Ключик в детство
В Уставе черным по белому сказано: рано или поздно любой мастер получает Заказ. Настал этот день и для меня.
Заказчику было лет шесть. Он сидел, положив подбородок на прилавок, и наблюдал, как «Венксинг» копирует ключ от гаража. Мама Заказчика в сторонке щебетала по сотовому.
— А вы любой ключик можете сделать? — спросил Заказчик, разглядывая стойку с болванками.
— Любой, — подтвердил я.
— И такой, чтобы попасть в детство?
Руки мои дрогнули, и «Венксинг» умолк.
— Зачем тебе такой ключ? — спросил я. — Разве ты и так не ребенок?
А сам принялся лихорадочно припоминать, есть ли в Уставе ограничения на возраст Заказчика. В голову приходил только маленький Вольфганг Амадей и ключ к музыке, сделанный зальцбургским мастером Крейцером. Но тот ключ заказывал отец Вольфганга…
— Это для бабы Кати, — сказал мальчик. — Она все вспоминает, как была маленькая. Даже плачет иногда. Вот если бы она могла снова туда попасть!
— Понятно, — сказал я. — Что же, такой ключ сделать можно, — я молил Бога об одном: чтобы мама Заказчика продолжала болтать по телефону. — Если хочешь, могу попробовать. То есть, если хотите… сударь.
Вот елки-палки. Устав предписывает обращаться к Заказчику с величайшим почтением, но как почтительно обратиться к ребенку? «Отрок»? «Юноша»? «Ваше благородие»?
— Меня Дима зовут, — уточнил Заказчик. — Хочу. А что для этого нужно?
— Нужен бабушкин портрет. Например, фотография. Сможешь принести? Завтра?
— А мы завтра сюда не придем.
Я совсем упустил из виду, что в таком нежном возрасте Заказчик не пользуется свободой передвижений.
— Долго еще? — Мама мальчика отключила сотовый и подошла к прилавку.
— Знаете, девушка, — понес я ахинею, от которой у любого слесаря завяли бы уши, — у меня для вашего ключа только китайские болванки, завтра подвезут немецкие, они лучше. Может, зайдете завтра? Я вам скидку сделаю, пятьдесят процентов!
Я отдал бы годовую выручку, лишь бы она согласилась.
Наш инструктор по высшему скобяному делу Куваев начинал уроки так: «Клепать ключи может каждый болван. А Заказ требует телесной и моральной подготовки».
Придя домой, я стал готовиться. Во-первых, вынес упаковку пива на лестничную клетку, с глаз долой. Употреблять спиртные напитки во время работы над Заказом строжайше запрещено с момента его получения. Во-вторых, я побрился. И, наконец, мысленно повторил матчасть, хоть это и бесполезно. Техника изготовления Заказа проста как пробка. Основные трудности, по словам стариков, поджидают на практике. Толковее старики объяснить не могут, разводят руками: сами, мол, увидите.
По большому счету, это справедливо. Если бы высшее скобяное дело легко объяснялось, им бы полстраны занялось, и жили бы мы все припеваючи. Ведь Пенсия скобяных дел мастера — это мечта, а не Пенсия. Всего в жизни выполняешь три Заказа (в какой момент они на тебя свалятся, это уж как повезет). Получаешь за них Оплату. Меняешь ее на Пенсию и живешь безбедно. То есть, действительно безбедно. Пенсия обеспечивает железное здоровье и мирное, благополучное житье-бытье. Без яхт и казино, конечно, — излишествовать запрещено Уставом. Но вот, например, у Льва Сергеича в дачном поселке пожар был, все сгорело, а его дом уцелел. Чем такой расклад хуже миллионов?
Можно Пенсию и не брать, а взамен оставить себе Оплату. Такое тоже бывает. Все зависит от Оплаты. Насчет нее правило одно — Заказчик платит, чем хочет. Как уж так получается, не знаю, но соответствует такая оплата… в общем, соответствует. Куваев одному писателю сделал ключ от «кладовой сюжетов» (Бог его знает, что это такое, но так это писатель называл). Тот ему в качестве Оплаты подписал книгу: «Б. Куваеву — всех благ». Так Куваев с тех пор и зажил. И здоровье есть, и бабки, даже Пенсия не нужна.
Но моральная подготовка в таких условиях осуществляется со скрипом, ибо неизвестно, к чему, собственно, готовиться. Запугав себя провалом Заказа и санкциями в случае нарушения Устава, я лег спать. Засыпая, волновался: придет ли завтра Дима?
Дима пришел. Довольный. С порога замахал листом бумаги.
— Вот!
Это был рисунок цветными карандашами. Сперва я не понял, что на нем изображено. Судя по всему, человек. Круглая голова, синие точки-глаза, рот закорючкой. Балахон, закрашенный разными цветами. Гигантские, как у клоуна, черные ботинки. На растопыренных пальцах-черточках висел не то портфель, не то большая сумка.
— Это она, — пояснил Дима. — Баба Катя. — И добавил виновато: — Фотографию мне не разрешили взять.
— Вы его прямо околдовали, — заметила Димина мама. — Пришел вчера домой, сразу за карандаши: «Это для дяди из ключиковой палатки».
— Э-э… благодарю вас, сударь, — сказал я Заказчику. — Приходите теперь через две недели, посмотрим, что получится.
На что Дима ободряюще подмигнул.
«Ох, и лопухнусь я с этим Заказом», — тоскливо думал я. Ну да ладно, работали же как-то люди до изобретения фотоаппарата. Вот и мы будем считывать биографию бабы Кати с этого так называемого портрета, да простит меня Заказчик за непочтение.
