Литературный портал

Современный литературный портал, склад авторских произведений
You are currently browsing the Литературный портал archives for Июль 2022

Ассоль, глава десятая

  • 29.07.2022 20:20
Ассоль, глава десятая

«Секрет» из устья Лилианы,

Надув тугие паруса,

Шёл в море. Было ещё рано,

Сверкала на траве роса.

Охотник шёл по следу зверя,

Блуждал с ружьём на берегу:

«Нет! Я глазам своим не верю!

Ушам поверить не могу!»

«Секрет» как роза красовался

В сиянии алых парусов

И звук оркестра раздавался,

И пенье дивных голосов.

«Нет, я зверей стрелять не буду!

Охоту навсегда забуду!» —

Ружьё забросил он в кусты

И мирно собирал цветы.

 

Военный крейсер повстречался

«Секрету» в море, дал приказ,

Чтоб тот на месте оставался.

Явился мичман[1]. Через час

Они друзьями с Грэем были,

Бутылки две они распили

Сухого красного вина:

«Да здравствует любовь! Она

Должна лишь царствовать на свете!»

У мичмана уж были дети,

Ещё бутылку без затей

Опустошили за детей.

Когда друзья уже расстались,

Из пушек залпы вдруг раздались:

Салют в честь капитана Грэя

Устроил мичман от любви:

«Любовь как солнце сердце греет!

Она бессмертна! Si la vie.»

 

Ассоль читала у окна,

Была увлечена она

Судьбою главной героини;

В окно залив виднелся синий;

Периодически Ассоль

На море из окна смотрела;

Всем сердцем так помочь хотела

Умерить героини боль!

По книге, что Ассоль держала

Букашка красная бежала,

На слове «глянь» остановилась

И потихоньку затаилась.

Ассоль её в окно стряхнула,

На море синее взглянула

И обмерла: «Вот чудеса!»

Вдали алели паруса...

Ассоль, забыв про героиню,

Помчалась к морю со всех ног,

Остановить её не мог

Никто. Мечта её отныне

Сбываться стала на глазах,

От счастья щёки все в слезах.

Бывает так: у нас удача,

А мы от счастья просто плачем.

Ассоль бежала, спотыкалась;

«Секрет» навстречу ей летел.

«Дождалась! Всё­-таки дождалась!» —

В ней задушевный голос пел.

Ассоль неслась быстрее пули.

Каперна, как пчелиный улей,

От изумления гудела,

Поверить в чудо не хотела:

«Неужто дурочка права

И вправду парусов дождалась?!

Проверить надо бы сперва.

Быть может, просто показалось!»

 

Завистники не верят в чудо,

Чужое счастье им — беда,

Они, конечно, никогда

До смерти счастливы не будут.

И жалко тех людей безмерно!

Каперна! Бедная Каперна!

Кого же ты в себе взрастила?!

Дай, Бог, им мужества и силы,

Чтоб зависть истребить в себе,

Чтоб сделать поворот в судьбе,

Вести себя благопристойно

И жить свободно и достойно,

Чтоб были счастливы они

Все Богом данные им дни.

 

С «Секрета» на воду спустили

Большую шлюпку всю в коврах,

Матросы вёсла опустили

И понеслись на всех парах.

Стоял в той шлюпке Артур Грэй,

Командовал: «Друзья, скорей!»

Ассоль, увидев эту шлюпку,

Бесстрашно в море понеслась,

Она от холода тряслась

И сильно замочила юбку,

Но ничего не замечала,

Её уже волна качала,

Когда она в слезах кричала:

«Любимый! Милый! Это я!» —

«Иди ко мне, любовь моя!»

 

Толпа застыла и молчала,

Свершилось чудо на глазах:

«Секрет» при алых парусах

Стоял на рейде у Каперны.

Трактирщик вышел из таверны,

Лохматую башку чесал,

С досады губы аж кусал.

 

Грэй подхватил Ассоль на руки,

Сказал: «Любимая моя,

Для нас окончены все муки.

Я так люблю тебя!» — «И я!»

 

Оставим мы Ассоль и Грэя

И пожелаем счастья им.

Любовь священна. Лишь двоим

Она, как солнце, души греет.

 

Эпилог

С тех пор прошло уж много лет,

Всё ходит по морям «Секрет»,

Пантен всё также ест сметану

И верно служит капитану;

У Грэя и Ассоль есть дети

Любимей всех детей на свете;

У них два деда — Гоп с Лонгреном,

И балуют попеременно:

Лонгрен кораблики пускает,

Гоп сказки длинные читает;

В них бабушка души не чает,

По-настоящему скучает,

Когда они уйдут на час:

«Я так соскучилась без вас!» —

Встречая внуков, говорит

И поцелуями дарит.

Все очень счастливы они.

Спаси их, Бог, и сохрани!

 

[1]   Мичман — 1) Старшее звание младшего начальствующего состава военно-морских сил, а также лицо, носящее это звание. 2) В царском флоте и нек-рых иностранных: первый офицерский чин, а также офицер, имеющий этот чин.

