Поговорим о будущем?
Кокосы. Дело всегда в чёртовых кокосах. Когда несколько дней назад что-то больно ударило по голове — это был кокос. Когда Ян попытался сломать его, чтобы выпить молока, бесполезный плод напрочь отказался поддаться на манипуляции и упрямо остался твёрд, как камень, о который его безрезультатно пытались расколоть. Вот и сейчас, когда голод снова настиг его, а поблизости, как и ожидалось, не обнаружилось ни единого ларька с мороженым или хотя бы напитками, одни только кокосы дразнили бедолагу с высоты неприступной пальмы. Залезть на дерево не представлялось возможным, и Ян злился на эти большие питательные кокосы так, как уже давно ни на кого не злился. “Кокосы — это зло,” — бубнил себе под нос мужчина, ковыряясь ногой в нагретом солнцем песке и проклиная своё нежелание искать магазин. Оставалось лишь винить во всех бедах эти злобные коричневые шарики. Если хорошо подумать, наверное, они не виноваты. Возможно, они даже могли бы быть хорошими, не бить приличных людей по голове, легко раскалываться и не расти так высоко, что ни один достойный гражданин не сможет до них добраться. Но Ян уже давно перестал мыслить в сослагательном наклонении. Ясно было одно. Если произошло что-то плохое, — а что-то плохое происходило в последнее время с завидной регулярностью, — Ян знал наверняка: виноваты кокосы.
Солнце ещё стояло высоко, но день уже перевалил за свой экватор и медленно готовился к завершению. Ян не знал точного времени: счастливые часов не наблюдают; а ещё иногда часы уплывают от счастливых, нагло украденные особенно буйной волной. Но Ян знал, что уже совсем скоро небосвод окрасится оранжевыми, затем багряными, а затем и вовсе сине-чёрными оттенками, и тогда пляж станет прохладным, и захочется поскорее попасть домой, включить настольную лампу, устроиться в мягком кресле с книгой и чашкой чая с молоком и одним ухом улавливать звуки радио, которое Ханна всегда слушала по вечерам.
— Ты в курсе, что радио — это прошлый век, дружище?
Ян окинул друга скептическим взглядом. Джерри имел поразительную способность угадывать, о чём думает его собеседник. За все эти долгие недели, проведённые за беседами на пляже, он всегда знал, о чём захочет поговорить Ян, и всегда отвечал именно то, что Ян ожидал услышать. Наверное, так сказывались долгие годы дружбы, думал молодой человек, растягиваясь на земле рядом со своим товарищем. Песок приятно грел кожу даже сквозь старенькие потёртые шорты, в воздухе пахло солью и морской травой, а плавно набегающие волны зеленовато-синего моря то и дело норовили дотянуться до пальцев ног. Вокруг ни души.
— Я в курсе, Джерри, — отвечал Ян другу детства. — Но ты знаешь, что я не слишком-то люблю все эти новшества. Когда-нибудь подросшие соседские дети меня всему обучат. Хотя, боюсь, меня уже не будут интересовать технологии. Я стану старым, Джерри, старым и морщинистым. У меня будут радикулит и подагра, а Ханна научится вязать и будет пахнуть мылом и тёртой морковью.
— А чем запах тёртой моркови отличается от запаха целой моркови?
— Тёртой пахнут только те, кто её трёт уже много лет. Старушки, кулинары и те, кто просто с детства любит тёртую морковь.
— Да ты философ! — в сердцах воскликнул Джерри, хлопая друга по плечу. — Такой потенциал растрачиваешь, сидя здесь, бездельничая целыми днями. Ты посмотри, во что ты превратился!
Ян критически оглядел своё туловище. Да, немного поистрепались бежевые походные шорты, слегка помялась и запачкалась некогда яркая гавайская рубашка (надо будет попросить Ханну её постирать), но в целом, ни во что такое ужасное он вовсе не превратился! А если и превратился — во всём виноваты кокосы, эти ехидные твари.
— На самом деле, ты молодец. Ты много работал. Теперь ты заслужил отдых, — рассуждал Джерри, доставая из кармана жилета коробок спичек и пачку “Честерфилд” с одиноко болтающейся внутри последней сигаретой.
