Перевеснуем дорогие, такой план
К утру среды силы неожиданно кончились. Силы кончились, а весна еще даже не начиналась.
— Мама, — спросила одна девочка. – Мама, а каникулы скоро?
— Какие каникулы? – уточнила мама.
— Как какие, новогодние!
В полумраке парадного мужчина умолял кого-то: «Люся, прошу тебя, давай без скандала сегодня. Прошу тебя, пойдем скорее, я опаздываю!» На холодную улицу нехотя выкатился угрюмый кокер спаниэль в вязаном жилете и тапочках на каждой лапе …
Навстречу друг другу шли две женщины. Одна в шубе, другая в босоножках. Но послушайте, это же верный признак весны!
Продавец шаурмы возмутился:
Дэвушки с бэсарабкы перестали кушать у миня – гаварят, худеют к тэплу. А я гаварю – худейте-худейте, толка за что будут цыпляца маи глаза? За ваши острые насы?
В школьном дворе на дереве неожиданно появился скворечник размером с большой ящик для овощей. Отверстие в нем было овальным, на всю стенку.
— Это ж для каких таких птиц? – поинтересовались родители.
— Это для аиста, — гордо сказали дети. – Аист скоро прилетит, в гнезде ему было бы холодно, но теперь ему будет где перевесновать!
Я подумала – действительно! Перевеснуем дорогие, такой план. Перевеснуем любимые, скоро цветы расцветут, скоро аисты прилетят, скоро белая полоса, представляете? В конце концов, сколько там той весны!
— Yaroslava Gres
Запись Перевеснуем дорогие, такой план впервые появилась Собиратель звезд.
Девочка с маяка
Диагноз – девочка с маяка.
Соленый вереск, черничный прикус.
Любовь, как водится, на века.
Но в швах на сердце два пальца припуск.
Такая должность – чудить, мечтать,
Косплеить чайку, чаек бодяжить,
Читать Марину, вести счета,
Быть неумелой и робкой даже.
Краснеть от пальчиков до ушей,
Ругаться матом в текущей лодке.
В Большом театре бывать – в душе.
Скрести кастрюли, чинить колготки.
Носить зеленое. Косы – стричь.
Ночами носом клевать у лампы.
О мертвых птицах рыдать. Постичь
Печальный образ прекрасной дамы,
Писать мне чаще. Любить любой,
Три цента счастья – уже удача.
И оставаться самой собой,
На горизонте свечой маяча…
Запись Девочка с маяка впервые появилась Собиратель звезд.
Девочка с маяка
Диагноз – девочка с маяка.
Соленый вереск, черничный прикус.
Любовь, как водится, на века.
Но в швах на сердце два пальца припуск.
Такая должность – чудить, мечтать,
Косплеить чайку, чаек бодяжить,
Читать Марину, вести счета,
Быть неумелой и робкой даже.
Краснеть от пальчиков до ушей,
Ругаться матом в текущей лодке.
В Большом театре бывать – в душе.
Скрести кастрюли, чинить колготки.
Носить зеленое. Косы – стричь.
Ночами носом клевать у лампы.
О мертвых птицах рыдать. Постичь
Печальный образ прекрасной дамы,
Писать мне чаще. Любить любой,
Три цента счастья – уже удача.
И оставаться самой собой,
На горизонте свечой маяча…
Запись Девочка с маяка впервые появилась Собиратель звезд.
Береги себя, как я тебя берегу
Так солнце лучами сшивает порезы твои и раны. Так мир начинает видеть тебя как равного, соратника, со-творца. Так начинаешь взращивать в себе то, что не будет иметь ни пределов, ни обозримых краев, ни конца; что не угаснет в своей быстротечности. Зачем еще иначе нам при рождении дано сердце, этот совершенный механизм отсчета вечности?
Это тоже работа: быть с миром честным, с собою — нежным, даже когда неправым. Каждому — по свету его.
