Мусорщик
Мусорщик
В очередной раз мы в Египте. В шутку Хургада уже обрела статус Всероссийского курорта. Море, солнце, песок, да еще и сервис в придачу. Что еще может быть доступней россиянину?
Солнце уже начало медленно сползать к морю, жар значительно уменьшился. На пляже появились отельные мусорщики. Молодые ребята в перчатках и с пластиковыми мешками в руках бодро и по-деловому очищали глиняные амфоры-урны, вкопанные по самые бедра в песок.
Мы уже заполнили свои кроссворды и судоку, сыграли в шахматы и карты и были рады новым событиям и впечатлениям. Один из мусорщиков на хорошем русском языке поздоровался с нами, забрасывая пластиковые стаканчики и окурки в пакет. Это несколько удивило нас. Мусорщик и хороший русский язык как-то плохо сочетались.
— Как тебя зовут?- задали мы вопрос.
-Махмуд.
— Откуда ты так хорошо знаешь русский, Махмуд?
— Нет, совсем нехорошо. Я бы сказал, мне еще далеко до совершенства,- ответил молодой мусорщик, — мне нужно еще много учиться и практиковаться, чтобы говорить хорошо.
— И все же, где ты учился? И зачем тебе знать русский язык?
— В Египте очень мало работы. Все хотят быть в туристическом бизнесе. Здесь без знаний языков нельзя. Но в школе русский язык не изучают. Семьи залезают в долги, продают все, что только можно, чтобы кто-то научился русскому.
— Ты тоже все продал?
— Я занял деньги у дяди, и сам несколько лет подрабатывал. Скопил деньги на курсы русского языка. Но когда мы стали заниматься, то я обнаружил, что этот язык мне очень нравится. Он не похож ни на немецкий, ни на английский. Он певучий. Его очень приятно просто слушать. Он чем-то похож на наш арабский язык. Он завораживает.
Редкие в нашей обычной жизни слова «певучий», «завораживает», прозвучавшие из уст молодого арабского мусорщика восхищали. Как красиво он может выражать свои мысли на нашем языке.
— Махмуд, а почему же ты работаешь не гидом, а уборщиком?
— На экзамене мне сказали, что я не знаю язык и не понимаю русскую речь на слух.
— Как же так произошло, ведь мы видим, что это неправда?
— Экзамен принимала девушка из турагентства. Мы с ней мило беседовали, она задавала мне вопросы. Потом она отошла от стола за кофе. Ее не было минут пять или десять. За соседними столами тоже шли собеседования с другими ребятами. Девушка вернулась и спросила меня, о чем говорили за соседним столом, что я запомнил и понял. Я ей ответил, что они разговаривали между собой, и неприлично слышать то, что не предназначено другим. Поэтому я ничего не слышал и ничего не мог понять. Девушка сказала мне, что я не знаю русского языка, и поэтому экзамен я не прошел, и путь в турбизнес мне заказан.
— Но ведь это несправедливо!
— Хорошо, что вы это понимаете.
— И поэтому ты теперь убираешь мусор в отеле?
— Я потом посмотрел в Интернете что означает «путь заказан». Это значит закрыть дорогу. Если у тебя есть путь, то закрытая дорога – не беда, верно? Я правильно понимаю, что путь – это совсем другое, чем просто дорога? Путь – это мое предназначение в жизни, верно? И мой путь связан с русским языком. А убирать мусор тоже кому-то надо. Я снова буду сдавать этот экзамен.
-А если опять попросят подслушивать разговор за соседним столом?
— Я опять его не услышу. Это неприлично. Извините, я должен идти делать свою работу. До свидания.
— До свидания, Махмуд.
Солнце коснулось краешка воды и стало стремительно скрываться. Молодой мусорщик Махмуд шел с пластиковым мешком в руках, поочередно опустошая урны. В свете уходящего солнца он был похож на героя, отправившегося в долгий Путь.
