Современный литературный портал, склад авторских произведений
You are currently browsing the Литературный портал archives for Апрель 2019
Дождь прошел, но ребятня не тужит.
На прогулку вышел детский сад.
Аделинка прыгает по лужам.
Брызги во все стороны летят.
Как лягушка скачет Аделинка.
И смеется вместе с детворой.
Куклу держит, верную Маринку.
Каждый день берет ее с собой.
Хорошо в резиновых сапожках.
Ножкам не страшны в них грязь, вода.
Хоть Маринка мокрая немножко,
Но с хозяйкой радостно всегда.
Обнимая грязную Маринку,
Помахав своим друзьям рукой,
Вновь идет по лужам Аделинка,
Вместе с мамой топает домой.
«Не имей сто рублей, а имей сто выпусков журнала “Союз писателей”!» Неужели правда, уже 100 номеров вышло под эгидой нашего славного издательства? Да! И это не первоапрельская шутка, хотя сообщается «юбилярная» весть именно в апрельском номере. А вот интересно, у кого из читателей хранятся все 100? Этих замечательных людей СТОило бы наградить. К тому же у них есть 100 верных друзей, с которыми точно интересно. А сегодня на пороге новый друг – встречайте: «Союз писателей» № 4/2019!
Шутить изволите? Почему бы и нет? Тем более что шутки весьма удачные и «смешинка» проглатывается легко, с удовольствием. Добро пожаловать в «Тему номера», она посвящена юмору. А на пороге вас встретит известный юморист Владимир Гакштетер. Уже от намёка в самом названии рассказа «Кто с мечом к нам…» становится смешно. «Николай зевнул, осмотрел комнату. На кровати спала Лидка, обнимая инопланетянина в голубом скафандре.
– Во дура! – возмутился Николай. – С кем только по пьяни не заснёшь. Посмотрю я на тебя утром». Ох, Николай, Николай, чего только человеку, принявшему на грудь, не померещится, и чего этот самый человек не натворит, изгоняя НЛО из своих владений и мозгов…
Какая прелесть, просто «Лайковая жизнь»! Вот не будем рассказывать, что это за «лайка» такая. Олег Гонозов, а вам большой палец вверх за суперкартинку с натуры! Ещё и эта «Десятка раздора», и мама, и вторая группа – стопроцентное попадание!
Довести вас до колик точно сможет своими стихи-хи-ха-хо-творениями Андрей Ивонин. Апогей ждёт вас «В метро…» с «Незнакомкой».
Валерий же Лепов отнёсся серьёзно к теме смеха и разложил её по полочкам в своей «Философии юмора». Конечно, он ведь учёный. «С одной стороны, смех – это особая адаптационная способность, а с другой, просто радость и физическое удовольствие». А вы знали, что, смеясь, проявляете «особую адаптационную способность»?.. И почему так? Можно в этом разобраться, прочитав статью Валерия.
Но когда дело в свои руки берёт женщина, тут уж мужчины забудут о любых адаптационных способностях. Это точно знает автор рассказа «Сватовство» Валентина Панина. Представительницы мнимо слабого пола могут всё, даже… посвататься и уговорить самую строптиво-несговорчивую в мире мать жениха, но всё-таки – будущую свекровь.
Собственную смелую версию причины вымирания динозавров представил в юмористическом рассказе «До нашей эры» Дмитрий Сарвин. И знаете, рассказ-то получился не только смешным, но и с глубоким подтекстом и символичными образами. Читайте – не пожалеете!
И ещё один хомосапиенс в подпитии – ах, как он смешон! Владимир Соколов расскажет о нём в миниатюре «Электрики».
Удачную жирную точку в «Теме номера» ставит Наталья Шарапова. Её стихотворный «Великан» оказывает смехогонное действие хоть до еды, хоть после – убедитесь сами…
Ну вот, настроение градусов под сто, так что можно закипеть от радости. Пора немного поостыть и вернуться, например… к «Литературному календарю». «Данный раздел, – читаем в заглавной статье номера, – находка для тех, кто хочет всегда быть в курсе дел и знать всё о книжном мире. Здесь собрана сводка о писателях-юбилярах, важные литературные даты, информация об открытых литературных конкурсах, на которые стоит обратить внимание как начинающим писателям, так и профессионалам». Всё именно так, и всегда можно найти в этом высокоинформативном разделе что-то новое, интересное, познавательное.
В рубрике «Герой номера» – долгожданный для многих гость Андрей Женин, автор повестей «Из жизни студентов в эпоху застоя», «Из жизни советских студентов на военных сборах», «Из жизни советских студентов на картошке» и «Из жизни врачей в эпоху перестройки». Писатель дал интервью корреспонденту журнала Екатерине Кузнецовой «О литературе, медицине и разнице поколений». Здесь же вы сможете прочитать отрывок его повести «Из жизни студентов на картошке».
«Книга – это поступок, и ты его совершил». «Персонажи вылупляются из внешнего мира, а не из внутреннего мира автора». «Не стоит выпячивать своё эго. Жизнь других людей гораздо интереснее, чем пережёвывание своих переживаний». «Ищите достойных или будьте одиноким!» Захотелось процитировать эти фразы самобытной писательницы. В статье «Жизнь и творчество Лидии Девушкиной-Соммэ во Франции» из рубрики «Диалог с писателем» вы найдёте много глубоких мыслей, опыт эмигрантки, учёной, автора и просто интересного, мудрого человека.