Каждому — по весне, по пробужденной силе: о чем только думали, вслух не произнося. Береги себя, как я тебя берегу.
Будет каждый согрет, прощен. Чтобы выбежать однажды в наспех наброшенном плаще и стоять, запрокинув голову, под цветущей вишней. Под небом, где россыпь из золотых светящихся бликов.
На земле, где каждый — золотой светящийся блик.
Мир — как весна и все настоящее — всегда начинается изнутри.
Запись Береги себя, как я тебя берегу впервые появилась Собиратель звезд.
Береги себя, как я тебя берегу
Так солнце лучами сшивает порезы твои и раны. Так мир начинает видеть тебя как равного, соратника, со-творца. Так начинаешь взращивать в себе то, что не будет иметь ни пределов, ни обозримых краев, ни конца; что не угаснет в своей быстротечности. Зачем еще иначе нам при рождении дано сердце, этот совершенный механизм отсчета вечности?
Это тоже работа: быть с миром честным, с собою — нежным, даже когда неправым. Каждому — по свету его.
Каждому — по весне, по пробужденной силе: о чем только думали, вслух не произнося. Береги себя, как я тебя берегу.
Будет каждый согрет, прощен. Чтобы выбежать однажды в наспех наброшенном плаще и стоять, запрокинув голову, под цветущей вишней. Под небом, где россыпь из золотых светящихся бликов.
На земле, где каждый — золотой светящийся блик.
Мир — как весна и все настоящее — всегда начинается изнутри.
Запись Береги себя, как я тебя берегу впервые появилась Собиратель звезд.
Весна из тебя начинает происходить
Зимой мы узнавали свои границы.
Узнавали точки холода и тепла, слова, от которых нас бросает в жар или замерзают пальцы.
Сколько часов сна нам необходимо, чтобы проснуться обновленными, обнуленными от всего плохого. Сколько должно выпасть снега, чтобы стало ясно, что волшебство – всегда внутри, и не создается внешними обстоятельствами, а только откликается на них.
Сколько раз мы не удержимся, сорвемся, грохнемся со всей силы вниз, пока не найдем точку равновесия и опоры.
Сколько придется рассказать сказок, прежде чем станет ясно, что лучшие истории происходят тут и сейчас, и непременно с нами, не подозревающими ни о чем таком.
Сколько раз нужно будет включить и выключить свет до того, как поймем, что внутренний свет работает по такому же механизму – одним усилием ты запускаешь импульс осуществления (а дальше можешь уже не вмешиваться)
В скольких зеркалах фрагментарно отразимся, пока не увидим себя целостными в глазах того, кто рядом
Сколько раз темнота должна была сбить оптику, растерять и вызвать страхи из глубины, пока мы ощутили силу свою и возможность справиться, и умение так светить
Весна из тебя начинает происходить.
Запись Весна из тебя начинает происходить впервые появилась Собиратель звезд.
Молодая душа
Молодая душа.
