Малыш
Длинная очередь вереницей тянулась вперёд. Его выбирали. Подходили, трогали, смотрели. Улыбались, трепали за щёки . Он устал от них, но позади дверь закрыли и нужно было ждать. Пока его выберут и уведут жить.
Рядом за большим письменным столом сидел угрюмый мужчина, неопределенного возраста, и протоколировал всё и всех, кто подходил к Малышу. Он равнодушно задавал вопросы, не поднимая глаз от бумаг, и сухо выводил чёрные линии.
Малыш смиренно стоял, пока лица перед ним менялись. Такие разные, но одинаковые, глаза, улыбки, жесты. А потом он вдруг подумал, а чего это выбирают ОНИ? Это он пришёл к ним, а не они к нему. Он радостно подскочил и побежал вдоль очереди. Ой, да, тут так не принято. Вести себя нужно совсем по-другому. Совсем никак. Помалкивать и ждать.
Очередь осуждающе запричитала. Мужчина за письменным столом отложил ручку и опустил очки на переносицу. А где-то совсем рядом вдруг раздалось робкое хихиканье. Малыш притормозил. Заулыбался и с размаху уткнулся в плечо. Засопел. Плечо было костлявым и неуютным, так казалось владельцу того самого плеча. Как можно на него опираться? Оно не мягкое совсем, не по размеру. Но Малыш со всех предоставленных вариантов взял да и выбрал именно его. Худое, костлявое плечо. Оно было последним в очереди. Неуверенным, и если бы Малыш не был таким настойчивым, они бы не встретились. Полногрудая и пышная женщина запротестовала. Она могла и обогреть, и накормить, и приласкать. Костлявое плечо стеснительно сжалось. А Малыш ещё больше вжался носом в колючую ключицу, и из-под лба посмотрел в хитрые узкие глаза. Плечи у неё теплые и пышные, а глаза холодные. Не нужен он ей. Как и она ему. Другая женщина предложила мягкую подушку, голубую, как море, и уютную. Малыш лишь покосился на красивый предмет без души и ещё сильнее зарылся в плечо. Угловатое, костлявое, оно грело, как огонь. И мягкое было, до беспредела. Малыш вздохнул и засопел. А плечо боялось пошевелиться. Острое, и такое совсем неудобное. Малыш заулыбался во сне. И прижался сильнее. И плечо обмякло. Хоть и костлявое, но родное. До беспредела. И мягкое. И круто, что у него теперь есть такой Малыш, который видит сердцем. И не проведёшь. Малыш посапывал на уверенном плече. И так его и унесли, вдоль притихшей очереди. В открытую дверь. Жить. Вместе.
Мужчина за письменным столом закрыл книгу и заулыбался. Над дверью загорелась табличка «Следующий». Он снова надел равнодушие на лицо и отворил дверь. Первый их выбор — и им решить выбирать, или быть выбранными.
Запись Малыш впервые появилась Собиратель звезд.
Малыш
Длинная очередь вереницей тянулась вперёд. Его выбирали. Подходили, трогали, смотрели. Улыбались, трепали за щёки . Он устал от них, но позади дверь закрыли и нужно было ждать. Пока его выберут и уведут жить.
Рядом за большим письменным столом сидел угрюмый мужчина, неопределенного возраста, и протоколировал всё и всех, кто подходил к Малышу. Он равнодушно задавал вопросы, не поднимая глаз от бумаг, и сухо выводил чёрные линии.
Малыш смиренно стоял, пока лица перед ним менялись. Такие разные, но одинаковые, глаза, улыбки, жесты. А потом он вдруг подумал, а чего это выбирают ОНИ? Это он пришёл к ним, а не они к нему. Он радостно подскочил и побежал вдоль очереди. Ой, да, тут так не принято. Вести себя нужно совсем по-другому. Совсем никак. Помалкивать и ждать.