Мысленно побывав в Европе, читатель журнала «Союз писателей» № 4/2019 возвратится в Россию и отправится в Кемеровскую область. «Гоголевский вестник» предлагает вниманию новости из Центральной новокузнецкой библиотеки имени Н. В. Гоголя. Два важных мероприятия прошли в стенах учреждения в начале апреля. Статью «С любовью Кузбассу: вечер-концерт клуба ветеранов комсомола “Моя семьЯ”» подготовила Е. Э. Протопопова. «Встреча с заслуженной артисткой РСФСР Галиной Яцкиной» описана Л. П. Максимовой.
Чего греха таить, многие авторы сталкивались с отказами издательств, когда хотели выпустить свою книгу. Особенно часто «нет» приходится слышать начинающим писателям. «Как пережить отказ, или Не первоапрельская шутка» – статья рубрики «Психология творчества», в которой изложены дельные психологические советы от Ларисы Агафоновой.
На крыльях поэзии можно унестись в облака, а можно и познать правду жизни. Вы почувствуете это, прочитав в одноимённой рубрике стихотворения Любови Александровой, Инны Андриановой, Елены Булычёвой, Анжелики Гизатуллиной, Льва Пряхина, Юлии Санниковой, Виталия Свирина, Натальи Смехачёвой, Ольги Флярковской и Галины Шубниковой.
И конечно же, самый «толстый» раздел нашего журнала – «Проза и публицистика».
«Когда на меня накатывает тоска, начинает казаться, что всё бессмысленно и бесполезно, я вспоминаю заветную фразу “Иногда надо просто не забывать дышать”, пожухлую траву с запутавшимися в ней листьями и заботливо завязанные шнурки на стареньких ботинках. Жизнь прекрасна!» И рассказы Ларисы Агафоновой – тоже. Сколько же волнительных историй она знает! Такие хочется читать. А «Неразлучники» – особенно.
Наталья Волохина в апрельском номере представляет несколько рассказов из книги «Да какой там апокалипсис»: «Игрушка», «Кого ударил Виталик?», «Гадание на головах». Эдакий микс реальности, фантастики и мистики. Что хотела сказать нам Наталья, замешивая всё это в своё «писательское блюдо»? Думается, здесь заложены мысли, достойные того, чтобы их «раскусить».
Кристина Волчецкая представляет на суд читателей две абсолютно разные истории – одна почти библейская, другая – современная: «Иосиф» и «Девочка и море».
«– А оттого, что корысть имею!
– Какая же в том корысть?
– Сам не знаю. Может… хорошим для всех хочу быть? А может, гордыня? Самонадеян, может? – Иосиф пристально посмотрел в глаза путнику.
– Что же ты, на Божью помощь не уповаешь? – спросил незнакомец.
– Да как же без неё? Одному мне не справиться! – уверенно ответил Иосиф.
– Так в чём корысть?
– А может, в рай хочу?»
Иногда о рае думала и Сашка, маленькая девочка уже успела познать разочарования и тяготы жизни, и даже предательство матери. Только бабушка держала её на этом грешном свете: «Так они и жили. Каждая своей жизнью, но крепко переплетаясь ими, как цветные ленточки на новом браслетике, сплетённом морщинистыми бабушкиными руками». Две разные истории, однако и в них можно найти общее. В чём смысл бытия? Зачем мы рождены на свет? Что принесём своими поступками окружающим нас людям? Да много ещё чего…
Потрясающее произведение публикует в апрельском номере Лилия Ёж – «Находка». «Даже не знаю, как я раньше жил без степи. Без живительного глотка чистого, чуть с горчинкой от изобилия полыни, воздуха. Без нежных лютиков с лакированными лепесточками, покрывающих полянку сплошным жёлтым ковром. Без сладко, до одури, пахнущего шалфея. Без чабреца, запах которого, единожды уловив, запомнишь на всю жизнь и ни с чем не перепутаешь. Без простора. Как душа русского человека – вся нараспашку, так и степь наша: открытая, бесхитростная, вся на ладони». Начав столь красиво и лирично, Лилия продолжает историю, которая становится обыденной и вдруг обретает черты мистики. Вот уже мурашки ползут по коже… Такого не бывает? Не торопитесь делать поспешные выводы. Думается, каждый из нас испытывал в жизни нечто подобное. Браво, Лилия! Это в самом деле находка!
«Я иду домой. У меня в руке снимок, на котором – космос. Вот так выглядит мой внутренний мир. Даже не знаю, верю я в это или нет… Но я знаю, что во второй раз уже не приду в тот кабинет. Ведь у меня внутри не какая-то “зигота”, а тигрёнок, котёнок, обезьянка. Мой сынок или доченька». Вот так иногда в 17 лет у вчерашних девочек рождаются дети, и даже не важно от кого, главное, это не «зигота»… Читайте: Мариэтта Захарян «Кто там?»!