— Может, я и не хотел отдыхать. Мне нравилось работать, — возразил Ян. — А сейчас вот сижу тут с тобой, и всё как-то потеряло смысл.
— Тебя вдруг не устраивает моя компания? Сам виноват, что притащил меня сюда. Скучно ему одному было, понимаете ли. Я могу и уйти.
— Не уходи. С тобой как-то лучше.
И оба на несколько минут притихли, рассматривая линию горизонта.
— Есть хочется, — подал голос Джерри.
— Вон там кокосы висят, — отрикошетил Ян.
Прошло ещё несколько минут, наполненных лишь звуком прибоя и острым табачным запахом.
— Я не курил с тех пор, как пришёл сюда, — Ян прикрыл глаза и с удовольствием вдохнул серые ниточки дыма. — Почему ты взял с собой сигареты, а я нет? Я бы сейчас почку продал за затяжку.
— Извини, кончились, — Джерри вдавил окурок в песок. — Сдалась мне твоя почка. Своих хватает. — Он придвинулся к воде и зачерпнул немного, сполоснул лицо, улёгся обратно и сладко потянулся. — Что там ещё ты планируешь на старость?
Ян знал, что его выслушают, даже если он будет говорить час или всю ночь, и знал, что у них есть всё время на свете, чтобы дать волю фантазии или же расписать планы на целую жизнь. Ханна, конечно, будет волноваться, но он часто задерживался на пляже, рассуждая со старым приятелем о жизни, поэтому не было причин торопиться и в этот необыкновенно тёплый для этой местности вечер. Уже почти стемнело, а воздух всё ещё не налился знакомой прохладой, как это обычно бывало в предзакатные часы. Это странно, думал Ян, по привычке накидывая на плечи джинсовую куртку. Джерри пристально смотрел на него. В животе заурчало.
— Глупо, наверное, но мне хочется думать, что мы будем здесь всю жизнь. В Южной Каролине. Это настоящий Рай на Земле.
— Ты так думаешь, потому что больше нигде не был, — возразил Джерри. — Но какие твои годы, побываешь ещё. Объедешь весь мир.
— Я механик, а не рок-звезда. И даже не журналист. На кой мне весь мир?
— Чем больше стран посмотришь, тем больше жизней проживёшь. Когда я вернулся из Индии…
— ..ты чувствовал, будто заново родился. Джерри, если бы мне давали доллар каждый раз, когда я слышал эту фразу…
— Ты всё равно был бы бедным. Потому что ты никогда не умел правильно тратить деньги.
— Зачем мне уметь правильно тратить деньги, когда мне ещё тридцати нет? Главное, чтобы Ханне всего хватало, — Ян провёл рукой по длинным волосам. — Может быть, когда-нибудь мы выберемся. На пару недель. В Норвегию. Куплю себе клык волка, на шею повешу.
— Судя по всему, ты и после тридцати не научишься правильно тратить деньги, — язвительно вставил Джерри.
Солнце уже полностью скрылось, чтобы вынырнуть с другой стороны планеты. Ян отчаянно жаждал курить, пить и увидеть Ханну. Но и бросать Джерри , явно расположенного к интересной беседе, не хотелось. Никто больше не умел так скрасить одинокие бездейственные дни. Никто не мог стимулировать воображение так, как это делал он. Казалось, один Джерри на всём белом свете был способен составить достойную компанию. Он задавал именно те вопросы, на которые хотел ответить Ян, и отвечал именно то, что Яну было необходимо услышать.
— Думаешь, ты проведёшь с Ханной всю жизнь?
— Знаю. Знаю, что я не выдержу никакую другую женщину, и ни одна другая женщина не выдержит меня.
— А ведь она никому не понравилась — ни твоей маме, ни друзьям.
— Ты лучше других знаешь, что мало есть таких вещей, которым можно дать объективную оценку, — Ян на мгновение задумался, затем стянул с себя куртку. — Вот, к примеру, ощущения. Ты никогда не замечал, что иногда на улице холодно, а тебе по какой-то причине тепло? Люди идут навстречу и кутаются в шарфы, а ты возвращаешься домой после первого свидания, и тебе прямо-таки душно, и ты, наоборот, расстёгиваешься и радуешься ледяному ветру. Или же на улице тепло, а ты почему-то мёрзнешь. Особенно, если долго сидел на одном месте. Далеко не всегда наши личные ощущения совпадают с логикой или оценкой большинства. Прости, конечно, за неуместные сравнения.