Может, что-нибудь все-таки считается? неохота первый Заказ запороть…
Для считывания принято использовать «чужой», не слесарный, инструментарий, причем обязательно списанный. Чтобы для своего дела был не годен, для нашего же — в самый раз. В свое время я нашел на свалке допотопную пишущую машинку, переконструировал для считывания, но еще ни разу не использовал.
Я медленно провернул Димин рисунок через вал машинки. Вытер пот. Вставил чистый лист бумаги. И чуть не упал, когда машинка вздрогнула и клавиши бодро заприседали сами по себе: «Быстрова Екатерина Сергеевна, род. 7 марта 1938 года в пос. Болшево Московской области…»
Бумага прокручивалась быстро, я еле успел вставлять листы. Где училась, за кого вышла замуж, что ест на завтрак… Видно, сударь мой Дима, его благородие, бабку свою (точнее, прабабку, судя по году рождения) с натуры рисовал, может, даже позировать заставил. А живые глаза в сто раз круче объектива; материал получается высшего класса, наплевать, что голова на рисунке — как пивной котел!
Через час я сидел в электричке до Болшево. Через три — разговаривал с тамошними стариками. Обдирал кору с вековых деревьев. С усердием криминалиста скреб скальпелем все, что могло остаться в поселке с тридцать восьмого года — шоссе, камни, дома. Потом вернулся в Москву. Носился по распечатанным машинкой адресам. Разглядывал в музеях конфетные обертки конца тридцатых. И уже собирался возвращаться в мастерскую, когда в одном из музеев наткнулся на шаблонную военную экспозицию с похоронками и помятыми котелками. Наткнулся — и обмер.
Как бы Димина бабушка ни тосковала по детству, вряд ли ее тянет в сорок первый. Голод, бомбежки, немцы подступают… Вот тебе и практика, ежкин кот. Еще немного, и запорол бы я Заказ!
И снова электричка и беготня по городу, на этот раз с экскурсоводом:
— Девушка, покажите, пожалуйста, здания, построенные в сорок пятом году…
На этот раз Заказчик пришел с бабушкой. Я ее узнал по хозяйственной сумке.
— Баб, вот этот дядя!
Старушка поглядывала на меня настороженно. Ничего, я бы так же глядел, если бы моему правнуку забивал на рынке стрелки незнакомый слесарь.
— Вот Ваш ключ, сударь.
Я положил Заказ на прилавок. Длинный, с волнистой бородкой, тронутой медной зеленью. Новый и старый одновременно. Сплавленный из металла, памяти и пыли вперемешку с искрошенным в муку Диминым рисунком. Выточенный на новеньком «Венксинге» под песни сорок пятого.
— Баб, смотри! Это ключик от детства. Правда!
Старушка надела очки и склонилась над прилавком. Она так долго не разгибалась, что я за нее испугался. Потом подняла на меня растерянные глаза, синие, точь-в-точь как на Димином рисунке. Их я испугался еще больше.
— Вы знаете, от чего этот ключ? — сказала она тихо. — От нашей коммуналки на улице Горького. Вот зазубрина — мы с братом клад искали, ковыряли ключом штукатурку. И пятнышко то же…
— Это не тот ключ, — сказал я. — Это… ну, вроде копии. Вам нужно только хорошенько представить себе ту дверь, вставить ключ и повернуть.
— И я попаду туда? В детство?
Я кивнул.
— Вы хотите сказать, там все еще живы?
На меня навалилась такая тяжесть, что я налег локтями на прилавок. Как будто мне на спину взгромоздили бабы-катину жизнь, и не постепенно, год за годом, а сразу, одной здоровой чушкой. А женщина спрашивала доверчиво:
— Как же я этих оставлю? Дочку, внучек, Диму?
— Баб, а ты ненадолго! — закричал неунывающий Дима. — Поиграешь немножко — и домой.
По Уставу, я должен был ее «проконсультировать по любым вопросам, связанным с Заказом». Но как по таким вопросам… консультировать?
— Екатерина Сергеевна, — произнес я беспомощно, — Вы не обязаны сейчас же использовать ключ. Можете вообще его не использовать, можете — потом. Когда захотите.
Она задумалась.
— Например, в тот день, когда я не вспомню, как зовут Диму?
— Например, тогда, — еле выговорил я.
— Вот спасибо Вам, — сказала Екатерина Сергеевна. И тяжесть свалилась с меня, испарилась. Вместо нее возникло приятное, острое, как шабер, предвкушение чуда. Заказ выполнен, пришло время Оплаты.
— Спасибо скажите Диме, — сказал я. — А мне полагается плата за работу. Чем платить будете, сударь?
— А чем надо? — спросил Дима.
— Чем изволите, — ответил я по Уставу.
— Тогда щас, — и Дима полез в бабушкину сумку. Оттуда он извлек упаковку мыла на три куска, отодрал один и, сияя, протянул мне. — Теперь вы можете помыть руки! Они у вас совсем черные!
— Дима, что ты! — вмешалась Екатерина Сергеевна, — Надо человека по-хорошему отблагодарить, а ты…
— Годится, — прервал я ее. — Благодарю Вас, сударь.
Они ушли домой, Дима — держась за бабушкину сумку, Екатерина Сергеевна — нащупывая шершавый ключик в кармане пальто.
А я держал на ладони кусок мыла. Что оно смоет с меня? Грязь? Болезни? Может быть, грехи?
Узнаю сегодня вечером.
