас, звучно топая и подминая кусты под собой. Подбежало ещё несколько человек. Заскрипели тетевы на луках. А когда пламя костров осветило огромную кудлатую фигуру и стрелы, свистя, рассекли воздух, было уже поздно. Наконечники скользили по шкуре, падали, втыкались в землю, а если и попадали – не было никакого результата. Бурый медведь, раскрыв пасть и сверкая белыми клыками, приблизился и затоптал один из костров. Микола отбросил двуручник, снял топорик с пояса и ринулся на зверя. В это мгновение вновь раздался вой, из темноты леса стали выскакивать волки. И тут начался ад.

Помню крик и ругань. Рёв и скул. Звон и свист. Помню, как я одну за другой выпускал стрелы, пока колчан не опустел, пока я не перестал чувствовать собственные пальцы. А затем настал черёд сигилля. Я рубил и рубил. Затем прыгал, перекатывался, уворачиваясь от когтей, зубов и снова рубил.

Помню, Микола, страшно матерясь, вогнал лезвие медведю под левую лапу. Тот сбил здоровяка с ног и подмял под себя. Я схватил одной рукой полено из костра и ринулся на выручку, второй продолжая рубить. Помню, как вспыхнуло пламя, запахло горелой шерстью и мясом. И как сначала медведь, а за ним и волки понеслись обратно в лес. У всех, как у одного, пасти были в крови.

Не помню, много ли было трупов. Но я нашёл Вернона за первой же телегой. Живот его был распорот, на шее зияла красная, рваная полоса. Терпкий, приторный запах забивал ноздри. Парень харкал кровью, но был жив. Я склонился над его лицом и ловил сбивчивое дыхание. Пытался даже зажимать рану, хоть знал, что это бесполезно.

Вернон плакал. И слёзы его смешивались с кровью.

— Добрался до меня… добрался… подстерёг…

Он закашлялся. Сплюнул алой слюной.

— Я видел дерево рядом с матёрым… вожак опирался о него… а затем они ушли… вместе…

Вернон кашлянул ещё раз. Вдохнул полную грудь воздуха. Выдохнул. И не вдыхал больше. Я закрыл его веки.

***

Лес проносится мимо. Толстые, облепленные мхом стволы встают на пути и тут же оказываются за спиной. Серые морды мелькают слева и справа. Чёрные крылья трепещут высоко над головой. Бурая гора стремительно приближается, хромая на левую лапу. Я беру левее, пытаясь сделать дугу и зайти к медведю сбоку. Прыжками перемещаюсь от дерева к дереву. А подпустив зверя вплотную, одним рывком приближаюсь к нему, поднимаю сигилль и бью наотмашь. Слышу яростный рёв и сразу же кувырком ухожу от железных челюстей. Но поднявшись на ноги, ловлю удар когтистой лапой в грудь. Слышу треск рвущейся кожанки, чувствую жжение выше живота. И как течёт что-то тёплое под одеждой. Перехватываю рукоять сигилля и вгоняю лезвие в мохнатый мокрый бок, прямо меж рёбер. Зверь рычит, хочет вывернуться и добраться до меня. Только раны замедляют. И я успеваю достать сигилль и вставить его в горячую плоть ещё раз. Медведь всё-таки выворачивается и сносит меня лапой.

На мгновение всё вокруг меркнет. Я отлетаю и прилаживаюсь спиной о твёрдый ствол. Шевелю пальцами – они всё ещё сжимают рукоять.

Рёв, подобный раскатам грома, нарастает. Поднимаю голову и смотрю на медведя. Его маленькие глаза налились кровью. Зверь набирает скорость и приближается. Одервеневшая левая лапа едва слушается, из-под шкуры вырываются алые капельки и тут же смешиваются с потоком ливня. Но он продолжает упорно, яростно наступать.

Я медленно поднимаюсь на ноги, игнорируя ноющую боль в груди, треск в спине, трясущиеся от напряжения предплечья. Заношу сигилль повыше и жду. Вздох, второй. Медведь оказывается прямо передо мной, и я срываюсь с места. Челюсти звучно клацают в воздухе. Я делаю рывок влево, скользя по мокрому мху. Направляю лезвие. И вонзаю его под левую лапу. Туда, где толстая шкура была рассечена лезвием топора и где мягкая плоть прикрыта лишь тонкой коркой спёкшейся крови. Сигилль входит до основания.

Медведь ревёт, беснуется, кидается из стороны в сторону, порой пытаясь меня достать. Удары получаются хлипкими. Я слышу, как трещит кожанка, но пробить её снова зверю уже не под силу. Я держу рукоять крепко и проворачиваю, пока движения его не становятся медленнее, а рёв тише. Скоро из пасти медведя вырывается один лишь хрип, и массивная туша медленно валится на землю. Я, обессиленный, опускаюсь тоже. Рукоять сигилля продолжает торчать из-под лопатки зверя. Всё произошло быстро, а значит стальное лезвие на этот раз точно достигло сердца.

Серп луны медленно подползает к горизонту, предвещая скорый рассвет. Ливень постепенно стих. Остудилось и разгорячённое бегом тело, обнажив жгучую боль в груди и нечувствительность пальцев. Ветер носится средь старых деревьев и томно завывает. Но ни волчьего воя, ни звериного рёва, ни вороньего гвалта, вперемешку с трепетаньем крыльев, наконец не слышно. Я перевожу дыхание, смотря в никуда. Пытаюсь согреться, растирая ладони, ступни. И на тёмно-коричневой коре глаз выцепляет светлые охотничьи зарубки. Пара коротких линий указывает точный путь к лагерю. Я отхлёбываю из фляги и, опираясь о тушу медведя, поднимаюсь на ноги.

Лагерь. Наш временный лагерь. Туда вела меня тварь. Я хватаюсь за шершавую рукоятку и выдёргиваю сигилль из плоти, запускаю оружие в ножны. И иду вперёд неспешно, готовый к чему угодно. Чувствуя холодный взгляд и вслушиваясь в шелест ветвей.

