Без денег счастью не бывать,
Без денег просто пропадаешь...
А как обидно пропадать!
Артур решил помочь влюблённым
(Он фунтов сто уже скопил),
Копилку на куски разбил,
Добром был счастлив сотворённым.
Он к Бетси в комнату пробрался,
Тихонько к сундуку подкрался,
Мешочек с фунтами подкинул
И тут же комнату покинул.
Приятно получать подарки,
Но во сто крат — самим дарить!
О том не стоит говорить,
Как на душе порою ярко
От сотворённого добра
И хочется кричать «Ура!»
Вот Бетси как-то убирала,
Сундук белья перестирала,
И обнаружила мешок...
Её повергла сумма в шок.
А при мешке была записка:
«Прими подарок. Счастье близко.
Был я без приглашенья тут.
Прости! Друг бедных Робин Гуд».
Что делать девушка не знала,
О том на кухне рассказала;
Переполох такой поднялся,
Что Грэй в содеянном сознался,
Но деньги отказался взять:
«Ведь Вам на свадьбу не собрать!»
Джим с Бетси благодарно вняли
Его возвышенным мольбам,
И с радостью подарки взяли,
Хвалу воздали всем богам,
Какие только в мире есть,
Хвала им вечная и честь!
Грэй-старший удалил с владений
Детей всех подневольных слуг,
Чтоб разомкнуть порочный круг
Дурных влияний черни. Мнений
Чужих не слушал никогда,
Считал, что прав во всём всегда.
Артуру Грэю скучно было
Играть всё время одному,
В тоске, печальный и унылый,
Не мог сказать он никому,
Что «одиночество ужасно,
Что в жизни главное — друзья,
Отец так поступил напрасно.
Пропали пусть бы все князья,
Бароны, графы и маркизы!
Из-за глупейшего каприза
На почве спеси родовой
Здесь от тоски хоть волком вой!»
Спасала лишь библиотека,
Где часто сиживал Артур
С восторгом как паломник в Мекке...
У впечатлительных натур
При виде книг душа ликует,
При чтении душа поёт.
Нам одиночество диктует
Свои законы. Жизнь идёт,
Мечтатель юный подрастает,
О путешествиях мечтает,
И очень скоро будет время,
Когда он взрослым, скинув бремя,
Покинет свой печальный кров,
Кипит ведь в нём бунтарства кровь.
Висела старая картина
В библиотеке на стене,
На ней большая бригантина,
Вся в белой пене как в огне,
Волну лихую разрезала,
А ветер паруса ей рвал;
Она на гребень залезала,
А впереди зиял провал,
Ещё мгновение — помчится
Она бушпритом[1] вниз с горы...
Водой солёной промочиться
Хотелось Грэю. До поры
В морские дали отправлялся
Он лишь в заоблачных мечтах,
Волнам морским сопротивлялся,
В себе душил он липкий страх,
Себя уж капитаном видел...
Кто знает, может, он предвидел
Своей судьбы счастливый бег;
Он был упрямый человек.
Когда исполнилось пятнадцать,
Покинул он отца и мать,
Чтобы по свету поскитаться,
Фортуну[2] чтоб за хвост поймать.
- «На шхуну «Ансельм» юнгой взяли!»
От счастья Артур закричал,
Мерещились дальние дали,
Страны неизвестной причал,
Пираты, сокровища, рифы,
Кокосы, бананы, слоны,
По небу летящие грифы,
Арабских кровей скакуны,
Красавиц восточных улыбки,
В лагунах живая вода...
Случилась в расчётах ошибка
(Так с нами выходит всегда!):
Заставили палубу драить,
На мачтах тянуть леера[3],
Пришлось паруса лихо ставить,
Сегодня быстрей, чем вчера.
Мозолисты крепкие руки,
Грэй мышцами плотно оброс,
Учил он морские науки
Как самый прилежный матрос;
Под грузом работ не сгибался,
Его полюбил капитан,
Который во всём сомневался
И думал, что самообман
Привёл желторотого в море,
Романтикой глупой маня,
Заплачет он: «Горе мне! Горе!
