Современный литературный портал, склад авторских произведений
You are currently browsing the Литературный портал archives for Август 2022
Твои мечты совсем не обо мне.
Ты обо мне мечтать уже не хочешь.
Взрослеешь и становишься умней.
Становишься практичней с каждой ночью.
Тебе уже не нужен твой кумир
Пусть яркий, но холодный и далёкий.
Сосед твой проще. С ним идёшь в трактир.
Он пиво пьёт. Ты больше любишь соки.
Теперь ты строишь планы на него.
И образ мой, должно быть, позабыла.
Он проще и роднее. Он другой.
Мне жаль, что я вернуть тебя не в силах.
Казалось, я тебя не замечал,
Не знал тебя, не слышал и не видел.
И лёд в глазах и сердце как металл
И ничего с тобой у нас не выйдет.
Я был всегда с какой-нибудь другой.
С накрашенной, поэтому красивой.
Не человек, а сказочный герой.
Не с девушкой, а точно с кинодивой.
А ты смотрела робко на меня.
Молчала и печально улыбалась.
Не знала, не могла понять, принять,
Что значишь для меня совсем не малость.
Нет, я тебя, конечно, не любил.
Во мне ты эту страсть не пробуждала.
Но я был твой, лишь только твой кумир.
И это вдохновляло.
“Мы несчастные, жалкие люди,
Мы страдаем от собственных дел,
Мы себе адвокаты и судьи,
Беспокойство наш вечный удел”
Мы счастливые, яркие люди.
Мы творцы добрых сказочных дел.
Никого не виним и не судим.
Изменять всё вокруг наш удел.
Сами строим красивые замки.
И работая в поте лица,
Раздвигаем привычные рамки
Совершенству не видя конца.
Мир прекрасен и полон движенья.
В наших душах бескрайний покой.
В нас гармония сил и стремлений.
Нам всегда интересно с собой.
Иногда мы прощаемся с кем-то.
Время быстро несётся вперёд.
Неизбежны разлуки моменты.
И для нас неизбежен уход.
Но для нас даже смерть не причина
Горевать унывать и рыдать.
Жизни груз не сгибает нам спины.
Мы сильны. Нашим судьбам подстать.
На дворе весна.
Над весной луна.
Смотрит вниз она
И любуется
И моим двором
И порядком в нём
И глядим вдвоём
Мы на улицу.
А на ней трава
И мужик в дрова
И почти мертва
Трасса грязная.
И такой контраст
Удивляет нас.
Смотрит лунный глаз
В небо ясное,
В чистый с давних пор
Мой уютный двор
И немой укор
Коммунальщикам.
Дождь помыл закат,
Я прибрал свой сад,
А они подряд
Все халявщики.
Мечта, прости! Мечта, вернись!
Помчимся снова мы галопом.
Взлетим в безоблачную высь
По голубым небесным тропам.
Вернуться наши времена.
В душе опять наступит юность
И грёз волшебная страна
Решит, что мы навек вернулись
И примет снова как своих
И одарит попутным ветром.
Жизнь романтичная как стих,
Жизнь беззаботная как лето
Ушла, но может возвратиться.
Ох уж эти мечтатели! Многовато что-то развелось их на белом свете. Куда ни кинь взор, везде этот восторженный взгляд, устремленный в никуда. Вернее, куда-то, где живет ее величество Мечта, а человек едва ли когда-то бывал. Но постойте, новое ли это явление? Или повальное увлечение мечтами/иллюзиями, то есть инфантилизм, как и все, что принято называть приметами современного общества, следует причислять не к новому, а к хорошо забытому старому? Давайте вспомним, что по этому поводу говаривал великий русский классик Федор Михайлович Достоевский.
«...В характерах, жадных деятельности <...> но слабых, женственных, нежных, мало-помалу зарождается то, что называют мечтательностию, и человек делается наконец не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем...» — писал некий Ф. Д. в фельетонах, опубликованных в «Петербургских летописях». Это было в 1847 году. Имени человека, которому принадлежали провокационные в глазах толерантного читателя двадцать первого века строки, никто не знал, но исследователям удалось установить, что за инициалами скрывался молодой (всего-то двадцать шесть лет!) и тогда еще не успевший обрести славу Достоевский. Существует целая серия его произведений с рассуждениями о мечтателях, об их службе, «которая, в сущности, почти хуже безделья», и уединенных, расположенных вдали от людей и света жилищах. Позже эти мысли почти дословно повторились в повести «Белые ночи», являющейся, по мнению экспертов, одним из самых ярких примеров раннего периода творчества Федора Михайловича.
