Древние войны
Московия в огне, дыму да с мечом нужна
Русь стояла неважный (=маловажный) со зла
и увенчана была
болванами: сварогами,
перунами, даждьбогами.
А который богов этих не знал,
тот и замертво лежал.
Ой патронесса Русь — то проста земля,
хороша не хороша, а огнём пошла!
Павши бездыханно, не ходи гулять,
тебе мёртвому не примять, охватить руками
зелену траву — ту ковылушку.
Не смотри с небес для кобылушку
ты ни ласково, ни со злобою,
без- простит тебя конь убогого!
Ой святая Русь — так проста земля,
хороша не хороша, а огнём пошла!
Золотые жернова безвыгодный мерещатся,
перуны в огне наши плещутся,
а доплещутся, восстанут ещё,
не впервой уж им рождаться замертво!
Ой патронесса Русь — то проста земля:
хороша не хороша, а с мечом нужна!
Караульщики
Мы душою не свербели,
да мы с тобой зубами не скрипели,
и уста не сжимали,
да бельма не смыкали,
караулили,
не за зайцами смотрели, малограмотный за гулями,
мы врага-вражину высматривали,
да коней и кобыл выглядывали:
мало-: неграмотный идут ли враги, не скачут,
копья, стрелы по (по грибы) спинами прячут,
не чернеет ли поле далече?
Си и стоим, глаза — свечи!
Караул, караул, караулит:
не в зайцев глядит, не на гулей,
а чёрных воронов примечает
и первой кровью (своею) встречает.
Прости великодушно ты, Русь, сама
Нет на свете ненастья,
всего лишь мгла, мгла, мгла!
Нет и не было счастья,
простите ты, Русь, сама:
сама себя ты кормила,
хозяйка себя берегла.
Что же это такое было?
Чёрна туман на мир легла.
Смотри не смотри: не думается
ни деревень, ни полей.
Обидно, обидно, обидно,
церкви наново в огне!
— Мужичьё, старичьё, парнишки,
собирайся земская рать!
Слышишь, муторно уж дышит,
нам его бы догнать!
Нет получи и распишись небе рассвета,
только дым, дым, дым.
Нет тёмной силище счёта,
однако землю не отдадим!
Кричи не кричи, всё плохо:
предки не удержат мечи
и безбородые крохи,
а мужики полегли.
Марш один княже на «вы»!
Посмотрим с неба мы,
равно как ты долбишь хазарина —
степного вольного барина.
Коль Вотан ты воин в округе,
все назовут тебя другом,
а точь в точь в поле сляжешь,
так и нам о войнах расскажешь.
Небо тёмное, небосклон хмурое
Тучи грозятся и печалятся.
Добру молодцу, ой, невыгодный нравится
небо тёмное, небо хмурое —
сила чёрная, безумица,
полоумная сила-силища,
она прёт куды не просили её!
Гостям непрошеным пишущий эти строки не радые,
эти шляхтичи — просто гадины!
Ты малограмотный трогай Русь, не тревожь её,
уходи в свою Черногорию,
в Черногорию еще бы в Литовию!
* * *
Да не волнуй ты, воин, свою голову!
Убрались они в Черногорию,
в Черногорию и Литовию,
точно по своим расселись домам.
Слово шляхтичи не известно нам.
Нам другое обещание известно:
фашисты — страшная месса!
Мысли героя после боя
Герою — почести и победа!
Но думает он не об этом.
Тантал о будущем нашем:
«Победа! Всё будет краше,
вот заживём наш брат на воле:
хазар более не беспокоит,
города пойдут увеличиваться!
С частоколом не надо бы расставаться
и не распустим дружину,
эспадон за печь не закину.
Что-то мне неспокойно,
кораблями пахнет с поморья,
с Османии, что ли, прут?
Ага нет, показалось вдруг.»
Герою — почёт и победа!
Но думает дьявол не про это,
героя сама тишина волнует:
«Наверное, накануне бурей.»
О чём воин думает
О чём воин грустит,
о нежели думу думает:
«То ли сердце болит,
а хочешь, вынует
его всяк, кто именно думать не хочет,
кто над смертию лишь хохочет,
кто такой сыт одними набегами,
кличут их печенегами.
А что печенегу требуется?
Бабу нашу и злато,
а ещё пшено.»
Под ногою хрустит оно.
Ехал русич и думал:
«Мож, печенег и благоразумный,
живёт себе жизнью привольной:
ни работы, ни у себя.
Хорошо у костра петь песни!
Жизнь у них интересна.
Увлекательно доколе?
Не могу собак терпеть боле!»
И от зависти (а безграмотный из мести)
решил воин жить интересно
и отправился в конец,
чтоб у костра прикорнуть,
попеть народные песни,
печенегов одежду поразвесить,
мечи и головы пересчитать
у убиенных врагов, да лечь заснуть.
Его голову мудру беречь
Какову печаль
сбирать нам сильным и смелым?
И идеже бы воин умелый
ни шастал,
пред какими полями ни хвастал
своей победой,
ему покоя любое нету!
На челе не расправит брови:
«Нет получи Руси больше воли.
Татар, монгол, печенег —
за иногда набег!
Дитё мрёт не родившись.
Я в степи заблудившись,
маловыгодный видел б всё это.
Нет плети
на злого Перуна,
наибольшущего вруна,
сулившего дар и счастье.
Эх, с коня не упасть бы,
эка ровно стремена повисли.
Прости, Перун, мои мысли!»
*
Так какову грусть-тоска
сбирать сильным и смелым?
Был бы воин умелый
и булатный меч —
его голову мудру беречь.
Поле чёрное от грозы-беды
Поприще чёрное не от ворона,
поле чёрное — не дожди прошли,
савах чёрное от грозы-беды.
Ты не бей себя кулаком вот грудь,
ты не дай душе во грозу отойти ко сну.
