Ключик в детство
В Уставе черным по белому сказано: рано или поздно любой мастер получает Заказ. Настал этот день и для меня.
Заказчику было лет шесть. Он сидел, положив подбородок на прилавок, и наблюдал, как «Венксинг» копирует ключ от гаража. Мама Заказчика в сторонке щебетала по сотовому.
— А вы любой ключик можете сделать? — спросил Заказчик, разглядывая стойку с болванками.
— Любой, — подтвердил я.
— И такой, чтобы попасть в детство?
Руки мои дрогнули, и «Венксинг» умолк.
— Зачем тебе такой ключ? — спросил я. — Разве ты и так не ребенок?
А сам принялся лихорадочно припоминать, есть ли в Уставе ограничения на возраст Заказчика. В голову приходил только маленький Вольфганг Амадей и ключ к музыке, сделанный зальцбургским мастером Крейцером. Но тот ключ заказывал отец Вольфганга…
— Это для бабы Кати, — сказал мальчик. — Она все вспоминает, как была маленькая. Даже плачет иногда. Вот если бы она могла снова туда попасть!
— Понятно, — сказал я. — Что же, такой ключ сделать можно, — я молил Бога об одном: чтобы мама Заказчика продолжала болтать по телефону. — Если хочешь, могу попробовать. То есть, если хотите… сударь.
Вот елки-палки. Устав предписывает обращаться к Заказчику с величайшим почтением, но как почтительно обратиться к ребенку? «Отрок»? «Юноша»? «Ваше благородие»?
— Меня Дима зовут, — уточнил Заказчик. — Хочу. А что для этого нужно?
— Нужен бабушкин портрет. Например, фотография. Сможешь принести? Завтра?
— А мы завтра сюда не придем.
Я совсем упустил из виду, что в таком нежном возрасте Заказчик не пользуется свободой передвижений.
— Долго еще? — Мама мальчика отключила сотовый и подошла к прилавку.
— Знаете, девушка, — понес я ахинею, от которой у любого слесаря завяли бы уши, — у меня для вашего ключа только китайские болванки, завтра подвезут немецкие, они лучше. Может, зайдете завтра? Я вам скидку сделаю, пятьдесят процентов!
Я отдал бы годовую выручку, лишь бы она согласилась.
Наш инструктор по высшему скобяному делу Куваев начинал уроки так: «Клепать ключи может каждый болван. А Заказ требует телесной и моральной подготовки».
Придя домой, я стал готовиться. Во-первых, вынес упаковку пива на лестничную клетку, с глаз долой. Употреблять спиртные напитки во время работы над Заказом строжайше запрещено с момента его получения. Во-вторых, я побрился. И, наконец, мысленно повторил матчасть, хоть это и бесполезно. Техника изготовления Заказа проста как пробка. Основные трудности, по словам стариков, поджидают на практике. Толковее старики объяснить не могут, разводят руками: сами, мол, увидите.
По большому счету, это справедливо. Если бы высшее скобяное дело легко объяснялось, им бы полстраны занялось, и жили бы мы все припеваючи. Ведь Пенсия скобяных дел мастера — это мечта, а не Пенсия. Всего в жизни выполняешь три Заказа (в какой момент они на тебя свалятся, это уж как повезет). Получаешь за них Оплату. Меняешь ее на Пенсию и живешь безбедно. То есть, действительно безбедно. Пенсия обеспечивает железное здоровье и мирное, благополучное житье-бытье. Без яхт и казино, конечно, — излишествовать запрещено Уставом. Но вот, например, у Льва Сергеича в дачном поселке пожар был, все сгорело, а его дом уцелел. Чем такой расклад хуже миллионов?
Можно Пенсию и не брать, а взамен оставить себе Оплату. Такое тоже бывает. Все зависит от Оплаты. Насчет нее правило одно — Заказчик платит, чем хочет. Как уж так получается, не знаю, но соответствует такая оплата… в общем, соответствует. Куваев одному писателю сделал ключ от «кладовой сюжетов» (Бог его знает, что это такое, но так это писатель называл). Тот ему в качестве Оплаты подписал книгу: «Б. Куваеву — всех благ». Так Куваев с тех пор и зажил. И здоровье есть, и бабки, даже Пенсия не нужна.
Но моральная подготовка в таких условиях осуществляется со скрипом, ибо неизвестно, к чему, собственно, готовиться. Запугав себя провалом Заказа и санкциями в случае нарушения Устава, я лег спать. Засыпая, волновался: придет ли завтра Дима?