Елена Калинчук
Иллюстрация: Алексей Андреев
Запись Ключик в детство впервые появилась Собиратель звезд.
Слова для детей
Это нормально злиться. Я помогу тебе успокоиться.
Это нормально грустить. Я посижу с тобой рядом.
Это нормально чувствовать себя разочарованным. Я это тоже чувствовала.
Это нормально.
Мне нравится, какой ты.
Ты важен для меня.
Я слушаю.
Я здесь.
Ты не обязан делать меня счастливой.
Ты больше, чем твои эмоции, потому что они пройдут.
Я могу справиться с эмоциями, независимо от того, насколько они велики.
Я хочу смотреть, как ты играешь.
Конечно, я присоединюсь к тебе.
Давай я полежу с тобой.
Ты заставляешь меня улыбаться.
Я верю в тебя.
Я доверяю тебе.
Ты можешь справиться с этим.
Ты неидеальный, и я тоже, но наша любовь совершенна.
Спасибо.
Я горжусь тобой.
Я рада, что ты здесь.
Это нормально, совершать ошибки.
Не торопись.
Ты сильный.
Я горжусь, что я твоя мама.
Ты смелый.
Я прощаю тебя.
Я думаю о тебе.
Я скучала по тебе.
Это нормально, что ты передумал.
Это нормально – просить о помощи.
Я слышу тебя.
Я вижу тебя.
Прости меня.
Ты делаешь мою жизнь лучше.
Ты способный ребенок.
Ты достойный.
Ты очень много значишь для меня.
Я люблю тебя.
Лишь немногие дети слышат это в своём детстве. Как правило, все происходит ровно наоборот. А с последствиями люди мучаются всю жизнь. С нашим опытом работы с тысячами тревожных, мнительных, подозрительных людей, можно сказать однозначно — все идёт из детства.
Автор неизвестен
Запись Слова для детей впервые появилась Собиратель звезд.
Настоящий и волшебный
Это случилось накануне Нового года, несколько лет назад.
Подходит ко мне однокурсница Наташка и говорит: «Есть костюмы Деда Мороза и Снегурочки. Хочу объявление дать, что на дом ходим платно. Ты в доле? Заработаем!»
Конечно, согласился. Деньги нужны были, а роль сыграть – раз плюнуть, мы с Наташкой в КВНе постоянно участвовали.
Скреативили объявление, дали в газету и бегущую строку. Звонить нам стали почти сразу, так что дело пошло. Дети были разные, и славные ребята, и нытики-зануды. Одного пацана запомнил – он с порога спросил: «Дед Мороз и Снегурочка, значит? И сколько вам мой папа заплатил?»
Короче, опыт интересный.
И вот, до праздника оставалось дня четыре, тут звонит мне знакомая: «Олежка, выручай! Мы тут собрали подарки для детей из местной больницы – они же без утренников остаются, а Деда Мороза у нас нет! Сможешь поработать бесплатно?» Ну, я подумал – дело хорошее, согласился. Тем более, довезти до больницы пообещали.
Еще дома нарядился, бороду приладил, пошел. Настроение хорошее, такой подъем, что не за деньги иду работать, а просто так, чувствую – все могу. Мне даже соседка Тамара в подъезде улыбнулась, а она после того, два года назад как потеряла сына все время грустная ходила.
И вот, мы на месте. Нас собрали в холле, посреди – елка, гирлянды зажгли. Праздник замечательный получился! Дети веселятся, в ладоши хлопают, песни поют, стихи читают. Потом подарки дарить стал – такое у всех счастье. Рожицы довольные, кругом улыбки… И вдруг вижу – пацан лет шести в углу сидит, не играет, подпер руками подбородок, на нас смотрит, а в тёмных глазах – тоска.
Подошел к врачу, спрашиваю: «Кто это и что с ним?» «Марк, — отвечает врач. — Сирота он. Дорожно-транспортное. Ехали с отцом и матерью в машине, перевернулись. Родных больше нет, сейчас в детдом пристраиваем…»
Меня будто наотмашь ударили. Ощущения счастья как не бывало.
Конечно, можно было бы довести программу до конца, уйти и забыть обо всем, но я так не мог. Взял подарок и на подгибающихся ногах пошел к мальчику.
— Привет, Марик! С Новым годом, с новым счастьем!
Он поднял на меня тяжелый взгляд.
— Ты же не настоящий Дед Мороз, так?
Я пожал плечами:
— А это смотря во что ты веришь. Я-то в себе уверен. Но ты можешь проверить. Какой подарок хочешь на Новый год? Если выполню – значит, настоящий.
(Тут я мысленно зажмурился, потому что представил, куда уйдет мой новогодний бюджет и где занимать, если парень захочет, к примеру, айфон. Но остановиться я уже не мог)
А Марик усмехнулся невесело и сказал:
— Ну хорошо, давай попробуем.
Я присел рядом.
— Загадывай!
Мальчишка распахнул глазища и вдруг жарко зашептал:
— Если бы я был глупым, попросил бы, чтобы мама с папой вернулись. Но я не дурак, все понимаю. Поэтому, если ты настоящий Дед Мороз, сделай, чтобы меня в детдом не забрали! Сможешь?
И вот тут я понял, что облажался.
Как довел программу – не помню, всё будто в тумане. Вернулся домой, но ничего делать не мог: перед глазами стоял взгляд Марика – полный тоски и надежды. Я даже стал прикидывать, не забрать ли мальчика себе. Но кто бы отдал ребенка студенту без постоянного заработка? Всю ночь проворочался, размышляя. А под утро меня осенило!