Платан Гиппократа
Платан Гиппократа
Что может быть чудеснее отдыха на море? Мы отправились в Грецию – страну, где согласно народной молве абсолютно всё есть. В голове замелькали легенды и мифы Древней Греции, эллины, оливки, платаны, сиртаки. В чемоданах грустили шорты, купальники, плавки, покорно ожидая прилёта в благословенный край кентавров. Наш путь лежал на остров Кос. В популярном глянцевом путеводителе с неожиданностью обнаружил информацию о том, что именно Кос является родиной отца медицины, Гиппократа. Приятная волна гордости за принадлежность к цеху врачей нежно лизнуло в самое сердце, совсем рядышком с зазнайством.
Полёт не был утомительным, а принимающая сторона была достаточно расторопна и услужлива. Разместившись в роскошных комнатах с видом на море, решили обследовать территорию. Практически у входа в номер был некрупный бассейн, с любовью выложенный по всему периметру мозаикой под античность. В нишах спрятались большие амфоры из необожжённой глины, всюду зелеными змейками спускались виноградные лозы. Атмосфера присутствия эллинской культуры приятно порадовала.
На ресепшен поинтересовались, где же можно увидеть родину знаменитого врача Древней Эллады, проводят ли экскурсии, и какие ещё варианты прикосновения к великому существуют в наличии. Получив всю утилитарную информацию о том как, куда, сколько и по каким дням, мы прикинули, когда можно будет поставить виртуальную галочку посещений в своём мысленном плане.
Дальше замелькали солнечно-пляжные дни отдыха, постепенно изменяющие цвет кожи с обычного северного на окрас слегка подгоревшего барбекю. Возможно даже с лёгким дымком. Морской воздух, прощание с заходящим в море солнцем под бесконечно романтические мелодии и ритмы сиртаки, аппетитная средиземноморская кухня с дарами лозы, сыром, фруктами и сочным мясом. Всё это не могло не умиротворить и не настроить на должный лад, когда наступил день выезда на родину Гиппократа.
С утра сказочно заиграло солнце, аккумуляторы фотоаппаратов были ещё с вечера заряжены до самых краёв, путеводители и фляжки- кружки уютно расположились на дне рюкзака.
Автобус домчал до города быстро. По дороге мы даже не успели устать. Картинки сельской жизни, которую мы наблюдали в поездке сквозь окна, радовали глаз. Козы аппетитно жевали какую-то зелень с прогретой земли, коровы тихо паслись на лугах. Жизнь замерла и топталась на месте, переминая невидимыми ногами виноград для будущего молодого вина.
Платан Гиппократа, где знаменитый лекарь вёл беседы со своими учениками, мы запланировали посетить далеко не в начале музейного путешествия. Поэтому старательно обходили один за другим объекты, обозначенные в путеводителе как обязательные для посещения любым, считающим себя адекватным и психически здоровым человеком. Конечно, там было написано не так, а красочно и завлекательно, но смысл был именно такой. Мы побродили по развалинам храма. С сомнением рассматривали никем не охраняемые куски бывших колонн и какие-то крупные обломки камней, больше похожие на строительный мусор с современной стройки. Но так как не хотелось себя причислять к не культурным и ничего не понимающим в античных обломках несимпатичным субъектам, то приходилось тужиться и просить близких щелкнуть себя на фотоаппарат рядом с очередным камнем, претендующим на родословную со времен Зевса и Геры. В любом случае, некоторый набор точек посещения был собран, и теперь с чистой совестью можно было отправляться к платану.
Огромный многовековой платан расположился рядом с входом в Замок рыцарей-иоаннитов и турецкой мечетью. Хотя кто рядом с кем расположился, можно было бы ещё поспорить. Ведь по легенде платан Гиппократа был посажен самим знаменитым асклепиадом, а он жил с 460 до 370 года до нашей эры. Если Замок строили многие годы в начале 16 века, а мечеть была воздвигнута еще в 1776 году по указу османского паши Гази Хасана, то явно эти постройки расположились в двух шагах от легендарного дерева, а вовсе не наоборот.
Ствол дерева когда-то был мощным и сильным. Теперь же он раздвоился, и стала видна чернота намечающегося дупла. Правда крона еще создавала тень, ради которой в своё время и был посажен платан. Беседы Гиппократа начинались ещё в то время суток, когда вовсю палило солнце. По всей вероятности вместо традиционной расслабляющей ум и тело сиесты древнегреческий врач использовал время для наставления своих последователей. Как же тут обойтись без приятной прохлады в тени платана. Он принял правильное решение и загодя высадил дерево, чтобы оно успело подрасти и сослужить намеченную службу отцу медицины и его ученикам.