Дима пришел. Довольный. С порога замахал листом бумаги.
— Вот!
Это был рисунок цветными карандашами. Сперва я не понял, что на нем изображено. Судя по всему, человек. Круглая голова, синие точки-глаза, рот закорючкой. Балахон, закрашенный разными цветами. Гигантские, как у клоуна, черные ботинки. На растопыренных пальцах-черточках висел не то портфель, не то большая сумка.
— Это она, — пояснил Дима. — Баба Катя. — И добавил виновато: — Фотографию мне не разрешили взять.
— Вы его прямо околдовали, — заметила Димина мама. — Пришел вчера домой, сразу за карандаши: «Это для дяди из ключиковой палатки».
— Э-э… благодарю вас, сударь, — сказал я Заказчику. — Приходите теперь через две недели, посмотрим, что получится.
На что Дима ободряюще подмигнул.
«Ох, и лопухнусь я с этим Заказом», — тоскливо думал я. Ну да ладно, работали же как-то люди до изобретения фотоаппарата. Вот и мы будем считывать биографию бабы Кати с этого так называемого портрета, да простит меня Заказчик за непочтение.
Может, что-нибудь все-таки считается? неохота первый Заказ запороть…
Для считывания принято использовать «чужой», не слесарный, инструментарий, причем обязательно списанный. Чтобы для своего дела был не годен, для нашего же — в самый раз. В свое время я нашел на свалке допотопную пишущую машинку, переконструировал для считывания, но еще ни разу не использовал.
Я медленно провернул Димин рисунок через вал машинки. Вытер пот. Вставил чистый лист бумаги. И чуть не упал, когда машинка вздрогнула и клавиши бодро заприседали сами по себе: «Быстрова Екатерина Сергеевна, род. 7 марта 1938 года в пос. Болшево Московской области…»
Бумага прокручивалась быстро, я еле успел вставлять листы. Где училась, за кого вышла замуж, что ест на завтрак… Видно, сударь мой Дима, его благородие, бабку свою (точнее, прабабку, судя по году рождения) с натуры рисовал, может, даже позировать заставил. А живые глаза в сто раз круче объектива; материал получается высшего класса, наплевать, что голова на рисунке — как пивной котел!
Через час я сидел в электричке до Болшево. Через три — разговаривал с тамошними стариками. Обдирал кору с вековых деревьев. С усердием криминалиста скреб скальпелем все, что могло остаться в поселке с тридцать восьмого года — шоссе, камни, дома. Потом вернулся в Москву. Носился по распечатанным машинкой адресам. Разглядывал в музеях конфетные обертки конца тридцатых. И уже собирался возвращаться в мастерскую, когда в одном из музеев наткнулся на шаблонную военную экспозицию с похоронками и помятыми котелками. Наткнулся — и обмер.
Как бы Димина бабушка ни тосковала по детству, вряд ли ее тянет в сорок первый. Голод, бомбежки, немцы подступают… Вот тебе и практика, ежкин кот. Еще немного, и запорол бы я Заказ!
И снова электричка и беготня по городу, на этот раз с экскурсоводом:
— Девушка, покажите, пожалуйста, здания, построенные в сорок пятом году…
На этот раз Заказчик пришел с бабушкой. Я ее узнал по хозяйственной сумке.
— Баб, вот этот дядя!
Старушка поглядывала на меня настороженно. Ничего, я бы так же глядел, если бы моему правнуку забивал на рынке стрелки незнакомый слесарь.
— Вот Ваш ключ, сударь.
Я положил Заказ на прилавок. Длинный, с волнистой бородкой, тронутой медной зеленью. Новый и старый одновременно. Сплавленный из металла, памяти и пыли вперемешку с искрошенным в муку Диминым рисунком. Выточенный на новеньком «Венксинге» под песни сорок пятого.
— Баб, смотри! Это ключик от детства. Правда!
Старушка надела очки и склонилась над прилавком. Она так долго не разгибалась, что я за нее испугался. Потом подняла на меня растерянные глаза, синие, точь-в-точь как на Димином рисунке. Их я испугался еще больше.
