Клоуны здесь больше не живут (отрывок)
Согласно моему сегодняшнему расписанию, на очереди рейд в квартиру 312. Комнаты на первых трех этажах уже опустошены – холодильники вычищены подчистую. Десяти холодильников хватило мне на пять недель. Лишь три из них, похоже, принадлежали семьям, от остальных так и несло холостяцкой тоской – в одном был только алкоголь. И сейчас я не считаю, что мне пошло это впрок.
Итак, что я имею. Здоровенная монтировка, топор, молоток и перфоратор. Все эти принадлежности я аккуратно укладываю в спортивную сумку Адидас и, перекинув ее через плечо, выхожу из дому. На улице жуткая холодина, обильный снег и частокол сосулек, угрожающе свисающих с высоких карнизов – я держусь от них подальше, и мне трудно находить дорогу, снег застилает глаза. Весь город утопает в снежном вихре и, кажется, куда бы я ни направился, я буду целиком в самом эпицентре снега.
До дома 119В еще метров шестьсот. К сожалению, мост через реку Пынья вчера обрушился, поэтому придется идти по льду. На моих часах сейчас двадцать пять минут четвертого, солнце заходит нынче в пять, так что нужно поторапливаться. Не думаю, что на взлом двери уйдет много времени – я изучил дверь вдоль и поперек, такие мне уже доводилось ломать. Итак: взламываю квартиру, быстро опустошаю ее, хватаю все, что лежит в холодильнике и в заначках, и бегом возвращаюсь обратно. К сожалению, после вчерашнего саней у меня больше нет, так что придется напрячь все силы.
Пять минут пятого.
С трудом поднялся до четвертого этажа. Вломился без проблем, монтировка справилась – здесь без сюрпризов. Неожиданностью оказалась сама квартира – сказать по правде, я давно промышляю мародёрством, но такого еще не видывал. Первое, что бросается в глаза, это то, что ничего не бросается в глаза – внутри очень темно. Окна не зашторены, но с противоположной стороны они прикрыты какими-то непрозрачными панелями. Я собирался открыть одно из окон, чтоб попробовать наружную панель на ощупь, но все ручки были вывинчены из рам. Искать их не было времени. Лампы выкручены – патроны висят пустыми, розетки и выключатели раскурочены, из стен торчат оголенные провода. Неужели я не один? Но этого не может быть, уже прошло полтора года с тех пор, как… Короче, этого не может быть… Так или иначе, на сомнения не было ни секунды. Я подошел к стоявшему в углу холодильному шкафу и потянул на себя дверь. Мне в лицо ударил мерзкий запах тухлятины. Этот сукин сын выключен. К счастью, я не выложил из сумки резиновые перчатки. Одев их на руки, я подошел к одной из развороченных розеток и черканул друг о друга проводки. Значит, дело не в холодильнике. Во всем доме нет электричества.
Похоже, на моих планах поставлен крест. Вскрывать квартиры по соседству нет времени, но возвращаться без куска еды – самоубийство. В следующий раз я смогу выбраться только через тридцать три часа – ночка предстоит долгая. Я не робкого десятка, но по спине прошелся холодок. Если я обессилю, не смогу охотиться. Дома осталась только одна граната, и нет никакой гарантии, что она рабочая.
Как всегда, решение нужно принимать быстро. Будь что будет. Я хватаю сумку и, не снимая перчаток, выхожу прочь из квартиры. На улице уже сумерки, и снегопад не утихает. Быстрыми шагами спускаюсь по лестнице вниз, выбегаю во двор. Город утопает в сугробах. Солнце едва видно через пелену облаков. На стены домов ложатся длинные тени. Здесь даже воздух кажется серым и безжизненным. «Скоро проснутся вервольфы». Все темнее в глазах. Слышу скрип чьих-то шагов. Все темнее и темнее, и очень хочется спать.
— Тяни его внутрь… — последнее, что я слышу.
Первое впечатление от помещения, в котором я оказался – жуткая мерзлота. Изо рта валит пар. Вокруг темнота, я не могу ничего разглядеть. Только слышу странное постукивание где-то в дальнем углу. Я спрашиваю, есть ли кто, но мне никто не отвечает. И только сейчас я разглядел тонкую прослойку света у дальней стены. Мне хочется подойти, но я все еще не знаю, насколько это безопасно. В голове легкий гул, меня немного мутит. Поэтому для начала я просто сажусь на твердую поверхность, на которую меня приволокли. Мне тяжело быть полностью бдительным, и мне очевидно, что, если бы меня хотели убить, это уже было бы сделано.
— Зачем ты приходил? – раздается голос из темноты. Я вздрагиваю.
— Я? Куда? Кто вы?
Тонкая прослойка света у дальней стены гаснет. Мои глаза уже немного привыкли к темноте, и я могу разглядеть напротив себя высокий человеческий силуэт.
— Вы охотник или обычный тупой мародер? – спрашивает голос.
— Наверное, тупой, раз просмотрел тебя, хотя, если учесть, что во всем городе ни единой души…
— Души не единой, согласен, зато много тел. – перебивает голос вежливо, но твердо.
— Только не говорите, что вы ими брезгуете, — сказал я.
— Брезгую я? Нет совсем. Многие из них очень даже ничего. Иначе бы я не был человеком, и уж точно, не был бы мужчиной. – заметил силуэт, все еще сокрытый от меня метром густой темноты. У силуэта была интересная манера говорить – каждое предложение было монотонным, но значительным, и в конце каждого предложения ты почти физически – своим телом – чувствовал точку.
— Ты просто чертов призрак! — нервно выпалил я, сплюнув на пол, — Я здесь три гребаных года, мать твою, здесь нет ничего, кроме этих чертовых полуспящих полутрупов и вервольфов.
— Я похож на полутруп или на вервольфа? – спросил черный силуэт.
— Нет, — коротко бросил я, — Ты ни на что не похож, ты сгусток чернил на моих глазах, понял? Выйди! Или боишься?
Силуэт медленно придвинулся, выныривая мне навстречу из темноты, как из черного озера. Его глаза встретились с моими. Это действительно был человек, но его внешность пугала. У него было лицо ребенка, но глаза… То были глаза взрослого человека – осмысленные и нещадно потрепанные штормами трудной судьбы. Я когда-то слышал о таких особях… Их называли «белесые бесы» — ходили легенды, что у них иммунитет от «тьмы» и что они могут усыплять вервольфов. Белесый бес пристально всматривался в меня – неподвижным, почти окаменелым взглядом.
— Я ничего не боюсь, — прорычал бес с диковатой ухмылкой. Его лоб был наморщен, как затертая пальцами бумага. Кожа молочно-белого оттенка, на месте носа едва выделялись ноздри. На макушке можно было различить небольшой нарост, напоминающий шишку Будды на древних картинах. Не было ни рта, ни ушей. Только два больших черных глаза зияли, как черные дыры, втягивающие в себя все живое.