Этот платан, по утверждению авторов путеводителя, и предстал перед нами. Мощные ветви, из которых по воображаемым каплям вытекала жизнь, покоились на металлических подпорках. Видно было, что этот платан протянет не слишком долго.
Сделав невероятное количество снимков для фотосессии « Я и мои родные рядом и вместе с платаном Гиппократа», мы присели наконец-то на скамеечку в тени исторически-туристического дерева. Разлитый в чашки чай из термоса скрашивал некоторое разочарование от неожиданной встречи с действительностью. Рядом расположилась семейная греческая пара. Мы разговорились. Греки были рады общению и легко отвечали на все наши вопросы. Мы в свою очередь не отказывались удовлетворить любопытство потомков Эллады. Как-то плавно речь зашла и о платане Гиппократа.
-А это — правда, что платан Гиппократа растёт со времён знаменитого врача?- поинтересовались мы.
Греки дружно рассмеялись.
— Конечно, ребята, в Турции, у Босфора, в долине Буюкдере растёт самый крупный и самый старый платан. Предполагают, что ему больше 2300 лет. Хотя никто это и не проверял. Но нашему платану не более полувека. И годы жизни его сочтены. Видите, как пострадал его ствол. Скорее всего, туда ударила молния во время грозы.
-Так это грандиозный туристический обман? Или точнее обман туристов?- искренне возмутились мы.
— Почему обман? На острове все это знают.
-Тогда почему продолжают упорно писать, что это дерево, которое посадил великий врач древности Гиппократ?
— Ну, в мифах Древней Греции до сих пор пишут о том, что Зевс, Гера, Геракл, Гермес и целый пантеон богов – это реальность. И никто по этому поводу не возмущается. Все всё понимают.
-!?
— Это правильно. У каждого должен быть свой платан Гиппократа.
Мы задумались.
— А если этот платан умрёт?
— Ничего страшного. Либо назначат другой платан быть платаном Гиппократа, обнесут его ограждением, прикрутят табличку с обновлённым текстом. Либо привезут другой и посадят его сюда же. Вероятно, он будет уже без проблем со стволом. Ведь без платана Гиппократа острову никак нельзя.
Мы почти подружились с молодыми откровенными греками. За разговорами быстро пробежало выделенное на экскурсию время. Я обратил внимание, что наша беседа проходила под приветливыми ветвями уже не такого уж старого дерева и в то же самое время сиесты, когда и Гиппократ обучал своих учеников.
В череде отпускных дней поездка к платану заняла своё номерное место в списке событий. Масса других впечатлений отодвинула с переднего плана могучее искалеченное молнией дерево. Но по прошествии лет я всё чаще и чаще возвращаюсь к словам греков о том, что у каждого должен быть свой платан Гиппократа.
ИБРАГИМ
ИБРАГИМ
Мы присели за столиком в летнем кафе. Ветерок приятно обдувал разгоряченные пляжным зноем тела. Ветви деревьев перешептывались между собой зелеными губами листьев.
-Как тебе вино?- поинтересовалась жена.
-Великолепно. Такое впечатление, что вино – это кровь винограда. А виноград делится своей жизненной силой с нами.
-Смотри, какие прекрасные ножки тянутся по стеклу, если его покрутить, разглядывая сквозь него уходящее за горизонт солнце.
-Да, дорогая. Именно так нас и учил в свое время отличать хорошее вино от дурного пожилой сомелье. Ты помнишь?
-Конечно, помню. Все было так романтично, но совсем по-другому.
-Согласен.
Было здорово просто лениво сидеть на берегу моря, который вот-вот покинет солнце. Жара спала. Первые бокалы отличного красного вина выпиты. За соседним столиком расположился сухопарый мужчина с банданой на голове, в переделанных из бывших крутыми в свое время джинсов шортах. В руке он держал вытянутой формы бокал с золотистого цвета жидкостью.