— Вы знаете, от чего этот ключ? — сказала она тихо. — От нашей коммуналки на улице Горького. Вот зазубрина — мы с братом клад искали, ковыряли ключом штукатурку. И пятнышко то же…
— Это не тот ключ, — сказал я. — Это… ну, вроде копии. Вам нужно только хорошенько представить себе ту дверь, вставить ключ и повернуть.
— И я попаду туда? В детство?
Я кивнул.
— Вы хотите сказать, там все еще живы?
На меня навалилась такая тяжесть, что я налег локтями на прилавок. Как будто мне на спину взгромоздили бабы-катину жизнь, и не постепенно, год за годом, а сразу, одной здоровой чушкой. А женщина спрашивала доверчиво:
— Как же я этих оставлю? Дочку, внучек, Диму?
— Баб, а ты ненадолго! — закричал неунывающий Дима. — Поиграешь немножко — и домой.
По Уставу, я должен был ее «проконсультировать по любым вопросам, связанным с Заказом». Но как по таким вопросам… консультировать?
— Екатерина Сергеевна, — произнес я беспомощно, — Вы не обязаны сейчас же использовать ключ. Можете вообще его не использовать, можете — потом. Когда захотите.
Она задумалась.
— Например, в тот день, когда я не вспомню, как зовут Диму?
— Например, тогда, — еле выговорил я.
— Вот спасибо Вам, — сказала Екатерина Сергеевна. И тяжесть свалилась с меня, испарилась. Вместо нее возникло приятное, острое, как шабер, предвкушение чуда. Заказ выполнен, пришло время Оплаты.
— Спасибо скажите Диме, — сказал я. — А мне полагается плата за работу. Чем платить будете, сударь?
— А чем надо? — спросил Дима.
— Чем изволите, — ответил я по Уставу.
— Тогда щас, — и Дима полез в бабушкину сумку. Оттуда он извлек упаковку мыла на три куска, отодрал один и, сияя, протянул мне. — Теперь вы можете помыть руки! Они у вас совсем черные!
— Дима, что ты! — вмешалась Екатерина Сергеевна, — Надо человека по-хорошему отблагодарить, а ты…
— Годится, — прервал я ее. — Благодарю Вас, сударь.
Они ушли домой, Дима — держась за бабушкину сумку, Екатерина Сергеевна — нащупывая шершавый ключик в кармане пальто.
А я держал на ладони кусок мыла. Что оно смоет с меня? Грязь? Болезни? Может быть, грехи?
Узнаю сегодня вечером.
Елена Калинчук
Иллюстрация: Алексей Андреев
Запись Ключик в детство впервые появилась Собиратель звезд.
Мы вырастаем
В детстве у меня было платье. Красное в зеленую клетку, с милым зайчиком на кокетке, юбка солнышком, можно было кружиться воображая себя и феей, и принцессой и бабочкой одновременно. У меня были и другие платья, но в это я была готова носить каждый день. Спать в нем. Жить в нем.
Я ходила в детский сад, ела черешню и ездила с родителями на дачу и вообще жила, но платье вдруг стало уменьшаться. Сначала из него выросли локти и коленки. Потом линия талии доползла до подмышек. Пуговки выпрыгивали из петелек. Мама сказала, что хватит, это уже в конце концов неприлично. Через какое-то время я увидела это платье на младшей сестре. Отобрала, конечно. Но застегнуть смогла только на шее.
Мы вырастаем. Иногда такое случается. Вырастаем из платьев, из отношений, из своей мечты, из людей, представлений о том, что правильно, а что нет. Наша жизнь перестает садиться на нас, как слишком тесная одежда, в которой невозможно дышать. Как туфли, в носки, которых упираются пальцы и невозможно не то, что бегать, но и просто стоять. Ты пытаешься все делать, как и раньше, но люди смотрят на тебя с недоумением и не понимают, что это за странные тети и дяди коротких штанишках. Им бы шляпы носить и портфели, а они все, как дети малые.
Мы вырастаем. Меняется язык на котором мы говорим с миром, меняются наши реакции, но мы не осознаем, что происходит, почему нас перестали понимать те, кого мы считали самыми близкими людьми, ведь мы же изо всех сил пытаемся делать вид, что все осталось таким же, как и было. И мы такие же, как и были. Ведь это же то самое платье, и те самые сандалики, я же вам в них нравился, почему же ко мне относятся, как к чужому. Как к незнакомцу.
