Конфеткин стоял в полутемной комнате, оклеенной бледно-розовыми обоями. Ни окон, ни двери в ней не было. Снаружи не доносилось ни звука. Мысли текли медленно, вяло.
– Кто я? Почему я здесь?
Он вытянул руки – руки могучего черного воина, дикаря, покрытые густым волосяным покровом! Из одежды на нем была одна лишь набедренная повязка. Его грудь бурно вздымалась под мощным дыханием. Зазвучали ритмичные звуки – звуки барабанов, в которые бьют негры, исполняя у костров свои ритуальные пляски, и он начал делать упругие движения, скользя по комнате.
Он исполнял танец воина. Тело бугрилось мышцами, и оно было очень легким и гибким. Он чувствовал в себе невероятную мощь, и дикое желание вырваться на волю из этого оклеенного бледно-розовыми обоями гроба!
Там, за стенами, светило солнце, жили люди! Почему же он должен оставаться в этом склепе?
Исполняя свой варварский танец, он совершал огромные прыжки, взмывал к потолку – и комната, чудесным образом удлинялась и опускалась, расширялась и сужалась в такт его движениям. Желая вырваться из этой гробницы, он начал яростно стучать кулаками по стенам, но его удары вязли в них, словно в тесте.
Он сел на пол, привалившись спиной к стене.
Неужели ему никогда не выбраться отсюда, не увидеть солнца, человеческих лиц? За что, за какие провинности он заключен в эту клеть?
Внезапно над потолком что-то заскрежетало, и сверху брызнул свет – казалось, кто-то невидимый сдвинул там, наверху, круглую крышку.
Он вскочил на ноги.
Его тело начало разряжаться, превращаясь в блестящую эфирную струю. В этой струе пульсировало его горячее сердце, сознание было живым и ясным. Он начал удлиняться, волоча за собой молочно-белый шлейф и испытывая при этом восхитительное, ни с чем не сравнимое, чувство полета. Черный воин стремительно понесся к кольцу света, и в его ушах засвистел ветер. Переносицу сковал легкий холодок, но это ощущение было приятным. Он вылетел из горловины амфоры, за пределы своей тюрьмы, в образе легкого пара, и стал разрастаться в размерах, наполняясь исполинской силой и отвагой.
Он чувствовал, что теперь ему подвластно все. Он может вершить любые дела, и ни в чем ему не будет препятствий!
Он опустился на землю и скрестил руки на груди – могучий всесильный джин. Вдали виделись горы, вокруг расстилался лес, и он стоял среди деревьев, возвышаясь над ними, словно над травой. Лес был испещрен множеством болот, речушек и озер. Серые облака клубились над его головой, и в одной из туч, словно в махонькое мутное оконце, смотрелось бледное холодное солнце.
Внизу, у его ног, стояла старуха в черном галифе, с треххвостой плетью в кулачке.
– Слушаюсь и повинуюсь, о, моя повелительница! – застучала в его сознании уже готовая фраза, но тут, неизвестно откуда, кралатой птицей влетел все тот же вопрос: – Кто я?
И словно бы открылся шлюз в небесах – с горних вершин на него хлынули тонкие, вибрирующие волны любви, и в его сердце явственно зазвенели слова:
– Ты – светлый воин! Семя могучего, древнего рода!
Его охватила бурная, ни с чем не сравнимая радость. Ни о каком повиновении этой ведьме теперь уже не могло быть и речи.
– Ну, что стоишь? – злобно выкрикнула госпожа Кривогорбатова. – Я – твоя повелительница! Поклонись мне! Отныне ты – мой раб.
– Нет, я не раб тебе,– ответил великан.
– А кто же ты? – вскричала злобная старуха. – Ты – мой джин, невольник! Ведь это Я освободила тебя из волшебной амфоры. И теперь ты обязан служить мне верой и правдой! Мне! Одной лишь только мне!
– Те-те-те! Да неужели? – насмешливо спросил Конфеткин, и старая ведьма поняла, что она узнана им.