Вызов Ахматовой, или История одного из лучших пейзажных произведений автора

  • 28.07.2022 15:24
Классика бессмертна. Собственно, именно бессмертие, то есть актуальность в веках, превращает обычное произведение в классическое. Литературу, прошедшую испытание временем, можно обсуждать бесконечно, делиться своими впечатлениями, сомнениями, предположениями о прозе и поэзии, о писателях и их судьбах. Давайте этим и займемся! Обратимся к классической литературе и творчеству одной из лучших поэтесс Серебряного века Анны Ахматовой.

Какими стихотворениями читателю запомнилась Анна? Если провести социальный опрос, наверняка подавляющее большинство респондентов вспомнит ее раннюю любовную лирику или глубокомысленные, философские произведения с мрачноватой тональностью, написанные в более зрелые годы и также посвященные чувствам, отношениям с собой и другими людьми. А что насчет пейзажной лирики? Удастся ли вспомнить хоть одно такое стихотворение Ахматовой?

Этот вопрос возникал не только у современников, зачастую знакомых с классической поэзией лишь в рамках школьной программы, но и у современников Анны Андреевны. Однажды, когда писательница отдыхала в поместье своего супруга Николая Гумилева, а было это в 1915 году, у нее состоялся спор с Надеждой Чулковой, доводившейся женой известному в ту пору поэту Георгию Чулкову. Надежда утверждала и, конечно, была права, что поэт по определению многогранен. Он может писать обо всем и постоянно должен развиваться, осваивать все больше тем. Вопрос был поднят не просто так. Это был «камень», намеренно брошенный «в огород» Ахматовой, которая писала преимущественно о любви.

Анна приняла вызов. Так родилось ее произведение «Перед весной бывают дни такие...». Оно вошло в копилку пейзажной лирики поэтессы и украсило собой ее творчество. Но если присмотреться внимательно, то произведение вовсе не описательное, не типично пейзажное. Оно скорее о том, какие эмоции рождает весна у человека, что пробуждает в нем. Анна Андреевна пишет о предвкушении перемен, об ощущении полноты жизни, охватывающем по весне. Истинной весной она называет обновление, и не только природы, но и души. Зимний сон окончен. Что там впереди? Сладкое ожидание нового дарит радость, надежду, несет в себе свет.

«Перед весной бывают дни такие…» — очень теплое стихотворение о природе, которое в действительности скорее о людях и, конечно, о самой поэтессе, чье творчество всегда отличалось большим количеством личного.

Кем «не болела» Марина Цветаева, кто «не болел» ей?

  • 27.07.2022 15:37

 В одном из самых популярных советских фильмов «Ирония судьбы», который по сей день миллионы россиян смотрят в канун Нового года, звучит лиричная песня о любви со словами: «Мне нравится, что вы больны не мной...» Многие знают ее наизусть и напевают тихими вечерами во время дружеских посиделок. Но не все в курсе, что стихи к песне появились задолго до легендарного кинематографического шедевра. Их автором является Марина Цветаева.
 
 Кому поэтесса посвятила эти строки? Что за драма разыгралась в ее жизни, раз она так решила с кем-то попрощаться? Ответ на этот вопрос исследователи, занимающиеся изучением творчества писательницы, получили лишь в 1980 году от ее сестры Анастасии, рассказавшей интересную историю.
 
 Дело было в 1915 году. Марина и Анастасия были очень дружны. Обе уже сходили замуж, родили по ребенку, но так и не обрели женского счастья. Их семейные отношения развалились, и они пребывали в поисках новой любви. В это время на пороге дома Анастасии появился некий Маврикий Минц. Он принес женщине письмо от общих друзей и остался на чашечку чая. Некрасивый, невысокий, он обладал тонким умом, знал много о литературе и театре, умел поддерживать разговор и быть обаятельным. Между молодыми людьми завязалась беседа. Они очень друг другу понравились. Минц стал частым гостем у Анастасии и через некоторое время сделал ей предложение, которое та с радостью приняла.

 Но если бы история на том заканчивалась, стихотворения, которое мы все знаем и любим, так никогда и не появилось бы. В один прекрасный день Маврикий встретил Марину. Ей было двадцать два. Она была талантлива и чудо как хороша. Мужчина стал посматривать на сестру невесты. И каждый раз она краснела под его настойчивыми взглядами. Как много позже призналась Анастасия, для Марины ничего не стоило увести Минца и занять место его избранницы, но она не стала этого делать. Несмотря на то что в обществе поползли сплетни и даже делались ставки на предмет того, кому из девушек достанется кавалер, поэтесса решила прекратить двусмысленность. Она попрощалась с Минцем с помощью стихотворения. Десятки лет спустя оно превратилось в песню.

 Анастасия Цветаева вышла замуж за Маврикия. Увы, брак был недолгим. Уже в 1917 году, когда семейная пара переехала в Крым, Минц заболел перитонитом. В те годы такой диагноз был однозначным приговором. Мужчина умер. Анастасия осталась с ребенком от первого брака и сыном от Маврикия, который ненадолго пережил отца и скончался в возрасте одного года от дизентерии. 

Рождение сложного из простого, или Вдохновение для Франкенштейна

  • 26.07.2022 14:55
У каждой истории есть предыстория. Сложное всегда рождается из простого, а шедевр порой становится продолжением игры. Для тех, кто хотел бы поспорить, мы подобрали интересный пример, наглядно иллюстрирующий теорию, которая вполне сгодится для какого-нибудь философа, чтобы, выслушав ее, мысленно протянуть ниточку от атома до вселенной. Пример наш, естественно, литературный.