Мы вырастаем. Это страшно. Очень больно. Холодно. Иногда стыдно, нелепо и смешно. Стаскиваем с себя свою прежнюю жизнь, как слишком узкое платье и остаемся перед собой ни в чем. Без всего. Пытаемся из смущения натянуть на себя что-то чужое. Или то, что велико. Или вообще воображаемое, как голый король из сказки. А потом находим свое подходящее. Мы так дорастаем.
Мы дорастаем. Вырастаем из обиды и дорастаем до прощения. Вырастаем из мечты и дорастаем до возможностей. Из желания понравиться всем до понимания, что нравится тебе. Из страха быть отвергнутым до самоуважения. Вырастаем из своей тени и дорастаем до принятия себя таким, какой ты есть. Дорастаем до людей. До свободы. До профессии. До любви.
И тогда боль уходит. Шрамы останутся. Но боль перестанет. И только иногда, в темноте долгих зимних ночей, в отражении стекла за каплями дождя, в зале ожидания аэропорта мы видим себя маленького в одежде не по размеру. Иногда что-то тесно, иногда что-то велико. Но носить это не обязательно. До следующего раза, когда ты снова перерастешь себя сегодняшнего.
Елена Пастернак
Запись Мы вырастаем впервые появилась Собиратель звезд.
Любовь не несёт разрушения
С самой ранней ноты утра светло непростым светом…
В него хочется войти, как в золотой невесомый кокон, чтобы затаиться на несколько мгновений до того, как новостная лента запестрит очередной порцией горечи.
Свет, как и всегда, противостоит Тьме. Противостоит единственным щитом, который у него есть — Любовью.
А Любовь не несёт разрушения, не огрызается, не уничтожает. Она не имеет жертв и не берёт в плен. Не взыскивает с заблудших и не назначает наказаний.
Любовь исцеляет.
Любовь взращивает.
Любовь прощает.
И потому только её желаю я всем нам сегодня, друзья мои…
Только её, потому что она — неизбежное начало всего, чего ещё может пожелать в радость себе и другим каждый абсолютно человек.
Только её в качестве опоры. В качестве надежды. В качестве убежища.
Пусть обнимут нас сейчас незримые ладони, чтобы защитить, чтобы вразумить, чтобы дать сил продолжать.
— Лиля Град
Запись Любовь не несёт разрушения впервые появилась Собиратель звезд.
Ты никогда ничего не изменишь, если не рискнешь шагнуть в неведомое.
— Простые указания выполнять труднее всего – старик неожиданно бодро поднялся с земли. С хрустом потянулся. Он был явно доволен сказанным – А знаешь почему? Потому что, выполняя простое ты не боишься. И быстро оказываешься на незнакомой тебе территории. Вот, здесь, большинство людей и возвращается. Теряя самое интересное, полезное и важное. Отговорок море: «Мне это неинтересно», «Я не готов», «В другой раз».
Ты никогда ничего не изменишь, если не рискнешь шагнуть в неведомое. И не стоит думать, что для этого нужно ехать на край света. Твоя личная неизвестность всегда под рукой и в шаговой доступности – старик осмотрел меня, хмыкнул и продолжил – Всего лишь небольшая прогулка или, как вы сейчас любите говорить, покатуха на велосипеде. Это ведь просто? Лишь одно маленькое условие. Прогуляйся или прокатись туда, где никогда прежде не ступала твоя нога и не каталось колесо твоего велосипеда. Если лень покинуть город, то просто (просто!) загляни в район, где ты прежде не бывал. Таких мест очень много. Но ты в них не заходишь! Сказать почему? Ты боишься. И находишь кучу причин и отговорок. Ты так всегда поступаешь, как только дело касается неизвестности – старик еще раз осмотрел меня, покачал головой и скрылся в ближайших кустах.
А я остался. Что это было? Я ехал на велосипеде, решил полюбопытствовать куда ведет накатанная грунтовая дорога. Город остался за спиной, я его чувствовал. Потом захотелось свернуть на дорожку похуже, но уходящую в березовую алею. Потом свернул на едва видную тропинку. Город был рядом, его было слышно. Заблудиться невозможно. Выехал еще на какую-то дорогу, оказался на горке, скатился с неё, с ветерком. Остановился перевести дух, оглянулся и понял, что никогда в Жизни здесь не был. Проехал, от силы с полчаса. Никакого страха. В поле приглашала спать перепелка: “Спать пора! Спать пора!”. Дышалось так легко и приятно, как никогда прежде. И оказалось, что я стою на развилке дорог. Их было с десяток, не меньше. Накатанные и заброшенные. Можно было поехать по любой. Это было так просто. Я и поехал. Дороги бросались под колесо и катилось легко, как никогда прежде. И тут я и встретил старика. Он просто вышел из ближайшего перелеска. Сел на траву и поманил меня рукой.