***

Пять повозок, дюжина лошадей, сорок шесть человеческих душ. Мы тогда не вняли страшному предостережению (а я уверен, ночное нападение именно им и было) и вознамерились продолжить свой путь. Но когда нас резко стало меньше, следовало тщательнее готовиться и обдумывать дальнейшие шаги. После новых потерь пошатнувшийся дух людей оказался бы сломлен напрочь, и мы бы повернули назад – навстречу мечам карательного отряда, либо сгинули здесь, грызя друг друга и сдавая под напором новых нападок лесного зверья.

Помнится, когда стих вой, мы до утра обходили шатры и считали мёртвых. Вернон, десяток других бойцов лежали разорванными на мху, средь пожухлой серой травы. С их тел струился пар, но не от тёплого дыхания. Медленно вытекал он из раскроенных глоток и открытых, рваных ран. Их белые пальцы всё ещё держали оружие, а глаза были наполнены яростью и устремлены… теперь уже в пустоту. Кто-то погиб ещё у окружавших лагерь костров, кто-то у входов в шатры. Но слишком многим той ночью не хватило защиты. Мы стаскивали целые семьи в кучи, пока другие копали могилу, способную уместить их всех. Мёртвое зверьё свежевать не стали – утащили подальше от лагеря и бросили гнить.

Ни Райле, ни Ягодке я не позволил выходить из шатра.

Скоро могила была засыпана, раненые перевязаны, лошади успокоены и накормлены. Женщины, бледные, трясущимися руками приготовили еду и нам. Я кое-как впихнул в себя пару кусков мяса и, добравшись до ложа, вырубился мгновенно.

Когда очнулся, было уже за полдень. В шатре царил мрак. Умело задраенные щели не пропускали холода, но и света тоже. Лишь тусклый огонёк свечи мерцал где-то у дальнего конца помещения. Я поднялся с ложа. Рука рефлекторно легла на пояс, ладонь прошлась по ножнам. Сигилля не было. Всё внутри вздрогнуло. Я живо оглядел шатёр. За небольшим столиком со свечой, танцующей языком пламени, сидела Райла и алой тряпкой протирала лезвие моего оружия. На дубовой поверхности стола лежал ещё потёртый наждак и фляга, тоже снятая с моего пояса.

Она сидела, тёрла калёную сталь и не смотрела на меня.

Я подошёл сзади, запустил руки в роскошные волосы. После обхватил её дрожащие руки, медленно опустил на стол сигилль и грязный кусок льняной ткани. И крепко обнял.

— Твой меч был весь в зазубринах… и крови… Кто опять на тебя нападает? С кем опять тебе нужно сражаться?

— Этой ночью зверьё взбесилось. Ещё медведь появился из ниоткуда. Они прорвались, но мы быстро всех отбросили.

— Но сколько погибло?.. Вы же этим и занимались всё утро, да? Капали могилы?

Райла дышала часто. Я стоял недвижимо и крепко обнимал её сзади, сжав холодные запястья. Она не стремилась обернуться, и это было хорошо. Последнее, что я бы хотел видеть, – её яркие, лазурные глаза, затянутые блеклой пеленой грусти и страха.

— Выжило достаточно, чтобы продолжить наш путь к спокойной жизни… и где Ягодка?

Райла ответила не сразу.

— В шатре у Васки, с другими детьми. Отвела, как ты вернулся.

Васка, старая бабка-повитуха. Когда-то ещё со мной нянчилась. Хорошо, что стая до неё не добралась ночью. Хорошо.

— Насколько там безопасно?

— Микола у входа стоит. С секачём огромным в руках. Безопасно там.

Хорошо. Очень хорошо.

Я ведь тогда чувствовал, что мне надо будет уйти. Уйти надолго. Оставить моих девочек без защиты на всю ночь, а то и дольше. Мне думалось, что этот поход изменит всё. Либо приведёт к жизни спокойной, настоящей, либо к полному провалу. И я был прав. Полностью.

Райла отстранилась от моих объятий, поднялась со стула и протянула мне клинок и флягу. Глаза её выражали самое худшее, что я только мог представить.

— Тебе это пригодится. За тобой приходили, пока спал. Вояки эти затеяли что-то, точно хотят тебя куда-то отправить…

Я взял вещи из её рук и уместил на поясе.

— Если отправят, ты пойдёшь? Оставишь нас опять?

Я протянул к ней руки, чтобы коснуться, обнять. Райла лишь нахмурилась и подалась к выходу из шатра.

— Ты пойдёшь. Конечно, пойдёшь.

— Я должен привести нас к безопасной земле. Там, где мы начнём новую, счастливую жизнь.

Она вздохнула, подняла полог шатра. В помещение ворвался студёный воздух. Свеча позади потухла.

— А ты разве до сих пор не видишь? Наш поход провалился. Путь в счастливую жизнь завален трупами. Никогда путь, начавшийся со смертей, не приведёт к счастью.

Райла вышла наружу и опустила полог. Я тогда долго стоял в темноте и думал. Я был согласен с ней полностью, но был и полон решимости доказать обратное. Ей и себе самому.

«Вояк» я нашёл быстро. Около десятка мужчин окружали едва теплящийся костёр, все спокойно обсуждали что-то. Все, кроме одного. Брас, отличный лучник, именно с ним я и Микола первыми встречали освирепевшее зверьё. Выпущенные из его лука стрелы свистели рядом с моими, лезвие вырезало серые морды не менее яростно и умело. Браса я помнил как отрока, только-только становившегося мужчиной; эти его вечно насмешливые янтарные глаза, густая светлая борода, простодушные черты лица и улыбка, всегда вызывающая ответную. Таким я и хотел бы его запомнить. Этот Брас, возвышающийся над дрожащим костром, яростно выкрикивающий, плюющийся слюной, уродливо крививший лицо, показался мне постаревшим лет на десять. Его волосы цвета первого снега потускнели, равно как и глаза. Они стали блеклыми и пустыми.