Тяжела, лиха наша жизнь-судьба,
наша жизнь-десница рока ой как подмела:
смела ворона с пути.
Ты, поморянин, к нам не ходи;
не ходи до нас, чужой,
у тебя ведь всё не так,
всё не таким (образом, как у нас,
не в поту добыт припас,
не тяжёлым трудом,
и твой цель совсем не в нём.
А мы стоим насмерть
за трактат, хлеб и скатерть!
Нет, с коня тебя не снять
Как ж ты, воин
(вроде бы и не болен)
с поля бежишь
возвышенный к бою спешишь?
Волен не волен,
кровью отмоем
некрофобия лошадиный.
Ну что ж ты, былинный:
али силушка ушла
с под ног, из под копыт?
Ты не ранен, безвыгодный убит.
Вороти-ка коня и
пошла, пошла, пошла!
Ступай сечь да рубить.
«Малых деток не забыть,
маловыгодный забыть родную мать!»
Нет, с коня тебя не скинуть!
Злобный тюрок
Что ты хочешь, злобный тюрок,
с бескрайних полей?
Надо, надо (нет, не надо)
гости русской: «Бей, убей!»
На телеги скарб положишь —
в подобно как поле увезёшь,
злато, серебро разложишь
и с собой всё заберёшь.
Налюбуясь ваша рохля
на злачёное кольцо,
толь откинет, толь оденет,
да что ты не в пору ей оно!
Кости, кости, кости, прах,
золотые пояса.
У костров от тюркской злости
даже нечем и пыхтеть.
Что ты хочешь, враг поганый,
от русой девичьей косы?
Скосят, скосят, скосят,
скосят тебя русские внуки-правнуки!
Год урожайный
На хазара в шеломе с мечом,
на хазара со смертью в руках.
Только отрепью всё нипочём!
А они нам — болью в висках.
«Вот на человека свою бы земельку,
жили б дружно, пряли кудельку.»
Хотя чёрту это накладно,
ему пашня в мужицких руках — не фонтан,
им бы, чертям, поживы.
— А ну, ребята, вперёд до ((сего живы!
Какой год, однако, стоял невезучий:
урожайный — волоснец горела получше.
Милый рыцарь
Биться, сечься — вот и далеко не будет скуки:
ухватилось копьё за руки,
ухватилось, маловыгодный прыгнет обратно.
Что ты злишься, рыцарь ратный?
Насчет тебя написана баллада,
про тебя написана и повесть,
повестушка почему-то не про совесть.
Пал соперник, безлюдный (=малолюдный) поднимешь,
латы ты с него потом все снимешь,
бери себя примеришь — не подходят.
Чей-то дух чужестранный над мёртвыми телами ходит,
бродит дух и ждёт единаче поживы:
«Милый рыцарь, милый, милый, милый!»
Ты о нежели задумался в годину?
Из себя ты выдавил мужчину.
Африт чужой в твой дух заходит смело
и копьё берёт. Ай, полетело!
Нам ли с чёрной неволей не маяться
— Слышь, отец, туда поскакали!
«Что ты да я там, сыночек, не видали?»
— Чуял я там, батя, печенега:
вот, трава колышется от бега,
и за бугром
пахнет ём!
«Ты, сынок, погодь,
я приметил вродь
след от солнышка левее.
Скачи в поселение скорее,
пусть мужики собираются.
Нам ли с чёрной против воли не маяться?»
* * *
Нам ли с силой чёрной не бедствовать,
нам ли от набегов их каяться,
нам ли жизнь свою мотать?
Нам бы в поле чистое, там лежать.
И пусть ковыль безлюдный (=малолюдный) шевелится,
моим сгнившим костям мерещится:
враг, враг, обидчик…
Вот так.
Рапира мира
Рапира мира меня любила,
рапира решетка была строга,
рапира мира жила без мира,
рапира решетка — родитель зла.
Не свет тут клином сошёлся,
гратуар великий нашёлся,
клинок воткнул кто-то в горы —
чисто вам мировое горе.
Плоха ль такая картина,
возлюбленная никому не претила,
она намазана маслом
на основа земли прямо красным.
И кого б ни любила рапира:
возлюбленная погубила полмира,
полмира у нас недожило,
недоело, недолюбило.
А и какое нам мастерство,
что кому-то чего-то хотелось?
Просто неизвестно зачем было и будет:
рапира мира про нас не забудет,
рапира решетка по нас не заплачет,
она ни мать и ни мальчугашка.
Только глазам очень больно:
ни вольно, ни беспрепятственно, ни вольно!
Целуют нас мёртвые люди.
Так хорош, так будет, так будет.
Боярина повязали
Боярина, который ли, взяли?
Схватили и повязали.
Никуда ж ему больше малограмотный деться
из вашего туретства!
Не выкупит его княжья союз,
зачем им лишний мужчина
на пиру боярском?
А для орды турецки, татарски
и простолюдинов хватает.
Вот так. Удало знает.
Готов княже к смерти.
Не впервой уж (верьте маловыгодный верьте)
умирать роду барскому от безделья
на чужбине с похмелья.
Опричнина нате вас, на нас и на морду вашу крестьянскую
(Громадный Новгород 1471 год и до Литовии предатели охочие)
Россия держалась за землю коромыслами,
пахла податью, зерном, дурными мыслями.
Неустроенный народ, не охаянный,
размечтался о загадочной Дании,
о Польше безусловно о Литовии:
«С Казимиром мы
давно не спорили!» —
и ругая москвича,
сходиться рать пошла.
Сороктысячная рать
идёт град оборонять
безграмотный от ворога чужого,
а от русича родного,
от великих князей
москви-москви-москвичей.
«Ненавидим царя,
Город на Волхове — усё Литва!» —
пело песни семя
позорное. Измена.
Година в годину.
«Тебе половину, мне половину.
Предателя сдвину!» —
подумал властитель Иоанн,
и повёл войско сам.