Был вечер, я и мой старый знакомый кот Василий сидели на ветки старого и мудрого дуба, оба как не в чём не бывало смотрели на чарующе играющий закат. Василий был старым потрёпанным жизнью котом, он прижавшись сидел рядом со мной. Я посмотрел на него, он был грязный клочками была вырвана шерсть и не было одного глаза. Но я любил и уважал этого кота. Однажды пришлось отбивать его от стаи бродячих собак. Но домой взять я его не мог у меня аллергия на кошек. Поэтому я построил ему домик на улице и каждый день выходил его кормить. Общение с этим котом на улице не приносило мне дискомфорта, и я даже брал его на руки. И вот этим вечером обласканные весенним ветерком на дереве сидели два несчастных, всё внутри меня было похоже на этого несчастного изуродованного кота. Мне казалась что он понимает меня, я взглянул ему в глаз, его исцарапанная морда всем видом давала знать, что он со мной и разделяет мою боль. Родственная душа. В это момент меня раздирали эмоции, создавалась ощущение что моё сердце обливается теплой алой кровью, моя голова с минуты на минуту даст трещину, мой голос боли и отчаяния вырвется наружу и меня услышит весь город. Меня мучает это чувство, осознание происходящего сводила меня с ума. Но мой маленький потасканный жизнью друг словно всё это понимал. Страшное чувство любовь, но есть вещи куда более страшнее. То состояние, когда ты на грани и твоему мысленному взору предстаёт понимание что ты больше не увидишь эти чарующие до глубины души глаза, не услышишь искрящейся радостный смех, который наполнял тебя лаской и желанием, а эти волосы, их золотистый оттенок мягко переливающейся под игривыми лучами солнца, а та душа, частью который ты был. Но в голове звучала самые страшные строки из стихотворения Эдгара Аллана По «Больше не когда». В тот момент я испытывал страх и тоску. Моя голова не вольно опустилась над старым котом и одна за другой начали капать солёные и прозрачные слёзы, но мой верный друг не обращал на них никакого внимания принимая это как данность. Каждая минута которой отводилась роль лекаря только больше подогревала боль «Больше не когда» крутилось у меня в голове вперемешку с счастливыми моментами наших отношений. Поглаживая кота, я вспоминал разные хорошие моменты моей жизни, но это не могло пойти в сравнение с тем завораживающим ужасом, который происходил сейчас со мной внутри. Внезапно я вспомнил о письме, я написал его сегодня с утра, я полез в свой обшарпанный портфель и достал его. Надеюсь его прочитают. Уже темнеет последние тени сливаются с общей темнотой, холодает. Ладно Василий тебе пора произнёс я в слух подталкивая кота что бы прогнать его с ветки. Ну и мне пора, глаза налились слезами. Аккуратно опираясь на ствол старого могучего дуба, я встал на ветку ногами, немного замерев вдохнув свежий аромат после дождя. Ну всё пора подумал я про себя, моё безмолвие превратилось в всхлипывание и рыдание, боль и страдания, только боль и страдание были во мне. И вот я делаю шаг вперёд, соскользнув с ветки я повис немного ниже, верёвка всё сильнее стягивала мою пульсирующую шею, я почувствовал, как напряжение охватывает всю мою голову. Страх переполнил меня перед глазами пронеслись все моменты моей жизни. И вот я на гране в глазах темнеет, тела стало обмякать, а шея перестала пульсировать. На улице было уже темно, весенняя прохлада окутывала ночной город. В саду на старом дубе нашла своё последнее пристанище и утешение, изуродованная как старый дворовой кот, молодая душа.
Ты просыпаешься
В утреннем воздухе города вдруг улавливается фимиам костра, и ты ведешь носом, как старая собака, безвыгодный боясь холода в легких, который – вдруг – из обжигающего превращается в неуставший, долгожданный, почти морской. Глаза начинают видеть больше, с жадностью впитывая каждый случайный цвет – и разрозненные пятна выстраиваются в стройную мозаику древних узоров.
Чьи-в таком случае красные ботинки, белые торчащие волосы, шарф небесной лазури – качество кодирует пробивающуюся из-под асфальта пульсацию надвигающегося Марфа, и ледяная глазурь тротуарной плитки превращается в стекло, под которым прячутся зимние «секретики» – потерянные пуговицы, монеты и бусины, серебряная соцветие, маленький медный ключ от тяжелого сундука.
Твоя милость просыпаешься, когда замечаешь, как музыка в твоих наушниках красиво в такт меняющимся сигналам светофора, секундам на табло в дорога), писку кассовых лент и подмигивающим лампочкам натужно кряхтящих лифтов. Опускаешь бежим с кровати и чувствуешь тепло линолеума. Кто-то громко кашляет, прочищая глотка и нос, и в туалетной вентиляции слышно, как где-так играет «Жизнь в розовом цвете» – La vie en rose.