— Нет-нет, мне интересно. Продолжай.
— Я знаю, почему Ханна им не нравится, и знаю, что поделать здесь ничего нельзя. Но через лет десять, может, двадцать, или тридцать, она приживётся. Просто однажды мы с ней проснёмся в воскресный день ближе к полудню, и к нам в гости заглянут мама и Софи и Ким. Принесут восточные сладости, и мы сядем пить чай и слушать по радио Миллера. И мама скажет Ханне, что у неё прелестный кардиган, а Ханна улыбнётся и добавит маме кипятка в чашку. А Ким всё будет смеяться над моими новыми круглыми очками и называть меня Ленноном.
— А эти очки тебе совсем не идут… — сказал вдруг Джерри.
— Я ведь ещё их даже не примерял!
Ян сделал глубокий вдох и тут же закашлялся. Ветер поднимал в воздух редкие песчинки и транспортировал их в глаза, нос и лёгкие. Где-то за спиной постукивали друг о друга кокосы. Волны почерневшего моря создавали шум, похожий на помехи, которые бывают слышны в промежутках между радиостанциями. Ян подумал, какая забавная связь существует между радио и морем: и в том, и в другом есть волны. Сейчас звуки прибоя заменяли ему музыку и голоса радиоведущих. Значит, радиоволны — это те же морские волны. Ян был уверен, что этот термин объединяло что-то научное, но уже не мог вспомнить, что именно.
Усталость накатывала тоже волнами. На долю мига Яну показалось, что он услышал человеческий голос прямо над правым ухом, но, повернувшись, понял, что это всего лишь Джерри.
— Ты всегда хотел жить в таком вот месте, да?
— Да. Хочу перебраться поближе к пляжу, когда всё немного устаканится. Мы купим старенький хилый домик прямо вон там, — Ян кивнул в направлении зарослей неопределённого вида, через которые пролегала давно протоптанная тропинка. — И в нём мы и состаримся. Зачем нам вдвоём что-то большее?
— Рано тебе о старости думать…
— И каждый день мы будем приходить к воде и устраивать пикники. Будем играть в воллейбол один на один, мочить ноги и есть сэндвичи с огурцом… А когда Ханны не станет, я буду приходить сюда один, говорить сам с собой и ворчать что-то о кокосах.
— А как же я?
— Ты тоже будешь приходить. Но однажды ты уедешь и не вернёшься. И даже звонить не будешь.
— Я бы так никогда не поступил! — насупился Джерри.
— Все когда-то расстаются. И все когда-то остаются одни.
— Как хорошо, что мы живём не в твоём будущем, — заключил Джерри, прикрывая глаза и улыбаясь той загадочной полуулыбкой, которую Ян не видел больше ни у кого ни в жизни, ни в кино.
— Да. За настоящее! — Ян поднял воображаемый бокал.
За настоящее!
Мужчины замолчали. На небе сияла одинокая звезда.
— Джерри.
— Что, дружище?
— Мне страшно.
— А ты не бойся. Может, тебе стоит вздремнуть?
— Пожалуй.
— А когда ты проснёшься, беги скорее к Ханне и извинись за то, что задержался.
— Вот опять: ночь тёплая, а мне холодно…
Ночь ласково накрывала берег своим синим блестящим одеялом. Прибой тихонечко шумел, словно боясь разбудить редкого случайного прохожего. В нескольких шагах от кокосовой пальмы на всё ещё тёплом песке застыла одинокая фигура старика в старенькой гавайской рубашке и смешных круглых очках. В прозрачной темноте на его груди белел волчий клык. На километры вокруг простирался безлюдный пляж.
Не совсем о Волге!