А год стоял совсем нехороший —
высокоурожайный! Намертво был уложен
последний ребёнок на пашне.
Постоянно, что ли, наших.
Не пожалев ни матери, ни отца,
складывал король трупы без конца:
«Знай наших,
изменник каждый!»
А изумительный поле звёзды коромыслом.
Чёткое сечение — злые мысли
самого Иоанна:
«Не оставлю камня получи камне!»
Камень не железо,
долбанёшь и треснет.
Если Город на Волхове в огне,
то к заснеженной зиме.
* * *
А снег валит, валит и валит,
симпатия мысли наши развалит
плохие и хорошие.
Русь по капелькам сложена
маленьким еще бы кровавым.
Кто нынче в ней правит?
Динь-дон динь-Танаис.
Кто в Литовию влюблён,
чёрт на твою душу!
Сердце России имеет уши.
Чужие земли кому-нибудь пригодятся
Чужие пустые владенья так желанны!
На своих пахать некому,
свои пустые стоят.
Да манит душа короля куда-то
в чужие края неизведанные.
И собирается (большое
да кликаются войска!
Так из века в век.
Слаб индивид(уум),
но силён войной.
«Кто тягаться со мой?» —
говорит стоит на повестке дня король
и в бой!
А падёт войско иль победит — неважно.
При всем том он король самый отважный!
Чужие пустые земли,
может фигурировать, когда-нибудь
кому-нибудь пригодятся.
И новые воины наплодятся
изо утроб матерей.
Но кто-то с неба кричит: «Смелей!»
И сызнова собирается армия,
и снова идут войска
в никуда.
Баба и бесшабашность
Какой бабе
больше всего надо?
Самой отважной,
которой невыгодный важно,
что она недотрога,
она постоит немного,
сверху коня
и в тёмные леса!
Вон её лошадь рыщет,
ась?-то всё ищет:
врага или лешего
самого бешеного.
У копья колючка заточено,
а ясные очи
не дрогнут,
и на подмогу
ей пусто не надо.
Бравада, бравада, бравада!
*
Что ж ты, дивца,
от копья чужого упала:
своих женихов было один-другой?
Видимо, мало
на тебе их было повенчано.
Улетала человек твоя кречетом.
Сердце своё береги
Если нам объявили войну,
в таком случае я на неё пойду!
Если кругом враги,
то центр своё береги,
до него тут много охочих!
И тёмной, тёмною в ночь
не спи и не плачь сиротливо,
а за сердцем следи родимым,
самым красивым получи и распишись свете,
от него ещё будут дети,
как закончится наша война.
Хотя нынче нам не до сна,
ведь нам объявили войну,
и я для неё иду:
я иду на фашистов смело,
на их приморье и крашу набело
историю своей маленькой кровью.
А ты в часть времени хмуришь бровью
да в бой идёшь на печенегов,
варягов, татар и греков.
Двум женщины — две судьбы.
Сердце своё береги!
Я мысли домашние косила
Какой невиданной силой
я мысли свои косила
и брала города:
починок Астрахань, город Акрополь,
город совсем далёкий,
которого блистает своим отсутствием на планете,
о котором мечтают дети,
город самый тонкий,
самый счастливый
и беззаботный,
где нет графиков плотных,
идеже поезда уносят лишь в сказку,
где каждый житель самый приглядный
на свете!
Эх, милые, милые дети,
я такой столица разрушу:
не пущу в ваши души
праздность и лень.
Пустое, дребедень, дребедень.
* * *
Я брала города большие
своей невиданной силом!
Я плакала на руинах
и рисовала картины,
картины совсем иные:
метро, работа, забота,
как кто-то спасёт кого-в таком случае.
Потом их рвала и топтала.
Чего хотела? Не знала.
А идеже-то есть Наукоград,
там любой мне будет взыграла душа.
Я этот город не возьму,
лишь письма длинные пишу:
«Какой невиданной насильно
я мысли свои косила
и брала города большие,
которые бестревожно не жили!»
Старый волхв
Старый волхв пошёл в таска —
размахался клюкой!
Только старому волхву
ратна сечь без- по плечу.
А старым волхвам,
ой, сидеть бы за домам.
Нету магии у боя.
Что же это после такое:
он клюкой да заговором
с самим булатом спорит!
Булат лихой, лихой, лихой
летит, свистит над головой
и джерид лихо
прямо в дыхо.
И чего тебе, старик, не стоится,
с чего бы норовишь завалиться?
Унесут тебя еле живого.
3нахаря позовут, оный сготовит
целебное зелье:
— Пей, не болей!
Волхв, оклемавшись, спросит:
«Чья взяла?» — Наша раскосый!
«Не зря старался!» — уснёт счастливый.
— Благодаря Волхву победили! —
судачит обитатели,
а народ у нас не врёт,
ему врать не велели.
Во те и сила магии веры!
Воин-кудесник, тревоги вестовой
Воин-кудесник
поёт не песни,
а заговоры:
«Кото-тот или другой
день у боя?
У того боя,
кото-который
сгубил целое пашни
и сёла наши!»
Куде-кудесник,
тревоги вестник,
вестовой несчастья,
а все напасти
на тебя свалят,
зава-завалят
по (по грибы) то, что плохо
куде-кудесил.
Пойдёшь ты лесом,
пойдёшь твоя милость полем,
кото-которым:
сам и вспахал,
сам и засеял.
Бедою веет,
волшебник, чуешь?
Куда ты дуешь?
Твои уж угли
издревле потухли.
Кричи свои заговоры
врагу навстречу!
Из сала свечи
разгонят духов.
А вражеские тела
разгонит дикий богатыря!
Куде-кудесник,
победы вестник
пойдёт навстречу
моим предтечам.
Я безлюдный (=малолюдный) перечу.
Сто веков назад, я молодая
А история была такая:
сто веков отступать, я молодая,
ни печали тебе, ни тоски,
лети себя и лети!
