Наброшенной наземь клеенке.
Сидят они бессловесно.
Приходят они ежедневно —
За нищенской жалкой подачкой.
Они — это дама с собачкой,
Что ждут подаянья смиренно.
Пусть обувь давно износилась
И смотрится жалко панама,
Пусть так — а все-таки дама,
И в мягком лице незлобивость.
А Рыжик — нет б мире вернее! —
Мостится то справа, то слева —
Она для него королева,
Всех краше и всех добрее,
Как улица ни сердита,
Им чаще копейки бросают —
Ведь дружбу у нас уважают,
И жалость не вовсе забыта.
Пусть в прошлом вся жизнь осталась
Пусть дома ни мыла, ни пищи,
Достоинство есть и у нищих,
А это, поверьте, не малость.
День давит погодой хлипкой,
От сырости сводит ноги,
Но все мы не так убоги
С ее деликатной улыбкой.
И, может, поймет прохожий,
Хоть спешкой полузадушен, —
Не только он тем двум нужен,
Они нужны ему тоже...
Прощаясь с обжитым местом,
Под вечер, в раннем закате,
Она вдруг поправит платье
Не нищенским — давним жестом.
И дома из бедной снеди
Отделит кусок повкуснее,
И Рыжик откушает с нею,
А после заглянут соседи.
Ночь всех нас во сне сравняет,
И чтоб не пугало утро,
Она привычно и мудро
Зачитанный том раскрывает.
В нем всё, ну, всё, как когда-то —
Вот «Дама с собачкой»... Чехов...
И слезы совсем не помеха,
Ведь надо же жить... Ведь надо?
30 июня 2001
Голос из безвременья
Я всем. должна, а мне никто не должен,
Вся жизнь — как подсудимого скамья.
И мир вокруг постыден, а не сложен,
И без числа ворья, как воронья.
Там, за окном, разор и поношенье,
Тут — телевизор со своей тщетой...
Вот так, «без божества, без вдохновенья»,
Кручусь меж пошлостью и нищетой.
И что за участь жалкая досталась —
Досматривать не сбывшиеся сны.
Полродины у нас пока осталось,
Но веры нет и, в общем, нет страны.
Безверье точит хуже, чем сомненья,
Порывы сердца на корню губя.
Зависнув на крючке у безвременья,
Не веришь даже в самого себя.
Судьба, пожалуй, есть, да вся в изломах,
Коль всем народом сбились мы с пути,
И в этой жизни только тот не промах,
В ком совести и следа не найти.
Бреду сквозь хаос как-то отупело,
Не гневаясь уже и не кляня,
И всё в душе так стерто, так несмело —
Да есть ли я иль вовсе нет меня?
Нет ничего — весна, а день осенний,
Да что погода, коль потерь не счесть...
Но, боже мой, есть Пушкин, есть Есенин,
Я верю им и, значит, тоже — есть!
апрель 1997
На повороте
Дождь слабо шелестит,
Как старые страницы,
Он тишину хранит,
Смежает сон ресницы.
Я вышла из игры,
Где огрубели нравы,
Дождусь иной поры,
Где всё не для забавы.
Где разум не запрут
В чулан самообмана,
А честь — не атрибут
Старинного романа.
Где искренний порыв
Насмешкою не ранят...
Дождусь своей поры,
Она вот-вот настанет.
Пока же поживу,
Как дождь, цветы и птицы,
Я всё же на плаву
И что-нибудь — случится.
5 мая 2002
Мое поднебесье
Когда зафальшивит струна
И больше не радуют песни,
Меня привечает страна —
Обжитое мной поднебесье.
Там, все начинаю с нуля,
Там день мой светлей и чудесней.
Но небо ведь есть... и земля... —
Зачем же еще поднебесье?
Открою вам тайну — зачем.
(Коль сможете — сами проверьте):
Там спрятано в тонком луче
Согласье меж небом и твердью.
Там ум не блуждает во мгле,
А грезы любые — не небыль.
Там чище, чем здесь, на земле.
И все же теплее, чем в небе.
В семье кучевых облаков
Я нежусь без цели и срока.
Подняться туда так легко,
А падать не слишком высоко.
Там строчек изящных парад,
Там рифм волшебство несомненно.
Там чей-то единственный взгляд
Ко мне обращен неизменно.
Там всё на полтона нежней,
Там всё хоть чуть-чуть интересней,
Там я и слабей, и сильней —
В уютном моем поднебесье.
Уж так у меня повелось —
И розы, и хлеб по потребе.
Ну что ж, я земная насквозь,
А все-таки чуточку в небе.
ноябрь 1997
