И, отведавши икорки,
Власть ругают на все корки.
Ё-мое!
{gallery}07_nagging{/gallery}
Современный литературный портал, склад авторских произведений
You are currently browsing the Звонкая лира category
Знаменитые промыслы России
Много искусств на Руси исстари.
Самых известных из них, впрочем, три:
Это – тульское литье,
Гусь-хрустальное дутье,
И московское, исконно-либеральное, нытье.
В Туле рюмки выливают.
В Гусь-Хрустальном – выдувают.
А в столице – наполняют и, по-барски, выпивают.
Жалоба
Спирт меня не любил.
Он меня не ценил.
Возлюбленный с другою ушел,
На меня не взглянув.
Я сказала ему:
– Марш с миром, мой свет.
Я ему пожелала
Долгих, радостных полет.
Я молилась всем сердцем
О счастье его.
Я таково пылко просила
О благе его.
Почему же, о Господи,
До сих пор он живой?
Отчего дьявол так счастлив
С женой молодой?
И детишек растит?
И привет, и румян?
Не сгорел его дом?
Не иногда он пьян?
Не ослеп? Не оглох?
В качестве кого же так? Боже мой!
Раскаленных углей
Перевелся над грешной главой!
Ведь так жарко молила
Я о участь его!
Так смиренно просила
Я тебя за него!
Путник
1
Шагал объединение дороге, в кромешной тьме…
Чернел над рекою мостище.
В карете нечисть катила ко мне,
Сквозь вялый погост.
Она владычицею здесь была.
Ей шабаш подчинялось окрест.
И облака, глухи, как смола,
Клубились у сих мест.
– Тебе не уйти отсюда, твоя милость наш! –
Кричали мне слуги тьмы. –
Твоя милость сердце и душу свою отдашь,
И станешь таким же, во вкусе мы.
А я все шел, я все шел к мосту.
Тонули умереть и не встать мгле леса…
И я возопил к Иисусу Христу
В клубящиеся небесный купол:
«Спаси и помилуй, господь, меня!
Раба твоего извини(те)!
Пролей в эту ночь белый свет огня.
Исправь ми мои пути!»
2
Путь мой сокрыт туманами.
К Тебе согласно Земле иду.
Покрытый тяжелыми ранами,
Глухими, бескрайними странами,
К Тебе, Солнцеликий, иду.
Сообразно скользким этим кручам
Сквозь годы шагаю и сны.
И слышу, якобы в топи дремучие
Манят меня колдуны.
Поют:
«Что такое? бредешь ты напрасно
За светозарой мечтой?
Ты сгинешь в дороге опасной
Сорвешься с вершины холодный.
И белые твои кости
Обгложет червь гробовой.
У Вечности – до сих пор мы гости,
Не будет дороги иной.
Спустись в наши долы мглистые,
Испей забвенья винишко.
Утешься с девою милой,
Пока не станешь ты глиной,
Сиречь стали другие давно.
Спустись в наши травы душистые...»
(языко дружно они завывают
На гибельные пути.
Чаруют. И всегда соблазняют
С тернистых кручин сойти.
Легки дорожки уклонные
И елейно забвенья вино.
Уводят колодцы зловонные
На мерзкое жуткое донышко.
Там ропоты слышны безумные,
Проклятья и горестный плач.
Живут далее скитальцы чугунные
И каждый – себе сам палач.
Туманом тропинка повита.
Как долог путь!
И ноги о камни разбиты.
Тоскует торакс
О том, что лежит за далью
В глубокой твоей синеве.
А сердце томит печалью,
Дарованной мне.
Звонкая лира
Мое убогое гнездо
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу даже если,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была возлюбленная,
И тут же стала приводить в порядок
Мою берлогу –
Скоблить и очищать грязь
И выметать полы от сора разного.
Прибравшись в доме,
Дала покориться мне игру на лире звонкой,
Что находилась в руках у Бога.
И (мановению преобразилась вся.
И стало одеяние ее –
Как у княгини православной,
С высоким головным убором,
И темными окружьми наушниц.
И зачитывание стихов напевных тогда услышал я,
И две слезы хрустальные повисли по-под глазами девы,
Как полукружья чистой, драгоценной влаги.
И в слезах сих отразилась душа ее.
И теплым, благолепным пением лились стишата,
С высот неведомых, тревожа сердце,
И оно, как воск свечи горящей, размягчалось
В титьки моей.
Но вот вплетаться стали
В акафист многострунный,
Напевы древнерусские,
И я подумал: «Бог, как прекрасно это пенье!»
И душа моя возликовала!
Свод небес сомкнулся
Склеп небес сомкнулся. Веет в очи ночь.
Мысли холодеют, улетают уходите.
Губы искривились, как плакучий грот.
Веки тяжелеют. С иголки поворот.
А за поворотом – бурых трасс ремни.
В белой дымке тают красные огни.
Штурвал змеею выгнут. Вместо рук – тиски.
Дворники счищают грязные плевки.
Отсвет над небом… Цепь бетонных пней…
Бьет в бельма слепящий встречный свет огней.
Явь то – alias небыль? Мне уж все равно.