Я вздрогнул. С самого утра я не видел его невесты и маленького сына. А ведь я не ложился, пока не проведал всех.

— Наконец ты пришёл! Ну скажи ж ты им, что нам следует идти вперёд. Эта ночь уже тяжело далась! Дальше будет только хуже!

Мужики ворчали. Неодобрительно качали головами, косясь то на лесную чащобу, то на свежезасыпанную могилу.

Я подошёл ближе и стал рядом с ними. Напротив Браса.

— Дело идёт к вечеру, Брас. Нас стало меньше – ночной поход уже не осилить. Мы должны укрепиться, обождать. Хотя бы немного. Пока люди не оправятся и раненым не станет лучше.

Он нахмурился, устало протёр пальцами глаза.

— Не станут эти твари ждать, пока мы оправимся, соберёмся с силами. Они придут вновь. Разорвут ещё больше детей. Я не хочу вновь таскать трупы в могилу! А вам этого хочется?!

Брас скривился сильней. Его недавно прекрасные глаза казались двумя кусками сухого кремня.

— Твоя невеста, Брас. И паренёк. Они…

— Оба мертвы. Я сам тащил их по траве. Сам укладывал в могилу. Сам забрасывал землёй… И знаешь что? Ничего страшнее этого я не видел.

Небо хмурнело. Солнце скрывалось за грозовыми тучами. Пламя костра потрескивало свежим хворостом. Стихли птицы. И лишь резвый ветер носился меж шатров и толстых стволов. Больше ни одного звука не было слышно.

— Поэтому мы должны войти в эту проклятую чащу и идти до тех пор, пока она не кончится. Потому что нет нам здесь житья. Наши любимые будут здесь умирать. Вы этого хотите?

— Брас, ты прав. Сейчас нам особенно важно сохранить всех живыми. И поэтому мы не ринемся в лес, пока не узнаем, что там дальше.

Он сплюнул на утоптанный мох.

— Значит, я пойду один. Найду конец этому лесу, и вырежу любую тварь, что станет на пути.

— Мы пойдём вместе, Брас. А остальные пусть стерегут людей до нашего возвращения.

— Да, хорошо. Вдвоём мы перережем больше. Отлично. Через час приходи к этому костру. Приготовься, попрощайся. Мы зайдём глубоко.

Мужики молча разошлись. Брас сел у огня и отвернулся от меня.

— А ты…

— Я готов. И мне уже не с кем прощаться.

И я отправился к Васке. И пока шёл, хоронил образ того жизнерадостного, красивого юноши. А в голове всё крутились слова Райлы: «Никогда путь, начавшийся со смертей, не приведёт к счастью…»

Шатер Васки был самым крепким, просторным и тёплым среди всех. Как только вошёл внутрь, меня окутал уют и покой; в воздухе витал терпкий аромат трав и сладкий дух ягодных настоек да цветов, до ушей доносились весёлые крики детей и тихий старческий говор. Я глазами выцепил Ягодку, что вместе с другими девочками играла с простыми плетёными куколками, и старую Васку, вяжущую очередную тёплую безделушку из пряжи. Кажется, если собрать все, сшитые бабкой, рукавички, шарфы, рубахи в этом шатре, он не выдержит и разорвётся по шву. Её морщинистые руки всё также ловко владели спицами, как и годы назад. Я видел, как глаза Васки отвлекались иногда (порой подолгу), дабы присмотреть за неугомонной мелюзгой. Пальцы же продолжали прясть как ни в чём не бывало.

А в углу сидела Райла, склонив голову и теребя в руках маленького волчонка, вытесанного из железного кедра. Я подошёл к ней, опустился на одно колено и осторожно смахнул с печального лица пару тёмных прядей.

— Я и правда должен сейчас уйти. На сутки, может. Может, и на трое. Не знаю.

— Как всегда…

Она вздохнула, протянула мне медальончик.

— Возьми. Прошлый раз ты надел его и вернулся. Надень снова.

Я глянул на небольшую, маленько потемневшую от времени фигурку на верёвочке. И не тронул.

— Он ваш. Мне никогда не нужны были обереги. Ни тогда, ни сейчас. Но если в нём и правда что-то есть, пусть останется у тебя или у Ягодки. Мне хватит моего меча.

Райла повременила немного – и спрятала волчонка за пазуху. А после резко обвила руками мою шею.

— Тогда просто вернись, слышишь?.. Без глаз, без рук, ног, каким угодно… только не умри… только…

Райла обнимала меня и дрожала. А в груди ныло сердце и мелькало предчувствие, что я последний раз чувствовал её тепло, сбивчивое дыхание, биение сердца. Последний раз.

В тот день я ещё долго беседовал о чём-то с Ваской, играл с Ягодкой и не сводил глаза с лица любимой. Даже когда отпущенный мне час кончился и сердце гнало в дорогу, я тянул – уходить не хотелось. Но я солдат, да и вера в светлое будущее и правильность моего пути была слишком сильной, чтобы отступить. И я ушёл, перед этим собрав припасы в дорогу и наказав Миколе сторожить детей ценой жизни.

Мы оставили позади лагерь и ступили на эту тропу, когда солнце уже не видать было за кронами подпирающих облака сосен, и сумерки тёмной тканью опутали всё вокруг. Я шёл, не выбирая пути, лишь слушая звуки вечернего леса, ведь взгляд мой постоянно упирался в спину Браса. Тот нёсся вперёд свирепо, неустанно, будто чувствуя что-то впереди, будто это что-то тоже ждало его и желало поквитаться. Так продолжалось и когда лишь лунный свет освещал нам дорогу – тогда я частенько оступался, спотыкался о коряги, скрытые густой тенью, едва уклонялся от цепких ветвей, Брас же шёл так же стремительно, как вначале. До самого рассвета мы не сбавляли шаг (я лишь изредка останавливался, наносил на твёрдую кору древ зарубки), и, хоть я чувствовал на себе непонятный взгляд и иногда выцеплял из сумеречного стрёкота цикад либо ночной тишины едва слышный шелест и скрип, никто не мешал нашему походу.