– Ну, так отправляйся же тогда назад, в свою темницу! – в бешенстве заревела ведьма. – И сиди в ней до скончания веков, глупый щенок!
Она стала выкрикивать заклятия, и Конфеткин почувствовал, что его бьет озноб – он снова стал уменьшаться в размерах. Достигнув величины мышонка, Конфеткин взмыл под облака и, подхваченный неведомой силой, низринулся в волшебный сосуд. Крышка задвинулась за ним, и он вновь оказался в сиреневой полутьме.
Взбешенная ведьма схватила амфору, подошла к кривому дереву с большим овальным дуплом и пролезла в него. В темноте светились два желтых огонька.
– Тина,– негромко окликнула ведьма.
Раздался тонкий свистящий звук, и какое-то существо, похожее то ли на огромного слизняка, то ли на улитку, подползло к ее ногам. Из белесой головы у него отходило два длинных расходящихся усика.
– Отвези меня на Уровень Зет,– приказала старуха.
Она уселась на спину Тине, у самой ее головы, и та заскользила в какую-то нору, уходящую вниз.
Поначалу они двигались в полной темноте, петляя по причудливым извивам норы, спускаясь все ниже и ниже. Ведьма держала волшебную амфору под рукой, другой же она ухватилась за некое подобие уздечки. Нора то и дело разветвлялась, от нее отходили боковые лазы, большие и малые туннели, и вот уже в них, наконец, замерцал грязно-сизый, словно разлитая гуашь, свет. Временами они попадали в пещеры, населенные жителями подземного мира и, желая избежать встреч с ними, всякий раз сворачивали в какой-нибудь боковой ход. И все же уйти от столкновения с обитателями преисподней им так и не удалось. Случилось это в верхних слоях, на сравнительно небольшой глубине, где водилась всевозможная нечисть – пройдохи, воры, пьяницы и прочее отребье. Тина, со своей грозной наездницей на спине, выползла на одну из галерей, освещенную скупым сизым светом и двинулась к лазу, находящемуся метрах в тридцати. И тут из-за угла вывалилась шайка Глисты.
Подземный коридор был довольно высок и Глиста – тонкий, длинный и сутулый, в черных трусах, доходивших ему до колен, и в больших стоптанных сапогах – шагал впереди своего кодла, едва не касаясь головой потолка. В одной руке он держал плетеную корзину с цимбелем. Тело у него было белесым и скользким, как у глисты.
За предводителем двигалась разномастная полупьяная орда – уродливые карлики, ловеласы со свиными рылами, безобразные кокотки в рваном тряпье. Были тут и уже знакомые читателю Клеопатра, Одноглазый, Белиберда и Белла.
– Ого! – воскликнул Глиста, останавливаясь перед Тиной и ее страшной всадницей. – Глядите-ка, братцы, какая у нас гостья!
Пришельцев окружила пестрая шумливая толпа. Она разглядывала старую ведьму, сидевшую на неком подобии гусеницы, как нечто диковинное и далеко небезопасное.
– Кто это? – спросил Белиберда у мамки.
– Черная бабочка из бездн мрака,– сказала Клеопатра. – Держись от нее подальше, сынку. Она опасней гремучей змеи.
Одноглазый поднял палку с намерением ткнуть ею Тине в морду – но та так шикнула на него, что он мигом отпрянул.
– Ух, ты, бляха-муха! – воскликнул он с веселым смешком. – Не ндравится, падла!
Глиста взял из корзины несколько ягод и отправил их себе в рот. Он жевал их с тупым удовольствием. У него была бритая голова, с большими оттопыренными ушами, покрытая лишаем. Под выступающими надбровными дугами светились холодные раскосые глаза.
– Привет, старая задница,– сказал он ведьме. – Куда путь-дорогу держишь?
– Куда надо, туда и держу,– отрезала ведьма.
– А что это у тебя за кувшин?
– Тебе-то что?
– У тебя спрашивают – отвечай.
– На болоте нашла.
– А что в нем?
– Не знаю.
– Ладно, давай его сюда,– сказал Глиста, протягивая руку к волшебной амфоре. – Поглядим.