В России протекает одна с самых могучих рек в мире. Ее длинна 3530км. (без же это Волга! Своими живописными берегами симпатия никого не оставит равнодушным, а особенно на севере: многовековые деревья, каменные берега и лад от которой можно порой сойти с ума. Для многих народов, живущих в соответствии с ее берегам Волга-это кормилица. Конечно не самочки река наполняет желудки людей, а рыба которая в ней живет. Рыбы в Волге быт не мало: сазан, лещ, стерлядь, судак, щука. Каждая местность имеет свою национальную реку писал Дюма. Россия имеет Волгу. Увидев ее и так бы однажды понимаешь, что это река великой державы.
А мой рассказ не совсем о Волге, мой рассказ о книжка, как из крошечных деталей строиться одно большое и необъятное.
Каждое летига я езжу к бабушке в деревню. В моей деревни нет водопровода, и местные население набирают воду из речки. Название у этой речки порядком смешно ,,Солонка,, Ее истоком служит старая, толстая вкопанная для 3,5 аршина трубу. С большим напором вода вылетает изо трубы и весело бежит по камням вниз. Часто случается сядешь на берегу этой речки и думаешь о жизни, строишь ожидание на будущие. Мне кажется эта река несет в себя огромную энергию которой можно зарядиться лишь кинув угол зрения на ее беззаботную и неспокойную как молодая девушка воду.
Наледь в этой реке имеет интересную особенность летом она такая фригидная, что даже зубам становиться неприятно, а зимой наоборот растворитель теплая и кажется вот обожжёшь себе язык. Все сие потому что вода течет из-под земли. Целое мы знаем, что летом под землей холодно, а в зимние жизнь все наоборот, и земля служит утеплителем и защищает от холода.
Сверху реке много бобровых платин. Проходя мимо них удивляешься размером сих сооружений. Сделанные из веток и глины платины служат бобрам все) сезон. Разве, что весной талая вода размывает ретраншемент их сооружение и тогда ободренные весенним солнцем речные строители (ещё занимаются строительством.
Ниже по течению платин становиться поменьше, а река становиться шире. Здесь на берегах много кустарника в нем гус гнездятся утки. Маленькие еще неокрепшие летать с мамой уткой получи и распишись поля собирать зерно они питаются там, где и родились бери речке. Ближе к берегу реки растет ряска еще мало-: неграмотный умеющие летать утята подплывают к ней как можно ближе и ищут в ней своими плоскими клювами насекомых. Ближе к осени утки ранее встают на крыло и кормятся на полях весь пятница и лишь вечером прилетают на речку заночевать.
Река с моей деревни если вы еще не забыли называется Солоница. Солонка одна из многих речушек Татарстана которые впадают в Казанку. В свою колонна Казанка впадает в Волгу. Так вот без маленьких и известных исключительно местным жителям родников и речек не было бы такого большого и необъятного точно Волга.
Чугунная свадьба
Полюха уже давно проснулась, однако не спешила вставать с постели. Она решила позволить себе поваляться в постели длиннее обычного, потому что сегодня был особенный день. Аккуратно шесть лет назад они с Геной поженились.
Слушая, якобы Гена гремит чем-то на кухне, Полина подумала, занятно, что он ей сегодня подарит? Наверняка опять какое-нибудь фероньера, кольцо или цепочку. Хоть бы выбрал подарок пооригинальней. И далеко не обязательно он должен быть дорогим. У нее уже сих цепочек с кольцами столько, что можно открывать свой старательный магазин. А ему она уже приготовила подарок — кожаную барсетку, которую возлюбленный все собирается купить, да никак не соберется. Работает директором в агенстве недвижимости, а барсетку расхватать себе не может.
Наконец Полина заставила себя вылезти с теплой постели и пошла на кухню, где Гена поджарил им яичницу с колбасой.
— Доброе утро, — сказала Лина.
— Доброе, — сказал Гена, ставя тарелки с завтраком в стол.
Завтрак проходил молча. И если во время еды Лина ни о чем таком не думала, то теперь, запивая Фавоний кофе, она почуяла неладное. Да нет, этого безлюдный (=малолюдный) может быть!
— Ген, а какое сегодня число? — чисто бы невзначай спросила она.
— Восемнадцатое, что ли, — ответил Гена, подле этом его лицо не выражало никаких эмоций. Опасения Полины были отнюдь не напрасными. Гена забыл, что сегодня за день. Так сказать, он помнил, что сегодня восемнадцатое ноября. Он маловыгодный помнил самого главного — сегодня шесть лет их совместной супружеской жизни.