И уже в восемь утра в костюме Деда Мороза я стучался к соседке Тамаре.
Я не знаю, как они там договорились – говорят, сам главврач подключил знакомых, но уже 31 декабря я встретил Марика и Тамару у нашего подъезда. Сияющая соседка представила мне пацана и сказала, что он – ее гость в новогоднюю ночь. Марик не выглядел таким же счастливым, скорее недоумевающим, но прежней беспредельной тоски у него в глазах я не заметил.
А когда праздники закончились, и наступил январь-февраль, мальчик переехал к нам в дом насовсем – Тамара взяла его под опеку.
Прошёл год, и вот Наташка снова позвала меня дедморозить. Я не мог упустить такой случай и в предновогодний вечер нагрянул в гости к Тамаре. А когда Марик открыл дверь, подмигнул ему и громогласно вопросил: «Ну что, настоящий?»
— Настоящий! – шепнул он и обнял меня за ноги.
И в этот момент я действительно почувствовал себя Дедом Морозом. Настоящим волшебником.
Анастасия Иванова
Запись Настоящий и волшебный впервые появилась Собиратель звезд.
Воспитание чудом
Мама и папа превращали мое детство в праздник. По утрам у себя под подушкой я находила небольшие подарки. Говорили, что «от зайки». С закрытыми глазами, едва проснувшись, я нащупывала под подушкой что-то маленькое и удивительное. Не спешила доставать, бережно исследовала предмет руками и так, на ощупь, пыталась догадаться, что же принес зайка.
Всякий раз там лежало что-то новое: книжка, раскраска, леденец, записка. Однажды он даже положил мне под подушку… морковку! Помню, я ничуть не удивилась этому, а радовалась невероятно – добрый зверек поделился со мной своим самым любимым лакомством.
Я верила в чудеса – они мне казались совершенно естественными. В детский сад шла в приподнятом настроении и замечала вокруг много удивительного.
Впрочем, как все дети. А еще мне казалось, что у каждого ребенка есть свой зайка, который что-то подкладывает им под подушку. Не знала, что бывает по-другому. И когда моя лучшая подружка рассказала, что боится идти домой и поэтому хочет остаться у меня в гостях навсегда, я спросила ее: «А как зайчик будет передавать тебе подарки?» Вот тут-то и стало понятно, что мне очень повезло. С зайкой.
– Зайка больше не придет, – однажды объявила мама. – Но он оставил тебе подарок и письмо.
Подарок был щедрым, а письмо – нежным и убедительным. Я не расстроилась, потому что к тому моменту уже о многом догадывалась. Да и чудес было еще предостаточно – рукотворных и спонтанных.
Например, когда мы с родителями отдыхали на море (а это само по себе было потрясающе, так как обычно я отдыхала с бабушкой и дедушкой – родители много работали), по пляжу ходил худенький мужчина и предлагал купить у него шоколадное мороженое. Коробка с мороженым была завернута в одеяло, и я все не могла понять: как же так – оно ведь растает! Папа мне объяснил, что так, наоборот, можно дольше сохранить холод внутри. И купил всю коробку.
Я тогда не сразу поняла, зачем нам столько мороженого, ведь нам втроем его не съесть и за неделю. И только спустя годы я смогла оценить папин поступок. А мороженым мы тогда угощали соседей, и это было очень приятно – отдавать.
Еще одно чудо случилось, когда мои родители собирались в командировку за границу. Мне в тот день было очень грустно, я построила в своей комнате шалашик и представляла, как буду там играть и скучать.
Приехала бабушка, которая должна была обо мне заботиться и отводить в школу (я ходила в первый класс). У родителей в тот день было очень хорошее настроение, и мне совсем не хотелось выдавать своей грусти. Мы поехали провожать их на вокзал. Когда подъехал поезд, я уже готова была разрыдаться. И тут папа говорит: «Ну что, доченька, поехали с нами?» Я тогда не помнила себя от радости! Вот так – раз, и я уже еду вместе с любимыми родителями в свое первое настоящее путешествие на поезде.
Оказалось, что мама и папа с самого начала планировали, что я поеду с ними, и собрали мне вещи в дорогу. Просто хотели сделать сюрприз.
Таких историй было очень много, и когда меня спрашивают, откуда во мне столько оптимизма, я отвечаю: «Просто у меня было очень счастливое детство».
Вилена Котова
Запись Воспитание чудом впервые появилась Собиратель звезд.
Воспитание чудом
Мама и папа превращали мое детство в праздник. По утрам у себя под подушкой я находила небольшие подарки. Говорили, что «от зайки». С закрытыми глазами, едва проснувшись, я нащупывала под подушкой что-то маленькое и удивительное. Не спешила доставать, бережно исследовала предмет руками и так, на ощупь, пыталась догадаться, что же принес зайка.
Всякий раз там лежало что-то новое: книжка, раскраска, леденец, записка. Однажды он даже положил мне под подушку… морковку! Помню, я ничуть не удивилась этому, а радовалась невероятно – добрый зверек поделился со мной своим самым любимым лакомством.
Я верила в чудеса – они мне казались совершенно естественными. В детский сад шла в приподнятом настроении и замечала вокруг много удивительного.
Впрочем, как все дети. А еще мне казалось, что у каждого ребенка есть свой зайка, который что-то подкладывает им под подушку. Не знала, что бывает по-другому. И когда моя лучшая подружка рассказала, что боится идти домой и поэтому хочет остаться у меня в гостях навсегда, я спросила ее: «А как зайчик будет передавать тебе подарки?» Вот тут-то и стало понятно, что мне очень повезло. С зайкой.