Я обращался к моему спутнику несколько раз с просьбой сделать привал, дабы унять слабость в ногах и подступающий голод. Брас не отвечал, продолжая неустанно нестись по лесу. Только к вечеру, когда мы вышли к небольшой, просторной полянке, прикрытой со всех сторон кустами Волчьей ягоды, он остановился. Брас замер на пару мгновений, стоя на заросшем пригорке, то ли вслушиваясь, то ли вглядываясь, а после сорвался с места и нырнул в заросли, не произнеся ни слова. А вернулся быстро, но уже с охапкой хвороста в руках.

Скоро небо заволокло серыми тучами, налетел ветер и на землю опустилась стужа. Я спасался от неё у костра, хрустящего сухими веточками и пускающего вереницы искр к медленно проявляющимся на чёрном полотне звёздам. Я сидел на кочке, уткнувшись сапогами чуть ли не в самый огонь, и пережёвывал сухой хлеб с вяленым мясом, заготовленным, видимо, ещё когда я был солдатом на службе государя. Изредка поглядывая на Браса, я заметил, что он сидит недвижимо и не сводит взгляда с леса.

Я поднялся с земли, достал из своего походного свёртка самый большой бардовый ломоть, раскупорил флягу с родниковой водой и подошёл к нему ближе.

— Брас, ты бы поел, попил. Ослабнешь ведь. А там и слечь недолго.

Он повернулся ко мне осунувшимся, постаревшим лицом. Его сухие губы раскрылись – и после долгого молчания, вместо тяжёлых вздохов и грязных проклятий, что он произносил одними губами, Брас выплюнул две фразы:

— Кровь этих тварей меня накормит и напоит… когда доберёмся до них…

И замолк. Я отошёл и опять уселся у костра, говорить с этим человеком больше не хотелось.

А когда из-за стволов стал просачиваться слабый лунный свет и первые капли моросящего дождя застучали о кору и хвою, Брас резко встал на ноги, потянул носом воздух.

— Пойдём уже… Быстрее!.. Я чую их, чую их всех…

Он сразу же рванул в чащу. Я же, собрав всё обратно в мешок и затушив костёр, едва за ним поспел.

Прошло ещё около часа безостановочной, скорой ходьбы, пока мы не достигли желанной цели. Нет, это не был выход из леса, даже близко не он. Подобно прошлой нашей стоянке, это была поляна, но не в меру большая, огороженная со всех сторон не низкими кустами, а роскошными, раскатистыми берёзами. Землю покрывали травы, заросли ягод, молодые орешники и никакого мха не видать, почва в этой роще была живой, плодовитой. Кажется, я даже слышал шум родника, а вдали, за белеющими в лунном свете стволами блеснули пару раз светлые капли струящейся, бьющей ключом воды. Это было сердце леса. Сюда бы мы пришли, коли б не нападки дикого зверья. Тут бы мы отстроили наш дом и зажили в достатке и покое, вдали от войны и смерти. Мы вошли в рощу и нежданно услышали писк. На мгновение сверкнула молния, осветив углы, закоулки, до этого таящиеся в тени. За каждым стволом, почти что на каждой ветви были признаки лесной жизни: гнёзда, норы, берлоги, лежанки. Где-то запищало снова, вдали грянул накатывающий волной гром, и стало ясно, что это за место. Это был их дом. И мы, шаг за шагом, приближались прямо к нему.

Брас остановился.

— Ты слышал? Писк… Рядом, вроде бы. Думаю, вон там.

Он махнул рукой в сторону ближайшего ягодного куста и сразу же бросился туда. И я за ним.

Под сенью широких листьев, на покрывале из мягкой травы лежали и посапывали волчата. Короткошёрстные, с крохотными ушками и лапками, едва проступающим хвостом и прорезавшимися острыми зубками. Они были точь-в-точь как моя деревянная фигурка. Один из них изредка пищал во сне, когда ветер завывал уж особенно громко и зло. Я пробежался глазами по роще – во многих таких лежаках приметил слабое шевеление и блеск серой либо чёрной шерсти.

Я отошёл, повернулся к Брасу.

— Мы нашли, что искали. Хоть это не совсем конец леса, но почва тут хороша. И вода тоже рядом. Пора возвращаться. Что делать со всем этим зверьём, потом решим…

— А нечего тут решать.

Он быстро глянул на меня безумными глазами, широко улыбнулся. И, прежде, чем я хоть что-то успел сделать, выдернул из ножен меч и вставил лезвие в ближнего к нему волчонка. Плоть хлюпнула и пропустила железо. Я даже расслышал, как оно вонзилось в твёрдую землю. Он выдернул меч. Алая, светящаяся кровь рывками стала бить из раны.

Я накинулся на Браса и получил гардой в висок. Перед глазами сверкнуло, в голове что-то разорвалось. Помню только, как лежал на земле, а повсюду – страшный вой, скул, полный страха, хруст костей. И хохот. Захлёбывающийся, громкий, бесконечно уродливый. Хохот безумца.

Очнулся, когда моросящий дождик превратился в ливень. Я поднялся на ноги, держась за голову. Брас сидел на земле, устланной покромсанными тушками, разворошёнными гнёздами, что были утыканы стрелами. Крови на земле не было, она ушла в почву вместе с каплями дождя, только с белых берёзовых стволов бурые всплески никак не хотели смываться.

Я вытащил сигилль из ножен.

— Зачем это, Брас? Зачем ты это сделал?

Он не обернулся.

— А что бы сделал ты, добряк, если бы твою Ягодку разорвали на куски? Если бы ты сам бросал землю на её холодное тело, смотрел, как медленно пропадают под комьями бледные лица и раскрытые стеклянные глаза? Если б видел, как уходит её жизнь вместе с кровью, льющейся из горла?.. А? Не отвечай. Ты бы поступил точно также… конечно же… да… как ж иначе?..