Очередь осуждающе запричитала. Мужчина за письменным столом отложил ручку и опустил очки на переносицу. А где-то совсем рядом вдруг раздалось робкое хихиканье. Малыш притормозил. Заулыбался и с размаху уткнулся в плечо. Засопел. Плечо было костлявым и неуютным, так казалось владельцу того самого плеча. Как можно на него опираться? Оно не мягкое совсем, не по размеру. Но Малыш со всех предоставленных вариантов взял да и выбрал именно его. Худое, костлявое плечо. Оно было последним в очереди. Неуверенным, и если бы Малыш не был таким настойчивым, они бы не встретились. Полногрудая и пышная женщина запротестовала. Она могла и обогреть, и накормить, и приласкать. Костлявое плечо стеснительно сжалось. А Малыш ещё больше вжался носом в колючую ключицу, и из-под лба посмотрел в хитрые узкие глаза. Плечи у неё теплые и пышные, а глаза холодные. Не нужен он ей. Как и она ему. Другая женщина предложила мягкую подушку, голубую, как море, и уютную. Малыш лишь покосился на красивый предмет без души и ещё сильнее зарылся в плечо. Угловатое, костлявое, оно грело, как огонь. И мягкое было, до беспредела. Малыш вздохнул и засопел. А плечо боялось пошевелиться. Острое, и такое совсем неудобное. Малыш заулыбался во сне. И прижался сильнее. И плечо обмякло. Хоть и костлявое, но родное. До беспредела. И мягкое. И круто, что у него теперь есть такой Малыш, который видит сердцем. И не проведёшь. Малыш посапывал на уверенном плече. И так его и унесли, вдоль притихшей очереди. В открытую дверь. Жить. Вместе.
Мужчина за письменным столом закрыл книгу и заулыбался. Над дверью загорелась табличка «Следующий». Он снова надел равнодушие на лицо и отворил дверь. Первый их выбор — и им решить выбирать, или быть выбранными.
Запись Малыш впервые появилась Собиратель звезд.
Малыш
Длинная очередь вереницей тянулась вперёд. Его выбирали. Подходили, трогали, смотрели. Улыбались, трепали за щёки . Он устал от них, но позади дверь закрыли и нужно было ждать. Пока его выберут и уведут жить.
Рядом за большим письменным столом сидел угрюмый мужчина, неопределенного возраста, и протоколировал всё и всех, кто подходил к Малышу. Он равнодушно задавал вопросы, не поднимая глаз от бумаг, и сухо выводил чёрные линии.
Малыш смиренно стоял, пока лица перед ним менялись. Такие разные, но одинаковые, глаза, улыбки, жесты. А потом он вдруг подумал, а чего это выбирают ОНИ? Это он пришёл к ним, а не они к нему. Он радостно подскочил и побежал вдоль очереди. Ой, да, тут так не принято. Вести себя нужно совсем по-другому. Совсем никак. Помалкивать и ждать.
Очередь осуждающе запричитала. Мужчина за письменным столом отложил ручку и опустил очки на переносицу. А где-то совсем рядом вдруг раздалось робкое хихиканье. Малыш притормозил. Заулыбался и с размаху уткнулся в плечо. Засопел. Плечо было костлявым и неуютным, так казалось владельцу того самого плеча. Как можно на него опираться? Оно не мягкое совсем, не по размеру. Но Малыш со всех предоставленных вариантов взял да и выбрал именно его. Худое, костлявое плечо. Оно было последним в очереди. Неуверенным, и если бы Малыш не был таким настойчивым, они бы не встретились. Полногрудая и пышная женщина запротестовала. Она могла и обогреть, и накормить, и приласкать. Костлявое плечо стеснительно сжалось. А Малыш ещё больше вжался носом в колючую ключицу, и из-под лба посмотрел в хитрые узкие глаза. Плечи у неё теплые и пышные, а глаза холодные. Не нужен он ей. Как и она ему. Другая женщина предложила мягкую подушку, голубую, как море, и уютную. Малыш лишь покосился на красивый предмет без души и ещё сильнее зарылся в плечо. Угловатое, костлявое, оно грело, как огонь. И мягкое было, до беспредела. Малыш вздохнул и засопел. А плечо боялось пошевелиться. Острое, и такое совсем неудобное. Малыш заулыбался во сне. И прижался сильнее. И плечо обмякло. Хоть и костлявое, но родное. До беспредела. И мягкое. И круто, что у него теперь есть такой Малыш, который видит сердцем. И не проведёшь. Малыш посапывал на уверенном плече. И так его и унесли, вдоль притихшей очереди. В открытую дверь. Жить. Вместе.
Мужчина за письменным столом закрыл книгу и заулыбался. Над дверью загорелась табличка «Следующий». Он снова надел равнодушие на лицо и отворил дверь. Первый их выбор — и им решить выбирать, или быть выбранными.
Запись Малыш впервые появилась Собиратель звезд.
Каждый день выбирать живое
— Что же, — говорит, — садись, рассказывай, что ты к этому времени смог, что сделал.