Отрывок из повести Татьяны Летовой «Жизнь понарошку» вернёт нас во вторую половину старого доброго прошлого века. И здесь главная героиня – молоденькая девочка, студентка педучилища, и она тоже готова к приключениям, любви, радости и всем прелестям жизни. Но мама «высоко сидит, далеко глядит…» Не судьба Даше пока связать свою жизнь с парнем из Чехии, эх, а так хотелось…
И ещё одна повесть – Марии Нестеренко, «Работа делает свободным». Глубокий трагизм этой истории обусловлен временем действия – Вторая мировая война, судьба польских евреев, оказавшихся под угрозой полного уничтожения фашистами. Удары по главному герою произведения – еврейскому подростку Хошеа – нескончаемы. Вот уже страдает и его единственный друг, опора и поддержка, Максен. Война – ад на Земле. Такова, пожалуй, главная мысль сильнейшего произведения, написанного М. Нестеренко.
Поврачует душу читателям рассказ-быль Александра Онищенко «Голубиная стая». «Возможно, такое бывает со всеми голубятниками – их душа покидает тело и, поднимаясь вместе с голубями в небесную высь, парит, наполняясь счастьем. Ведь голубятник – это, наверное, состояние души человека, находящего самовыражение именно в этой бурлящей энергией и жизнелюбием стае, сплочённой верностью и любовью к своему хозяину, тоже безумно любящему их». Вот вам и Шурка, он так увлёкся голубями, что едва не лишился их. Замечательный рассказ, вызывающий гамму чувств, а конец… Но нет, проследите сами за главным героем и его стаей, это интересно!
«Все мы периодически задумываемся об истинном смысле бытия. Каковы они, правила жизни?» Валерия Паркер в своём рассказе «О жизни» делает собственные мудрые заключения на данную тему. «Алла, кстати, как и любая женщина, красива. Но сама Алла этого не видит, сравнивая себя с красавицами мира сего. Сравнение всегда не в её пользу, что заставляет Аллу чувствовать себя ещё более несчастной и ещё больше пенять на несправедливость природы. Одним – всё, другим – ничего». А это уже из другого рассказа – «Алла и Полина: История взросления». Очень похоже на правду, не так ли? Каждый хороший писатель своим произведением несёт определённый посыл, литература, подобно психотерапевту, вскрывает наше внутреннее «Я» и помогает исправляться, находить ответы на вопросы, излечиваться, чтобы жить лучше.
Иногда не помешает влюбиться «В жизнь, в весну и в свой красный зонт». Это несравненные ощущения, в которых только радость, брызжущая солнечными потоками. Итак, Елена Чурсинова «Красный зонт». Открывайте!
И можете не закрывать: красный весьма гармонично вписывается в радугу «Цветных зонтиков». Ах, какие они нынче милые! Стихотворные «Слепушонки», «Сурикаты» от Светланы Дотц и прозаично-сказочный «Чистоплюх» от Лилии Ёж. «Перед сном Паша зашёл на кухню попить воды и увидел Чистоплюха. Домовёнок поливал мамины цветы, стоящие на подоконнике, какой-то подозрительной розовой жидкостью.
– Опять безобразничаете? – спросил у него Паша.
– Нет. Удобряю. Хочу твоей маме сделать приятно. Люблю, когда в доме порядок».
Так пусть же порядок царит не только в доме, но и во всём, ведь с ним жизнь становится гармоничнее и лучше. И ещё: ждите продолжения! Вскоре мы выпускаем на старт первый из второй сотни номер журнала «Союз писателей» с непременным собранием лучших произведений наших любимых авторов.
Обзор подготовила Галина Донина
«Союз писателей» № 4/2019 в интернет-магазине #КНИГА
В деревеньке нашей, утопающей летом в зарослях черемухи, в годы второй мировой войны поселилось немало разноплемённого люда, бежавшего на Урал и далее на Восток от неминучей смерти. Наряду с другими прибился в Рождественке и одинокий, похожий на подранка, мальчуган. Это был худенький, русоволосый подросток с испуганными глазами, наполненными до краёв слезами и горем.
