Что так не вовремя явился:
«Простите, сэр, там музыканты
Берут на абордаж[2] «Секрет»,
Кричат, что все они таланты.
Так как: пустить их или нет?» —
«Пустите, Атвуд, их пустите!
И хорошенько угостите
Вином искристым и обедом.
Идите! Я за вами следом
Сейчас на палубу пойду,
Во всём порядок наведу».
Неплохо Циммер постарался:
Всего семь человек собрал,
Оркестрик маленький старался
И восхитительно играл.
Остался Грэй доволен очень
Тем, как оркестрик выступал:
Он музыкантам денег дал.
На протяжении всей ночи
У моря музыка звучала;
Волна прибрежная качала
Лениво на себе «Секрет»;
В разгаре был ночной банкет.
Вот шёлк погружен был на борт,
«Секрет» покинул лисский порт
И встал у устья Лилианы —
Лесной порожистой реки.
Давались диву моряки:
«Наш такелаж[3] весь без изъяна.
Зачем же паруса менять?!
Нет, этого нам не понять!»
Один Пантен не волновался:
Ему казалось, докопался
Он до причины той затеи
И прямо высказал всё Грэю:
«Я догадался, капитан,
Зачем приказ о смене дан
Ещё приличных парусов.
На протяжении часов
Вопросом этим задавался...»
Грэй как-то грустно улыбался,
Когда Пантен, как вор из банды,
Ему сказал про контрабанду:
«Меня ты просто удивляешь,
Пантен! С тобой не первый год
Работаем, а ты не знаешь:
Грэй контрабанду не берёт!
Цвет парусов мне нужен алый,
Чтобы любимая узнала
«Секрет» на подступах к Каперне.
Пантен, я счастлив так безмерно!
Меня так долго ждёт она!
Пока она мне не жена,
Но скоро станет непременно!
Настанут в жизни перемены!
Пора любви, земного рая!
От страсти порохом сгораю!
Меня счастливей в мире нет!
Вот алых парусов секрет!»
Лонгрен всю ночь ходил по морю
На утлой лодке по волнам.
«Как дальше жить на свете нам
Из-за проклятой нищеты?
Лонгрен, скажи, что можешь ты?» —
Так вёл он разговор с собою.
Минуя полосу прибоя,
На берег вытащил он лодку,
Пошёл домой; его походка
Была по-прежнему быстра,
А мысль как лезвие остра:
«Уйти надолго невозможно:
Оставить дочь — неосторожно.
К тому же буду тосковать,
Слезами море поливать».
Казалось, всех надежд крушенье
Скалой нависло... Только вот
Само собой пришло решенье:
«Ведь есть почтовый пароход!
Он между Лиссом и Кассетом
Проходит каждый божий день.
Как позабыть я мог об этом?!
Лонгрен, ты просто старый пень!
Да, я устроюсь на него!
Живём! Не страшно ничего!»
Ассоль увидела Лонгрена
И улыбнулась из окна;
Произошла в нём перемена,
Смеясь, заметила она,
Что меньше сделались морщины,
Что он во цвете лет мужчина
И что прошедшие года
В нём не оставили следа.
Лонгрен ей также улыбался,
Но он немного волновался:
А вдруг удача подведёт
И он работы не найдёт?
Он гнал свои дурные мысли,
Что над его челом повисли;
Они юлою завертелись
И на кусочки разлетелись.
Лонгрен заметил перемену,
Что в дочери произошла:
Она такой походкой шла,
Как прима[4] шествует на сцену,
Был блеск особенный в глазах
И недосказанность в улыбке.
«Мечта об алых парусах,
Наверное, была ошибкой.
Я думал — вырастет — забудет,
А вышло всё наоборот:
В ней ожиданье чуда будит
Больших страстей круговорот,
Чем дальше, тем сильнее верит,
Живёт в предчувствии любви.
Кто заблуждение умерит
И вразумит? Эх, si la vie[5].
Сам это сделать не могу!
Не пожелаю и врагу,
Как я, в сомнениях метаться,
Не сметь мечту её разбить
(Её так можно погубить)
И грустным мыслям предаваться
О том, что будет с ней без веры.
Я оптимист, dum spiro spero[6],
Но и в моей душе порой
Бывает грозовой настрой» —
Такие мысли как гангрена
Терзали бедного Лонгрена.
Ассоль по прежнему мечтала
О ярких алых парусах,
Как в детстве высоко летала
Она в далёких небесах.
С тех пор, как ей кольцо досталось,
Она душою расцвела,
Была уверена: осталось
Недолго ждать. Она жила
Мечтой о жизни предстоящей,
О страсти, сердце пепелящей,
О счастье до скончанья дней;
Любимый будет вместе с ней!
Чего ж ещё от жизни надо?!
Для чистых, преданных натур
В любви и счастье и отрада.
Таким же точно был Артур:
И он мечтал лишь о любимой,
Огонь любви неугасимо
Пылал в истерзанной груди,
Грэй ждал лишь счастья впереди.
Чумазый угольщик устал,
С повозкой чёрной рядом встал,
Чтобы спокойно покурить,
О том, о сём поговорить
С сапожником и мясником
(Давно он с ними был знаком).
Речь о правительстве зашла
И мирная беседа сразу
Почти что в драку перешла,
Как будто их покинул разум;
Правительство обматерить
В беседе походя приятно,
Министров важных костерить
И обложить десятикратно
Пытался каждый как умел,
Ругались просто виртуозно,
Руками потрясая грозно
Перекричать друзей хотел,
Конечно, каждый говорящий;
Дошло б до драки настоящей,
Но вдруг Ассоль к ним подошла,
Рукой махнула, улыбнулась —
И драка не произошла,
Друзья как ото сна очнулись.
«Привет, Ассоль! Как поживаешь?» —
С улыбкой угольщик спросил
И сигарету погасил.
Ассоль ответила: «Ты знаешь,
Пришла с тобою я проститься.
Ведь скоро уезжаю я
В чужие, дальние края!
И может всякое случиться:
Вдруг не увидимся мы снова» —
«Ещё не легче, право слово!
Ты уезжаешь?» — «Уезжаю!» —
«Скажи, куда?» — «Сама не знаю!
Ну что же, угольщик, прощай!» —
«Прощай! Но всё же навещай
Места родные иногда» —
«Я не прощаюсь навсегда», —
Рукой приветливо махнула
И, словно птица, упорхнула.
«Куда ж она теперь уедет?» —
Нахмурясь, угольщик спросил.
«Она, сдаётся мне, лишь бредит» —
Мясник сонливо пробасил.
Сказал сапожник: «Верно! Бредит!
И из Каперны не уедет.
Известно всем — она сама
Давно уже сошла с ума!»
[1] Ют [голл. hut] — мор. кормовая часть верхней палубы судна.
[2] Абордаж [фр. abordage] — тактический приём морского боя времён морского и парусного флотов, представляющий собой сцепку судов для рукопашной схватки.
[3] Такелаж [нем. takelage] — все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления парусами.
[4] Прима — ведущая актриса, звезда театральной труппы; в балете — прима-балерина.
[5] По-французски «такова жизнь».
[6] Dum spiro, spero лат. [дум спиро, спэро] — пока дышу, надеюсь (из Овидия).
