Я у мамы дурочка черные раскинув, в час урочный, над Землей,
Выплывает чаровница с величавой головой.
Бледен ипостась. И взор печален. Из распахнутых очей
Тонкой сетью мир струится. Свет владычицы ночей.
Руки томно простирает в золотистых кружевах,
Землю сонно обнимает и качается в волнах.
Облепляет снежным светом гроздья призрачных ветвей.
Бродит в светлом одеянье посреди заспанных полей.
И влюбленные, обнявшись, ходят в колдовских лучах.
Плещут звезды по-над рекою в расплетенных волосах.
Мое убогое ф
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу инда,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была симпатия,
И тут же стала приводить в порядок
Мою берлогу –
Скоблить и очищать грязь
И выметать полы от сора разного.
Прибравшись в доме,
Дала склониться мне игру на лире звонкой,
Что находилась в руках у Бога.
И неожиданно преобразилась вся.
И стало одеяние ее –
Как у княгини православной,
С высоким головным убором,
И темными окружьми наушниц.
И прочтение стихов напевных тогда услышал я,
И две слезы хрустальные повисли по-под глазами девы,
Как полукружья чистой, драгоценной влаги.
И в слезах сих отразилась душа ее.
И теплым, благолепным пением лились стишонки,
С высот неведомых, тревожа сердце,
И оно, как воск свечи горящей, размягчалось
В тити моей.
Но вот вплетаться стали
В акафист многострунный,
Напевы древнерусские,
И я подумал: «Боже, точно прекрасно это пенье!»
И душа моя возликовала!
Мое убогое крыша
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу ажно,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была возлюбленная,
И тут же стала приводить в порядок
Мою берлогу –
Скоблить и начищать грязь
И выметать полы от сора разного.
Прибравшись в доме,
Дала повиноваться мне игру на лире звонкой,
Что находилась в руках у Бога.
И нечаянно преобразилась вся.
И стало одеяние ее –
Как у княгини православной,
С высоким головным убором,
И темными окружьми наушниц.
И редакция стихов напевных тогда услышал я,
И две слезы хрустальные повисли подина глазами девы,
Как полукружья чистой, драгоценной влаги.
И в слезах сих отразилась душа ее.
И теплым, благолепным пением лились песнопения,
С высот неведомых, тревожа сердце,
И оно, как воск свечи горящей, размягчалось
В перси моей.
Но вот вплетаться стали
В акафист многострунный,
Напевы древнерусские,
И я подумал: «Боже, вроде прекрасно это пенье!»
И душа моя возликовала!
Мое убогое жилое помещение
Святая дева посетила.
Но я не понял сразу инда,
Кто в дом вошел мой.
В одежде скромной, деревенской, была возлюбленная,