Селяне сочувственно отнеслись к страданиям беженцев, многие из которых поселились в их семьях. Приютили и Кольку – так звали этого сироту-горемыку, потерявшего во время одной из бомбёжек своих родителей… Дел и забот в эту грозную пору, хватало на всех с лихвой. Кольку сначала направили сопровождать груженые овощами и другим, не менее ценным по тем временам, грузом подводы, направляемые в райцентр для сдачи государству. В дороге мальчуган ласково понукал изможденных работой лошадей. Никогда не позволял себе хлестнуть их кнутом или гибкой лозиной. И животные в знак благодарности терпеливо сносили свои непосильные тяготы…
Председатель колхоза, Анна Васильевна Ступина, приметив такое радение и любовь мальчика к животным, доверила ему вместе с вернувшимся с войны инвалидом Михеем Гориным пасти общественный скот. Так и прижился Колька при конном дворе. Ночью он сторожил лошадей, охранял от разора колхозные корма и постройки. Сны у него были всегда короткими и тревожными. Они приходили к нему из той жуткой жизни, когда погибли его родители – со вселенскими грозами и пожарами, сметающими на своем пути все живое. От страха Колька вздрагивал и в ужасе просыпался. Незадолго до его пробуждения как всегда по утрам Михеев петух уже успевал оповестить деревню своим заливистым пением о новом зарождающемся дне…
А в это время занимающийся в окнах рассвет, уже сулил мальчишке нескончаемые на весь день хлопоты… Продрогшие за ночь в своих стойлах кони, незлобиво всхрапывали, стучали копытами о деревянные настилы пола. И он, наскоро одевшись и сполоснув лицо студёной колодезной водой, принимался за свои нехитрые крестьянские обязанности. Входил в конюшню, оглядывал похрапывающих лошадей, осматривал капканы на крыс, которые в последнее время несчётно развелись на колхозном подворье и, перебегая стаями по конюшне, пугали мирных животных. Успокоенные его появлением кони, приветствовали друга радостным ржанием, тянули к нему свои теплые влажные губы. Колька, ласково оглаживал каждую из лошадей, разговаривал с ними, внося в их быт спокойствие и умиротворение… Воздух конюшни, наполненный ночным дыханием животных и смешанный со струящимися запахами конского навоза и пота, остро проникал в его ноздри, словно едким нашатырём высекал из глаз слезы. Но эти терпкие запахи не вызывали у Кольки отвращения и неприязни. Без лишней суеты выполнял он привычную работу. Носил лошадям корм, доставал из колодца воду, поил своих подопечных, чистил конюшню, натаскивал свежую для настила солому. Управившись с беспокойным хозяйством, Колька запрягал Гнедого в кошёвку и по заснеженным зимним улицам объезжал подворья, оповещая колхозников о предстоящем собрании или вручая кому-либо из парней повестку о призыве в армию. В деревне уважали Кольку за его самостоятельность, за бесхитростный характер…Но, как говорится в пословице: «В семье – не без урода», – так и в Рождественке не всем была по нутру эта Колькина самостийность. Особенно невзлюбил его тринадцатилетний Шваня (так звали по кличке первого забияку и драчуна Шевцова Ваньку). Он буквально не давал ему прохода, постоянно при встрече оскорблял его, обзывал Жмыхом, укорял в жадности и рвении перед начальством только за то, что Колька не давал растаскивать по ночам с колхозного двора собранный урожай овощей и подсолнечника, за которые Анна Васильевна строго с него спрашивала. Особым дефицитом и лакомством для деревенской ребятни считался в то голодное время подсолнечный жмых, привозимый из райцентра для поддержания ослабленного после болезни и отёла скота… Но невзирая на приказ председателя, Колька всё же на свой страх и риск в редких, лишь в исключительных случаях, позволял кому-либо из сверстников, взять несколько плиток жмыха для поправки больного братишки или сестрёнки…
Нелегко жилось деревеньке в эти ужасные годы. Все чаще слышался в избах неутешный, раздирающий душу, плач, – означающий, что опять в чью-то мирную жизнь похоронкой ворвалось горе или вернулся с фронта искалеченный до неузнаваемости, единственный в семье кормилец… Вдов в Рождественке к окончанию войны было чуть ли не полдеревни. Но сельчане, сплоченные одной общей бедой, помогали друг другу пережить это, никаким высшим разумом не оправданное по своей жестокости, время…
Не остался безучастным к людскому горю и Колька. За два с лишним года, как очутился подросток в Рождественке, вырванный огненным смерчем из родного гнездовья, он заметно подрос и окреп. Ежедневная, изнуряющая работа не сломила его в эту пору, а закалила характер, влила в его мышцы молодую, не знающую устали силу. Это был уже рослый, красивый юноша с густой шевелюрой русых волос, из-под которой всегда приветливо смотрели на всех синие, с потаённой грустью, глаза…Одряхлевшие старушки и многодетные вдовы часто обращались к нему с просьбами – подсобить им по хозяйству. И Колька, управившись со своими делами и отпросившись у Анны Васильевны, спешил на помощь. Латал и чинил крыши, пилил дрова, косил сено, копал подоспевший к уборке картофель. За безотказный характер деревенька любила своего приёмыша…
Оказывали пареньку внимание и подросшие Рождественские невесты. В редкие, свободные минуты не прекращающейся «четырёхлетней страды», они умели подчиниться охватившему их внезапному веселию, выразить в стремительных плясках и песнях ту неистребимую на Руси веру в силу молодости и нескончаемости жизни... И Колька, изредка бывая по их приглашениям на вечеринках, чувствовал себя в эти минуты особенно счастливым и сильным, готовым свернуть любые горы, которые могли бы встать на его пути и посмели бы застить счастье деревеньки…