Город нашелся сам. Да он и не терялся. Скрылся ненадолго. И всего-то. А вот со мной что-то произошло. И кто был этот старик? Странно, но не помню во что он был одет? Как выглядел? Может он мне померещился? Свежего воздуха вперемежку с цветущей травой обдышался. Свидетелей нет. Перепелка была далеко в траве. Стая скворцов гуляла по полю. Но они не согласятся подтвердить встречу. Пусть это будет сказкой. А что? В ней есть всё необходимое. Бери и делай. Или по привычной схеме: «Мне это не нужно»…и в таком же духе.
Запись Ты никогда ничего не изменишь, если не рискнешь шагнуть в неведомое. впервые появилась Собиратель звезд.
Нужно время, чтобы довериться себе и найти свой собственный свет.
Однажды на Землю отправилась отважная маленькая душа и стала прелестной кудрявой девчушкой, которая с рождения умела заразительно хохотать и улыбаться, радуясь каждому мгновению. За ее светом хотелось следовать и также ликовать, искренне и по-детски наивно.
Но вдруг пришли они. Своего света у них не было. Девочка была рада всем и хотела им помочь, но не знала, кто они.
Их звали Страх, Боль и Одиночество.
Им некуда было идти, их никто не ждал, никто не звал. Их ненавидели, боялись и презирали.
Но первый раз в жизни им позволили остаться. Их пленил душевный огонек маленькой девочки, но, к сожалению, они уже разучились себя контролировать и начали распоряжаться, хотя и совершенно без злого умысла.
Огонек стал гаснуть, не выдерживая напора такой силы. Маленькой девочке было очень страшно и одиноко. Со временем ей стало казаться, что она не такая, как все. Её свет всё чаще был скрыт от посторонних глаз. Было страшно творить и пробовать, потому что могло не получиться. Было страшно доверять. Мир казался ей огромным, колючим и непредсказуемым. Она выучилась защищаться и спрятала свой огонек глубоко-глубоко внутри.
Годы шли, а ей был так необходим свой собственный свет.
Как странно, очень часто мы прячем что-то, чтобы не потерять, и именно поэтому теряем.
Но стоило только направить свой взгляд во внутрь, как сразу становилось ясно, что непрошеные гости не были злодеями. Страх преследовал её практически ежедневно, но именно он научил её преодолевать себя. Она поняла, что бесстрашие — это не отсутствие страха, а еще один шаг вперед несмотря ни на что.
Боль — не самая приятная спутница, но она появляется рано или поздно, оставляя внутри и снаружи болезненные шрамы. Иногда её нужно просто принять, как горькую пилюлю, чтобы стало легче.
Одиночество — это мы сами. Мы теряем свой огонек и нам кажется, что мы одни. Но это не так.
Нужно время, чтобы довериться себе и найти свой собственный свет.
Однажды ты найдешь то, что ищешь.
Улыбнешься, захохочешь от радости и осознаешь это неизмеримое счастье — быть тем, кто ты есть.
Ил.: nata.sha.demianenko
Запись Нужно время, чтобы довериться себе и найти свой собственный свет. впервые появилась Собиратель звезд.
Помаленьку
Помаленьку…с детства люблю это слово, которым у нас чаще всего отзывались на вопрос о том, как дела.
Оно тёплое, честное, не чванливое, мягкое, словно родные ладони, гладящие по уставшей голове.
Оно, наверное, не очень соответствует происходящему, потому что там, где помаленьку, там размеренно, привычно, тихо…а сейчас, наоборот, настолько громко, что хочется убавить звук.
Оно успокаивает, возвращая в обжитое и настолько бережно сохранённое в себе, что не отнять, не вымарать, не опорочить и не предать.
Помаленьку…
Замираю возле утренних окон, смотрю на демонстрацию лежащих сугробов, протестующих своей грязной бронёй из застывшего наста, и думаю о том, что надо дождаться дождей…
Они придут, и смоют всю грязь, словно и не было её.