Скорей отвезите меня
Домой! Я без мамы скучаю!
От моря меня уж тошнит!
Хочу я пирожное с чаем
И торт мой любимый бисквит!»
Но юнга работать старался,
Не плакал, не ныл, не скулил,
Всё делать на совесть пытался,
Ручьями пот с юноши лил.
Понравился Грэй капитану
Характером крепким своим,
Артура не видел он пьяным,
За это особо любим
Был Грэй капитаном суровым,
Он понял: с него будет толк.
И дал капитан себе слово:
«Воспитан морской будет волк!»
Пять лет капитан занимался
С матросом любимым своим,
Доволен итогом остался,
Как сын капитаном любим,
Постиг Грэй морскую науку,
Хоть сам в капитаны иди,
Забыл он про смертную скуку,
Лишь радость таилась в груди;
Узнал он далёкие страны,
В штормах побывал на морях,
Помощником стал капитана...
«Учил я мальчишку не зря!» —
В усы капитан улыбался,
С любовью, смотря на него.
«Артур как моряк состоялся!
Чего же ещё мне? Чего?» —
Вопрос задавал себе старый,
Как лебедь седой капитан,
Поддавшись мечты своей чарам,
Лелеял прелестный обман;
В мечтах этих дети у Грэя
Родились и чуть подросли,
Обняв капитана за шею,
Его тормошили, трясли,
Кричали: «Давай погуляем!
Купи шоколадных конфет!
Ты добрый! Мы знаем! Мы знаем!
Любимый наш! Милый наш дед!»
Ах, эти сладостные грёзы
И ослепительный обман
Порой рождают только слёзы;
Когда рассеется туман,
Сплетённый из одних желаний,
Когда багаж воспоминаний
С небес на землю возвратит,
Кто вам поплакать запретит?
У капитана Гопа ныло
В груди. Предчувствием томим,
Курил он злой табак постылый,
Вёл разговор с собой самим:
«Что делать? Годы взяли, видно,
Своё. Всем это суждено.
Стареть до чёртиков обидно,
Досадно, грустно, гадко, но
Всего обидней быть бездетным!
Ведь был отцом я многодетным
И не сошёл едва с ума,
Когда скосила всех чума...
Детей и милую супругу,
Мою любовь, мою подругу
Я не забуду никогда
И верен буду ей всегда!»
В Ванкувере догнало Грэя
Письмо от матери родной,
На сердце стало вдруг теплее
И захотелось так домой,
Как может только захотеться
Вдали от дома своего,
И стала мысль одна вертеться:
«Домой!» — и больше ничего.
Узнал он, что отца не стало
В конце пространного письма;
Испытывал он горя мало,
Но опечален был весьма.
Они с отцом чужие были,
Грэй-старший не любил его,
Себя любил лишь самого.
На хмуром небе тучи плыли,
Грэй начал детство вспоминать,
В воспоминаньях — только мать
Пред взором мысленным вставала,
Отца как будто не бывало.
Отец любил во всём порядок,
Благоустроенность, покой;
Когда шалил Грэй-младший рядом,
Кричал: «Иди в углу постой!
Нельзя кричать! Нельзя шалить
И громко очень говорить!
Веди себя благопристойно!
Орать как конюх недостойно!»
А мать любила Грэя очень,
Когда он как-то заболел,
Сидела рядом дни и ночи...
И Грэй любил её, жалел:
Была девчонкой отдана
За Грэя-старшего она,
Любви в супружестве не знала.
Что в жизни хуже может быть?
Жила-скучала и страдала,
Потребность женскую любить,
Всю нежность пламенной натуры
Она излила на Артура,
Ни в чём его не упрекала
И всем проказам потакала;
И сын любил её так нежно,
Как только может сын любить,
Любовь как океан безбрежна,
И даже больше, может быть.
Пять лет не видел мамы милой,
Пять лет её не обнимал,
Отец уже лежал в могиле,
Грэй очень сильно тосковал.
На всей Земле, на всей планете
Союза чище не сыскать,
Чем мать и ласковые дети!