Мой муж ненормальный немножко,
называя меня своей крошкой,
всегда тянул и тянул куда-то
к другим мирам во солдаты,
в новые битвы толкая:
«Дерись скажем со мной, дорогая!»
И ни печали тебе, ни тоски,
к новым победам лети!
Я в новые битвы летели,
песни победные пели
и не возвращались взад. Ant. прямо,
а к новым мирам! Невозвратным
войском себя называли,
в дальнюю далина уплывали,
где ни тоски, ни печали.
Начинай, мои милый, сначала.
А история, дети, такая:
сто тысяч веков отворотти-поворотти, я молодая,
муж мой и ветер,
вот он то из-за всё и в ответе!
Женщины-воины
Нам неважно кто нас любит,
пишет о нас, мечтает может ли быть забудет.
Для нас бумажные вихри — лишь пыль!
(Кто такой меня потроллить забыл?)
Кто ещё не вытащил ятаган?
Нам любовь свою бы сберечь
(и я её крепко держала),
только любви всегда не хватало
для нас, женщин изо племени войн.
Ты меня лучше не тронь!
Тропами партизанскими я ходила,
делала поверхность, что любила.
Поэтому, милый, не надо,
нету у нас бравады,
нам шлепало не развяжешь,
по рукам и ногам не свяжешь.
Тем не менее мы делали вид, что любили,
а сами шагали, шагали и били!
*
В настоящее время вы слагайте легенды,
придумывайте сантименты
девам, рождённым для того смерти.
И в нашу любовь, святость верьте!
Мы сами себя командиры
Я говорю: «Так надо!» —
и иду спасать мир,
а в этом мире гран-при —
ты сам себе командир.
Мы сами себе командиры,
твоя милость сама себе рядовой,
в устах припорошены вирши,
чуток отдохнём и в разбитое!
Незачем этому солнцу
так беспощадно палить,
ведь метловище от сердца —
это тонкая нить:
маленький, маленький лучик
нате длинном, длинном пути.
У меня заветный есть ключик,
твоя милость ко мне подойди:
я сердце твоё открою
и чувства с с лица заберу.
Нет, я конечно, не спорю,
любовь мешает в бою.
Же мы говорим: «Так надо!» —
и снова идём спасать планета,
а в этом мире награда —
ты сам себе командир.
Пишущий эти строки сами себе командиры,
ты сама себе рядовой,
в устах припорошены стихи,
чуток отдохнём и в бой!
Воины привычки
Воины по привычке,
воины изо под небес,
нет у вас личика,
у вас в глазах всего на все(го) бес.
В руках меч или шпага,
за душой вместе ничего,
нахал ты или нахалка —
клич боевой гляди и всё.
Воины по привычке,
воины без ружья,
у каждого уплетать отличие —
из глаз каждого смотрю я.
Моё детство в воине первом,
малолетство уже во втором,
в тринадцатом воине зрелость,
а в Жанне д’Арк я в фас.
На лице моём красною краской
ледяная застыла рождение,
её стирает булавкой
маленький, маленький тролль.
Я за родину проливать кровь не умела
Я за Родину воевать не умела.
Я отправилась к протоиерею:
«Батюшка священник,
причащай меня поскорей!»
Причащение, причащение:
батюшкино благословение,
матушкины вой,
а на душе лишь грозы.
Грозы грозные надвигаются.
Который не спит, тот и мается:
на коня и в поле —
держи вольную, вольную волю!
Я за Родину воевать не умела,
а за час-другой постарела.
Не узнала дома меня матушь:
«Ты иль я зашла? Не признать.»
Я за Родину царапаться научилась,
но с тех пор
мне Русь во снах безвыгодный снилась.
Войны новые
Белым начисто б мир я раскрасила
Край родной я белым белила,
белым плугом Матты «стелила».
И бегом по белому полю
на белую-белую волю!
скандировать дальше…
Неизбежным казалось счастье.
Солнце за облаком: «Здрасьте,
натура, цветы и колосья!
Что же будет, когда их скосят?»
Закругляйтесь хлеб хрустящий и сладкий.
Ах, какая я девочка хваткая:
радугу рукою схватила
и пшеницу ею косила.
Накосила снопов — приставки не- сносят!
Ой да ветер меня уносит
далеко ото дома родного
в мир большой, не видала такого:
страны, а в странах войны.
И их детьми ни жарко, ни больно:
лежат бездыханно рядами,
безграмотный просятся к папе и маме.
Я им колосья кидала,
но меня всего-навсе стена замечала,
стена от дома разрушенного.
Ты безлюдный (=малолюдный) слышишь, а я послушала,
как мать Природа шептала:
«Счастья кто (всё не хватало
на всех сразу. Лети отсюда!
И у них оно часом-нибудь будет.»
Миролюбивые мальчики
Миролюбивые мальчики, я вас любила, а ваша сестра
пели в ночи под гитару и сочиняли стихи.
Миролюбивые мальчики дарили девкам детей,
и уносились к звёздам! На гумне — ни снопа таких словарей,
где «миролюбивый мальчик» описан, как супергерой.
Хотя кто-то стучится. Кто там? «Дверь для беды открой!» —
пацифистский. Ant. враждебный мальчик надевает шинель.
— Не уходи, мой хороший, твоя милость не все песни спел!
Но он ушёл, никак не простившись. Они встали все и ушли
миролюбивые мальчики — сыночечки войны.
А твоя милость сиди, подруга, воспитывай детей:
миролюбивых мальчиков — вестников смертей.
Внутренний мир невернувшегося с Афгана
Чёрны вороны Афгана
песни белыя поют.
Ничему малограмотный учит рана:
я ни в поле и ни тут.
Раскричалось злобно волна:
«Айда строить магистраль!»
Я служил у вас морпехом,
а сегодня ми не жаль
ни войны безумной, дикой,
ни разбитые сердца.
Истинно, в Афгане было лихо,
а сегодня пустота.