Помаленьку…
Договариваюсь со своим терпением, прося у него сил выдержать тот шквал, что снаружи, и самой себе не обозлиться, не опуститься до продажного страха, не зачерстветь настолько, чтобы перестать сострадать каждой отдельной и конкретной боли, отданной на оплату глобальным замыслам.
Главная поддержка — время и природа.
Ни одна минута не стала длиннее или короче, ни одно время года не отменило себя. А это уже стабильность…
И потому, я не отменю свой утренний кофе, не перестану радоваться невыдуманным радостям, не перестану слушать любимую музыку и не перестану любить.
Созвучным людям искренняя благодарность…я чувствую вас, сейчас — особенно.
Никому не позволяйте сделать из вас — не вас.
— Лиля Град
Нет ключевых словЗапись Помаленьку впервые появилась Собиратель звезд.
Помаленьку
Помаленьку…с детства люблю это слово, которым у нас чаще всего отзывались на вопрос о том, как дела.
Оно тёплое, честное, не чванливое, мягкое, словно родные ладони, гладящие по уставшей голове.
Оно, наверное, не очень соответствует происходящему, потому что там, где помаленьку, там размеренно, привычно, тихо…а сейчас, наоборот, настолько громко, что хочется убавить звук.
Оно успокаивает, возвращая в обжитое и настолько бережно сохранённое в себе, что не отнять, не вымарать, не опорочить и не предать.
Помаленьку…
Замираю возле утренних окон, смотрю на демонстрацию лежащих сугробов, протестующих своей грязной бронёй из застывшего наста, и думаю о том, что надо дождаться дождей…
Они придут, и смоют всю грязь, словно и не было её.
Помаленьку…
Договариваюсь со своим терпением, прося у него сил выдержать тот шквал, что снаружи, и самой себе не обозлиться, не опуститься до продажного страха, не зачерстветь настолько, чтобы перестать сострадать каждой отдельной и конкретной боли, отданной на оплату глобальным замыслам.
Главная поддержка — время и природа.
Ни одна минута не стала длиннее или короче, ни одно время года не отменило себя. А это уже стабильность…
И потому, я не отменю свой утренний кофе, не перестану радоваться невыдуманным радостям, не перестану слушать любимую музыку и не перестану любить.
Созвучным людям искренняя благодарность…я чувствую вас, сейчас — особенно.
Никому не позволяйте сделать из вас — не вас.
— Лиля Град
Нет ключевых словЗапись Помаленьку впервые появилась Собиратель звезд.
Зачем нужен другой человек в твоей жизни?
Зачем тебе мужчина, когда все есть?
Зачем тебе мужчина, когда все есть, даже дети? Зачем мужчина, когда тебя не надо содержать, а ты сама можешь содержать еще пару детей? Зачем тебе мужчина, когда твой быт настолько налажен, что все новое однозначно будет помехой? Зачем тебе мужчина, когда твое время занято настолько, что мужчину почти некуда втиснуть? Зачем тебе мужчина, когда тебе уже настолько комфортно быть одной, что любое вмешательство в твою жизнь воспринимается давлением? Зачем?
Может быть, собственно тогда, когда возникает этот вопрос, и появляется тот самый мужчина? Вот именно потому, что он не нужен тебе, как функция, а нужен тебе, как человек. Тогда и в твоей жизни появляется шанс получить к себе не потребительское, а человеческое отношение.
Помимо твоей воли, он как-то естественно входит в твою жизнь. Звонок, сообщение, еще сообщение, звонок… «Доброе утро! Как ты спала?»… Такая странная мелочь, почему кому-то вдруг стало не безразлично, как ты спала и как ты себя чувствуешь…
Однажды ты замечаешь, что тебе уже есть, кому рассказать, что тебя остановили гаишники, что тебя что-то пугает, что у тебя какие-то открытия и потрясения… Не то, чтобы ты ни с кем раньше этим не делилась, у тебя есть любимые подруги для серьезных переживаний… А так, по мелочам ты привыкла справляться сама. И разговаривать с собой, и благодарить Всевышнего…
Но тут происходит какое-то волшебство: однажды ты обнаруживаешь, что какой-то другой живой душе есть дело до того, как ты живешь, и у человека возникает желание помочь, поддержать…
Может быть, когда ты понимаешь, что это волшебство, оно и происходит? Когда ты не берешь, как прежде, как должное, это отношение, а видишь и ценишь, что мелочи и детали имеют значение. В мире, где все скоротечно и суетливо, где события и информация заглатываются большими кусками, появляются двое, между которыми существуют тонкости и нюансы и останавливается время.