Священно это слово — мать!
Когда порт Дубельт показался,
Грэй вмиг до клотика[4] добрался,
Впиваясь взором в синеву.
«Ужель увижу наяву
Леса, поля, луга и пашни
И замка зубчатые башни,
Где появился я на свет?
Земли прекрасней в мире нет!»
Он с мачты в миг один спустился,
У капитана отпросился,
Чтоб мать родную навестить,
В родимом замке погостить.
Грэй оказался снова дома,
По саду пышному прошёл,
«Тропинка каждая знакома!
Как на душе-то хорошо!» —
Подумал Грэй, он волновался,
По лестнице крутой прошёл,
Джим-конюх в холле повстречался,
«Вернулись вы! Как хорошо!» —
Промолвил конюх и заплакал,
Да так, что даже пол закапал.
— Cкажи мне, Джим, где мать моя?
Её хочу увидеть я!
— Она стоит перед распятьем
И страстно молится за вас.
И точно, в тёмно-синем платье
Она молилась: «Спаси нас,
О Всемогущий, Милосердный,
Господь наш Всеблагой Христос!
Мой сын любимый (он матрос)
На судне трудится усердно.
Спаси его и сохрани
От бурь бушующей природы!
Пусть будут тихи моря воды!
И от врагов оборони!»
Сказал Грэй: «Мама, это я!»
Сама от счастья не своя,
Она к груди его прильнула,
Чуть-чуть от радости всплакнула,
Лицо уткнув ему в плечо.
Грэй целовал ей горячо
Родные, ласковые руки.
«Я тосковал...» — «С тобой в разлуке
Я чуть с тоски не умерла.
Ты здесь! Всевышнему хвала!»
Грэй превратился в малыша,
От счастья он едва дышал.
Как хорошо быть с мамой рядом!
Себя ребёнком ощущать!
Почаще надо навещать
Родную мать. Столь нежным взглядом
Она смотрела на него,
Не ощущая ничего,
Лишь ослепительное счастье.
Она так счастлива была!
Как роза буйно расцвела,
Ушло душевное ненастье.
Они могли сидеть часами
Беседы нежные вести
Иль разговаривать глазами
И слова не произнести.
Прожив у матери неделю,
Грэй собираться как-то стал.
— Ты уезжаешь? Неужели
Ты от меня уже устал?
— Ну что ты, мама! Дорогая!
Я полон счастья и любви!
Но я без моря умираю.
Прости меня, прошу! Пойми...
— Не надо. Всё я понимаю:
Ты просто вырос, взрослым стал.
Грэй, нежно маму обнимая,
В щеку её поцеловал.
Когда он с матерью простился,
Обратно в Дубельт возвратился,
Чтоб с капитаном Гопом сразу
Решить один больной вопрос.
Грэй произнёс одну лишь фразу,
Гоп закипел: «Молокосос!»
Вскочил, как лев он заметался,
Но с Грэем через миг обнялся..
Через неделю бриг «Секрет»
Был куплен капитаном Грэем;
Набрав команду, он скорее
Решил объехать целый свет.
[1] Бушприт [голл. boegspriet] — горизонтальный или наклонный брус, выставленный вперёд с носа судна (у парусных судов); служит для вынесения вперёд носовых парусов для улучшения манёвренных качеств судна.
[2] Фортуна [лат. fortuna случай, удача, неудача – 1) в древнеримской мифологии — богиня судьбы; изображалась стоящей на шаре или колесе (символ изменчивости счастья) с повязкой на глазах и с рогом изобилия в руке; 2) судьба, счастливый случай, счастье.
[3] Леер [голл.] — мор. туго натянутая верёвка или стальной трос, оба конца которого закреплены; применяется для постановки косых парусов, для предохранения людей от падения за борт, для просушки белья и т.д.
[4] Клотик [от голл. kloot — шар, набалдашник), деревянная или металлическая деталь закруглённой формы; насаживается на верх мачты или флагштока. Внутри клотика расположены ролики (шкивы) фалов для подъёма фонаря, флагов.
Продолженние следует