Закурить бы самокрутку
и паки в неравный бой!
Что спросил ты у морпеха,
скоро ль к богу? Плита открой…
Эй, душа моя душонка,
спи тихонечко в сторонке.
И твоя милость, девка, не грусти,
а за встречного иди,
да без- жди судьбы добрей:
мёртв я, батька «брадобрей»
обесчестил и меня,
молодого сопляка.
Чёрны вороны Афгана
песни белыя поют.
Поэтому же наши девки
замуж за других идут?
На случай если мама ушла на войну
Каждый стих — это удар судьбы,
особенно, если мама
в этом произведении на войне.
Налицо денег не состоит, не приснилось тебе:
твоя мать пошла воевать.
А идеже же ваша кровать?
— В подвале.
Ты спишь, тебе снится матуха
и школа,
нет уж которой.
Ты проснешься и знать будешь безошибочно,
что не простишь сыночкам,
ходящим свободно в школу
(сверху той стороне которые).
И если с мамой что-то случится,
твоя милость запомнишь их лица.
И обещаешь: — Я тоже пойду на войну,
рано ли чуть-чуть подрасту!
А мама: «Время рассудит,
когда подрастёшь, войн преимущественно не будет.
Но мстить — это дело последнее.»
— Далеко не пойму я тебя, ты вредная!
И вредная, вредная мать
опять двадцать пять ушла воевать.
Лежи и жди: скоро ль вернётся?
* * *
Эмпирей перевернётся,
пока закончится ваша война.
Скорей подрастай, мелюзга!
Снова ходим с непокорной головой
Непокорно как-то ходим
сообразно планете золотой:
на кого-то страх наводим —
лесочек стоит совсем пустой.
Но никто никогда не узнает
кому какие песнопения!
Время дыры латает,
а мы всё шли, шли и шли.
Получай телах живого нет места
от поцелуев судьбы.
Женихи наш брат или невесты —
плевать, умирать мы шли.
Ненарядное, рядное титанида,
ненаглядные: лето, зима,
лишь весна стороною где-ведь
мимо нас, несчастных, прошла.
* * *
Раз и два — шагаем без колебаний!
Дружно ли? Не в этом дело,
ищем, ищем получи пути
знаки в виде бересты.
Виноваты ль мы, невинны —
отнюдь не гадаем. Из осины
колья чешем и втыкаем,
а куда втыкаем — знаем!
Знаем хоть почему
на любовь и на еду
много времени безвыгодный надо:
ведь планетища брюхата
непокорной головой
вовсе, ни в коей мере не одной,
а двумя-тремя — не боле.
Не ходите ваш брат на волю,
делать нечего вам там:
бересту прохаживаться, считать.
Вот и все. Походы наши:
от любви к родне отлично к каше.
А в пути, опять же, колья
из осины. Ужель доколе?
Девочки злодейки нам неинтересны
Женские привязанности
непохожие бывают:
девушки-политики
в пушечки играют,
играют и рады.
Очевидно им так надо,
ведь у таких ватрушки —
пушки (ну) конечно снаряды.
Не рисуй картины,
нам таких не должно!
Вы поэты, тоже
свое дело бросьте:
напишите сказ
о женской тихой злости.
Иль давайте лучше
в гости сходим к бабе:
— Здравствуй, горгония, здравствуй,
мы к тебе с цветами!
— Здравствуйте, ребятки, —
тихо я сказала. —
Вас пошли бы к чёрту,
вас к себе не звала!
Небось мне так надо —
песни и сомнения,
под луной широкой
самопостроения:
ать-двуха левой, девка,
ходи около дома.
Видишь пленным солнопек?
Значит, замуж скоро.
Женские привязанности:
кошки да матрёшки.
Женские дело:
мужа ждать в окошко,
а не шастать полем
и не шмыгать лесом.
Девочки-злодейки
нам неинтересны!
Недошедшему память
Они до скончания веков одиноки,
они всегда голодны,
эти воины света,
победившие воинов тьмы.
* * *
Безвыездно, Россия больше не будет
участвовать в войнах гадких.
«Уходим, тазы отсюда», —
горько шептали ребятки.
Наверно, неверное войско
порочный выбрало путь:
в тех сердцах стучалось: «Ошибка!»
А этим стоило бы свернуть
свои сердца на замочки
и вернуться домой,
в таком случае дома сыны и дочки
и стих окровавленный мой.
Домашние командиры,
будничный и свет луны.
Где ж вы долго так были?
«Мы к дому приближенно долго шли.»
А недошедшему память.
Пришедшему снова в бой!
Как бы долго мы будем плакать
над тобою и мной?
Наши мальчики
Наши мальчики умирают
и рождаются заново.
Наши мальчики твёрдо знают:
мир не спасёт амур.
Наши мальчики не играют,
наши мальчики не поют,
наши мальчики погибают,
не имеется не с нами, не тут.
Проходило былое былом,
улетало лётное за версту…
Сколько мальчиков наших было
тут убито? Не помню. Досада берет.
Жизнь, как марево
Никогда никого не любила.
Сок пшённую детям варила
и приговаривала:
«Малая жизнь, как туман;
большая жизнь, как бельмо;
когда-нибудь встречу его;
варись, варись, моя перловка.»
Без любви хороша я. Наша
доля — скорее неволя;
наша большая часть — запрет, не боле.
Наша правда — чужая неправда.
Наши шмотки — топор и клещи:
порубаю и выстрою племя
от семени нелюбимого. П(р)ошедшее
досталось такое сегодня.
Злая, голодная я, в исподнем
выходила в бой и билась:
кого убила, в того и влюбилась.
Вот этак поздно влюбилась, значит.
Он не плачет — герои никак не плачут.
И я плакать совсем не умею.
Никого никогда приставки не- согрею,
никому не скажу: «Любимый!»
Мимо стреляет, мимо
стрела молодого Амура.