Нам захотелось поговорить с ним. Что-то подсказывало, что разговор может оказаться интересным.
-Простите, а вы откуда приехали? Хотите мы попробуем угадать? – вопрос к незнакомцу показался в этой обстановке каким-то вполне естественным.
-Давайте, попробуйте,- поддержал неожиданную игру мужчина.
— Питер. Сто процентов даю, что вы из Санкт-Петербурга,- с уверенностью заявила моя жена.
-Верно. Я из Питера. Ржевка.
Я был поражен проницательностью своей жены.
-Как вы угадали?- поинтересовался незнакомец, — ведь у меня на лице не написано, что я с берегов Невы и Финского залива, тем более, что у меня морда татарская.
Мужчина снял солнцезащитные очки и продемонстрировал свою явную принадлежность к соплеменникам Габдулы Тукая и Мусы Джалиля. Черты лица однозначно подтверждали это.
— А это не важно, кто вы по национальности. Петербуржцы очень отличаются от других чем-то неуловимым в своем поведении. Какой-то такой налет интеллигентности что ли в них присутствует. Человек может быть даже грубоват, а вот интеллигентность такая в нем сидит, что никакой грубостью не вытравится. Я это в вас сразу увидела.
-Спорить с вами не стану. Но всему лучшему в себе я обязан моим родителям, а все, что есть во мне плохое – это уже и есть собственно мое.
— А как вас зовут?
-Ибрагим.
Мы тоже представились. Завязался легкий разговор обо всем и ни о чем. В бокалах заплескалась отрекомендованная Ибрагимом мадера. Он затянулся беломориной.
-Вы удивительный человек, Ибрагим. Даже курите то, что уже никто сейчас не курит. Найти такую реликтовую папиросу в мегаполисе сложно.
-Просто невозможно, если не знаешь мест, — довольная улыбка расползлась по лицу Ибрагима.
Смуглая кожа прожглась дневным светилом почти до самых костей, превратив Ибрагима почти в уголек. На фоне прожарившейся плоти бандана смотрелась контрастным пятном, а белки глаз посверкивали сквозь стекла очков. Вокруг становилось темно.
Как только наш собеседник узнал, что мы с женой врачи, разговор потек в другом русле.
Оказалось, что отец Ибрагима преподавал в Военно-медицинской академии. Подполковник военно-медицинской службы не только был прекрасным кардиологом, но и передовым ученым. Дело в том, что американцы, соревнующиеся с Советским Союзом в освоении космоса, никак не могли выйти на долговременные программы пребывания на орбите. Приходилось все время сворачивать исследования раньше срока и досрочно возвращать на Землю астронавтов.
Отец Ибрагима разгадал загадку реакций человеческого организма в невесомости на три года раньше североамериканцев, и роль нашего нового знакомого была здесь сродни подопытной лабораторной мыши.
Ибрагим долго объяснял разницу в кровоснабжении на Земле и в космосе. Кое-что было вполне понятно, благо профессиональная врачебная подготовка помогала это сделать. А другое все-таки оставалось в тумане. Вникать во все тонкости ретроспективного восстановления исследовательского ноу-хау было лениво. Однако история подвешенного под пятиметровым потолком на разобранной раскладушке Ибрагима с датчиками по всему телу была восторженно нами принята, чему загоревший петербуржец был несказанно рад. Вероятно, ему прикосновение к тайне было приятно, а нам через него было любопытно представить как при помощи обыкновенной раскладушки с брезентовым дном и разума нашего ученого мы обскакали в очередной раз США.
Ибрагим ненадолго прервал рассказ. Смачно затянулся до жути крепкой папиросой и на время зажмурил глаза от удовольствия. Это было удовольствие и от внимания, и от ностальгической сладости воспоминаний, и всасывающегося через альвеолы легких никотина.
-А почему вы не пошли по стопам отца?- поинтересовалась жена.
-Я пошел. Но меня не пустили. Химичка на экзаменах стала на дыбы и ни в какую не пропустила в мединститут.
-А на следующий год можно было попробовать поступить еще раз.
-На следующий год я ушел в армию. В армии я был стукачом, а потом работал подонком.