– Зайка больше не придет, – однажды объявила мама. – Но он оставил тебе подарок и письмо.
Подарок был щедрым, а письмо – нежным и убедительным. Я не расстроилась, потому что к тому моменту уже о многом догадывалась. Да и чудес было еще предостаточно – рукотворных и спонтанных.
Например, когда мы с родителями отдыхали на море (а это само по себе было потрясающе, так как обычно я отдыхала с бабушкой и дедушкой – родители много работали), по пляжу ходил худенький мужчина и предлагал купить у него шоколадное мороженое. Коробка с мороженым была завернута в одеяло, и я все не могла понять: как же так – оно ведь растает! Папа мне объяснил, что так, наоборот, можно дольше сохранить холод внутри. И купил всю коробку.
Я тогда не сразу поняла, зачем нам столько мороженого, ведь нам втроем его не съесть и за неделю. И только спустя годы я смогла оценить папин поступок. А мороженым мы тогда угощали соседей, и это было очень приятно – отдавать.
Еще одно чудо случилось, когда мои родители собирались в командировку за границу. Мне в тот день было очень грустно, я построила в своей комнате шалашик и представляла, как буду там играть и скучать.
Приехала бабушка, которая должна была обо мне заботиться и отводить в школу (я ходила в первый класс). У родителей в тот день было очень хорошее настроение, и мне совсем не хотелось выдавать своей грусти. Мы поехали провожать их на вокзал. Когда подъехал поезд, я уже готова была разрыдаться. И тут папа говорит: «Ну что, доченька, поехали с нами?» Я тогда не помнила себя от радости! Вот так – раз, и я уже еду вместе с любимыми родителями в свое первое настоящее путешествие на поезде.
Оказалось, что мама и папа с самого начала планировали, что я поеду с ними, и собрали мне вещи в дорогу. Просто хотели сделать сюрприз.
Таких историй было очень много, и когда меня спрашивают, откуда во мне столько оптимизма, я отвечаю: «Просто у меня было очень счастливое детство».
Вилена Котова
Запись Воспитание чудом впервые появилась Собиратель звезд.
Взрослеть важно, только не до конца
Зачем ты так, – маленькая девочка посмотрела вверх, – ты же Волшебник!
– Это жизнь, девочка, просто жизнь, – проронил высокий мужчина с усталым лицом.
– Но они живые, им же больно.
– Я знаю, но так нужно. Деревья нужно подрезать, тогда они растут лучше.
– Нет. Ты мог придумать что-нибудь другое. Ты же волшебник. Ты можешь все!
– Да, все, – мужчина пожал плечами, – а может быть и не все…
– Нет, все же ты волшебник! Ты помнишь, что ты волшебник?
– А что это такое, – казалось, мужчина разговаривал сам с собой.
– Волшебник – это тот, который делает чудеса, и все удивляются и радуются. И еще сильно, сильно смеются.
– Зачем?
– Потому что радоваться чудесам хорошо. Чудеса это то, что очень всем нужно, но не все знают, как их делать. А ты знаешь, – не унималась рыжеволосая упрямица.
– Может быть тебе кажется. Я – обыкновенный человек. Такой же, как и все. И чудес никогда не делал.
– Н-е-е-е-е-е-е-т, ты чудесный. Самый, самый чудесный. Ну, вспомни. В прошлом году когда я плакала в саду, потому что потерялась, и мне было темно и холодно, ты подошел, взял меня за руку, и тут же выглянуло солнце. А мне стало тепло.
– Это просто совпадение. Тучи на небе разошлись.
– Нет, не совпадение, – маленькая девочка возмущенно надула губы, – вспомни как ты однажды вытащил из под стекла мертвую бабочку, подул на нее и она полетела. Ну, это же чудо!
– Бабочка просто спала, а я ее разбудил. Ты бы тоже смогла.
– Да. Теперь я знаю, что на бабочку надо дуть и будить. А тогда не знала. Значит, ты показал мне, как делать чудо. Но подрезать деревья, чтобы росли, я не хочу. Им больно – это не чудо, – девочка сильно топнула ножкой. – Сделай чудо. Ну, пожа-а-а-а-а-алуйста.
– Какое чудо?
– Не знаю, хочу чудо! Хочу, чтобы все вокруг засмеялись, смотри какие они хмурые. Да, еще в этих лысых деревьях. Она обвела глазами подстриженный сад и людей сидящих на скамейках.
«Чудо…», – мужчина размышлял, – «волшебство, чтобы все удивились и засмеялись», – ему ничего не приходило в голову. Ну, как объяснить нетерпеливому ребенку, что он все же человек, а не волшебник. Ему на ум пришла фраза: «Когда мы перестаем верить в чудеса, в нас засыпают волшебники». «Конечно, засыпают, – ответил он своим мыслям, – то одно, то другое. Я же не ребенок, крутишься как белка в колесе. Не до фантазий мне». Его собственная фантазия его самого часто пугала. И он делал все возможное, чтобы воздерживаться от ее использования. Он гордился не своим умением придумывать невозможное, а тем, что был всегда очень практичен… А тут чудо, да еще и пожа-а-а-а-а-а-алуйста.
Он посмотрел на девочку. Рядом с ней на скамейке лежал альбом для рисования с цветными листками и фломастеры.
– Давай сделаем чудо вместе. Я буду складывать листочки, превращая их в цветы, самолетики, голубей. А ты рисовать на них улыбку и на каждом писать: «Я – твое чудо!». Ну, как?