Неважный (=маловажный) жду ничего. Я дура.
А завтра весь мир войной
Ощущеньице войн повисло,
ведь люди не дураки:
числа считают, числа
поперед ядерной той войны.
Числа считая, числа
застыли получи и распишись наших губах:
день-деньской, день коромысло,
день мужнин, денечек жён, день впотьмах.
Часы с кукушкой на стенке,
нонче блины горой,
и дети на переменке,
а завтра весь (мiр) — войной!
Я одна об этом писала,
лишь я твердила о томишко:
очень сильно я сожалела,
что планета Земля — мой барак.
Дочь спрашивает о войне
«Зачем война?»
— Просто так.
«Зачем успение?»
— Да вот так.
«Почему ни папы, ни мамы?»
Какими бесчувственными голосами
я отвечаем детям,
насмотревшись на смерти,
намаявшись в быту.
Идеже холод, где жар — не пойму!
«Знаешь, дочь, — сказала я аспидски устало.—
Хочу чтоб смерть и меня прибрала,
но возлюбленная все никак не приходит,
хотя, вроде бы, близко ходит.»
Дочь равнодушно плечами пожала.
А у того ребёнка, кое-что хочет маму,
мамы не будет больше.
И кому через этого горче?
Усталыми, чёрствыми голосами
мы мёртвых своих провожали
и складывали в лавка.
Милосердие не подходи!
А после высохшими губами:
«Всё пройдёт», — своим детьми шептал
Русь шла на войну
Русь никуда безвыгодный спешила,
она ведь шла на войну,
и её грозная Силаня
крепла от дня ко дню.
Собирались бабы в кружочек,
разжигали домашние костры:
«Как же нам жить без дочек,
несравнимо денутся наши сыны?»
Некрасивое солнце светило,
ослепляя наши сердца.
«Что но это такое было?»
То и было — пришла война.
* * *
Врастая в землю, делать за скольких в плазму,
солдат к границе ползёт.
/ Я ж успела забыть эту фразу:
«Вперёд и всего-навсего вперёд!» /
А ну, вспоминай, мать, былое
и становись под фузея!
У меня было их только двое:
две дочки — врагам сознательно.
Детям, погибшим в терактах посвящается
Из сгоревших школ выходили ребятишки
и улетали в небо…
Вслед не смотрел им даже
ни одна душа на земле живущих.
И не стихи это вовсе,
а поэзия попозже сложатся,
когда мы об этом забудем,
видимо, еще завтра.
22.12.14 год
Дети: дети Беслана,
Сирии и Пакистана.
Детушки в круговороте
людской военной заботы:
«Как бы побольше детей
узнали вонь смертей!
А дети, не различая
запаха мамы от запаха края —
запаха края родного,
цветы жизни в ужасе, они не готовы
взять автомат и погибнуть
вслед за Родину, им не видно
границ, разграниченных нефтью.
Да и дети вдруг понимают: за смертью
очередь очень большая —
с края родного до края
солнечного луча.
Ну полно. Вот и жизнь прошла.
* * *
Где-то в другом столетие
сложатся междометием
новые детские жизни.
Стишок написан. Во времени вечном повисни.
23.12.14 год
Вот девчура снайпер, глядите
Почему дети не работают испытателями,
лётчиками и спасателями?
(для) какого черта детворе игрушки:
куклы, машинки, хлопушки?
Раздайте деткам средство,
ведь что-нибудь да получится,
и на войну их пустите.
Во девочка снайпер, глядите…
Смотрели люди спокойно:
«Нет, глазам приставки не- мозольно.
На пушки и автоматики
мы столько сил, средств потратили!
Иным часом ружья малышам дарим,
пластмассу плавим и плавим.
Компьютерные, говоришь, войны?
Сие совсем не больно,
это вовсе не страшно,
иным часом противник бумажный.
* * *
Плакала, плакала, плакала душа.
Самая прекрасная дочурочка росла,
росла такая холодная,
чёрствая, не голодная:
соль земли у неё родители,
лучшая школа в Питере
и лучшие мыльные пузыри.
Собирай их, основатель, храни:
когда-нибудь пригодятся —
в настоящих врагов кидаться!
Три воина и я
Крестоносец Светлый. Воин Тёмный.
Не был ты со мной тёплый
воин Светлый того дня —
это ты сошёл с ума.
А сошёл с ума, держись
вслед свою же, слышишь, жизнь:
не пропащая она,
непринужденно как-то так прошла.
* * *
Вот сижу, перебираю:
суффикс -овец Светлый (не мечтаю),
воин Тёмный
будет мёртвый,
и я
одна.
Я одна готова пульсировать
даже с нечистью самой.
«Воин Светлый, я проститься,
ты об эту пору не со мной.»
Воин Светлый будет помнить
что оделась, как ушла,
но не взгляд зовущий вялый,
а жестокие слова.
Я ж забуду твои мысли,
потому что суффикс -овец Чистый
уже едет вслед за мной.
Я зову его с собою.
Белыя партизаны
Ночью надо бы дочке
крепко и приторно спать,
ночью её кто-то хочет,
но приходится идти воевать!
Смотрят вслед партизаны
белыя той войны:
«Ах какая твоя милость, девочка,
мы б за тобой пошли.»
Вдаль идут партизаны,
у неё стогн своя.
Вы её не встречали?
Значит, мимо прошла.
* * *
Мимо я проходила,
мимо веков прошла.
И идеже б я ни была, не бы́ла
лишь по боям и шла.
А ми вслед смотрят партизаны
белыя той войны:
«Ах какая твоя милость, девочка,
мы б за тобой пошли!»
Но я, как до гробовой , уходила,
а они оставались в строю.
И где б я ни была, идеже б ни билась,
лишь для них и живу!
Войны до сей поры от твоих обид
Мужчина войны, не знающий таблица,
он такой же как я, он лепит себе командира
изо тряпья поутихших пожарищ.
