Как столб «Секрет» у маяка;
Разгрузка кофе шла пока,
Скучать стал беспричинно Грэй;
Боролся с тягостной дремотой
И занимал себя работой,
По судну с боцманом ходил
И всем работу находил:
Велел он кливер[1] заменить,
Почистить компас, трюм и клюзы[2]
И срочно палубу смолить...
Но чувствовал себя медузой,
Что под лучами солнца тает
И ни живёт, ни умирает.
Решил Грэй с Летикой матросом
Чуть-чуть на шлюпке походить,
Немного рыбу поудить;
Вошли в лагуну, за утёсом
Пристали к берегу они.
Вдали мерцали там огни.
— Скажи мне, Летика, что там?
— Деревня старая Каперна.
В ней есть всего одна таверна.
В ней скуку не развеять Вам!
— Друг Летика, зажги костёр,
А то становится прохладно.
— Есть, капитан! Топор остёр,
Сейчас костёр устрою ладный!
Костёр пылал. Грэй наблюдал
Огня бушующее пламя.
Стаканы Летика подал,
Тост произнёс: «Удача с нами!»
Затем матрос удить собрался;
Грэй у костра мечтать остался,
Смотрел на тёмный небосвод,
На звёзд извечный хоровод,
Мысль устремлялась в бесконечность:
«Для звёзд лишь миг, для нас уж вечность.
Иной звезды давно уж нет,
Но зрим её мы ясный свет...»
Так, глядя в небо, Грэй уснул,
Как будто в омут провалился,
Ему то дом родимый снился,
То стаи голубых акул.
А утром только пробудился,
Умылся ключевой водой:
«Как хорошо! Я молодой!
Мечты заветной я добился!
Но мне чего-то не хватает
И, кажется, что счастье тает!»
В нём сердце трепетное билось;
Любви так жаждало оно!
(Что вам судьбою суждено
Произойдёт). И вот случилось...
В лесу среди травы душистой
И одуванчиков пушистых
На пледе девушка спала;
Прекрасна так она была,
Что Грэй влюбился в одночасье;
Теперь он знал, в чём жизни счастье.
Она лицом была прекрасна,
Словно богиня хороша.
Влюбился Грэй безумно, страстно,
Остановился, не дыша
Смотрел на девушку, дивился:
«Жизнь так прекрасна! Я влюбился?!»
От чувств, нахлынувших так бурно,
Слегка кружилась голова.
Любовь всегда во всём права;
Она рождается сумбурно,
Ни рассчитать, ни предсказать
Любовь, конечно, невозможно.
Возможно ль сердцу приказать?
Нет! Мысль об этом уж безбожна.
Любовь — ярчайший Божий дар,
Она над всем повелевает!
Кто в жизни этого не знает,
Тот просто безнадёжно стар
Своей душой и сердцем дряхлым,
Напрасно проживает век
Несчастный этот человек,
Живёт он как в подвале затхлом.
Грэй зачарованно смотрел
На детски милое лицо,
Затем он снял с руки кольцо,
Тихонько девушке надел,
И только уходить собрался,
Как Летика вдруг показался.
Грэй палец приложил к губам:
«Потише, друг. Вон, видишь, там
Уснула девушка одна.
О, как она прекрасна!
Одежда у неё бедна
И хочется ужасно
Мне ей помочь, но не обидеть.
Когда б ты мог её увидеть,
Меня б ты понял в тот же миг!»
«Видать, Амур[3] его настиг
Своей стрелой с любовным ядом»,
Но он ни голосом, ни взглядом
Не проявил своей догадки.
«Ну как рыбалка?» — «Всё в порядке!
Поймал две камбалы, селёдку» —
«Идём в таверну! Будем водку
Мы заедать твоим уловом» —
«Попить! Поесть! Ну, право слово,
Занятий лучше в мире нет!» —
«Ты рассуждаешь как поэт!
Да, ты отъявленный гурман!» —
«Так точно, храбрый капитан!»
Зашли в таверну, заказали
Бутылку водки, пока ждали,
Когда им рыбу принесут.
Трактирщик Меннерс тут как тут
Крутился перед гостем важным,
Протёр стол фартуком бумажным,
Сам скатерть белую достал
И самолично разостлал.
Хин Меннерс, как лиса, был рыжий,
Взгляд то холуйский, то бесстыжий,
Хихикал, глупо улыбался,
Как проститутка продавался
За каждый жалкий медный грош;
На папу своего похож
Был очень. Ну, одно лицо!
И был таким же подлецом.
— Скажи, трактирщик, кто такая
Сейчас по улице идёт?
Взглянув в окно, сказал Хин: «Знаю!
Ассоль, что дурочкой слывёт.
Она уже который год
Из дальних стран всё принца ждёт
На бриге в алых парусах!
Летает, в общем, в небесах!»