Я молча подходил, держа оружие наготове.

— Это лишнее, добряк, – он нервно хихикнул и вновь потянул носом воздух. — За нами уже идут. Я чую.

Из кустов вдали послышался рык. Брас, мгновение назад сидевший недвижимо, бросился туда и, парой прыжков покрыв огромное расстояние, скрылся в широких листьях и гроздьях чёрных ягод.

Нагнав его, я застал вовсю кипящий поединок. Огромный матёрый волк, свирепо рыча и клацая мощной челюстью, кидался на Браса. Тот извивался змеёй, уклоняясь от зубов и когтей, изредка пытался нанести удар, но тщетно – зверь был настолько же ловок, насколько силён. Получив когтями по плечу, Брас скривился и, заметив меня, прокричал:

— Давай, добряк! Вместе мы его завалим! Наши люди буду отомщены!

Я удобнее перехватил рукоять сигилля и двинулся к нему.

В это мгновение что-то могучее и стремительное сбило меня с ног и скользнуло прочь. Люто зашлись карканьем вороны, вдарил гром. В нескольких шагах от меня стояла тварь. Высокое, тонкое тело, покрытое грубой корой, со множеством мелких отростков и веток венчало некое подобие рогатого лосиного черепа, иссушённого и старого, с чёрными провалами рта, носа, глазниц. На плечах сидели вороны. А мой взгляд был прикован к вытянутой руке, сжимавшей кривыми пальцами простую цепочку, что заканчивалась деревянным волчонком. Та была красной от свежей крови. Неведомая тварь, Лесное лихо, Лешак. Он смотрел на меня секунду, а потом скрылся средь сосновых стволов.

И я бросился за ним, забыв про Браса, берёзовую поляну, светлое будущее и спокойную жизнь. Перед глазами всё стоял треснувший кедровый волчонок и бегущая из трещины кровь.

***

Лес постепенно отступает и начинается наша лагерная вырубка. Вереницы пней, обсыпленные щепками и кусками коры, какие-то из них только начали выкорчёвывать, какие-то уже лежат корнями кверху рядом с глубокими неровными ямами. Толстые стволы тоже валяются неподалёку, в некоторых из них торчат рабочие топоры. Ещё колуны, пилы и другие инструменты валяются везде, поблёскивая облепившими их каплями воды – следом только-только прошедшего ливня. Я даже, стараясь быстрее передвигаюсь ноющими от усталости ногами, спотыкнулся о тяжёлое древко топора.

Здесь точно кипела работа. Ранняя, многолюдная, поспешная. Но нечто заставило людей побросать всё и уйти прочь. А куда? Я думал об этом, приближаясь к лагерю, и только сейчас заметил, что дозорных нет. Нет ни единой дымной струйки утреннего костра, пахнущего свежим мясом, ни ржания лошадей на кормёжке, ни расходящихся эхом многоголосых переговоров. Ничего и никого. Лишь тёмные силуэты повозок и высоких шатров. Тревога пуще прежнего разыгралась где-то глубоко в груди и шаг ускорился сам собой.

Я подошёл ближе и обомлел. Ближайшие ко мне костры вряд ли потухли от ночного ливня – они были небрежно и грубо затоптаны. Первая же повозка, что попалась на глаза, расшатана и обгрызена, а на деревянной колее почти сразу различил брызги въевшейся бурой крови.

Я вспомнил пустую поляну в центре леса, где отдыхали одни лишь щенки и птенцы, вспомнил, сколько по пути сюда встретилось взрослого зверья и насколько разъярено оно было. Сразу перед глазами всплыли свежие раны у медведя, которые точно не мог нанести Микола в ту страшную битву. Вспомнил – и крепко-крепко сжал в ладони потёрный кедровый медальончик.

А шмыгнув меж телег, войдя в наш последний лагерь, я увидел то, чего так боялся увидеть. Тела, везде тела. Изуродованные, раскромсанные, искусанные. Конечности, валяющиеся на мокрой земле отдельно от тела, кисти, ещё сжимающие оружие, и туши подобные мешкам, набитым отрубями. Безжизненные, нелепые, сочащиеся красным. И кровь, кровь повсюду. Нечто постаскивало их в груды и бросило гнить… какое ещё “нечто”?.. я прекрасно знаю, что за существо это сотворило. Лешак. Полулегендарная тварь, рождённая ночной тьмой, волчьим воем и треском срубаемых древ. Старая, забытая сказка, объединённая с ночным кошмаром и потаённым страхом человека перед дикими силами природы. Оно пробудилось с первым ударом топора о чёрный ствол, с первой стрелой, пронзившей плоть, с первой смертью… первой кровью. Тварь собрала лес, объединила против единой опасности – человеческого вторжения – и, в конечном итоге, хоть и с кровавыми потерями, но добилась своего. За одну ночь либо две, а то и три, неважно… Не учёл Лешак лишь одно: мы не тратили время и тоже сделали свой ход – достигли центра проклятого леса, а Брас вырезал там всё живое, пока зверьё выгрызало наших. Брас… он ведь был прав с самого начала. Оказавшись на его месте, я бы сделал всё в точности также, если не ещё более свирепо и жестоко. Он честным обменом забрал одни жизни взамен других, более дорогих его сердцу. И сейчас, когда я стою посреди залитого кровью лагеря, бешено стучащее сердце, закипающая в душе злость, вскормленная бессилием, горем и разорванными в прах надеждами подталкивали к одной лишь мести.

Я выдернул сигилль, красный и горячий, и стал быстро оглядываться. Куда делось существо, так стремившееся привести меня сюда? Куда делся этот мстительный лесной дух, алчущий человеческой крови? Я осматриваюсь вновь и вновь, задерживаясь взглядом на старых корягах и молодых деревцах, одиноко воткнутых в землю то тут, то там, ищу глазами высокий грубый ствол с корой, точно не сосновой, не дубовой, не еловой, и с безлистными ветвями, больно похожими на кривые звериные когти.