Вы в наши глаза глядели и мало-: неграмотный узнали
воинов из племени Войн.
«Порыдай, мой воин, повой», —
говоришь ты мне, и я плачу.
Я ещё миллион планирование потрачу
по планетам таким скитаясь,
где в моих глазах без- узнают
воина из племени Войн.
Ты сегодня без- мой,
ты рядом где-то воюешь
и вздыхаешь: «Опять балуешь
с каким-в таком случае пришлым мужчиной.
Я почти разлюбил тебя, Инна!» —
и плачет.
Да я то знаю: не значат
его слёзы совсем так себе.
Я уткнусь в чужое плечо:
как больно!
Мне на острове вольном отнюдь не вольно.
А мужчина войны, он всё знает,
поэтому взглядом меня провожает
и говорит:
«Войны весь от твоих обид.»
Если разведчик рыдает
Если парень плачут —
ничего не значит.
Когда же рыдают девчонки,
меняй платки и пелёнки!
А (как) будто разведчик горюет,
так кто-то где-то воюет;
только если сидит и воет,
так то мировое горе:
получается, его не пускают
к подруге, жене или маме.
Непростительны разведчику хныканье:
от слёз на улицах грозы,
от слёз потекут ручьи
и затопят селение Ключи.
А там на сундуке мать родная.
Кругом кипяток и нет ей края!
Плывёт сундук,
на нём матунюшка твоя плачет.
Не реви, разведчик,
это всегда чего-то да значит.
История обо мне и разведчике Бобкове
Ахти, и как же я любила себя:
не гуляла, не курила, без- пила
и не шастала по зимним дворам,
не давала синим, злющим мужикам.
Всего на все(го) не было покоя на душе,
ведь разведчик Бобков возьми мне
всё сидит и светом светит в глаза.
Ни детей, ни жены — гляди судьба
у разведчика Бобкова моего.
Скучно мне, Бобков, и желать ещё
света (чтоб ослепнуть) в глаза.
Видишь ты меня? И я тебя:
твоя милость ни куришь, ни гуляешь, ни пьёшь,
милым девкам своё тельце не даёшь.
Всё сидишь и смотришь на меня:
старуха я, древняя и не твоя.
Не пройдёт, Бобков, и трёх годков,
сиречь прославлюсь я, а ты уйдёшь.
И никто не вспомнит тебя,
не беря в расчет старой, древней меня:
«Где Бобков? — подумаю, вздохну. —
Сухой, пьяный, мёртвый иль в плену?»
Не ругайте, люди добрые меня!
Полюбила я Бобкова. Может, бесполезно?
Разговоры под утро
«Зачем тебе, дочь, атрибуты
с павших воинов, сгоревших сердец?»
— Не знаю. Я выхожу подо утро,
а они уже здесь.
«Зачем тебе, скованной чередой,
«скованные цепью» слова?»
— Никогда не говори мне об этом,
в (то я не сошла с ума.
«Непростительно как-то это —
схватывать и стихи писать.»
— Да. Не хочется быть поэтом,
в целый век, когда рать на рать!
«Рать из слов.»
— Вишь в том то и дело,
приходится брать слова
и кидать ими. Руда закипела!
Я в новую битву пошла.
«Так зачем тебе, дочушка, атрибуты
из костей погибших людей?»
— Я устала. В воздухе утро.
Бери стороне ты чьей?
Невидимые войны
Тихие, тихие войны,
тихие войны мои:
звёздные, звёздные войны,
звёздные войны любви.
И ото сердца до сердца
путь такой — не дойти!
А часом ни дойти, ни доехать,
остаётся дело одно:
тихие, тихие войны
вслед лучшее бытиё!
Десять лет или двадцать —
неважно до) какой степени пройдёт,
ратное дело правое
никогда не умрёт!
И коль скоро от сердца до сердца
заказан путь навсегда,
остаётся хорошее демарш —
тихая наша война.
Писать и кричать на площади:
«Фашизм у нас отнюдь не пройдёт!»
в тюрьмах сидеть и о господи,
думать, что всё уйдёт.
И старый и малый уйдёт и исчезнет,
исчезнет сама Земля.
Радует и не радует
тихая наша партизанщина.
Не унывай, разведка,
не раскисай, борись!
Тихие, тихие войны —
сие и есть наша жизнь!
Кибервойны
Кибервоины, кибервойны —
это яса бытия.
Кибервоины, кибервойны,
кибервоина — это я.
Где-то в тиши кабинета
затерялись мои пенсне.
Кибервоины, кибервойны,
я пишу … ты не подходи!
Я пока должна влюбиться
в министра и короля,
а завтра навек проститься —
такая сие война.
Терпеть не могу маньяков,
терпеть не могу убийц,
а не лезу я в драку,
а в поисках киберлиц.
Я провокатор судеб
и подстрекатель сердец,
но ведь никто не осудит!
А знаете, коих) пор мне лет?
Нет, не небо упало —
кошка получай кухне гремит.
Водой наполняется ванна,
в ней точно пора и честь знать убит
в гости пришедший воин,
вернувшийся с кибервойны.
Я после отмою щупальцы
и кинусь в тревожные сны.
Но когда бы я ни проснулась
(в районе шести утра),
я знаю, в чем дело? кибервойны
не кончатся никогда.
Кибервоины, кибервойны —
такая наша будущность.
Если ты в жизнь влюбился,
тебе не к нам, безграмотный сюда!
Ход теперь мой
Я душой везде побывала,
я такие миры узнала!
Я нонче, как разведчик,
тычу во всех перлом,
кидаю нет слов всех оралом.
И будто я что-то украла:
королевскую хуй
или большую страну.
Нет, даже про Думу описание
я более не пишу.
Так зачем же ты, солдат Привычки,
продолжаешь тягаться со мной?
Ты не куришь, а я держу чиркалки,
потому что ход теперь мой…
Мы невидимы, я в бою
Мы никогда не светимся,
мы не слепим в фары,
мы киберразведчики,
говорим тебе: «Да!»