– Давай! – лицо девочки расцвело улыбкой.
Мужчина начал ловко вырывать листики из альбома, складывал из них фигурки и передавать девочке. Она рисовала на каждом смайлик и писала нелепую фразу: «Я – твое чудо!».
Когда в альбоме кончился последний листок, на скамейке лежала целая груда причудливых фигурок. «А теперь давай показывать чудеса!» – мужчина насыпал девочке в подол платья улыбчивые листочки, посадил ее на плечо и начал по очереди обходить подстриженные деревья. Возле каждого он останавливался, и девочка вешала на обрезанные ветки сложенные фигурки.
Скоро весь безжизненный сад покрылся волшебными плодами. Волшебники так увлеклись, что не сразу заметили, как сидевшие на скамейках люди стали вставать подходить к деревьям и рассматривать появившиеся плоды и улыбаться. Вдруг один мальчик потянулся к оранжевой птичке, снял ее с дерева, прочитал надпись, засмеялся и побежал к скамейке, где сидели его друзья. «У меня есть свое чудо!». Проходившая мимо женщина оглянулась и с недоумением посмотрела на подростка трясущего над своей головой оранжевым голубем. Еще через минуту она бережно сняла с ветки голубую розу и, пробежав по строчкам глазами, прижала ее к груди.
– Я же говорила, ты – волшебник. Просто ты забыл, потому что стал взрослым. А взрослые забывают все, что очень просто, – маленькая проказница произнесла эти слова с важным видом. Мужчина улыбнулся:
Да! Взрослеть важно, только не до конца, не навсегда!
Запись Взрослеть важно, только не до конца впервые появилась Собиратель звезд.
Просто быть. И этого достаточно
В моей жизни были разные учителя. Именитые профессора, известные психотерапевты. Но так часто бывает, что встреча с кем-то совсем не имеющим регалий и званий, а быть может вообще маленьким и бездомным способна дать больше, чем сотни часов в лекционном зале.
Так было и в тот раз. Я проходила практику в детской клинической больнице. Дело было под Новый год, и в нашем отделении всех маленьких пациентов уже разобрали по домам. В больнице остались только дети, которых забрать было некому.
К нам обратилась женщина-волонтер из другого отделения, ухаживающая за мальчиком из детского дома. И мы отправились работать. Моя коллега — к женщине, а я — к ребенку. Меня познакомили с его историей. Она была печальной. Очень. Ему было только 6 лет, и в его жизни уже было немало драм и трагедий.
С собой у меня были бумага и карандаши. Немного знаний о детской психологии. Страх и решимость.
Уже в палате я узнала, что его привезли всего несколько часов назад после реанимации. У него была температура и трубка в горле.
Я села рядом, что-то сказала, спросила как он. Он лежал ко мне спиной, тяжело дышал и не отзывался.
Я сидела и понимала, что я здесь со своей психологией сильно не к месту. За стенкой коллега уже разговаривала с женщиной. У меня был час, и мне нужно было его как-то прожить рядом с этим маленьким человеком.
Я не знала, что делать. Интуитивно, моя рука потянулась к нему, и я вспомнила о том, о чем писала здесь.
Я положила руку ему на спину, такую маленькую, что моя рука почти полностью ее закрывала. Он не шевелился. Только с трудом дышал.
Я не посылала ему “энергию”. Не желала скорейшего выздоровления. Я не жалела его. Не размышляла о его тяжелой судьбе. Я просто была рядом. Целиком. Я ни о чем не думала, ничего не хотела. Я слышала его хриплое дыхание. И держала руку на его спине.
Просидев так минут двадцать, я спросила, хочет ли он, чтобы я убрала руку. Он сказал: “Нет!” Это было его первое слово.
Я просидела так еще какое-то время, пока не почувствовала, как у меня затекла рука. Мой взгляд упал на карандаши и бумагу. Я сказала, то могла бы нарисовать ему что-то на память. Он сказал: “Вертолет.” Это было его второе слово. Я попыталась вспомнить, как же выглядит вертолет, изобразила нечто похожее. И положила перед ним.
Затем я снова протянула руку к его спине.
Когда время подошло к концу, я сказала, что мне пора уходить. Он перевернулся ко мне лицом и сказал: “Спасибо!”
Это было его третье слово.
Я ушла со странным чувством. Как будто я впервые в жизни была на самом деле полезна. Не сделав ничего из того, что “нужно было”, я сделал Все.
С тех пор прошло много времени. У меня было много других уроков и открытий. Но эту встречу я помню.
Этот ребенок подарил мне возможность понять, что такое Быть рядом. Просто Быть Рядом.Благодаря ему, я наконец почувствовала, что это значит. И поняла, что иногда это самое ценное из того, что мы можем дать. Свое присутствие.
Мы не всегда можем что-то сделать. Мы не всегда знаем, как унять чью-то боль. Есть такие моменты, которые человеку нужно просто прожить. И наша помощь ему легко может стать помехой. Но мы всегда можем просто быть. Быть рядом. Разделяя с ним этот момент его жизни.
Эта встреча тогда была ценна для нас обоих. Он был не один. В своей боли. И я была не одна. В своей растерянности. Мы были Вместе.
Это так просто и так сложно — просто Быть. Растерянным, испуганным, слабым, сильным, радостным или грустным. Ничего не делая, ничего не меняя. Не на чем не настаивая. Не сопротивляясь тому, что есть. Не сопротивляясь тому, кто ты, и как переживаешь эту жизнь.