Всем знаком роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей». Он стал классикой готического жанра, является предтечей множества книг и фильмов в жанре ужасов, а кое-кто причисляет данное произведение к числу научно-фантастических, то есть ставит его первым в бесконечном ряду историй, когда-либо написанных в этом литературном направлении. Сюжет, придуманный Мэри, переносит читателя в девятнадцатый век и знакомит с ученым, сумевшим разгадать тайны мироздания, а потом из кусков трупа сшить новый организм и заставить его быть подобием чего-то живого, если под этим, конечно, подразумевать нечто двигающееся и как-то функционирующее. Но что могло вдохновить юную девушку, которая еще не дожила и до двадцати лет, на подобные ужасающие фантазии? Откуда вообще они взялись в ее эпоху, когда дамы редко брались за перо даже для того, чтобы признаться кому-то в любви или тем паче написать роман?

Оказывается, подтолкнул к созданию культовой вещи Мэри не кто иной, как самый мрачный английский поэт лорд Байрон. Дело было так. В 1816 году на одной вилле, располагавшейся на берегу Женевского озера, собралась компания. В нее входил, естественно, Байрон, который проводил время вместе со своей скандально известной любовницей Кларой Клэрмонт, и их друзья: Перси Шелли, его будущая супруга Мэри, врач и писатель Джон Полидори. Им не повезло. Погода стояла отвратительная, выйти на улицу было невозможно, приходилось развлекать себя в четырех стенах, а это не так-то просто, когда под рукой нет ни телевизора, ни Интернета. Поэтому приятели читали друг другу вслух. Они выбрали книгу о призраках «Фантасмагориана» и изрядно пощекотали себе нервы. А потом неутомимый Байрон предложил игру. Все собравшиеся должны были придумать какой-нибудь жуткий сюжет.

Спустя время, когда распогодилось и все разъехались по домам, две истории, рожденные в тот ненастный вечер, получили печатную жизнь. Идея одной из них принадлежала самому лорду, правда, реализовал ее Полидори в книге «Вампир». И это произведение стало первым в череде вампирских романов. Вторая книга целиком и полностью стала триумфом Мэри Шелли. Правда, первая попытка опубликовать ее не принесла автору славы. Имя писательницы даже на обложке не стали упоминать. Зато вторая попытка прошла на ура. «Франкенштейна» издали во Франции в 1823 году. А предыстория, которую вкратце мы изложили в этой статье, была рассказана самой миссис Шелли читателям. Ее напечатали в качестве предисловия перед третьим, отредактированным изданием в 1831 году.

Вот так дождь (нечто очень простое и банальное) вызвал скуку у совсем не простых и не банальных людей, которые решили поиграть в игру (в такую наверняка играли многие, только шедевры мировой литературы потом не писали). В результате появилась книга, заложившая основы для целого литературного направления. А герой стал прототипом для очень многих персонажей.

Все Ватсоны в жизни Конана Дойла

  • 25.07.2022 16:09
Артур Конан Дойл был из тех писателей, кто не выдумывал своих персонажей, а приглашал их на страницы из реальной жизни. Исследователи его творчества не сомневаются в том, что Шерлок Холмс — это доктор Джозеф Белл, терапевт, у которого маленький Артур сперва лечился, а потом, став студентом Эдинбургского университета, учился. Сложнее было найти прототипа доктора Ватсона. Долгое время считалось, что образ бывшего военного врача автобиографический. Но, во-первых, писатель всегда это отрицал, во-вторых, не совпадают факты из их жизней.

Кто же мог вдохновить Конана Дойла на создание мудрого наперсника великого сыщика?

Сам Артур говорил, что прототипом являлся его секретарь Альфред Вуд. Конечно, спорить с автором глупо, но литературоведы пытаются, и у них на то есть все основания. Возможно, Ватсону достались от Вуда некоторые качества, об этом судить довольно сложно. Но ни имя, ни биография книжному доктору точно не перепали.
Зато в окружении Конана Дойла был человек, которого звали Джеймс Ватсон. Совпадение? Едва ли. Он, кстати, тоже был врачом. С писателем мистер Ватсон познакомился на собраниях Портсмутского литературно-научного общества, членами которого они оба являлись. Впрочем, фамилией и профессией сходство между персонажем детективов о Шерлоке Холмсе и Джеймсом ограничивается. Поэтому есть и другие варианты того, кто же был прототипом на самом деле.

Еще одна кандидатура — некий Уильям Смит. Он был однокурсником писателя в Эдинбургском институте. Вместе молодые люди посещали лекции доктора Белла и потом дружили всю жизнь. Опять же, совпадений с Ватсоном у Смита немного, и все они притянуты за уши. Поэтому... идем дальше.