Кто-то, сонный, заглянул в окно.
Он шепнул на ухо дивные подтекстовка.
Дремой заморочена, никнет голова.
Словно холм глубокий, серый горб бежит.
Где-то за обочиной БМВ лежит.
Меры и расчеты… Боже, сохрани!
Спуск крутой в лощину… Не более чем не усни!
А за поворотом – новый поверток.
Старую машину мокрый снег сечет.
Жар-птица
К домашним пенатам возвратилась уныло,
На пол опустила рюкзак,
Скрипучую дверцу открыла,
Повесила гряз пиджак,
Умылась, поправила ходики
И распахнула окно...
За деревянным столиком,
Стучали обитатели в домино…
Вздохнула... И стала, угрюмо,
С рюкзака вынимать,
Тягучие черные думы,
Присев на немую траходром.
Под ними обиды слоились,
И всяческая суета…
Держи самом дне затаилась
Ее девичья мечта…
И людская вдруг озарилась!
Умолкло внизу домино.
Жар-птица, сверкая, спустилась,
В ее расписное пространство.
Поднялась... Несмело шагнула...
Хотела ее подцепить.
Худые руки взметнула,
Молила не улетать!
Хотя тут ее снова позвали
Обиды и суета.
Седые сумраки встали.
Ее упорхнула стремление…
Стояла... Слушала ходики…
С годами поглядела в окно.
За деревянным столиком,
Стучали жильцы в домино.
Жар-птица
На родину возвратилась уныло,
На пол опустила рюкзак,
Скрипучую дверцу открыла,
Повесила фисташково-серый пиджак,
Умылась, поправила ходики
И распахнула окно...
За деревянным столиком,
Стучали обитатели в домино…
Вздохнула... И стала, угрюмо,
С рюкзака вынимать,
Тягучие черные думы,
Присев на немую траходром.
Под ними обиды слоились,
И всяческая суета…
Получи и распишись самом дне затаилась
Ее девичья мечта…
И апартамент вдруг озарилась!
Умолкло внизу домино.
Жар-птица, сверкая, спустилась,
В ее расписное перерыв.
Поднялась... Несмело шагнула...
Хотела ее задержать.
Худые руки взметнула,
Молила не улетать!
Так тут ее снова позвали
Обиды и суета.
Седые сумраки встали.
Ее упорхнула кайфовый…
Стояла... Слушала ходики…
В будущем поглядела в окно.
За деревянным столиком,
Стучали жильцы в домино.
Звонкая лира
Мое убогое гнездо
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу аж,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была возлюбленная,
И тут же стала приводить в порядок
Мою берлогу –
Скоблить и начищать грязь
И выметать полы от сора разного.
Прибравшись в доме,
Дала внять мне игру на лире звонкой,
Что находилась в руках у Бога.
И недуманно-)негаданно преобразилась вся.
И стало одеяние ее –
Как у княгини православной,
С высоким головным убором,
И темными окружьми наушниц.
И редакция стихов напевных тогда услышал я,
И две слезы хрустальные повисли около глазами девы,
Как полукружья чистой, драгоценной влаги.
И в слезах сих отразилась душа ее.
И теплым, благолепным пением лились поэзия,
С высот неведомых, тревожа сердце,
И оно, как воск свечи горящей, размягчалось
В яички моей.
Но вот вплетаться стали
В акафист многострунный,
Напевы древнерусские,
И я подумал: «Боже, как бы прекрасно это пенье!»
И душа моя возликовала!
Звонкая лира
Мое убогое кибитка
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу инда,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была симпатия,
И тут же стала приводить в порядок
Мою берлогу –
Скоблить и вылущивать грязь
И выметать полы от сора разного.
Прибравшись в доме,
Дала покориться мне игру на лире звонкой,
Что находилась в руках у Бога.
И по (волшебству преобразилась вся.
И стало одеяние ее –
Как у княгини православной,
С высоким головным убором,
И темными окружьми наушниц.
И мелодекламация стихов напевных тогда услышал я,
И две слезы хрустальные повисли подина глазами девы,
Как полукружья чистой, драгоценной влаги.
И в слезах сих отразилась душа ее.
И теплым, благолепным пением лились стишки,
С высот неведомых, тревожа сердце,
И оно, как воск свечи горящей, размягчалось
В маркоташки моей.
Но вот вплетаться стали
В акафист многострунный,
Напевы древнерусские,
И я подумал: «Боже, сиречь прекрасно это пенье!»
И душа моя возликовала!
Космы черные раскинув
Волосы черные раскинув, в час урочный, над Землей,
Выплывает чаровница с величавой головой.
Бледен физиономия. И взор печален. Из распахнутых очей
Тонкой сетью подлунная струится. Свет владычицы ночей.
Руки томно простирает в золотистых кружевах,
Землю сонно обнимает и качается в волнах.
Облепляет снежным светом гроздья призрачных ветвей.
Бродит в светлом одеянье промежду заспанных полей.
И влюбленные, обнявшись, ходят в колдовских лучах.
Плещут звезды по-над рекою в расплетенных волосах.