Так и случилось однажды. На 7-ое Ноября после окончания уборки урожая Правление колхоза решило устроить в клубе торжественный вечер, посвященный 27-ой годовщине Великого Октября с вручением скромных подарков и грамот от райцентра лучшим работникам. Событие это отмечали всем миром. Не часто выпадали на долю селян такие передышки, когда можно было выпрямить в полный рост согбенную спину, стряхнуть с себя стопудовую усталость и, игриво развернув плечи и стан, кинуться в стремительный пляс или, настроившись душой на родное и близкое, исстрадавшимся сердцем затянуть песню о русской доле…
И вот в самый разгар гуляния на клубном крыльце, где покуривали после танцев парни и стоял, слушая их разговоры, Колька, – появился в расстегнутом полушубке и съехавшей набекрень шапке подвыпивший Шваня. Легкий озноб пробежал по спинам ребят. Все хорошо знали, каким страшным и задиристым бывает этот пьяный верзила, на голову возвышающийся над своими сверстниками… А тот, обведя мутным взором испуганных ребят и выбрав для очередного скандала подходящий объект, шумно навалился с кулаками на сгрудившуюся толпу, которая под его дерзким натиском враз схлынула с крыльца и кинулась врассыпную. И только взволнованный постыдным бегством парней Колька оставался стоять на месте, до конца еще не понимая, что может на сей раз выкинуть озверевший подонок, чем может завершиться для него этот угрожающий жест огромных Шваниных кулаков… Не знающий никогда противления своей силе и дыша в лицо Кольки самогонным перегаром, верзила всей тяжестью пьяного тела наваливался на юношу, пытался схватить за грудки и бросить его с крыльца оземь. Но Колька успел опередить его и первым со всего размаха нанёс удар в челюсть своему обидчику. В воздухе что-то хрустнуло и верзила, охнув, начал грузно оседать на ступени, пытаясь еще по инерции ослабевшими руками достать сумевшего лицом к лицу встать против него неслыханного смельчака. Но тело и ноги уже не слушались своего грозного хозяина, а лишь судорожно загребали под себя снег… В это время в клубе, узнав о случившемся, селяне с тревогой высыпали на крыльцо. Но никто, даже Анна Васильевна, не пытались прийти Шване на помощь. Слишком много зла и обид принес он жителям Рождественки за эти годы, постоянно задирая и калеча ребят, оскорбляя беззащитных девчат и женщин. Люди понимали, что со стороны Кольки это было справедливым возмездием за все пролитые им ранее сиротские слезы. Навряд ли посмеет теперь этот посрамлённый принародно громила поднять на кого-либо руку: ибо вырос в деревеньке свой заступник и опора для слабых – Колька Жмых…
Отплясала, откуролесила своими последними метелями лютая зима 1945-го. Весна наступила ранняя и, как никогда, дружная. В начале марта ноздреватые сугробы под ярким огнистым солнцем почернели и завалились набок. В оврагах и низинах быстро накапливалась талая, звенящая по-вешнему ручьями, студёная вода. Всё оживало вокруг и вносило в людские души затаённый трепет и надежду на возрождение утраченных дней мирной жизни… И люди, окрыленные успехами советских войск, все чаще и пристальнее вглядывались в изможденные лица, возвращающихся домой солдат, надеясь в ком-либо из них опознать сквозь прищур заслезившихся глаз эту долгожданную радость встречи с мужем или единственным кормильцем, оставшимся в живых у состарившихся от непосильного в это лихое время, нечеловеческого труда, родителей…
На обветренных после сошедшего снега, едва просохших прогалинах и взгорках по вечерам на голос гармони собиралась молодежь. Девушки и ребята после изнуряющей за день крестьянской работы, заслышав песню, словно обретали второе дыхание. Наспех перекусив и принарядившись, они с радостью летели по раскисшим от вешнего половодья улицам к излюбленным местам навстречу чарующим мелодиям. Слаженно и задушевно звучали в сумеречном воздухе голоса ребят.
Особенно чистым голосом, поднимающем песню до самых ангельских высот, славилась Даша Малинина – хрупкая белокурая красавица с вечно сияющими в улыбке ямочками щёк и с голубыми, как само пасхальное небо, глазами. Её-то и заприметил своим вызванивающим шестнадцатую весну сердцем Колька. С того дня оно стало напоминать ему о себе тихими, грустными вздохами, легкой, подрагивающей в груди болью. Но это ничуть не огорчало юношу, а наполняло душу каким-то таинственным, доселе неизведанным чувством, объяснения которому он не знал, а лишь смутно догадывался…
Стремительно летели дни. Природа, набухая почками и наливаясь неистребимыми соками жизни, заметно обновлялась. Вербы, обласканные лучами солнца, позванивали на ветру распустившимися серебристыми серёжками. Словно Христовы невесты, овеянные легкой весенней дымкой, вырядились они в парчовые платья к Вербному Воскресенью…
Повеселел в эти дни и Колька, замечая на себе при встрече с Дарьей потаённые взгляды ее ласковых васильковых глаз… Робко зарождалось в их душах несказанно светлое и глубокое чувство…
А закуражившая весна брала свое, – отпущенное ей недолгое хмельное счастье. Дни заметно прибавили в силе. На засеянных пашнях появились дружные всходы. Зазеленела, преобразилась по-праздничному земля. Зашелестели, засветились на солнце своей молодой, прозрачно-дымчатой листвой берёзки… Воздух, напоенный еще не сошедшими в падях талыми водами и уже напитавшийся тонкими запахами зацветающей черёмухи, пьянил и дурманил своим весенним хмелем молодые сердца.
Бередил он души и Дарьи с Колькой… И всякий раз, едва дождавшись вечера, они птицей летели к своему заповедному, под раскидистым шатром черемухи, месту. И Колька, трепетно обнимая свою возлюбленную и осыпая ее жаркими поцелуями, нежно шептал Дарье самые ласковые, самые заветные слова, выстраданные в любви его истомившимся сердцем.
Имя Рафаэля Саббатини знакомо каждому любителю приключенческих книг и прочно ассоциируется с именем врача и пирата Питера Блада. Но мало кто знает, что у этого персонажа было сразу несколько реальных прототипов.