Созданием «Белых ночей» Достоевский занимался все в том же 1847 году. Но если фельетоны выходили летом, то работа над текстом более серьезного произведения велась осенью: с сентября по ноябрь. Закончилась она довольно быстро, так как идея уже имелась. В 1848 году читатели могли познакомиться с историей двадцатишестилетнего Мечтателя, которого можно назвать типичным представителем своего поколения. Оно сплошь состоит из одиноких экзальтированных людей, которые предпочитают жить, будучи погруженными в иллюзии. Однако, несмотря на оторванность от действительности, все они остро нуждаются в ярких эмоциях извне. Знакомо, не правда ли? Сегодня, полтора века спустя, Интернет пестрит статьями на ту же тему, правда, теперь пишут их не литераторы, а психологи.
Достоевский не считал, что «Белые ночи» — это повесть. Он классифицировал свой труд как сентиментальный роман. Произведение состоит из пяти глав: четыре — петербургские ночи, пятая — утро. В печати история появилась с посвящением. Она была адресована близкому приятелю автора Алексею Плещееву.
Ох уж эти мечтатели! Многовато что-то развелось их на белом свете. Куда ни кинь взор, везде этот восторженный взгляд, устремленный в никуда. Вернее, куда-то, где живет ее величество Мечта, а человек едва ли когда-то бывал. Но постойте, новое ли это явление? Или повальное увлечение мечтами/иллюзиями, то есть инфантилизм, как и все, что принято называть приметами современного общества, следует причислять не к новому, а к хорошо забытому старому? Давайте вспомним, что по этому поводу говаривал великий русский классик Федор Михайлович Достоевский.
«...В характерах, жадных деятельности <...> но слабых, женственных, нежных, мало-помалу зарождается то, что называют мечтательностию, и человек делается наконец не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем...» — писал некий Ф. Д. в фельетонах, опубликованных в «Петербургских летописях». Это было в 1847 году. Имени человека, которому принадлежали провокационные в глазах толерантного читателя двадцать первого века строки, никто не знал, но исследователям удалось установить, что за инициалами скрывался молодой (всего-то двадцать шесть лет!) и тогда еще не успевший обрести славу Достоевский. Существует целая серия его произведений с рассуждениями о мечтателях, об их службе, «которая, в сущности, почти хуже безделья», и уединенных, расположенных вдали от людей и света жилищах. Позже эти мысли почти дословно повторились в повести «Белые ночи», являющейся, по мнению экспертов, одним из самых ярких примеров раннего периода творчества Федора Михайловича.
Созданием «Белых ночей» Достоевский занимался все в том же 1847 году. Но если фельетоны выходили летом, то работа над текстом более серьезного произведения велась осенью: с сентября по ноябрь. Закончилась она довольно быстро, так как идея уже имелась. В 1848 году читатели могли познакомиться с историей двадцатишестилетнего Мечтателя, которого можно назвать типичным представителем своего поколения. Оно сплошь состоит из одиноких экзальтированных людей, которые предпочитают жить, будучи погруженными в иллюзии. Однако, несмотря на оторванность от действительности, все они остро нуждаются в ярких эмоциях извне. Знакомо, не правда ли? Сегодня, полтора века спустя, Интернет пестрит статьями на ту же тему, правда, теперь пишут их не литераторы, а психологи.
Достоевский не считал, что «Белые ночи» — это повесть. Он классифицировал свой труд как сентиментальный роман. Произведение состоит из пяти глав: четыре — петербургские ночи, пятая — утро. В печати история появилась с посвящением. Она была адресована близкому приятелю автора Алексею Плещееву.
Ох уж эти мечтатели! Многовато что-то развелось их на белом свете. Куда ни кинь взор, везде этот восторженный взгляд, устремленный в никуда. Вернее, куда-то, где живет ее величество Мечта, а человек едва ли когда-то бывал. Но постойте, новое ли это явление? Или повальное увлечение мечтами/иллюзиями, то есть инфантилизм, как и все, что принято называть приметами современного общества, следует причислять не к новому, а к хорошо забытому старому? Давайте вспомним, что по этому поводу говаривал великий русский классик Федор Михайлович Достоевский.
«...В характерах, жадных деятельности <...> но слабых, женственных, нежных, мало-помалу зарождается то, что называют мечтательностию, и человек делается наконец не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем...» — писал некий Ф. Д. в фельетонах, опубликованных в «Петербургских летописях». Это было в 1847 году. Имени человека, которому принадлежали провокационные в глазах толерантного читателя двадцать первого века строки, никто не знал, но исследователям удалось установить, что за инициалами скрывался молодой (всего-то двадцать шесть лет!) и тогда еще не успевший обрести славу Достоевский. Существует целая серия его произведений с рассуждениями о мечтателях, об их службе, «которая, в сущности, почти хуже безделья», и уединенных, расположенных вдали от людей и света жилищах. Позже эти мысли почти дословно повторились в повести «Белые ночи», являющейся, по мнению экспертов, одним из самых ярких примеров раннего периода творчества Федора Михайловича.