Когда Артур, будучи начинающим врачом, прибыл в Портсмут, судьба свела его с хирургом Александром Франсисом Престоном. Это был очень опытный специалист, успевший побывать в горячих точках. Незадолго до встречи с писателем он был тяжело ранен в Афганистане, где попал в самую гущу битвы при Майванде. После этого эпизода Престона и перевели в Англию, чтобы он мог получить квалифицированную помощь и восстановиться. Неудачное сражение, как явствует из исторических документов, случилось за год до встречи Шерлока и Ватсона, состоявшейся летом 1880 года. Из воспоминаний доктора, которые Конан Дойл приводит в начале «Этюда в багровых тонах», известно, что Ватсон был при Майванде. История, поведанная устами литературного героя, совпадает с реальной биографией Престона. И все же можно ли с уверенностью утверждать, что Престон = Ватсон?

Если собрать воедино все факты, упомянутые в этой статье, и проанализировать их, будет разумно предположить, что, в отличие от Шерлока, Ватсон стал образом собирательным и впитал в себя судьбы и черты характеров разных людей, игравших не последнюю роль в жизни литератора.

Ассоль, глава девятая

  • 22.07.2022 20:42
Ассоль, глава девятая

Артур лежал в своей каюте,

Когда раздался шум на юте[1];

Явился боцман через миг,

Артура спящим он застиг,

Прокашлялся и извинился,

Что так не вовремя явился:

«Простите, сэр, там музыканты

Берут на абордаж[2] «Секрет»,

Кричат, что все они таланты.

Так как: пустить их или нет?» —

«Пустите, Атвуд, их пустите!

И хорошенько угостите

Вином искристым и обедом.

Идите! Я за вами следом

Сейчас на палубу пойду,

Во всём порядок наведу».

 

Неплохо Циммер постарался:

Всего семь человек собрал,

Оркестрик маленький старался

И восхитительно играл.

Остался Грэй доволен очень

Тем, как оркестрик выступал:

Он музыкантам денег дал.

На протяжении всей ночи

У моря музыка звучала;

Волна прибрежная качала

Лениво на себе «Секрет»;

В разгаре был ночной банкет.

 

Вот шёлк погружен был на борт,

«Секрет» покинул лисский порт

И встал у устья Лилианы —

Лесной порожистой реки.

Давались диву моряки:

«Наш такелаж[3] весь без изъяна.

Зачем же паруса менять?!

Нет, этого нам не понять!»

Один Пантен не волновался:

Ему казалось, докопался

Он до причины той затеи

И прямо высказал всё Грэю:

«Я догадался, капитан,

Зачем приказ о смене дан

Ещё приличных парусов.

На протяжении часов

Вопросом этим задавался...»

Грэй как­-то грустно улыбался,

Когда Пантен, как вор из банды,

Ему сказал про контрабанду:

«Меня ты просто удивляешь,

Пантен! С тобой не первый год

Работаем, а ты не знаешь:

Грэй контрабанду не берёт!

Цвет парусов мне нужен алый,

Чтобы любимая узнала

«Секрет» на подступах к Каперне.

Пантен, я счастлив так безмерно!

Меня так долго ждёт она!

Пока она мне не жена,

Но скоро станет непременно!

Настанут в жизни перемены!

Пора любви, земного рая!

От страсти порохом сгораю!

Меня счастливей в мире нет!

Вот алых парусов секрет!»

 

Лонгрен всю ночь ходил по морю

На утлой лодке по волнам.

«Как дальше жить на свете нам

Из-­за проклятой нищеты?

Лонгрен, скажи, что можешь ты?» —

Так вёл он разговор с собою.

Минуя полосу прибоя,

На берег вытащил он лодку,

Пошёл домой; его походка

Была по­-прежнему быстра,

А мысль как лезвие остра:

«Уйти надолго невозможно:

Оставить дочь — неосторожно.

К тому же буду тосковать,

Слезами море поливать».

Казалось, всех надежд крушенье

Скалой нависло... Только вот

Само собой пришло решенье:

«Ведь есть почтовый пароход!

Он между Лиссом и Кассетом

Проходит каждый божий день.

Как позабыть я мог об этом?!

Лонгрен, ты просто старый пень!

Да, я устроюсь на него!

Живём! Не страшно ничего!»

Ассоль увидела Лонгрена

И улыбнулась из окна;

Произошла в нём перемена,

Смеясь, заметила она,

Что меньше сделались морщины,

Что он во цвете лет мужчина

И что прошедшие года

В нём не оставили следа.

Лонгрен ей также улыбался,

Но он немного волновался:

А вдруг удача подведёт

И он работы не найдёт?

Он гнал свои дурные мысли,

Что над его челом повисли;

Они юлою завертелись

И на кусочки разлетелись.

Лонгрен заметил перемену,

Что в дочери произошла:

Она такой походкой шла,

Как прима[4] шествует на сцену,

Был блеск особенный в глазах

И недосказанность в улыбке.

«Мечта об алых парусах,

Наверное, была ошибкой.

Я думал — вырастет — забудет,

А вышло всё наоборот:

В ней ожиданье чуда будит

Больших страстей круговорот,

Чем дальше, тем сильнее верит,

Живёт в предчувствии любви.

Кто заблуждение умерит

И вразумит? Эх, si la vie[5].

Сам это сделать не могу!

Не пожелаю и врагу,

Как я, в сомнениях метаться,

Не сметь мечту её разбить

(Её так можно погубить)

И грустным мыслям предаваться

О том, что будет с ней без веры.

Я оптимист, dum spiro spero[6],

Но и в моей душе порой

Бывает грозовой настрой» —

Такие мысли как гангрена

Терзали бедного Лонгрена.