Зашлись криком неведомо откуда взявшиеся вороны, и я прямо-таки физически ощутил присутствие чего-то могущественного, резко сбросившего любые оболочки и вышедшего из вязких теней. А скоро на границе зрения дёрнулось деревце, до этого стоявшее неподвижно и не привлекающее внимание. Я не медлил, просто сорвался с места, мгновенно приблизился и ударил наотмашь. И промахнулся. Сухонький ствол изогнулся так, что свистящее лезвие прошло близко, но никак не коснулось коры. Я ударил ещё – и вновь мимо. Я бил и бил по воздуху, сталь резала, колола и не встречала на пути препятствий. И я закричал. От того же бессилия, злости и ярости. Мои удары вспыхнули новой силой, но и это оказалось безрезультатно – проклятый ствол исчезал и в мгновение ока оказывался вне досягаемости моего оружия. Постепенно, неспешно, но я всё-таки начал слабеть. Удары становились медленнее, движения скованнее и топорнее – усталость брала своё. Крик мой сошёл на едва слышный хрип, силы иссякли, а вместе с ними ушёл и гнев. Сигилль наконец выскользнул из пальцев, я рухнул на землю.

Опустошённый, бессильный, я даже не прикрылся руками, хотя больше всего ожидаю сейчас ответного удара, что приведёт к мгновенной смерти. Всё указывает на то, что скоро я рухну на самую вершину груды изуродованных тел, стану одним их множества напоминаний о мстительной ярости леса. Но смертельного удара не происходит. Стоящий передо мной дух выпрямился, опустил кривые руки к земле, обнажив рогатую голову, и уставился на меня чёрными провалами глазниц.

— Что тебе надо, страхолюд?.. полюбоваться хочешь? — я дышу часто и глубоко, пытаясь хоть как-то перевести дыхание. — Поубивал всех… напустил зверей… теперь-то чего ждёшь?.. Отвечай, коли можешь говорить!.. Каково было разрывать женщин и стариков? А детей? В чём они виноваты?..

Я говорил без уверенности в том, что дух меня понимает. А если и так, совсем не зная, есть ли ему разница кого убивать, различает ли в людях воинов, которых стоит опасаться, и тех, кто сам страдает от людских войн.

Но Лешак понял. Он никак не показал этого, но я почувствовал, что мои слова сделали своё дело. Он ещё секунду смотрел на меня, затем развернулся и, противно скрипя, зашагал вглубь лагеря. Я присмотрелся – шёл он к шатру Васки, не иначе. Я глянул на кровавую груду ещё разок и признал в мёртвых телах одних лишь солдат, и только. Микола тоже лежал среди мёртвых, его косматая голова вывернута под неестественным углом, торс и руки искромсаны чем-то широким и острым, а пальцы всё ещё держат рукоять двуручника. Лезвие клинка переломано пополам. Мигом я поднялся с земли и поспешил за лесным духом, до хруста в костяшках сжимая кедрового волчонка.

У высокого шатра Лешак остановился и, повернувшись ко мне, кривым пальцем ткнул в помятый полог, прикрывающий ход внутрь.

— Хочешь, чтобы я вошёл? Что меня ждёт там?

Из-под его рогатого черепа донёсся лишь скрип старой древесной породы и, кажется, далёкий шелест листвы. Дух резко дёрнул рукой и ткнул в полог ещё раз.

Я подошёл и обхватил пальцами лёгкий полотняный материал. Изнутри несёт ароматными травами, нежными ягодами и цветами. Ещё очень тихо, не слышно ни единого звука. Хотя в этом может быть повинен ветер, тревожно завывающий в кронах, и вездесущие проклятые вороны. Но… вот я расслышал тихое сбивчивое дыхание, после едва слышные перешёптывания и, подняв полог, ступил внутрь.

Одинокая свеча теплится посреди обширной комнаты. Слабый огонёк мерцает, сбиваемый дыханием, но продолжает освещать обступившие его фигуры. Высокие и совсем низкие, здоровые молодые и иссохшие сгорбившиеся. Быстро глаза привыкли к полумраку и я смог разглядеть лица. Все, кто не мог держать оружие, находятся сейчас здесь. Напуганные, бледные, ослабшие, но живые. Живые.

Райла первая признала меня и, вынырнув из толпы, кинулась на шею. До ушей донеслись тихие всхлипы Ягодки, а в ладонь крипко вцепились маленькие пальчики.

Плечи Райлы крупно дрожали.

— Вернулся… ты всё-таки вернулся…

Я крепче прижал её к себе свободной рукой.

— Как всегда.

Райла резко отстранилась, глянула на меня испуганными, заплаканными глазами и сразу же перевела их на располосованную когтями грудь. Я уже не чувствую, как что-то тёплое струится по изорванной кожанкой, не чувствую и обжигающего огнём зуда, только ноющая боль осталась да недомогание, путающее мысли. Ещё отчего-то стали неметь пальцы на руках.

— Как всегда, с новыми ранами, едва живой… но хоть цел…

Она осторожно поправила мою глазную повязку, помятой мокрой тряпкой висевшую на лице. Затем нырнула в толпу и вернулась с табуретом. Только усевшись на него и расслабившись, я понял, насколько устало и изнурилось моё тело. Ноги дико болели, мышцы на руках разбухли и стали каменными. Я принялся их растирать.

— Меня пропустили сюда и уже скоро нужно будет выходить. Мы выйдем все вместе и… я понятия не имею, что нас ждёт снаружи. Придётся попросту рискнуть, и раз вы все живы, думаю, так и останется. Но прежде… — я поднял ладонь со свисающим с неё медальончиком. — Волчонок оказался у меня. Я видел гору тел снаружи: там все мертвы, ни одного живого… как это всё произошло?

Райла приняла у меня из рук оберег, рассмотрела трещины и въевшуюся кровь.