Ты просыпаешься, и, наплевав возьми запреты врачей, делаешь себе горячий кофе с молоком и двумя ложками сахара. Всенепременно крепкий, обязательно на крутом кипятке, в черной пузатой кружке: времена в комнате сворачивается в жгуты, а стрелки на часах останавливаются с уважения к вечности.
Я открываю окно. Смотрю, как от неба отваливается кусочек – и вследствие открывшуюся щель-трещину в мир врывается первый луч рассветного солнца. Прошел слух, из таких кусочков получаются отличные амулеты. Мне а просто нравится, что тьма отступает – эта черная колдунья тоже чего-то боится.
Я делаю музыку громче. Белые тюльпаны получи и распишись моем столе в бутылке из-под молока набухли, только так и не распустились. Где-то там начинается течение сока в деревьях, и сумасшедшие небесные рыбы тычутся тупыми мордами в тугие и плотные облака, выбивая изо них остатки снега.
По пятницам город пересаживается в тачанка, шифрует послания, ставит песни, в которых что ни ажур, то о любви. Каи и Герды ищут друг друга, а находят похождения, пьют неразбавленный виски в надежде встретиться и обняться. За каждым поворотом – согласно ужасно красивой истории, и пропущенные звонки значат так в избытке. Бармены скучают и до блеска натирают бокалы. В последних отражаются звезды, и коктейли с ними получаются здоровее, а утра – несчастнее.
Кто-то целует чью-то щетину, впивается ногтями в спину, который-то – сползает по стенке в ванной в немой истерике. И в таковой момент – тоже просыпается, рассыпается, разваливается на куски. Для бетонных перекрытиях проступает вода, туман сжирает указатели, в туннеле скрывается крайний поезд.
Ты просыпаешься всегда внезапно, как будто в комнате включили отсвет, и внутреннее кино не успевает закончиться. Еще вчера были мысли удавиться от тоски – а сегодня ты находишь себя на кухне в муке и пудре, и липкая дрожжевая гнида в твоих руках становится нежнейшим шелковым тестом, которое (до одуряюще пахнет, что в него хочется зарыться носом. Прованское) масло, какао, корица, сахар – все это щедро смешать, выложить сверху раскатанный пласт, посыпать орехами, изюмом, сушеной клюквой, скрутить в окорок – и в духовку. Чтобы все потекло и растаяло, и превратилось в реки шоколада, и пузырилось, и пригорало, а тебе желательно петь и танцевать –
так «самой холодной зимой я узнал, ась? внутри меня — непобедимое лето…» (Альбер Камю).
Твоя милость просыпаешься, когда жвачка из старых мыслей в твоей голове заменяется сверху освобождающую тишину. Тебе становится просто интересно быть в этом мире, невыгодный стараясь его переделать под себя, – пусть катится в своих колесиках, поворачивается к тебе лучшими своими людьми, пихает в спину, благо считает, что ты отстаешь, либо – позволяет отстать и «сгореть билетам», открывает тебе домашние тайны, плетет свои ниточки: одну ниточку тебе, вторую – ему, а чисто здесь вы встретитесь и пойдете дальше вместе, взявшись вслед за руки,
не расставаясь.
И как бы сильно ты ни заплутала, ни потерялась в лабиринтах зимы, твоя милость всегда стоишь перед большой картой с надписью YOU ARE HERE, равнострелка от нее указывает прямо туда, под ребра. Приставки не- под твои, а на те, из одного из которых – твоя милость…
Так что давай – просыпайся. Находи свою страсть, свою силу. Разжигай сверкание. Помни: непобедимое лето.
Кокон хорош, когда он далеко не становится могилкой. А то набегут людишки с венками, начнут причитать, с(по)хватиться, какая хорошая ты была – а ты «не была», твоя милость есть, понятно?
Ты просыпаешься.
Ты просыпаешься.
Писание Ты просыпаешься впервые появилась Собиратель звезд.