 

Ассоль по ­прежнему мечтала

О ярких алых парусах,

Как в детстве высоко летала

Она в далёких небесах.

С тех пор, как ей кольцо досталось,

Она душою расцвела,

Была уверена: осталось

Недолго ждать. Она жила

Мечтой о жизни предстоящей,

О страсти, сердце пепелящей,

О счастье до скончанья дней;

Любимый будет вместе с ней!

Чего ж ещё от жизни надо?!

Для чистых, преданных натур

В любви и счастье и отрада.

Таким же точно был Артур:

И он мечтал лишь о любимой,

Огонь любви неугасимо

Пылал в истерзанной груди,

Грэй ждал лишь счастья впереди.

 

Чумазый угольщик устал,

С повозкой чёрной рядом встал,

Чтобы спокойно покурить,

О том, о сём поговорить

С сапожником и мясником

(Давно он с ними был знаком).

Речь о правительстве зашла

И мирная беседа сразу

Почти что в драку перешла,

Как будто их покинул разум;

Правительство обматерить

В беседе походя приятно,

Министров важных костерить

И обложить десятикратно

Пытался каждый как умел,

Ругались просто виртуозно,

Руками потрясая грозно

Перекричать друзей хотел,

Конечно, каждый говорящий;

Дошло б до драки настоящей,

Но вдруг Ассоль к ним подошла,

Рукой махнула, улыбнулась —

И драка не произошла,

Друзья как ото сна очнулись.

«Привет, Ассоль! Как поживаешь?» —

С улыбкой угольщик спросил

И сигарету погасил.

Ассоль ответила: «Ты знаешь,

Пришла с тобою я проститься.

Ведь скоро уезжаю я

В чужие, дальние края!

И может всякое случиться:

Вдруг не увидимся мы снова» —

«Ещё не легче, право слово!

Ты уезжаешь?» — «Уезжаю!» —

«Скажи, куда?» — «Сама не знаю!

Ну что же, угольщик, прощай!» —

«Прощай! Но всё же навещай

Места родные иногда» —

«Я не прощаюсь навсегда», —

Рукой приветливо махнула

И, словно птица, упорхнула.

«Куда ж она теперь уедет?» —

Нахмурясь, угольщик спросил.

«Она, сдаётся мне, лишь бредит» —

Мясник сонливо пробасил.

Сказал сапожник: «Верно! Бредит!

И из Каперны не уедет.

Известно всем — она сама

Давно уже сошла с ума!»

 

[1]   Ют [голл. hut] —  мор. кормовая часть верхней палубы судна.

[2]   Абордаж [фр. abordage] —  тактический приём морского боя времён морского и парусного флотов, представляющий собой сцепку судов для рукопашной схватки.

[3]   Такелаж [нем. takelage] — все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления парусами.

[4]   Прима — ведущая актриса, звезда театральной труппы; в балете — прима-балерина.

[5]   По­-французски «такова жизнь».

[6]   Dum spiro, spero лат. [дум спиро, спэро] —  пока дышу, надеюсь (из Овидия).

Гуинплен, или К истокам готэмского зла

  • 22.07.2022 14:13
Когда мы говорим о классической литературе и пытаемся ее анализировать, рано или поздно мы упираемся в проблему поиска прототипов любимых или ненавистных героев. С упорством, подчас заслуживающим лучшего применения, поклонники пытаются понять, о ком же говорил писатель, когда сказал то или это. Кто из знакомых так его вдохновил, что он создал такое диво дивное и чудо чудное? И очень редко кому-то приходит в голову задуматься о том, что некоторые герои книг, конечно, самые популярные и яркие, сами однажды стали вдохновением и послужили прототипами для совсем иных, не менее культовых историй.

Вот, например, Гуинплен.

Каждый, кто увлекался творчеством Гюго и дал себе труд прочитать не только наиболее раскрученный роман автора «Собор Парижской Богоматери», знает, что это труднопроизносимое имя принадлежит главному герою произведения «Человек, который смеется». Кстати, оно неоднократно экранизировалось, а потому даже тот, кто читать не очень любит, мог встретить Гуинплена.

Если вы вдруг запамятовали, напомню. Гуинплен — это цирковой артист, лицо которого обезображено хирургически вырезанной улыбкой. Мальчик попал в цирк совсем маленьким, после того как был украден из дома родителей-аристократов странствующими компрачико́с — бандитами, похищавшими младенцев, уродовавшими их с помощью различных псевдомедицинских манипуляций и с выгодой продававшими потом любителям извращенных диковинок, коих водилось немало при дворцах королей, в особняках знати и даже в обители самого Папы Римского. Так вот, выражаясь современным языком, Гуинплен стал клоуном. Своей жуткой улыбкой он забавлял толпу. Был у него добрый наставник, была любимая девушка, слепая и никогда не видевшая его уродства. Но однажды он попал в высший свет, где привлек внимание очаровательной герцогини. Она заманила его в свои сети, чтобы потешить самолюбие и прослыть оригиналкой. Эта игра нравилась обоим, пока не выяснилось, что Гуинплен — наследник богатого рода и может сочетаться с красоткой браком. А вот этого-то она совсем не желала. В общем, остался Гуинплен у разбитого корыта, не хуже Пушкинского мужика. Финал истории, как Гюго любит, трагический.