Завязка «Одиссеи капитана Блада» во многом заимствована из мемуаров хирурга, мятежного герцога Монмута Генри Питмана. В отличие от Блада Питман всё же принял участие в провальном восстании, за что и был осужден, продан в рабство на остров Барбадос, откуда бежал вместе с товарищами по несчастью. Беглецы повстречались с пиратами, однако в отличие от книжных персонажей не стали присоединяться к ним.
А финал «Одиссеи» отсылает к биографии другого реально существовавшего человека, а именно губернатора Ямайки и по совместительству одному из самых известных каперов – Генри Моргана. Да-да, того самого Генри Моргана, которого записал в предки своих главных героев другой классик приключенческой литературы Джек Лондон.
Рафаэль Саббатини позаимствовал из биографии Моргана не только завершение пиратской карьеры постом губернатора на острове, но и целый ряд блистательных пиратских набегов. В частности, бой при Маракайбо. И тот хитрый план, с помощью которого пираты проскочили мимо испанцев с добычей.
Ещё несколько подвигов капитана Блада были взяты из жизнеописания французского корсара Жана-Батиста дю Касса. Именно этот пират захватил город-крепость Картахену.
Имелись реальные прототипы и у других пиратов. В частности, у одного из самых харизматичных противников Блада француза Ливасера - корсар Франсуа Д Олоне, который также участвовал в битве при Маракайбо.
В других произведениях Саббатини также опирался на историю. Но самым известным его персонажем является Чезаре Боржия. Эта историческая личность всегда была овеяна противоречивым ореолом. И поэтому Саббатини задумал свою книгу о Борджиа, для того, чтобы исследовать все обвинения в адрес этой правящей семьи беспристрастно, без лишних восторгов и осуждений. Сабатини был убежден, что события прошлого нельзя оценивать с точки зрения современности, а историческую личность нужно изучать в контексте культуры того времени, когда эта личность жила.
Имя Рафаэля Саббатини знакомо каждому любителю приключенческих книг и прочно ассоциируется с именем врача и пирата Питера Блада. Но мало кто знает, что у этого персонажа было сразу несколько реальных прототипов.
Завязка «Одиссеи капитана Блада» во многом заимствована из мемуаров хирурга, мятежного герцога Монмута Генри Питмана. В отличие от Блада Питман всё же принял участие в провальном восстании, за что и был осужден, продан в рабство на остров Барбадос, откуда бежал вместе с товарищами по несчастью. Беглецы повстречались с пиратами, однако в отличие от книжных персонажей не стали присоединяться к ним.
А финал «Одиссеи» отсылает к биографии другого реально существовавшего человека, а именно губернатора Ямайки и по совместительству одному из самых известных каперов – Генри Моргана. Да-да, того самого Генри Моргана, которого записал в предки своих главных героев другой классик приключенческой литературы Джек Лондон.
Рафаэль Саббатини позаимствовал из биографии Моргана не только завершение пиратской карьеры постом губернатора на острове, но и целый ряд блистательных пиратских набегов. В частности, бой при Маракайбо. И тот хитрый план, с помощью которого пираты проскочили мимо испанцев с добычей.
Ещё несколько подвигов капитана Блада были взяты из жизнеописания французского корсара Жана-Батиста дю Касса. Именно этот пират захватил город-крепость Картахену.
Имелись реальные прототипы и у других пиратов. В частности, у одного из самых харизматичных противников Блада француза Ливасера - корсар Франсуа Д Олоне, который также участвовал в битве при Маракайбо.
В других произведениях Саббатини также опирался на историю. Но самым известным его персонажем является Чезаре Боржия. Эта историческая личность всегда была овеяна противоречивым ореолом. И поэтому Саббатини задумал свою книгу о Борджиа, для того, чтобы исследовать все обвинения в адрес этой правящей семьи беспристрастно, без лишних восторгов и осуждений. Сабатини был убежден, что события прошлого нельзя оценивать с точки зрения современности, а историческую личность нужно изучать в контексте культуры того времени, когда эта личность жила.
Кот по кличке Цап-Царап
Рыжий от хвоста до лап.
Молоко пить кот любил,
У старушки доброй жил.
У окошка кот сидел
И на улицу глядел.
Днем на кресле он дремал,
А по вечерам гулял.
Шел кот, как-то, под дождем.
Загремел на небе гром.
В переулке старый дом.
Цап-Царап укрылся в нем.
В доме тихо и темно,
И людей там нет давно.
Кот на чердаке уснул.
Утром он услышал гул.
Шум, трясет, шатает дом.
Стены ходят ходуном.
Кровля рушится, трещит.
Пол под лапами дрожит.
Хвост поджал от страха кот.
Вот попал он в оборот.
До чего же не везет.
Дом развалится вот-вот.
Кот не знал. что сносят дом.
Думал он лишь об одном:
– Как спасть и не пропасть
И к старушке вновь попасть.
Есть на чердаке окно,
Только узкое оно.
Не пролезть коту никак,
Потому что он толстяк.
Поцарапал кот бока,
Убегая с чердака.
Оглянулся – пыль столбом
На том месте, где был дом.
Отряхнул пыль Цап-Царап
И помчался со всех лап
Он к старушке. Там тепло,
Чисто прибрано, светло.
И грустит хозяйка, ждет.
– Где ты, Цап-Царап, мой кот?
В кухне миска с молоком.