У Полины навернулись рыдания на глаза. Как так, подумала она. Он никогда в жизни не забывал. Он даже помнит, когда у ее мамы период рождения, а тут …
— Поля, — прервал молчание Гена. В его глазах напоследок появился огонек и он хлопнул себя по лбу. — Словно я мог забыть.
Полина посмотрела на него с надеждой.
— Я а договаривался сегодня с братом поехать на рыбалку. Ты а не против?
Надежда как появилась, так и исчезла.
— Катись колбаской по малой спасской куда хочешь, — без злости, но с грустью в глазах ответила Поля.
— Поля, я не понимаю, — выражение лица Гены до конца соответствовало его словам. Он ничего не понимал. — Какими судьбами случилось?
— Ничего.
— Ну, хочешь, я не поеду на рыбалку.
— (само собой) разумеется нет, едь.
— Поля, ну я правда не понимаю… у тебя таковой вид… Может что-то купить? Тебе нужны шальные деньги? Ты скажи.
— Ничего мне не надо. Едь в свою рыбалку.
С этими словами Полина встала и ушла в спальню, оставив ни чер не понимающего мужа одного.
Гена и правда не понимал, будто происходит. Чем он не угодил Полине. Он ее любит, ни в нежели не отказывает, поводов для ревности не дает. Аюшки? с ней могло произойти? С этими мрачными мыслями он уехал получи и распишись рыбалку.
Когда Гена отъехал на машине от на родине, Полина оделась, взяла барсетку — подарок, который ее супруг и повелитель не заслужил, — вышла на улицу и без колебаний бросила
ее в худой контейнер. Вернувшись домой, она почувствовала себя одинокой. Возлюбленная так давно ни с кем не общалась, что у нее появилась водопотребность позвонить подруге, которую она давно не видела.
— Дааа, — выслушав трагедия Полины сказала подруга, которая была разведена вот поуже несколько лет. — Мужики они такие. Вот выше-…
Выслушав историю подруги, у которой бывший муж каждый конечный смотрел футбол в баре с друзьями и пил пиво, Полина позвонила опять-таки одной подруге.
— Ты бы слышала, как он храпит вот сне, — жаловалась вторая подруга, которая была замужем, в награда от первой. Но по ее тону было слышно, что-что замужество это на грани развода.
Полина позвонила третьей подруге. У праздник тоже была жизнь не сахар — ее черновичок ел борщ прямо из кастрюли.
Четвертой подруге трезвонить не имело смысла. Выслушав жизненный опыт подруг, какой-нибудь доказывал, что все мужики сволочи и им нельзя надеяться, у Полины больше сомнений не было. Решено. Если спирт не вспомнит, что сегодня за день, она подает получай развод.
Гена вернулся поздно. Стараясь не шуметь, дай вам не разбудить Полину, он разделся и пошел в душ. С подачи пятнадцать минут, когда он вышел из ванной, в
спальне горел сверкание. Он зашел. Полина сидела на кровати со сковородой в правой руке. Симпатия медленно встала и подошла к Гене.
— Поля, я… — начал было Гена, же Полина не дала ему договорить. Она кинулась ему сверху шею.
— Любимый… Я знала, я так и знала, что твоя милость вспомнишь, — быстро заговорила она. — И наконец-так это не цепочка или кольцо. Ты додумался почитать такой
оригинальный подарок: чугунную сковороду на чугунную свадьбу. Я люблю тебя!
— Твоя милость голодный? — спросила Полина после долгого поцелуя, тот или другой закрепил вернувшуюся гармонию в семью.
— Очень, — ответил Гена, с любовью глядючи в Полины глаза.
— Знаешь что, я на минутку выйду, а тогда разогрею ужин.
— Хорошо, любимая.
Когда Полина побежала получи мусорку искать барсетку, Гена второй раз за сочельник хлопнул себя по лбу и набрал номер брата.
— Связи), — услышал он сонный голос в трубке.
— Миш, исполать тебе большое, брат.
— За что? Ген, ты почто, пьяный?
— Нет, ты же знаешь, я не пью. Благодарение тебе, брат, за сковородку, которую ты купил Маринке и забыл у меня в машине.