В 1928 году книгу «Человек, который смеется» впервые экранизировали. Главную роль исполнил актер по имени Конрад Фейдт. Он был не просто убедителен в этой роли — он произвел фурор и оставил неизгладимое впечатление в душе кое-кого из авторов комиксов. Посмотрев на улыбку Гуинплена — Фейдта, те придумали... Джокера.

Не верите? А вы сравните описание Гюго, фотоснимки Конрада в образе и все последующие интерпретации Джокера, начиная от рисованной версии и заканчивая самыми современными киновоплощениями.

Топ-10 бестселлеров, которые дольше всего не хотели печатать

  • 21.07.2022 15:17
Получили отказ от издательства, отложили рукопись в стол и поставили крест на литературной карьере? Плохое решение! Иногда только упорство автора делает книгу бестселлером. Не верите? Тогда вот вам топ-10 бестселлеров, которые дольше всего не хотели печатать.

10 место

Слышали о Франкенштейне? Естественно! А о его «маме» Мэри Шелли? А как же! Так вот, когда она написала и захотела опубликовать свой шедевр в жанре ужасов, во всей Англии не нашлось ни одного издателя, который сказал бы: «Да, конечно, берем!» Когда девушке, которой на тот момент едва исполнился двадцать один год, все же удалось договориться с маленькой и ничем не примечательной конторкой, ее имя не поставили на обложку. Вы только представьте! И что? Это как-то помешало Мэри или ее герою обрести мировую славу? Ни капли. Просто понадобилось больше упорства и еще попытки.

9 место

К настоящему моменту проданный тираж роман Джона Гришэма составляет двести пятьдесят миллионов экземпляров. Бестселлер? Без сомнения. Но шестнадцать литературных агентств и двенадцать уважаемых издательств сказали автору категоричное «нет», когда он предложил им свою рукопись. В итоге ему удалось найти того, кто рискнул и напечатал пять тысяч книг. Они разлетелись, как пирожки в голодный год. А потом Гришэм выпустил еще романы. И его дебютное произведение стало бестселлером.

8 место

Имя Урсулы Ле Гуин знают все фанаты фэнтези. Пожалуй, у этой писательницы авторитета так же много, как у Джона Толкина, а в глазах некоторых — даже больше. Но первые отзывы, которые она получила от редакторов на свой роман «Левая рука Тьмы», были очень плохими. Затянутая, нечитаемая... Так профи отзывались о книге, которая покорила мир и до сих пор есть в библиотеке огромного множества почитателей жанра во всех уголках света.

7 место

«Путешествие на “Кон-Тики”» — произведение Тура Хейердала, которое переведено на шестьдесят шесть языков. На шестьдесят шесть! Это не опечатка, это факт. По книге снимали фильмы, и киношники получали «Оскаров». Но двадцать раз автор слышал о том, что его творчество не подходит, не годится, не нравится и вообще никакого успеха иметь не будет. Кому вообще интересно читать о том, как на плоту через океаны плавают?

6 место

Ричард Хукер не всегда звался именно так. По документам имя этого писателя — Ричард Хорнбергер. По образованию он был медиком. Работал в военном госпитале. Свой личный опыт Ричард описал в книге «МАШ: Роман о трех армейских врачах». Казалось бы, военная литература всегда в цене. Но нет. Отказ следовал за отказом. Когда их общее количество достигло двадцати одного, автор решил сменить имя и стал пробовать снова. В итоге его опубликовали. По его произведению сняли фильм, получивший премию «Оскар». Был выпущен сериал, последнюю серию которого в 1983 году посмотрело сто шесть миллионов телезрителей. А говорили, что эта история никому не нужна...

5 место

«Повелитель мух» — книга, конечно, на любителя, но едва ли даже те, кому она не пришлась по нраву, станут отрицать, что это бестселлер. В начале пятидесятых Уильям Голдинг пытался пристроить свое детище хоть куда-нибудь. И двадцать один раз терпел неудачу. В конце концов ему повезло. Он нашел своего издателя. В одно из самых критически настроенных издательств Faber & Faber пришел новый редактор Чарльз Монгейт. Он не согласился с мнением предшественника, посчитавшего «Повелителя...» абсурдным. Вытащив рукопись буквально из помойки, он ее напечатал. Так началась история успеха.

4 место

У Джека Лондона, а кто это такой, никому пояснять точно не надо, была коллекция. Он коллекционировал письма с отказами, которые приходили ему от издательств в ответ на попытки опубликовать рассказы. Всего их шесть сотен. Сотен! Даже не десятков! Как правило, классика упрекали в том, что его истории слишком трагичны, и просили чего-нибудь повеселее.

3 место

Тридцать восемь отказов получила история Ретта Батлера и Скарлетт О’Хары. Серьезно, роман «Унесенные ветром», проданный миллионным тиражом в первый же год и блестяще экранизированный с участием Кларка Гейбла и Вивьен Ли, издатели не хотели. Маргарет Митчелл, хотя потом она жалела о своей славе, пришлось изрядно потрудиться, чтобы продать книгу. Теперь она входит в обязательную школьную программу на родине. Кто бы мог подумать?