Можно поиграть с клубком.
Можно у окна сидеть
И на улицу глядеть.
Днем на кресле можно спать,
А по вечерам гулять.
Кот по кличке Цап-Царап
Рыжий от хвоста до лап.
Молоко пить кот любил,
У старушки доброй жил.
У окошка кот сидел
И на улицу глядел.
Днем на кресле он дремал,
А по вечерам гулял.
Шел кот, как-то, под дождем.
Загремел на небе гром.
В переулке старый дом.
Цап-Царап укрылся в нем.
В доме тихо и темно,
И людей там нет давно.
Кот на чердаке уснул.
Утром он услышал гул.
Шум, трясет, шатает дом.
Стены ходят ходуном.
Кровля рушится, трещит.
Пол под лапами дрожит.
Хвост поджал от страха кот.
Вот попал он в оборот.
До чего же не везет.
Дом развалится вот-вот.
Кот не знал. что сносят дом.
Думал он лишь об одном:
– Как спасть и не пропасть
И к старушке вновь попасть.
Есть на чердаке окно,
Только узкое оно.
Не пролезть коту никак,
Потому что он толстяк.
Поцарапал кот бока,
Убегая с чердака.
Оглянулся – пыль столбом
На том месте, где был дом.
Отряхнул пыль Цап-Царап
И помчался со всех лап
Он к старушке. Там тепло,
Чисто прибрано, светло.
И грустит хозяйка, ждет.
– Где ты, Цап-Царап, мой кот?
В кухне миска с молоком.
Можно поиграть с клубком.
Можно у окна сидеть
И на улицу глядеть.
Днем на кресле можно спать,
А по вечерам гулять.
Одним из немногих писателей, способных тонко и точно высмеять окружающую реальность посредством фэнтези, по праву считается американский фантаст – автор сатирического цикла о плоском мире Терри Пратчетт. Уже в самом названии цикла виден парадоксальный взгляд автора на реальность.
Родился будущий фантаст 28 апреля 1948 года в маленьком английском городке Биконсфилд. А родители его были родом валлийского города Хэй-он-Вай, прозванного городом книг за многочисленные книжные магазины, в том числе торгующие антикварными изданиями. Поэтому совершенно неудивительно, что родители Терри стали заядлыми книголюбами и смогли передать любовь к книгам своему сыну. Одной из первых полюбившихся Терри книг стала фантастическая повесть Кеннета Грэма «Ветер в ивах». С той поры, мальчик стал заядлым любителем всякого рода фантастики. Уже в одиннадцать лет Пратчетт начал пробовать себя в качестве журналиста в школьном журнале, где в числе прочего был опубликован его первый фантастический рассказ. А в семнадцать Терри оставил школу и пошёл работать в местный журнал, чтобы учиться журналистике на практике, а не в студенческой аудитории. Впрочем, теорией он тоже не пренебрегал, параллельно с работой, посещал курсы журналистики. А в свободное время писал роман «Люди ковра».
Однажды во время работы, Пратчетту довелось брать интервью у директора издательства, и тот согласился взглянуть на роман начинающего писателя. Роман произвел на издателя хорошее впечатление, однако сам он не решился его опубликовать. Но передал на рассмотрение своему коллеге Колину Смайта. Впоследствии именно этот человек стал не просто издателем книг Терри Пратчетта, но и его другом. А три года спустя в 1971-м дебютный роман писателя вышел в свет. Потом были ещё несколько книг, но за рамки перспективных эти романы выйти не могли.
И вот в 1983-м появилась книга «Цвет волшебства», открывшая собой цикл о плоском мире. Это был не столько роман, сколько сборник повестей. И хотя особой популярности он не снискал, эту книгу все же можно назвать первой ступенью к вершине литературного успеха. «Цвет волшебства» первая книга Пратчетта, которую переиздало в твёрдом переплёте более солидное издательство, что и послужило главным толчком для роста популярностей книг о плоском мире. Через год после переиздания первой, а именно 1986 году вышла вторая книга серии.
В 1987 Пратчетт ушёл с работы, чтобы целиком посвятить себя писательству. К тому моменту его книги начали хорошо продаваться и, воодушевленный успехом, Пратчетт писал в среднем по два романа в год. На его творчество, наконец, обратили внимание организаторы литературных премий. Так третья книга цикла плоский мир «Творцы заклинаний» стала номинантом британской премии «Локус». А ещё через два года роман «Пирамиды» получил Британскую премию фэнтези. В общем, история восхождения Терри Пратчетта к литературным вершинам, наглядно показывает, что не всегда литературный успех приходит сразу. Но рано или поздно он приходит к тем, кто трудится, не покладая рук и не выпускает из них пера.
Любая история имеет свое начало. Бросить короткий взгляд в прошлое и узнать, каким оно было, представляет огромный интерес для историков, литераторов, ученых и для каждого неравнодушного человека, независимо от рода занятий. Сегодня предлагаем вернуться к истокам книгопечатания на Руси и посмотреть, какими были первые шаги отечественных печатников.
В двадцать первом веке практически невозможно представить жизнь без книг, журналов, газет. Печатная продукция стала частью обыденной повседневности столь давно, что многим кажется - так было всегда. Однако, столетия назад большинство обывателей не имело доступа к книгам, не получало каждое утро прессы и, вообще, было оторвано от любых знаний.