Созданием «Белых ночей» Достоевский занимался все в том же 1847 году. Но если фельетоны выходили летом, то работа над текстом более серьезного произведения велась осенью: с сентября по ноябрь. Закончилась она довольно быстро, так как идея уже имелась. В 1848 году читатели могли познакомиться с историей двадцатишестилетнего Мечтателя, которого можно назвать типичным представителем своего поколения. Оно сплошь состоит из одиноких экзальтированных людей, которые предпочитают жить, будучи погруженными в иллюзии. Однако, несмотря на оторванность от действительности, все они остро нуждаются в ярких эмоциях извне. Знакомо, не правда ли? Сегодня, полтора века спустя, Интернет пестрит статьями на ту же тему, правда, теперь пишут их не литераторы, а психологи.
Достоевский не считал, что «Белые ночи» — это повесть. Он классифицировал свой труд как сентиментальный роман. Произведение состоит из пяти глав: четыре — петербургские ночи, пятая — утро. В печати история появилась с посвящением. Она была адресована близкому приятелю автора Алексею Плещееву.
Пуд соли успевают съесть современные школьники в компании Ильи Ильича Обломова. Учителя просят их из двадцать первого века перенестись в середину девятнадцатого и проникнуться идеей «обломовщины». Ребятам, психологически неготовым к глубоким мыслям, заложенным на страницах, кажется, что роман Ивана Александровича Гончарова давно устарел и не имеет к ним никакого отношения. И далеко не каждый педагог способен пробиться сквозь сонное равнодушие аудитории и донести до юных умов простую мысль: уныние и грусть в сочетании с природной ленью — хворь на все времена, и сегодня она, возможно, еще более выражена и опасна, нежели двести лет тому назад.
Идея книги пришла в голову Гончарову, когда он наблюдал за своими современниками. Воплощал он ее неоднократно. Черты Обломова встречаются и у других героев Ивана Александровича. Так, определенное сходство можно проследить между Ильей Ильичом и Тяжеленко из «Лихой болести», Егором Адуевым из «Счастливой ошибки» и Александром Адуевым из «Обыкновенной истории». Культовый персонаж стал неким переходным образом, который связал лишнего человека, введенного в русскую литературу несколькими десятилетиями ранее и закрепившегося там через творчество Пушкина, Лермонтова и других классиков, с типичным представителем русской интеллигенции, современной писателю, склонной к ничегонеделанию, рефлексии, прокрастинации. Примечательно, что не только говорящая фамилия, но и имя Обломова неслучайно. Илья — это обращение к народному фольклору, к былинам про богатырей. Оно становится символичным, соединяет персонажа романа с русским народом, с его душой, подчеркивает особенности коллективного менталитета. Еще один символ — возраст Обломова. Тридцать три. Пик возможностей. Возраст Христа. И на что же Илья Ильич тратит это благословенное время? При этом Обломов неглуп. Напротив, он умен, многое знает, имеет идеи, которые, увы, не воплощает. А его редкие «вспышки» активности связаны либо с появлением на страницах Штольца, умеющего ненадолго выдернуть друга из привычного состояния, либо с Ольгой.
Роман Гончарова создавался не один день. Он начался с короткого рассказа, который позже стал известен как «Сон Обломова», но тогда вышел в «Литературном сборнике» под заглавием «Эпизод неоконченного романа». И имел большой успех! Это случилось в 1849 году. Вскоре Гончаров уехал в Симбирск, где мог наблюдать за жизнью глубинки, местными господами и крестьянами, напитываться атмосферой и работать, так как сказать, в условиях, максимально приближенных к реалиям, описываемым в романе. В 1850 году Иван Александрович завершил первую часть книги. Творческий процесс продолжался вплоть до 1852 года, когда Гончаров прервался на целых пять лет. Он отправился в долгое путешествие, но за эмоциями и впечатлениями от новых мест и встреч не забывал обдумывать свой сюжет. Когда автор вновь взялся за перо, ему понадобилось всего семь недель, чтобы перенести на бумагу полностью оформившиеся мысли.