2 место

Не секрет, что антологии продаются плохо. Это ведь каждый знает. И раньше тоже знали. И по всему миру этот стереотип есть. Именно такими словами отказывали авторам книги «Куриный бульон для души» Джеку Кэнфилду и Марку Виктору Хансену. Но они решили поспорить с очевидностью и... к настоящему моменту продали уже сто двадцать пять миллионов экземпляров. Видимо, мир многое потерял бы, если бы писатели сдались, например, после сто тридцать девятого отказа. Всего и было сто сорок.

1 место

Несмотря на то что есть авторы, которые слышали «нет» даже чаще, в Книгу рекордов Гиннесса почему-то внесли «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» Роберта Пирсига. Сто двадцать один отказ. Продано четыре миллиона экземпляров. В этом списке были цифры и повнушительнее. Но кто мы такие, чтобы спорить с Книгой рекордов?

Увы, у большинства писателей не хватает вовсе не таланта, а упорства. Вы только представьте, если бы каждое замечательное произведение все же издавалось... Насколько бы более разнообразной и красивой стала литературная вселенная! Дело за малым — никогда не сдаваться. Вот девиз, которым должен руководствоваться каждый автор. Иначе ничего не получится.

Шерлок Холмс и метод дедукции: история прототипа

  • 20.07.2022 15:31
Придумывают ли писатели своих героев или просто рассказывают о людях, которых знали лично? Бывает по-разному. Но самыми популярными обычно становятся наиболее настоящие персонажи. И они, как показывает практика, чаще имеют своих прототипов. Легендарный Шерлок Холмс, прославившийся своим дедуктивным методом определения преступников, не стал исключением из правил.

Кто же вдохновил Артура Конана Дойла?

Артур был старшим из семи детей художника Чарльза Дойла. И все они посещали местного врача Джозефа Белла, известного на весь Эдинбург. Это был увлеченный и талантливый человек, который с ранних лет проявлял склонности и к естественным, и к гуманитарным наукам. Делом своей жизни он выбрал медицину, но прослушал также курс лекций по химии, полагая, что для доктора эти знания не будут лишними. Мужчина имел свою лабораторию, где ставил химические опыты. Особенно его увлекала тема влияния ядов на организм. Белл был известен тем, что никогда не отказывал пациентам. Он был готов мчаться по вызову на другой конец города и лечить тех, кто не мог сразу сполна ему заплатить. Диагнозы он ставил даже раньше, чем больные успевали перечислить свои жалобы. Помогала дедукция. Доктор видел, как человек себя ведет, как выглядит, замечал множество деталей, помогавших ему в непростом деле. Параллельно с врачебной практикой Джозеф занимался литературой. Он писал поэмы, которые имели своих читателей. Конечно, в детские годы, когда Артур приходил на прием к эскулапу, он еще не знал, что видит перед собой прототип литературного персонажа, который прославит его на весь мир.

Став взрослым, Дойл решил стать медиком. Он поступил в университет, где Белл читал лекции. Попасть к нему на курс было очень непросто. Артуру пришлось приложить немало усилий. Но оно того стоило! Доктор Белл удивлял аудиторию не только фактическими знаниями, которых за годы работы накопил немало, но и своим умением понимать людей. Он приглашал пациентов на занятия и просил студентов рассказать, кто перед ними, откуда он прибыл, какой род занятий имеет, какие вредные привычки ему присущи. И, конечно, надо было на глаз определить, признаки какой болезни в наличии у человека. Однажды на прием пришел мужчина с лихорадкой. Белл безошибочно определил, что тот служит в армии. Почему? Пациент не снял шляпу, а оставаться в головных уборах было принято среди военных, которые должны были отдавать честь, что делалось с покрытой головой. Так как лихорадка у этого больного явно была вест-индийского происхождения, врач тут же определил, что тот прибыл с Барбадоса.

Белл также рассказывал своим ученикам, что по матросу всегда можно понять, где он несет службу. Что нужно? Лишь подметить, где и какие татуировки у него набиты. Подобных примеров было множество. Примечательно, что Артур вскоре стал ассистентом доктора Белла, а значит, имел возможность лучше освоить метод дедукции, научиться его применять на практике и наградить подобной способностью своего героя.

Но, конечно, не только склонность к анализу отличала Шерлока Холмса. И это не единственный талант, который он позаимствовал у Джозефа Белла. Герой и его прототип были похожи внешне. И тот и другой имели высокий рост (выше ста восьмидесяти сантиметров), худощавое, жилистое телосложение, орлиный профиль, волевой, выступающий подбородок, пронзительный взгляд, скрипучий голос.

Привычки Холмса и Белла тоже совпадали. Оба любили вставать поздно, курили трубку, обожали спорить, периодически впадали в хандру. Конечно, детали пристрастий Белла современникам неизвестны. Но вот Холмс, будучи в депрессивном настроении, надевал мышиного цвета халат, в котором разгуливал по квартире. У него были домашние наряды и других расцветок, которые он подбирал под состояние духа. Если у героя появлялось желание спорить, он убирал глиняную трубку и брал ту, что была сделана из вишневого дерева. К еде и Шерлок, и Джозеф были довольно равнодушны. Оба частенько запирались в своих лабораториях, где ставили химические опыты.