Или, может быть, когда ты состоялась, приходит мужчина, который тоже все о себе понял? Ты больше не выбираешь по красоте торса и толщине кошелька, и тебя больше не выбирают из-за упругой попки или умения готовить. Какие-то другие критерии выходят на первый план… Принятие, мудрость, великодушие, внутренний покой… И даже влечение становится другим. Больше не имеет смысла, как и сколько, очень важным становится — с кем. Личность — вот что ценно.
Если тебе было хорошо и гармонично до появления другого человека в твоей жизни, то это состояние должно стать многогранным, но не должно измениться по сути. И для него — тоже так.
Так зачем нужен другой человек в твоей жизни?
Думаю, для того, чтобы полнее почувствовать себя через него. Насколько ты нежная, например, ты можешь понять только рядом с тем, кому нужна эта нежность. Насколько ты любящая, ты сможешь понять, когда отдаешь свою любовь. Насколько ты щедра и великодушна, ты сможешь оценить, когда простишь и поймешь другого.
Конечно, ты не достанешь из колодца воды, если ее там нет. Но если в тебе и тебя уже много (кстати, именно поэтому ты и состоялась), то в тебе появилась потребность отдать что-то свое другому. А он, такой же уверенный и наполненный, хочет отдать тебе свое. Делать, чувствовать вместе, подставлять плечо и поддерживать, разделить и обогатить миры друг друга — потому, что ты это можешь, и другой хочет того же с тобой.
Быть нужным другому человеку, стать для кого-то по-настоящему близким — еще раз убедиться в том, что ты существуешь. И это больше, чем любовь. В этом есть глубочайший смысл. «Я есть. Я здесь. Я рядом». Принять это состояние другого и быть самому в этом состоянии — очень непросто. Не исправлять другого, не изменять его сущность, не гнуть своей волей пространство, а просто быть. Удивительный опыт, особенно, когда у тебя все есть.
Итак, зачем состоявшейся женщине нужен мужчина? Чтобы быть нужной, быть любимой и любить самой. Чтобы БЫТЬ во всем своем многообразии. Чтобы широко и полно ЖИТЬ.
Лилия Ахремчик
Запись Зачем нужен другой человек в твоей жизни? впервые появилась Собиратель звезд.
Мы еще встретимся
Я вижу тебя через окно самолета, когда мы покидаем его после приземления. Ты «взрываешься» тысячами оттенков и цветов.
Мы встретились, когда лагеря были освобождены, не так ли? Мы встретились среди обломков, пепла и костей, мы потеряли всё, но мы нашли друг друга, я увидел твоё львиное сердце, и оно притянуло меня.
Ты поставил штамп на мой билет на шоу в водевиле. Возник неловкий момент в разговоре, когда мы едва смогли удержать зрительный контакт из-за дискомфорта. Я видел созидание и разрушение в твоих глазах. Потом я искал тебя, но ты ушёл.
Мы последовали за Моисеем в обетованную землю. Тогда у нас была вера. Расступились Великие моря, произошли невероятные чудеса. Мы создали семью на Новой Земле, воспитали наших детей.
Ясноглазые, семнадцатилетние, с пылающей надеждой, мы вместе отправились на войну, но так и не вернулись домой. Мы хотели спасти мир. Я представляю, как наши родители ждут нас там, на станции, затаив дыхание, с красными от слёз глазами, изучая все молодые лица. Они всё еще ждут нас.
Однажды вечером в больничной палате я смочил твои губы. Ты умирал, рак медленно разъедал твои лёгкие. Я читал стих из Библии, а ты сжимал мою руку.
«Припечатай меня к своему сердцу, любовь так же сильна, как смерть».
Спустя две тысячи лет в колонии на Марсе. Я вижу тебя здесь в грязи, на скале, в лучах восходящего солнца.
Я замечал тебя в миллионе мест.
Я встречал тебя в миллионе форм.
Ты был там, где формировалась наша Солнечная система, ты прошептал мне что-то о вечной любви, а затем выпал из моих рук, и всё превратилось в огонь.
Все мифы всегда указывали на тебя. Все истории, которые я рассказывал своим детям в детстве, рассказывали о тебе.
«Расскажи нам снова, папочка. Об этих милых друзьях, которые встречались снова и снова».
«Хорошо», говорю я. «Хорошо».