Но ты Есть. И этого достаточно.
Запись Просто быть. И этого достаточно впервые появилась Собиратель звезд.
Ты светишься изнутри
“Какое твое любимое насекомое?” – спросила меня семилетняя дочь, когда мы отправились на вечернюю прогулку в первый день ее весенних каникул. “Ты не можешь выбрать бабочку. Каждый выбирает бабочку”, — быстро добавила она, прежде чем я успела ответить.
“Хм, — подумала я вслух. “Ну, тогда, наверное, божья коровка,” — наконец, ответила я.
“А у меня светлячок. Я люблю светлячков”, — сказала она задумчиво.
Мы шли и шли. Разговаривая. Наслаждаясь редким удовольствием остаться наедине — только я и моя младшая дочь.
И вдруг:
“А я нормальная? Я имею в виду, со мной все в порядке? — спросила она, глядя себе под ноги. “Иногда я чувствую себя… непохожей на других.”
Я сразу же остановилась. Не спрашивая о том, что она имела в виду, я это знала; просто знала.
Я наклонилась и заговорила, доставая болезненные воспоминания, спрятанные со второго класса. “Когда я была в твоем возрасте. Я тоже чувствовала себя слишком непохожей на других. Я была застенчивой и чувствовала себя неуютно. И один мальчик говорил очень безжалостные вещи обо мне. Он говорил, что я не вписываюсь, не принадлежу к ним. Его слова ранили меня долгое, долгое время”, — призналась я.
Она посмотрела на меня с грустью, ее предыдущие слова эхом отозвались в моей голове. “Каждый выбирает бабочек…”
Я положила руки на ее крепкие маленькие плечики, как если бы каким-то образом это помогло ей почувствовать мои слова физически. “Я хочу тебе кое-что сказать. Ты всегда можешь поговорить со мной, когда тебе неуютно, и ты чувствуешь себя непохожей на других. Я никогда не буду смеяться. Я никогда не буду судить тебя или говорить, что в этом нет большой проблемы. Я никогда не отмахнусь от твоих чувств, потому что я понимаю. Я помню, как это больно. И иногда просто нужно, чтобы кто-нибудь понял эту боль”.
“Я люблю светлячков”, — сказала она минуту назад, и я поняла, что это то, на что она может опереться.
“Ты сказала, что любишь светлячков, — напомнила я ей. “И, я думаю, что ты очень похожа на светлячка. Знаешь почему?” — спросила я.
Беспокойство промелькнуло на ее лице. И она посмотрела на меня с надеждой. “Почему, мама?”
“Потому что ты светишься изнутри, — сказала я, касаясь пальцами ее сердца. “Не все видят это, но я вижу. Я это вижу. И моя задача — защитить этот свет. Поэтому, когда люди говорят что-то, что подавляет его, я хочу, чтобы ты рассказала мне. Я буду защищать твой свет, слушая и любя тебя, мой храбрый, мужественный и уникальный маленький Светлячок.”
Моя дочь шагнула вперед и обняла меня за шею. Она по-прежнему ни слова не сказала, ни одного слова. Может быть, потому, что она была на грани слез. Может быть, потому, что безмолвная поддержка — это все, что ей нужно было в тот момент. Я не знала. Но в чем я могла быть уверена, так это в том, что на этом история не закончилась.
Пролетели недели, и я не могла перестать думать о нашем разговоре. Конец учебного года может быть трудным для детей, особенно светлячков — тех, кто светится внутри.
Это время — время для наград, банкетов, признания и аплодисментов. Бабочки будут замечены. Столь блестящие. Такие радужные. Их таланты так очевидны. Но, давайте не забывать и о светлячках. Их Триумф тих и не примечателен. И их дары могут остаться и вовсе незамеченными.
Светлячок может сохранить место в автобусе, чтобы кому-то не нужно было идти к пугающему заднем ряду.
Светлячок может быть автором песен, который сочиняет музыку во время ночных сновидений и напевает ее днем.
Светлячок может быть художником, который создает картины, которые соединяют вас с вашей душой.
Светлячок может копить годами деньги, и просто ждать, когда его сердце скажет ему: “Вот тот, кто нуждается в твоей помощи.”
Светлячок может вместо сна что-то вычислять под одеялом, потому что он родился математиком.
Светлячком может быть IT-ребенком из школы, кто ищет шанса помочь учителям в их бедах с компьютером.
Светлячок может затеряться в облаке муки, наслаждаясь кулинарным искусством.
Светлячок может быть всадником, который обретет мир в компании животных и природы.
Светлячок может проглотить 357-страничную книгу в один присест.
Светлячок может иметь одинокий взгляд, ищущий кого-то, кто заметит, если он станет невидимым.
Светлячок может заступиться за потерянных, отверженных, одиноких.
Светлячок может сам быть потерянным, отверженным, одиноким … ища кого-то, кто обратит внимание на его свет среди яркого трепетания крыльев бабочек.
Может быть, вы знаете Светлячка. Может быть, вы любите Светлячка.
Если это так, пожалуйста, не ждите. Не ждите кого-то, кто вручит ему премию или подарит ей сертификат, чтобы сделать их таланты и дары “официальными”. Этот день может никогда не прийти. Так скажите им это сейчас.
К примеру, вот так:
Я вижу твой свет.
Я вижу его, когда ты берешь свою гитару.
Я вижу его, когда ты делаешь мазки желтого, зеленого и золотого цвета.
Я вижу его, когда ты поешь с закрытыми глазами.
Я вижу его, когда ты смеешься.