Примечательно, что Джозеф Белл внимательно следил за творчеством своего ученика Дойла. Когда доктору намекали, что он является прототипом главного героя, он отнекивался. Джозеф всегда говорил, что в действительности Холмс — это сам Артур, но никто ему не верил. И правда, совпадений именно с личностью Белла было предостаточно. А «вишенкой на торте» аналогий стала дата выхода дебютной истории о великом сыщике. Мир узнал Шерлока 1 декабря 1887 года, за день до пятидесятилетнего юбилея прославленного терапевта.

Встретить своего персонажа, или Удача Вениамина Каверина

  • 19.07.2022 14:53
«Писателю редко удается встретить своего героя в его вещественном воплощении». Это факт, на который обращал внимание читателей и журналистов Вениамин Каверин, автор любимого многими приключенческого романа «Два капитана». Эту фразу писатель говорил не просто так, а благодаря судьбу за то, что ему повезло. Судьба столкнула его с особенным человеком. Тот «принадлежал к числу тех немногих людей, у которых слово никогда не опережает мысль». Такой неординарный «персонаж» стал прототипом главного героя культовой книги Сашей Григорьевым.

Кто же скрывался под нарочито простым и обычным именем? Ответ не является секретом. Исследователям не приходилось ломать себе голову, строя гипотезы, так как Каверин никогда не скрывал правды. Летчик Саша Григорьев, на долю которого выпало немало приключений и подвигов, не кто иной, как Самуил Яковлевич Клебанов, оказавший Вениамину Александровичу неоценимую помощь в изучении летного дела. Конечно, биографии реального человека и литературного персонажа совпадают лишь до определенной степени. Но книга на то и книга, чтобы автор мог позволить себе некоторую долю вымысла, например, чтобы исправить некую вопиющую несправедливость или отклонить от своего избранника удар злого рока.

«Летчик, а никакой солидности». Так говорил о Клебанове Георгий Павлович Вокуев, известный в СССР журналист из северного города Нарьян-Мара. Вот и Саня вышел таким же. Непримечательный внешне, он был выдающейся личностью, способной на подвиг. Никогда, с самого раннего детства, выпавшего на кровавые революционные годы, жизнь не была к нему милостива. Буквально с рождения он преодолевал преграды, которые помогли ему вырасти сильным и волевым. Тем, кто был в прямом и переносном смысле готов к полету. К полету без правил навстречу неизвестности. «Бывают такие минуты, когда жизнь вдруг переходит на другую скорость — все начинает лететь, лететь и меняется быстрее, чем успеешь заметить», — произнес персонаж Каверина. И на такой невероятной, головокружительной скорости проходит все повествование, посвященное биографии бесстрашного мужчины. Это утверждение также верно по отношению к его прототипу Клебанову.

Еще в школе Григорьев, как и Самуил Яковлевич, захотел летать. Ему нужна была хорошая физическая подготовка. И юноша начал тренироваться. Позже, как и его прототип, он поступил в Балашовское летное училище, которое блестяще окончил. Несколько лет литературный персонаж работал инструктором. И это, как и многое другое, роднит его с реальным человеком, с которого писался его портрет. Затем был период, когда и Григорьев, и Клебанов работали полярными летчиками. И, наверное, для читателя это самое яркое и впечатляющее. Вспомнить хотя бы исследование гибели полярной экспедиции, к которому Саня приложил руку. Разве не увлекательно?

Характер Сани, его ранняя жизнь — все повторяет факты о Клебанове. Но кажется, что некоторые приключения, выпавшие на долю литературного героя, просто обязаны быть вымышленными. Ну не бывает такого! Слишком уж напоминает залихватское приключенческое кино. Вот только любой сценарий пишется не на голом месте. Может, режиссеры и утрируют какие-то моменты, но не изобретают велосипед каждый раз, когда выходят на съемочную площадку. На практике это значит, что порой жизнь оказывается столь фантастичной, что никакой выдумки не надо. Все, что требуется, — последовательно записывать события. К таким удивительным и невероятным происшествиям принадлежит полет в становище Ванокан. Самолет попал в страшную пургу. Его могло запросто унести ветром, растерзать на части. Но Клебанов не растерялся. Он изобрел способ крепления конструкции, простой и довольно примитивный, но действенный. Его-то и описывает Каверин на страницах, когда рассказывает о Саниных скитаниях, чем вызывает недоумение у недоверчивого библиофила: «Самолет продолжало швырять, и нужно было придумать что-то безошибочное, потому что ветер все усиливался и через полчаса было бы уже поздно. Тогда мы сделали одну простую вещь (рекомендую всем полярным пилотам): мы привязали к плоскостям веревки, а к ним, в свою очередь, лыжи, чемоданчики, небольшой ящик с грузом, даже воронку, — словом, все, что могло бы помочь быстрому завихрению снега. Через пятнадцать минут вокруг этих вещей уже намело сугробы, а в других местах под самолетом снег по-прежнему выдувало ветром».

Когда началась война, Саня отправился на фронт. Он совершил множество героических боевых вылетов, которые принесли ему почет и два ордена. Все это было и в жизни Клебанова, с поправкой на то, что Самуил Яковлевич погиб в самом начале — в 1942 году. Григорьев этой участи милостью автора книги избежал.
Яндекс.Метрика