Все твои обещания у меня прошрамированы на коже — вот ты даешь слово всегда следовать своему сердцу, вот — принимаешь решение не ранить других по неосторожности или умыслу. Вот — помнишь? — обещаешь помнить важное, не отступать от смысла.
Да, я знаю, у тебя проекты и встречи — слишком много дел, чтоб держать в голове запах липы или улицы на рассвете, давать названия маленьким, почти незаметным звездам, дружить с городом — переписываться с ним на стенах и на песке, выселить тоску из своего нутра, в дом принести новую музыку, тепла и осенних чуд.
Я понимаю, ты слишком занят, чтоб находить время на это все.
Он ведет со мной разговор не первый год — сколько вообще себя помню здесь.
Только в этот раз мне есть, что ответить:
— Это было в прошлом, сейчас — смотри. Я вырастил сад из нежности и любви, я нашел свободу в очень простых вещах — каждый день выбирать живое.
Да, пока не знаю, куда иду, но внутри все приборы настроены на ту самую частоту, только и остается, что не теряться в шуме, не идти на бесконечные компромиссы с самим собой.
И еще — слушать сердце, музыку и прибой.
Запись Каждый день выбирать живое впервые появилась Собиратель звезд.
Состояние «мы» целительно само по себе
— Самая деструктивная психическая манипуляция любых учений, философий, религий и психологических школ состоит в том, чтобы подсадить человека на саморефлексивность (то есть, по тем или иным критериям, якобы «я — невосершенный», «я — виноват», «я — говно», «моя природа повреждена») а затем торговать противоядием в виде очередной концепции или духовной практики.
Другое дело — живое человеческое общение, интерес, притяжение… Видишь — человек гармоничный, ему с самим собой хорошо. Пришел — посидел рядышком, сонастроился, побыли вместе, попили чайку, поговорили от сердца к сердцу…
Никто не лучше другого, никто не хуже. Просто каждый из нас проживает что-то свое, делимся друг с другом без масок и игр в то, что кто-то особенный, а кто-то ущербный…
Способность обретать «мы» состояние целительно само по себе. И это естественный путь, для которого не нужна никакая концептуальная база или особые «тайные знания».
Игумен Евмений
(из личной переписки автора)
Запись Состояние «мы» целительно само по себе впервые появилась Собиратель звезд.
Состояние «мы» целительно само по себе
— Самая деструктивная психическая манипуляция любых учений, философий, религий и психологических школ состоит в том, чтобы подсадить человека на саморефлексивность (то есть, по тем или иным критериям, якобы «я — невосершенный», «я — виноват», «я — говно», «моя природа повреждена») а затем торговать противоядием в виде очередной концепции или духовной практики.
Другое дело — живое человеческое общение, интерес, притяжение… Видишь — человек гармоничный, ему с самим собой хорошо. Пришел — посидел рядышком, сонастроился, побыли вместе, попили чайку, поговорили от сердца к сердцу…
Никто не лучше другого, никто не хуже. Просто каждый из нас проживает что-то свое, делимся друг с другом без масок и игр в то, что кто-то особенный, а кто-то ущербный…
Способность обретать «мы» состояние целительно само по себе. И это естественный путь, для которого не нужна никакая концептуальная база или особые «тайные знания».
Игумен Евмений
(из личной переписки автора)
Запись Состояние «мы» целительно само по себе впервые появилась Собиратель звезд.
Разморозка
Одно из самых любимых моих наблюдений — это тонкий процесс того, как люди, привыкшие к вечной мерзлоте семейного, или любого другого отчуждения, начинают оттаивать…
Оттаять — это перестать нещадно эксплуатировать механизмы защиты, которые помещают самые уязвимые эмоциональные материи в прочную броню молчания о главном…
Люди, даже дети, быстро овладевают этим грустным искусством, в котором говорят обо всём, кроме того, что бесперебойно саднит в груди…
Кто-то становится едким и саркастичным…
Кто-то — обречённо отстранённым…
Кто-то — арктически холодным…
Это может длиться долго…
Очень-очень долго…
А потом случается что-то…
Или кто-то…
И вдруг оказывается, что нет никакого приговора провести всю жизнь в своём личном ледяном каземате…
Нет необходимости пожизненно ждать, когда, наконец, полюбят, оценят, прекратят пользоваться, предавать, критиковать…
Нет больше потребности в людях, для которых ты был или штатной жертвой, или удобной обслугой, или ещё кем угодно, кроме близкого, принятого, и необходимого человека…
Начинается внутренняя весна, отпускающая на уже нечаянную свободу…
Если б знали вы, друзья мои, как люблю я смотреть в эти лица…
Стремительно меняющиеся…
Ещё не до конца уверенные в том, что и им полагается быть счастливыми…
Но уже окончательно и бесповоротно убеждённые в том, что ни за что нельзя расплачиваться своим собственным достоинством…
Эффект разморозки не меняет людей…
Он возвращает им самих себя…
И разве что-то может быть ценнее этого?…
Лиля Град
Запись Разморозка впервые появилась Собиратель звезд.