– Убери лапы, Глиста,– сказала ведьма.
– А то, что будет?
Разговаривая со старухой, он не прекращал жевать свой цимбель
– А то и будет. Это вещь Елизара! – пояснила ведьма. – Хочешь иметь дело с ним? – она протянула Глисте волшебную амфору. – Хорошо. На, бери! Но только потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Ее блеф удался.
– Ладно, ладно,– сказал Глиста. – Я в дела Елизара не лезу. Но ты тормознула моего парня, Горелого. Он пошел собирать для меня цимбель – а ты его тормознула. Нехорошо это.
– Не знаю, о чем ты,– сказала старуха, довольная тем, что разговор перешел на другую тему.
– Ладно, кончай треп, Ида. Ты на моей территории, и ты знаешь это. И ты тормознула моего бойца. За это придется ответить.
– Да откуда мне было знать, что он – твой боец? – возразила старуха.
– Но теперь-то ты это знаешь?
– И что?
– Так ты его тормознула?
– Допустим.
– И где он теперь?
– Понятия не имею. Мы с ним побазарили – и он свалил.
– Я вижу, ты так и не поняла меня, Ида,– начал втолковывать ей Глиста. – Я знаю, что Горелого повязали твои парни – Тюря и Форс. И я хочу знать, где он. Ты же сама видишь, братва только и ждет случая, чтобы повеселиться. Она нервничает, ей не по душе твои манеры… Так как, договоримся по доброму?
– О чем? – она разыгрывала из себя недотепу.
– Ну, ты и фря, Аидка! Ты что, в самом деле, такая тупая? Где мой боец, Горелый?
– Сидит на барже, что у Ведьмаков.
– Вот так-то лучше,– фыркнул Глиста. – Скажи своим чертякам, чтобы они его отпустили.
– Ладно, будь по-твоему,– сказала ведьма. – Тина, передашь Тюре и Форсу, что я велела отпустить этого урода. А теперь пропусти меня, Глиста. Нам ни к чему ссориться. У меня дело к Елизару, а он не любит ждать.
– Ладно. Считай, что на первый раз это сошло тебе с рук,– сказал Глиста и отправил в рот красную ягоду. – Но только больше так не делай, Ида. Никогда не делай так, старая ты задница,– он помахал пальцем перед носом старухи. – А не то и Елизар тебе не поможет. Пропустить их.
Кодло Глисты расступилось, старая ведьма, верхом на Тине, двинулась к боковому ответвлению подземной галереи. Достигнув бокового лаза, они стали просачиваться, словно черви в пористом сыре, все глубже и глубже в недра планеты. Им удалось избежать встреч с красными мутантами и другими обитателями более низких пластов. Наконец они добрались до круглого горизонтального ствола, пробитого в скале; в его конце брезжил слабый свет. Пройдя по стволу, они выползли на каменный карниз, прилепившийся к отвесной скале. Старая ведьма слезла с Тины и подошла к краю уступа.
Внизу расстилалась долина, и за нею тянулась горная цепь. На одной из дальних вершин лежало озеро, и с него низвергался водопад, превращаясь в бурную реку, убегающую в необозримую даль. На ее берегах раскинулся город. С правой руки блестело море, и над ним горело мутное косматое солнце. От реки по направлению к морю тянулся канал – но воды в нем не было, и он был прорыт лишь на одну треть длины. С высоты каменного уступа было видно, как на канале, словно муравьи, копошатся чьи-то фигурки.
Ведьма повернулась к Тине:
– Ты свободна.
Госпожа Кривогорбатова подождала, пока Тина скроется в норе. Затем она поставила волшебную амфору на край уступа, взмахнула руками и превратилась в черный трепещущий круг, на котором хищно змеился тонкий рисунок. Круг взмыл над карнизом, его края вытянулись, словно руки, подхватили волшебную амфору и заскользили над долиной – за реку, к горному хребту.
ПРОДОЛЖЕНИЕ 14
Продолжение на сайте "Планета Писателей"