Мы были мужчиной и женщиной, растением и камнем, бесформенностью и формой, ласточкой и орлом, змеёй и газелью, фантастическими созданиями глубин. Мы были распяты, избиты, привязаны к столбам и сожжены, обтянуты золотыми и серебряными драгоценностями, то превозносили кого-то в мире, то высмеивали. Мы вместе стояли перед расстрельной командой, наши тела прижимались друг к другу в последний раз, плоть к плоти, когда мы стали сосудами для духа.
Ты был моим братом, моей сестрой, моим ребенком. Я заботился о тебе с младенчества, а ты заботился обо мне. Мы были любовниками и друзьями, мы узнавали друг друга в бесчисленных масках, здесь – на одной стороне, и там – на другой. И, в конце концов, не было никаких сторон вообще, только эта великолепная петля, этот Единый Круг — величественный, великолепный, царственный, не сломленный временем, совершенно таинственный и возвышающийся над всеми вещами.
Эти страницы сейчас мокры от слез. Я думаю о тебе, вспоминаю твои многочисленные лица, чернила текут, слова тускнеют, я потеряю это стихотворение, если не перестану писать.
Неважно. Ты во мне, а я в тебе.
Мы еще встретимся.
Джефф Фостер
Запись Мы еще встретимся впервые появилась Собиратель звезд.
Любить себя — это научиться на себя рассчитывать
Представьте, что у вас есть друг. Друг на все времена. Друг, который вывезет. Вывезет твое разбитое сердце. Твой творческий кризис. Твою ночную тоску. Твои сомнения. Твой карьерный провал. И даже твой успех. И твое счастье. Друг, который дает вам силу. И опору. Который хранит секреты. Знает все твои страхи, но никогда не использует их против тебя.
Иметь такого друга — счастье. И великая честь.
Мне было пять. Мой дедушка Венадий Николаевич Чекалов преподавал в школе русский язык и литературу. Первое сентября. Линейка. Девушка ведет торжественную часть. И в финале я должна была выйти с цветами и прочесть монолог от будущих первоклассников, которые пока еще детсадовцы. Такая ирония от девочки, которая ходила в садик только по документам, зато отлично читала стихи. Коррупция, везде коррупция.
И вот подходит время моего выхода. Я впадаю в ступор. Мне кажется, что я перестаю дышать. Распорядитель тянет меня к сцене. Воздух выходит из легких и я начинаю кричать. Выть. Бабушка отводит глаза. Дедушка растерялся. Все взгляды обращены на меня. Все знают кто я такая. И всем интересно чем закончится это представление. Смешки. Кто-то показывает пальцем. И только один единственный человек взял меня за руку. Совершенно незнакомая мне девочка лет десяти: “Хочешь пойдем вместе?” И мы пошли. Сначала пить водичку из фонтана. А потом и на сцену. Она была рядом и держала меня за руку. Хотя я даже не знала, как ее зовут.
Время прошло очень быстро. Я взрослела. Училась. Влюблялась. Училась жить. Сотни раз выходила на сцену. Сотни раз проваливалась. И сотни раз побеждала. Теряла людей, которых любила. И находила любовь в себе. Я очень многое не умею. Очень многое не знаю. Слабо разбираюсь в большинстве научных вопросов. Но я сделала самое главное. Я смогла вырастить внутри себя друга, который всегда возьмет меня за руку и скажет: “а давай вместе!”.
В мире полно людей, которые мне скажут, что я никогда не смогу. В мире полно людей, которые скажут что я делаю ерунду. Люди которым не нравится, как я готовлю. Как я пишу. Как я выгляжу. Как живу. Считает мои мечты убогими. Но я всегда беру себя за руку и говорю: “давай вместе!”.
Секрет счастливой жизни прост. Делать для себя то, что ты сделал бы для лучшего друга. Держать за руку, когда страшно. Баловать подарками. Кормить вкусной едой. Давать высыпаться. Делиться впечатлениями. Доверять. Поддерживать. Обнимать. Гордиться успехами. И утешать в горе. Понять, что делает тебя счастливой. Различать, где любовь, а где уже порнография.
Любить себя — это научиться на себя рассчитывать. Слушать себя. И только став таким другом для себя, ты сможешь дружить с другими. И любить других.
Елена Пастернак
Нет ключевых словЗапись Любить себя — это научиться на себя рассчитывать впервые появилась Собиратель звезд.