— Они напали той же ночью, как ты ушёл. Бой был очень недолгий… Как исход стал ясен, Микола согнал нас всех сюда и укрепил полог. Кажется, он стоял у входа. Сопел громко, хрипло, а потом резко стих. Тогда одним рывком кто-то сдёрнул полог и волчья морда уставилась на нас. Уродливая, свирепая. Пасть его была вся в крови. Волк прошёлся по всем нам своими горящими жёлтым глазами и уставился на Ягодку. Я подумала всё, сейчас разорвёт, а потом пригляделась. Он смотрел на твой медальон. Я сдёрнула его и кинула в окровавленную пасть. Зверь ушёл, и больше никто к нам не заглядывал. Лишь снаружи что-то всё скрипело, выло, и вороньё проклятое кричало. Мы сидели тут, дрожа, пока не пришёл ты…

Скорбь дрожью прошлась по телу, вышла с тяжёлым вздохом. Я уже не боялся выходить наружу: никто нас не тронет. Слишком много потеряли все в этой необдуманной, глупой и страшной схватке.

Я поднялся на ноги, взял своих девочек за руки и ступил вон из шатра.

***

Два десятка человеческих душ. Мы шли долго. И пока средь толстых вековых стволов не показались просветы и тёплый полевой ветер не начал играть в волосах, сердце не отпускала тревога. Впереди нас всё это время семенил здоровый матёрый волк. Он не оборачивался, не рычал, казалось, не желал и глядеть на нас. Но я приметил глубокие рубленные раны на его боках, свежую кровь, капающую с клыков. И мысленно хоронил месть, страх, гнев, вместе с людьми, навсегда затерянными в этом тёмном неведомом бору.

Скоро мы были далеко. Волк вывел нас на обширные луга, не тронутые ещё рукой человека. А сам удалился в свой лес. Я остановился всего на мгновение и проследил за его уходом. На самой границе лесной чащи, в тени стоял он. Лешак. И горе тому, кто вздумает зайти в его владения с оружием в руках.

Я развернулся и поспешил за Райлой, Ягодкой и остальными, впереди нас ждала новая, подаренная лесным духом жизнь. Лишь крик воронья будет мне часто приходить в самых страшных ночных кошмарах.

Фантазия. Начало

  • 30.12.2017 01:36

Лако стояла перед высокими воротами, ждала, когда их откроют. Совсем рядом, оступись она хоть немного, обрыв поглотил бы ее темным лесом. И темным лесом он был из-за тени Замка, его стен и возвышающихся башен над нею. Их золотые купола разрезали острыми пиками бесконечное небо, отбрасывали черный след на все вокруг. Но Лако не знала, что там – за стеной. В город Людей можно было попасть лишь по приглашению короля Альдвина. И вот она здесь: рядом с тяжелыми, высокими как вековые деревья джунглей, воротами. Лако поерзала немного, рукой проверила колчан со стрелами за спиной, лук. Другая рука уже была на кинжале за поясом. «Все на месте». Ожидание невыносимо. Нужно отвлечься.

Лако снова смотрела вдаль, туда, в обрыв. Она стояла у подножия Великой Горы: здесь, наверху, она видела свою деревню, залитую солнцем. Девушка смотрела на множество дымков, которые поднимались тонкими струйками вверх над деревьями джунглей. Лако вдохнула свежий горный воздух и невольно улыбнулась.

Медленно и неторопливо, с характерным шумом тяжести, ворота начали открываться. Лако дернулась. Снова рефлекс: она ухватилась за кинжал и лук, но тут же отпустила. Только сейчас она присмотрелась к воротам города Людей.

Огромные высокие двери были изрисованы рельефными рисунками. Казалось, что Люди хотели рассказать какие-то истории о Богах и предках, о воинах и мире. Вот всадники мчатся с копьями на врага, а вот Человек с крыльями плавно спускается с горы. Еще какие-то дети бегут вдоль моря, а позади них стоят в длинных плащах высокие Люди. «Наверное, вампиры» — подумалось Лако. Больше всего ее внимание привлекли свежие резные рисунки, их будто кто-то сделал наспех: шар, в который играют Бог и Человек.

Лако подошла ближе к воротам. Из щели, которая становилась шире, лился яркий, ослепляющий свет. Это солнце, которое город, казалось, забрал себе, чтобы отбрасывать величественную тень на лес. Девушка хотела было поднести ладонь к лицу, чтобы закрыться от ослепительных лучей, но лишь отвернула в сторону голову. Она покорно ждала, когда солнце полностью окутает ее и Лако сможет войти в город. Наконец, это произошло.

Непроглядная Тьма (мой рассказ, первый опыт написания, не судите строго).

  • 18.06.2017 23:21

Я пишу эти строки в надежде, что кому-нибудь повезло больше меня, и этот несчастный найдёт их. Хотя, кого я обманываю? Никого больше не осталось.

Пока я окончательно не сошёл с ума, пока они ищут меня, — я буду продолжать. Нужно чем-то заняться, нужно заняться. Господи, как же дрожат мои руки…

В крайнем случае, пусть они заберут эти листы. Пусть поместят в свою коллекцию Конца. Конца всего. Пусть учат своих детей истории на записках очевидцев. Интересно, у них есть дети в нашем понимании? Боже, что я несу?

***

Мне осталось недолго. Я уже слышу их. Там, за окном, во мраке. Вы никогда не видели такой темноты. Это не просто ночь, это абсолютная темнота.

А звуки, которые они издают? Вам лучше их не слышать. Боже, я больше не смогу нормально спать никогда в жизни – это залезло в самую душу и звучит в моих снах. И оно оттуда не уйдёт, нет.

***

Я несколько раз упомянул Бога. Нет никакого бога, слышите? Ни один бог не допустил бы такого. А, может, они смогли убить и его?

***

Всё началось с того, что мама не вернулась вечером с работы. С каждым часом наше с отцом беспокойство росло. Её телефон не отвечал.