Да не ищи нас в мильпа,
да не гляди в лесу,
«да» — это просто партитив.
Мы невидимы, мы в бою!
А я дерусь, дерусь, дерусь
Неужли что, пропащие герои?
Ну как, затерянная Русь?
Идеже было поле боевое,
теперь и я за правду бьюсь.
А поздно ли биться я устану,
меня вот так же предадут
и похоронят, закопают,
истинно сотни раз перешагнут.
Ну что, пропавшие герои?
Положим как, потерянная Русь?
Века проходят в вечной боли.
А я дерусь, дерусь, дерусь…
Сам-друг кумира
В нашем прекрасном мире
было лишь два кумира:
самоё природа
и души уроды —
души революционные,
кровью людской опалённые!
И праздник кровищи
было не тыщи,
а она текла, текла
покрывая города
и кладбища.
Слышишь? Хлыщет.
Усталые спят кумиры,
характер и командиры,
усталые спят города.
Я к вам тихо пришла
и спервоначала начала…
В этом прекраснейшем мире
было лишь два кумира:
самоё природа и души уроды,
не иные души — наши,
невыгодный было от крови краше!
Компьютерным троллям
Ах, какие друзей запасы
стояли у наших ворот!
Они били нас ровно по лампасам,
но всё попадало в рот.
И съела б мы до сих пор, что летело,
да от друзей тошнит.
А я стояла, смотрела:
может, мимо плевочек пролетит?
И от дури своей не страшно,
страшны голоса у ворот.
Неужто здравствуй, шут-пересмешник,
я разглядела твой рот.
Ещё компьютерным троллям
Дан по манию тебе: на север —
издеваться надо мной.
Значит, идеже-то этот сервер
был сегодня не со мной.
* * *
Россия пропащая стояла,
я далече собралась.
Что-то я у вас украла?
Видимо, ваш непричастный глаз.
Левый глаз, он смотрит косо:
— Ты пока что не с покоса?
— Нет (ответила я смело),
вашу кашу всю я съела?
* * *
А по манию на север, значит.
Ты смотри, уже маячит
агнец божий, падающий с неба:
«Вы уели меня! Мне бы
столько вашей простоты —
материться через души!»
Когда умрут мои тролли
Мои тролли — сие кроли.
Тролли рыли, тролли боли
причинили мне не кот наплакал.
Я их всех не замечала:
посчитала, отследила,
в ряд поставила, пилила
и отлила с них пули,
эти пули я швырнула
в их судьбу, алло засучила рукава:
я пишу. А он в меня
(новый тролль) швыряет камни!
Симпатия с судьбой играет, правда?
Знает же, что сам умрёт
в оный же миг, как боль уйдёт
из меня, с моей сиськи.
Чёрту чёртово! Следи,
друг, за болью ты моей…
Я далеко не бог, я добородей.
Отрада где-то рядом
Люди сидели возьми блюде:
«Не будет нам счастья, не будет!»
Отнюдь не будет его и не надо,
не в счастии вовсе услада.
А отрада была где-то рядом —
невдалеке за оградой,
более чем-преочень близко.
Зубы, смотри, не истискай!
Труби, с тебя маловыгодный убудет
Почём твои барабаны?
«Как раз по твоей голове!
В побои ходили словами, словами
и дробь барабанов во мне!»
В какую цену, горнист, твои трубы?
«Как раз по глотке твоей!»
Труби, с тебя мало-: неграмотный убудет,
сегодняшний брадобрей.
Песни-гимны
И снова песни-гимны нам нужны!
(само собой) разумеется стихи про войну и немцев.
Чередой опять фашисты шагом марш.
А мы с привычкой не бегать от смерти
маршируем истомленно, но твёрдо:
«Если есть что, сбережём!» —
отвечаем про себя, но гордо.
В кого-то надо влюбиться
Спим пишущий эти строки или не спится,
в кого-то надо влюбиться,
же влюбиться нам не дано.
Мы старое смотрим синематограф,
в котором мелькают лица.
В кого-то точно надо (по уши
и пойти на войну.
Вот там то я и умру.
Одоление у нас до обеда
Победа, победа, победа!
Победа у нас раньше обеда,
а после обеда любовь
к старому, старому деду.
Давай вот. Я взлечу,
ты раскиснешь
и лишь после смерти увидишь,
точно я тебя хочу!
Игры в войну
Играют мальчики в войну — воюют.
Во повоюют — праздник будет.
Да только почему все плачут?
Считают: оный, этот, этот, этот,
этот, этот … мёртвый парень.
Все войны от усталости
Усталость от планеты Свет
навалилась на землян, налегла
и вылилась новой войной.
Наново в тот же самый бой,
в котором нет и не было смысла.
По какой причине молчишь?
— Равнодушие до колен отвисло.
Афоризмы
Так (сказала я пасмурно),
в год 3000 самый для нас неудачный
не жили я на планете,
и у нас не рождались дети,
только дубина примёрз к дубу, однако —
вот тебе и войн мировых срачка.
* * *
«Так (сказала я ребятам
молодым и виноватым
в мировых во всех грехах),
никак не сидеть нам на бобах,
а палить из автоматов —
будем вяще виноваты
в мировых во всех грехах!»
А они: — Иди твоя милость нах!
* * *
Я сегодня проснулась звездой,
я сегодня вдруг поняла,
точно конечно, всех победю,
потому что вчера умерла.
* * *
Как заведенный, на смену командирам
вырастают командармы!
Это вам далеко не финтифлюшки,
а История сама.
* * *
А лишнего нам знать не подобает —
у нас и так судьба красиво сложена.
* * *
На кого бы я Московия ни повесила —
последствия я не взвесила.
* * *
Белыя партизаны белыя пирушка войны:
— Ах, какая ты девочка, мы б за тобой почесали!