Хин Меннерс, мерзко улыбаясь,
Вниманьем гостя упиваясь,
Поведал всё, что только знал
И от себя чуть-чуть приврал:
«Её отец Лонгрен — убийца,
Жестокосердный кровопийца.
Убил он моего отца...»
— Да бросьте слушать подлеца! —
Вдруг басом угольщик пропел.
Он врёт, каналья! Всё он врёт!
Врать перестанет, коль помрёт!
— Я вру?! Да как же ты посмел...
— Он врёт, каналья! Он всё врёт!
Закончит врать, когда помрёт,
Не раньше. Даже не мечтайте!
Ему медяк дырявый дайте,
Так он вам спляшет и споёт,
Ещё с три короба наврёт.
Ассоль, поверьте мне, нормальна,
Отнюдь не дурочка она.
Скажу вам конфиденциально,
В мечту она так влюблена,
Что в жизни грязного не видит
И сердцем ангельским добра,
Она и мухи не обидит.
Ассоль по-своему мудра:
Недавно вёз её в повозке,
Она сказала: «Вот и ты,
Хотя товар везёшь неброский,
Имеешь яркие мечты!
Представь — с углём простым корзина
Сейчас как клумба расцветёт!»
Признаюсь, я, свой рот разиня,
Уж вовсе не смотрел вперёд,
А пялился на уголь чёрный,
Мечтой красивой увлечённый,
И мне мерещились цветы
Необычайной красоты!
Хин сделал вид, что оскорбился,
За стойку чинно удалился,
Стаканы начал протирать,
С тарелки грязь ногтём сдирать.
Вернёмся мы на день назад:
Лонгрен возделывал свой сад,
Ассоль из Лисса возвратилась
И над корзиною склонилась.
Ассоль обычно напевала,
Всегда весёлая бывала,
Но в этот злополучный час
Лишь слёзы капали из глаз:
«Не раскупаются игрушки!
Их в магазины не берут!
Сейчас в ходу мортиры, пушки.
Пропал твой многодневный труд...» —
«Иди ко мне, моя родная!
Печаль свою гони ты прочь!
Всё будет хорошо! Я знаю!
Ты замечательная дочь!»
Привлёк её Лонгрен за плечи,
Привлёк к себе, поцеловал.
День завершался, был уж вечер,
На берег шёл за валом вал.
Порой в такие вечера
Лонгрен до самого утра
Смотрел на море, затаённо
Мечтал о ветре в парусах
И, словно заново рождённый,
От счастья плавал в небесах;
Как и Ассоль, он был мечтатель.
Ты не суди его, читатель:
Ведь только тот, кто чист душой,
Мечтать способность не теряет,
Он повседневность покоряет
Благодаря мечте большой.
Ассоль одна осталась дома,
Поддавшись сладостной истоме
Легла на мягкую кровать.
Морфей[4] стал грёзы навевать...
И вот ей снится дивный сон:
По гребням странствующих волн
Бриг в алых парусах идёт
Среди прибрежных синих вод.
В мгновение Ассоль проснулась,
Водой в ручье ополоснулась
И побежала на утёс
Ждать воплощенья своих грёз.
Она внимательно смотрела
На горизонт, и то и дело
Там появлялись паруса,
Но алых парусов краса
Всё не спешила появляться...
Ассоль решила поваляться
В душистых бархатных цветах,
С улыбкой счастья на устах
Она в цветочный луг нырнула,
Пьянящий аромат вдохнула.
Морфей поблизости парил,
Ассоль глубокий сон сморил.
Её здесь Грэй увидел спящей
И подарил своё кольцо:
Богини неземной лицо
Зажгло огонь любви палящий.
Ассоль проснулась, потянулась
И вдруг увидела кольцо...
От изумления лицо
Её как будто растянулось:
«Быть может, кто-то пошутить
Решил со мною, да и только!
Кольцо такое стоит столько,
Что мне вовек не заплатить!»
Ассоль несмело огляделась,
Ища лихого шутника:
«Скажите мне, куда вы делись?
Вы не появитесь пока,
Я не смогу уйти домой!
Ведь я не подлая воровка!
Явитесь! Право, мне неловко!
Но что же это? Боже мой!»
Вокруг лишь птицы сладко пели,
Да сосны старые шумели.
[1] Кливер [голл. kluiver] — треугольный парус между фокмачтой и бушпритом. На парусных судах бывает до 3х кливеров.
[2] Клюз [голл. kluis] — отверстие в палубе и надводной части борта судна для пропуска якорной цепи или троса.
[3] Амур [фр. Amour; лат. amor любовь] — в древнеримской мифологии — бог любви, изображаемый в виде крылатого мальчика с луком и стрелами.
[4] Морфей [гр. Morpheios] — 1) в древнегреческой мифологии — божество сна и сновидений, сын Ночи; 2) сон.