Где-то в районе полуночи отец с двумя ментами на убитом уазике поехал её искать. Я остался один дома с котом. Никифор, прости меня, у меня не было выхода. Мне жаль, мне так жаль… Это всё они! Эти ублюдки тебя заставили, я знаю! Ну, ничего-ничего, я им так просто не дамся. Отцовское ружьё при мне. Я отомщу за тебя.

***

Я ждал отца всю ночь. Я пытался звонить ему и маме снова и снова. Я пытался звонить пожарным, в скорую, родственникам, но всё, что я слышал, была тишина. Не короткие гудки, не автоответчик, а гробовая тишина. Ещё никогда в жизни мне не было так жутко.

***

Утром солнце не взошло. Просто взяло и не появилось на небе. Когда я очнулся от тяжёлого сна, на часах было 10 часов утра. Но за окном была стена тьмы. В полубезумном состоянии я кинулся на балкон. «Не спятил ли я?», — подумал я тогда. Отодвинув стекло, я буквально кожей ощутил леденящую стужу мрака. Он был плотный густой, как сжиженный газ.

Я не мог увидеть даже соседнего дома, не говоря уже о земле под балконом и перекрёстке со светофором. В этот момент в моём кипящем мозгу что-то щелкнуло, и я опомнился у себя в комнате в шкафу, рыдая, в облёванных и обоссанных штанах.

Только через несколько дней сумбурных снов под вопли этих тварей, путём невероятных усилий, я сумел частично восстановить в памяти, что же меня так напугало, из-за чего именно так бешено сработал рефлекс самосохранения. Стена шершавого зарубцованного мяса бесшумно двигалась мимо балкона. Я случайно задел её, когда пытался потрогать рукой тьму. Боже, мне нужно сделать перерыв…

***

На вторую ночь я проснулся, ощутив острую боль в правом глазу. Никифор одним взмахом своих когтей лишил меня его. Почти не осознавая, что делаю, я нещадно бил головой бедного кота о стену, пока он не разжал челюсти, мёртвой хваткой впившиеся острыми клыками в вены моих рук. Бедный мой мальчик… Эти ублюдки поплатятся за содеянное!

***

С тех пор прошло три недели. Три недели непроглядного мрака. Три недели режущих мозги тупым скальпелем воплей снаружи. Что стало с остальными людьми? Жив ли ещё кто-то? Как обстоят дела в других странах, на других континентах? Информационный вакуум сводит меня с ума.

Может быть, кто-то, как и я, допивает последнюю кружку воняющей плесенью воды?

Может быть, кто-то убил всю свою семью, а затем и себя, чтобы не достаться им? Нет, на такое я никогда не решусь.

***

Я слышал, как Баба Тоня, соседка сверху, выходила на площадку, отчаянно стучась ко всем поочерёдно. Через минуту её вопль резко оборвался где-то в районе первого этажа.

Я слышал, как за стеной, разрывая в клочья горло, плакал младенец. Должно быть, его мама выбегала за хлебом на пять минут. Роковые пять минут. Через несколько часов плача уже не было.

Я видел в глазок, как соседи шумно выбегали на улицу со всеми своими вещами, но через несколько секунд, когда они скрылись из поля моего зрения, все звуки резко оборвались. Будто кто-то выключил колонки. В следующую секунду погас свет. Я не мог пошевелиться. Я всё стоял и смотрел в темноту. И в этой тьме я что-то увидел. Что-то смотрело из мрака прямо на меня. Я физически чувствовал ненависть этого существа ко мне. Я очнулся с ноющей болью в затылке и не спал три дня.

***

Вчера я услышал, что в мою стену из соседней квартиры кто-то ритмично стучит. Это азбука Морзе, я это сразу понял, но я не буду отвечать, потому что это они. Господи, как мне страшно. Мама, я не хочу умирать, забери меня отсюда, пожалуйста!

***

Я заставил окна снятыми со шкафов дверьми, тумбами, стульями и одеждой. Входную дверь я завалил еле дотащенным до неё шкафом и подпёр диваном. Куча в унитазе иногда смердит даже в комнату, где я теперь живу.

Работавшие пару дней после Происшествия краны теперь молчат, как молчала тогда телефонная трубка. Мои запасы воды почти иссякли. Еда кончилась позавчера.

Электричество отключилось на третий день. Я теперь живу в полной темноте, иногда зажигая небольшой запас свечек для того, чтобы написать пару строк.

***

Все эти дни я лихорадочно пытался понять, кто они, зачем они это делают, почему именно сейчас?

Старый дедовский приёмник из кладовки частично помог мне разобраться. После того, как я окончательно убедился, что интернет и телевизор не работают, после нескольких пробегов по всему радио-диапазону, я услышал еле слышимую передачу. Транслировал, очевидно, радиолюбитель. Он что-то говорил про образование вселенной, про естественный отбор, про  уничтожение вида.

Понимаете? Они правили миром до людей, но Земли, до Солнца, до всего. Они выжидали все эти миллиарды лет. Копили силы. И всё-таки смогли нанести сокрушающий удар. Быть может, группа несогласных и устроила тот самый взрыв? Пожертвовав собой, они дали жизнь, по крайней мере, семи миллиардам людей. Они освободили вселенную от гнёта своих озлобленных властолюбивых собратьев.

Большой Взрыв… О, боги, как мы были наивны! Все эти учёные, весь прогресс человечества – это всё пшик. Никто так и не узнал истину. Кроме того безумца с радио.

Мы лишь муравьи под сапогом настоящих хозяев этого мира. Они населяли этой грешный мир задолго до нас, и будут править им ещё многие годы.

Быть может, кто-нибудь сумеет найти выход. Но я этого уже не узнаю.

***

Ну, вот и всё.

Они в квартире.

Их мерзкие вопли насилуют мою душу.

Ружьё заряжено.

Мама. Папа. Я иду к вам.

 

— Конец —

Яндекс.Метрика