28 (19) апреля 1563 года произошел своего рода переворот, имевший огромное значение для целого народа и его будущего. По велению Ивана Грозного была основана первая типография. Появилась она в Москве. Официально первыми печатниками, которым принадлежало это уникальное по тем временам учреждение, стали Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец. Естественно, ни одно событие не могло остаться в стороне от церкви. Прежде, чем взяться за дело, царь попросил дозволения у святых отцов и получил благословение лично от митрополита Макария. Конечно, издавать художественные произведения или новости из области политики никто не планировал. Первой книгой, которая официально попала в печать, носила название "Апостол". Она увидела свет в 1564 году. Это был религиозный труд, ранее записанный от руки с большим тщанием и любовью, но, увы, и с некоторыми ошибками, от которых постарались избавиться в новой редакции.
На открытие типографии явился сам царь собственной персоной. А уже на следующий день началась работа над книгой. Для ее создания использовали сделанный вручную шрифт, который напоминал рукописный, но был более аккуратным и изящным. Фактически, "Апостол" стал произведением искусства. Его страницы украшала великолепная вязь из переплетения узоров в виде листьев, веток, еловых шишек, а страницы дополняли картины. Второй изданной печатником книгой стал "Часовник". По ней проводили богослужения.
К сожалению, длился век печатников недолго. После смерти действующего митрополита, им пришлось закрыть типографию, так как его приемник считал, что церковные книги нельзя печатать. Федорову вынужден был бежать из Москвы. Вместе с помощником он пересек границу и нашел новых покровителей уже в Литве.
Но главный вопрос заключается в том, был ли Федоров первым печатником на Руси? Несмотря на то, что именно так принято считать, при детальном изучении становится очевидно - это утверждение не является правдой. Дело в том, что ранее уже были выпущены "Евангелие", "Псалтырь" и ряд других религиозных книг. Однако, ни одной типографии не было зарегистрировано. Историки, которые решили восстановить справедливость, сумели найти переписку Ивана Грозного, датированную серединой пятидесятых годов шестнадцатого века. В ней упоминался некий мастер печатных дел под именем Маруш Нефедьев. Следовательно, имеет смысл предполагать, что говорить о Федорове нужно не как о первооткрывателе в области книгоиздания, а как о первом человеке, сумевшим получить высшее покровительство и благословение.
Любая история имеет свое начало. Бросить короткий взгляд в прошлое и узнать, каким оно было, представляет огромный интерес для историков, литераторов, ученых и для каждого неравнодушного человека, независимо от рода занятий. Сегодня предлагаем вернуться к истокам книгопечатания на Руси и посмотреть, какими были первые шаги отечественных печатников.
В двадцать первом веке практически невозможно представить жизнь без книг, журналов, газет. Печатная продукция стала частью обыденной повседневности столь давно, что многим кажется - так было всегда. Однако, столетия назад большинство обывателей не имело доступа к книгам, не получало каждое утро прессы и, вообще, было оторвано от любых знаний.
28 (19) апреля 1563 года произошел своего рода переворот, имевший огромное значение для целого народа и его будущего. По велению Ивана Грозного была основана первая типография. Появилась она в Москве. Официально первыми печатниками, которым принадлежало это уникальное по тем временам учреждение, стали Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец. Естественно, ни одно событие не могло остаться в стороне от церкви. Прежде, чем взяться за дело, царь попросил дозволения у святых отцов и получил благословение лично от митрополита Макария. Конечно, издавать художественные произведения или новости из области политики никто не планировал. Первой книгой, которая официально попала в печать, носила название "Апостол". Она увидела свет в 1564 году. Это был религиозный труд, ранее записанный от руки с большим тщанием и любовью, но, увы, и с некоторыми ошибками, от которых постарались избавиться в новой редакции.
На открытие типографии явился сам царь собственной персоной. А уже на следующий день началась работа над книгой. Для ее создания использовали сделанный вручную шрифт, который напоминал рукописный, но был более аккуратным и изящным. Фактически, "Апостол" стал произведением искусства. Его страницы украшала великолепная вязь из переплетения узоров в виде листьев, веток, еловых шишек, а страницы дополняли картины. Второй изданной печатником книгой стал "Часовник". По ней проводили богослужения.
К сожалению, длился век печатников недолго. После смерти действующего митрополита, им пришлось закрыть типографию, так как его приемник считал, что церковные книги нельзя печатать. Федорову вынужден был бежать из Москвы. Вместе с помощником он пересек границу и нашел новых покровителей уже в Литве.
Но главный вопрос заключается в том, был ли Федоров первым печатником на Руси? Несмотря на то, что именно так принято считать, при детальном изучении становится очевидно - это утверждение не является правдой. Дело в том, что ранее уже были выпущены "Евангелие", "Псалтырь" и ряд других религиозных книг. Однако, ни одной типографии не было зарегистрировано. Историки, которые решили восстановить справедливость, сумели найти переписку Ивана Грозного, датированную серединой пятидесятых годов шестнадцатого века. В ней упоминался некий мастер печатных дел под именем Маруш Нефедьев. Следовательно, имеет смысл предполагать, что говорить о Федорове нужно не как о первооткрывателе в области книгоиздания, а как о первом человеке, сумевшим получить высшее покровительство и благословение.