Вероятно, на наших лицах Ибрагим увидел недоумение, и, убедившись в полученном эффекте, пояснил:
-В армии радистом служил,- и продемонстрировал несколько вариантов стука, не забыв SOS.
-А подонок – это водолаз? — догадался я.
-Верно. Водолазом работал 8 лет. Кстати, профессию получал в юном пионерском возрасте. Сами клеили ласты и маски, погружались на глубину. Меня это все здорово интересовало. Но помотало меня по Союзу в командировках уже в другой профессии. Объездил и облетал всю страну от Камчатки до Ташкента. Был и в Архангельске, и в Мурманске. Но больше всего мне понравился Ташкент. Там я впервые попробовал лагман. Кстати, вы знаете, что такое настоящий лагман?
-Да, конечно. Здесь на побережье в каждом кафе подают лагман.
-Это не лагман. Это пародия на лагман. Лагман на Черном море я пробовал только в одном кафе — «Золотые ворота». Везде в других местах было только одно название.
-И в чем подвох?
-Лагман – это большущий кусок бездрожжевого теста, который крутят и вытягивают в единую тонкую круглую нить. Именно эта нить и есть лагман. А вот к нему и добавляется наваристый, чтобы ложка стояла, бараний бульон и овощи. Сама нить лагмана обдается кипятком, но ни в коем случае не варится. Я хотел угостить своего товарища настоящим лагманом, но нигде не мог найти правильного. В некоторые заведения общепита, я даже не заходил. В коробке для мусора видел упаковки из-под лагманной лапши. А это уже совсем не та технология. Вкус и название тогда должны быть другими. Только в «Золотых воротах» я увидел узбека и турка, которые ловко, не таясь, производили волшебное блюдо.
Ибрагим прикрыл веки, как бы вспоминая картину и вкус настоящего лагмана.
-Да, это был настоящий лагман.
Мы поверили ему безоговорочно.
— Зарабатывал всегда очень много. ЭВМ были большие, а специалистов по их починке и настройке почти не было. Мы с Левой были нарасхват. – Продолжил Ибрагим.- У меня был дежурный чемоданчик — дипломат, в котором было очень удобно привозить свежие фрукты. Так как каркас у дипломата был достаточно прочным, то и виноградинки были одна к одной, и персики были не помятые. Любил я эти командировки в Ташкент.
— А там разница в часовых поясах была?
— Семь часов. Главное было не ложиться спать в первый день, дотерпеть до вечера.
— Напробовались, наверное, настоящих узбекских блюд?
-Да. Плов настоящий, шурпа настоящая, лагман настоящий. А фрукты… а рынок… Рынок в Ташкенте – это отдельная песня. Главное на нем – это торговаться. Если не торгуешься и сразу соглашаешься с озвученной продавцом ценой, то ты, вроде, как и не уважаешь его. Мне удавалось вдвое скидывать цену от стартовой. И продавцы при этом оставались довольны.
Ибрагим так вкусно подавал общеизвестные истины, пропущенные через собственный опыт, что слушать его было бесконечно интересно.
-Ибрагим, вы сколько лет уже ездите сюда?
-Почти всю жизнь. Шучу. Как только вышел на пенсию, то сразу стал приезжать на побережье с открытием сезона. И сразу стал ездить надолго. Мне много не надо: палатка, спальный мешок, котелок, утром по тропе в ближайшее кафе перекусить, видами насладиться. Здесь я по-настоящему отдыхаю.
-Простите, вы, получается, из-за горы, где расположились нудисты?
— Да, мы нудисты. Сегодня вот попробовал на ближнем пляже поплавать в плавках. Так неудобно получилось. Всё мешает. Бррр.- Ибрагим брезгливо помотал головой.
Нам стало любопытно побеседовать с представителем необычного сообщества.
— А много вас там, за горой?
-С каждым годом становится все больше, – с какой-то гордостью произнес Ибрагим.- В прошлом году наши отвоевали еще один пляж за второй горой.
-То есть теперь и за вторую и за третью гору в одежде лучше не заходить? – заулыбались мы.