Некоторые эксперты считают, что главным прототипом Обломова стал Крылов. И правда, между героем книги и легендарным баснописцем много общего внешне. Однако Иван Андреевич был человеком деятельным, обладал острым умом, а главное, веселым, добродушным, открытым нравом. Сам Гончаров признавал, что Обломов автобиографичен. И эксперты не решаются спорить с признанием классика. Вероятно, Илья Ильич и правда имеет черты своего создателя. Может, даже лень, как утверждал писатель, перешла ему по наследству от автора. И все же трудно представить Ивана Александровича вечно растрепанным, в халате, лежащим с утра и до ночи на диване и абсолютно безучастным к окружающему миру.
Ольга, женщина, которая ворвалась в сердце Обломова и заставила его подняться с постели, пусть и ненадолго начать жить полной жизнью, вобрала в себя черты сразу двух знакомых Гончарова. Литературный портрет героини в молодости писался с Елизаветы Толстой, в которую классик был влюблен. Но между ними так и не случилось серьезных отношений, которые привели бы к свадьбе. Более зрелая Ольга стала зеркалом, отразившим характер Екатерины Майковой, доводившейся Ивану Александровичу близкой подругой. Деятельная, активная Майкова откровенно скучала в замужестве, постоянно искала, к чему приложить себя и свои силы. Постепенно Ольга окончательно утратила связь с Толстой, и к последним страницам в ней осталась только Майкова.
«Обломов» — не самая простая книга для юношеского восприятия. Большинство школьников не желают вникать в ее суть и скучают над произведением Гончарова, которое непременно оценили бы, попади оно к ним в руки чуть позже. Но такова реальность. Большинство шедевров мировой литературы сегодня попадают в поле зрения читателя слишком рано. Остается надеяться, что хоть кто-то из библиофилов будет возвращаться к ним в зрелости, чтобы подумать над вечными проблемами и ценностями не из-под палки.
Листочек жёлтый метил
ушедший летний миг,
и тени рваной сетью
ловили солнца блик.
И шёл июль со свитой
шмелей и мотыльков,
роняли в пруд ракиты
платочки облаков.
Казалось, ближе малость –
и словом не солжём,
а осень к сердцу кралась,
прикинувшись дождём.
Не зря сплетали руки
при виде нас кусты…
и знали цвет разлуки
опавший лист и ты.
Валерий Мазманян
Кто там был любителем побороться с ветряными мельницами? Задайте этот вопрос любому читающему ребенку, и он непременно ответит — Дон Кихот! Роман о странствующем рыцаре написал Мигель де Сервантес Сааведра. Первый том произведения, названного «Хитроумный ида́льго Дон Кихо́т Лама́нчский», был напечатан в 1605 году, а через десять лет вышел второй. Автор хотел создать не рыцарский роман, а пародию на него. К своим персонажам он относился с юмором и ни в коем случае не ждал серьезного восприятия от публики. Задумка удалась. Правда, многие до сих пор видят в изобретательном, простоватом и нелепом герое исключительно благородство, честь и долг. То есть те качества, что воспевались и в обычных романах, написанных в рамках популярного жанра.
На протяжении веков идут споры о том, был ли у Дон Кихота прототип. Хотя большинство экспертов убеждены, что это лишь собирательный образ, гипотезы продолжают множиться. Свои мнения высказывали, в частности, коллеги Сервантеса по перу. Одно из популярных предположений принадлежит Даниелю Дефо. Он считал, что Дон Кихот — это не кто иной, как Алонсо Перес де Гусман. Этот человек командовал Непобедимой армадой, но исключительно неудачно. Он был нелеп и постоянно попадал впросак.
Еще одна теория гласит, что прообразом Дон Кихота, которого по книге звали Алонсо Кихана, стал Рикардо Кихада. Это был весьма лихой сеньор, который не побрезговал купить себе титул идальго. Вместе со своим оруженосцем он странствовал по стране и совершал всяческие бесчинства. В числе прочего было покушение на жизнь некоего Вильясеньора, однофамильца близкого знакомого Сервантеса. Дело попало в суд и не являлось тайной. Его детали были хорошо известны писателю. Как минимум имя и общую канву для приключений он вполне мог позаимствовать у прославившегося своими «подвигами» авантюриста.
Согласно последней версии, которую в 2004 году выдвинули испанские ученые, главными героями романа-пародии были сам Педро Вильясеньор, тот самый однофамилец, и недруг Франсиско де Акунья. Две семьи устроили настоящую битву, будучи переодетыми в рыцарские костюмы по моде прошлых эпох. Это документально зафиксировано.
Кстати, исследователи не поленились, прошли по пути Дон Кихота от Толедо до Мурсии и нашли там кабак, о котором рассказывал Сервантес на страницах. Это заведение двести лет простояло недалеко от часовни под названием Маньявакас. Сейчас от него не осталось ничего, кроме многочисленных черепков, которые временами откапывают.