У моей любви две пары глаз
У моей любви две пары глаз — одна, чтоб видеть тебя, как ты собираешься, расчесываешь волосы, прыгаешь на одной ноге, надевая носок. Вторая — чтоб смотреть вглубь: я хочу знать, что тебя расстравивает и сразиться с этим, знать, что вызывает у тебя чувство жизни, причастности к происходящему — и воссоздавать это столько раз, сколько будет необходимо.
У моей любви два рта — один, чтобы целовать тебя, второй — чтоб рассказывать тебе о тебе самой и о мире. Стоит мне увидеть что-то красивое, или необычное — облако, похожее на щенка, ракушку возле лужи посреди улицы, гнездо из шарфа, вязаную птицу у девушки на плече — уже знаю, как буду тебе говорить об этом, а ты слушать со смесью удивления и недоверия: “Ты будто магнит для таких странных и прекрасных случайностей”. Ха. Словно иначе мы бы встретились.
Кожа у моей любви тонкая-тонкая: каждое слово твое способно оставить на ней отпечаток, протянуться царапиной он живота, через ребра и до ключиц. А может, наоборот, убрать рубцы, которым множество лет, разгладить шрамы.
И только сердце у моей любви одно, несоизмеримо большое: в нем с легкостью помещаешься ты, город, столкнувший нас лбами, горы, в которых ночует солнце и рождается снег.
Приходи. От звуков твоих шагов в моем сердце включается свет.
Запись У моей любви две пары глаз впервые появилась Собиратель звезд.
У моей любви две пары глаз
У моей любви две пары глаз — одна, чтоб видеть тебя, как ты собираешься, расчесываешь волосы, прыгаешь на одной ноге, надевая носок. Вторая — чтоб смотреть вглубь: я хочу знать, что тебя расстравивает и сразиться с этим, знать, что вызывает у тебя чувство жизни, причастности к происходящему — и воссоздавать это столько раз, сколько будет необходимо.
У моей любви два рта — один, чтобы целовать тебя, второй — чтоб рассказывать тебе о тебе самой и о мире. Стоит мне увидеть что-то красивое, или необычное — облако, похожее на щенка, ракушку возле лужи посреди улицы, гнездо из шарфа, вязаную птицу у девушки на плече — уже знаю, как буду тебе говорить об этом, а ты слушать со смесью удивления и недоверия: “Ты будто магнит для таких странных и прекрасных случайностей”. Ха. Словно иначе мы бы встретились.
Кожа у моей любви тонкая-тонкая: каждое слово твое способно оставить на ней отпечаток, протянуться царапиной он живота, через ребра и до ключиц. А может, наоборот, убрать рубцы, которым множество лет, разгладить шрамы.
И только сердце у моей любви одно, несоизмеримо большое: в нем с легкостью помещаешься ты, город, столкнувший нас лбами, горы, в которых ночует солнце и рождается снег.
Приходи. От звуков твоих шагов в моем сердце включается свет.
Запись У моей любви две пары глаз впервые появилась Собиратель звезд.
Есть такие люди, иногда далекие, но всегда бесконечно близкие нам
Есть люди, которым мы желаем спокойной ночи, даже если они нас не слышат…
Есть люди, о которых мы думаем, едва лишь открываем утром свои глаза… Они не рядом, но в то же время, всегда с нами, в самом Сердце.
Есть такие улыбки, которые мы дарим только им, надеясь что внутренний свет, который мы им посылаем, дойдёт до их Души.
Есть такие люди, иногда далекие, но всегда бесконечно близкие нам, которых нам ужасно хочется обнять в данную минуту.
О них мы думаем весь день, забираем их с собой в дальние города и страны.
О них мы молимся и переживаем. По ним мы очень скучаем.
И какой бы океан молчания и недопонимания ни разделял нас, мы всегда готовы услышать их тёплое и такое родное «ПРИВЕТ»…
Алина Ермолаева
Запись Есть такие люди, иногда далекие, но всегда бесконечно близкие нам впервые появилась Собиратель звезд.