-Именно так. Снимай штаны и заходи смело, — поддержал нашу весёлость нудист со стажем.
-А санитарно-гигиенические нормы как вы при этом соблюдаете? Это вопрос к сыну питерского врача.
— Без проблем. Есть скала. Рядом ущелье. Там всё усеяно человеческими минами. Иногда, правда, можно вляпаться в них в прямом смысле слова. Но на то и примета есть хорошая, и море рядом, чтобы от неприятностей отмыться в прямом смысле слова.
-А готовите как там?
— Мы все друг друга знаем. Годами ездим. Берем с собой плитки. Но я часто хожу в кафе. Мне нужна обстановка.
-Ибрагим, а жена у вас есть?
— Любимая женщина? Была. Я ей такие шубы из Ташкента и Самарканда возил в советские времена. Она у меня бухгалтером была. Красивая.
Ибрагим сделал паузу, глубже затянулся папиросой. Было не понятно, он вновь возвращается к былому с тоской и горечью или с приятными чувствами. Торопить возвращаться из прошлого нашего собеседника мы не стали.
— Квартиру дочери отписал, – продолжил Ибрагим.
Ночь накинула на небо черное одеяло тьмы. Яркие лампочки звёзд загадочно подмигивали нам. Ветерок, запутавшись в ветвях деревьев, что-то шептал и рассказывал. Было хорошо сидеть на берегу моря, пить приятный напиток и узнавать историю незнакомого человека.
-Вы не боитесь возвращаться за гору по такой темени, ведь все ноги можно переломать?
Ибрагим искренне рассмеялся.
-Я здесь все козьи тропы знаю, а не то, что человеческие. Могу с закрытыми глазами и без фонарика пройти туда-сюда,- бахвалился наш визави.
Вероятно, это преувеличение было не так велико и не так далеко от истины, так как Ибрагим казался нам вполне живым и здоровым, без признаков перенесенных травм от многочисленных падений со скал. Было заметно, что Ибрагиму нравится разговаривать с нами, делиться кусочками из своей жизни, быть интересным собеседником.
— Ибрагим, а вы не боитесь собак? Здесь так много собак развелось,- спросила жена, -я так их очень боюсь. Они какие-то непредсказуемые, злые и дикие.
— Я собак не боюсь. Я сам собачник. У меня в Питере королевский пудель. Самая умная собака в мире.
— Я читал, что королевский пудель на втором месте по сообразительности после восточно-европейской овчарки, — решил проявить свою эрудированность я.
— Ерунда!- категорично заявил Ибрагим.- Почитайте Конрада Лоренца «Человек находит друга». Там всё чётко изложено. Только королевский пудель.
-Да, да, да!- тут же согласилась моя жена.- У нас тоже был королевский пудель. Я сама его выбирала, ухаживала, дрессировала. Найд. Его звали Найд. Умнейшая собака. Член семьи. Он всё понимал. Он брал все медали на выставках. Мы ему фигурную стрижку делали как у Артемона в «Буратино».
-А это уже собаке не к чему. Собака должна быть собакой. Не надо никаких фигурных стрижек,- возразил Ибрагим.
— Когда Найд умер, то я проплакала почти неделю. Как будто человек ушёл. Я ведь говорю, что он был членом семьи. Невероятный пудель. У меня даже большая портретная фотография его хранится. Глаза умные-умные.
Было интересно видеть двух собачников, взгляды которых на породу, воспитание и дрессуру питомцев, их оценки во многом совпадали.
Щенячно-собачная тема была с явным желанием продолжена всеми участниками разговора.
Официант появился неожиданно. Вежливо предупредил о скором закрытии заведения. Время пронеслось незаметно. Уходить совсем не хотелось.
Мы тепло распрощались с Ибрагимом. Мне показалось, что ему очень хотелось еще поговорить. В его глазах виднелась глубокая грусть.
Ибрагим пошёл в сторону горы, а мы отправились в противоположную.
-Что ты по этому поводу думаешь, дорогая?
— Счастливый человек. Он ни о чём не думает. Ездит сюда надолго каждый год, наслаждается жизнью.
-Мне почему-то кажется, что он так и не догнал своего счастья.