Я вижу его, когда ты стоишь у кромки воды, мечтая о своем будущем.
Я вижу твой свет, мой храбрый и мужественный, светлячок.
Ты светишься изнутри.
И независимо от того, видит ли это кто-либо еще или нет — ты знаешь, что он здесь, и знаю, что он здесь.
Так что продолжай светить.
Продолжай напевать.
Продолжай творить.
Продолжать мечтать.
Продолжай складывать, вычитать и умножать.
Сохраняй свою чуткость.
Сохраняй свою магию.
И просто жди. Однажды и мир увидит то, что вижу я. И твой свет будет так красив, он будет таким прекрасным и ярким, что мир будет останавливаться и удивляться, откуда исходит этот свет.
И ты, и я будем знать, что этот свет…он был там все время.
Потому что ты Светлячок.
Ты светишься изнутри.
А я здесь, чтобы защищать этот свет, мой храбрый и мужественный светлячок.
Автор: Rachel Macy Stafford, перевод Анны Левченко
Запись Ты светишься изнутри впервые появилась Собиратель звезд.
Бог также ждет нашего взгляда
Купал вечером пятимесячного сына. Думал, что это очень похоже на наши взаимоотношения с Богом и на то, как видит нас Бог.
Андрюша купается самозабвенно. Когда видит игрушку, тут же тянется к ней, а я поддерживаю его. Он абсолютно не чувствует этой подстраховки, но нуждается в ней. Иногда он пытается взять две игрушки сразу и не может ухватить ни одной. Игрушки расплываются в разные стороны, а он расстраивается. Он не понимает, что все это время его держали, чтоб он не захлебнулся.
Я пытаюсь поймать его взгляд и улыбнуться ему, но он по большей части меня не видит и плещется. Изредка он случайно поднимает на меня глаза и сам широко улыбается мне. Но через секунду гораздо более важная вещь – сиреневый краб – отвлекает его, и он бросается за ней. Уверенный в том, что идет сам, он в то же время надежно лежит на моей ладони и сосредоточенно ползет к своей маленькой цели. А иногда он просто ноет, но не может объяснить, что же нужно исправить, чтоб ему стало лучше.
Мне кажется, Бог также ждет нашего взгляда. Нашего взросления. Нашей готовности вступить в диалог. А пока мы плещемся, хлебаем воду, гоняемся за игрушками или, заигравшись, неловко падаем, он просто незримо поддерживает нас и очень любит…
Даниил Финогеев
Запись Бог также ждет нашего взгляда впервые появилась Собиратель звезд.
Мой личный список «достаточно хорошей матери»
«Мой личный список “достаточно хорошей матери” состоит почти из одних “не”. Что я НЕ делаю. Точнее из того, что я когда-то делала, а теперь перестала или хотя бы делаю это гораздо меньше.
Например, я раньше так делала (потому что тогда по другому не могла), а сейчас уже могу (хвала психотерапии!):
1. Не использовать своих детей для того, чтобы справиться со своей тревогой или стыдом (со стыдом получается хуже, но прогресс огромный). Мне всегда будет за них тревожно и иногда будет стыдно, но это не значит, что надо как-то на них воздействовать, исправлять их и контролировать. Мои чувства, мне и справляться с ними.
2. Не торопить детей с развитием, доверять их индивидуальному темпу, не сравнивая с другими детьми или с какими-то “нормативами”.
3. Не пытаться изменить чувства детей. Не делать так, чтобы они быстрее прекращали грустить, злиться, бояться и т.д. Сейчас я могу верить их чувствам и поддерживать детей в них.
4. Не закидывать детей своими идеями, чем им заняться. Это касается состояний, когда им скучно, и всяких идей про “кружки”. Это касается и идей про то, чем я считаю им лучше бы было заняться вместо той “фигни”, которой они занимаются. Здесь я просто держу своё мнение при себе.
5. Не бояться потерять свой авторитет, быть “плохой мамой” в их глазах. Дети могут быть мной недовольны, обижаться и злиться на меня. Я могу ошибаться, “срываться” и признавать это, извиняться.
6. Не стараться быть идеальной и дать детям все. Я провожу с ними столько времени, сколько мне хочется и сколько по силам. Я не буду играть с ними, если не хочу. Я не буду слушать их, когда я не в состоянии. Очень эгоистичная мать. При этом, мой старший сын говорит, что у меня всегда есть на детей время. Видимо, просто в это время (совсем немного, иногда несколько часов в неделю) я действительно с ними, и этого достаточно для ощущения “мама со мной”.
7. Не бояться родительской власти, запретов, отказов и любых “нет”. Потому что не боюсь быть “плохой мамой” и не боюсь чувств детей.
8. Не следовать чужим идеям о материнстве. Я прочитала достаточно книг и статей, и когда-то я травилась виной и стыдом от того, что не могу как в книжках, а сейчас я беру только то, что мне теперешней подходит. А остальное “выплевываю”.
9. Не стремиться знать все о своих детях, влезть во все их дела и отношения. Я не читаю переписку старшего сына, и не слежу, чем он занимается в интернете. Верю, что наши отношения позволят детям самим обратиться ко мне, когда им будет нужно.
10. Не делать их смыслом своей жизни. Материнство сейчас далеко не на первом месте в моих интересах. Также я не делаю детей теми, кто должен прожить лучшее детство и лучшую жизнь за меня. Для этого у меня есть психотерапия. И моя собственная жизнь.»
Запись Мой личный список «достаточно хорошей матери» впервые появилась Собиратель звезд.